Рассказ о стрельбе

      Стрельба, в основном, – дело военных, чуть-чуть – спортсменов и немного – охотников. Своё знакомство с ней Сергей начал в начальные школьные годы с охотничьей составляющей, так как его отец был охотником-любителем. Сергея с собой на охоту он не брал, мол, не детское это дело, а сам в охотничий сезон регулярно по воскресеньям уходил рано утром из дома, возвращаясь вечером, и почти всегда что-нибудь приносил: редко каких-то куропаток или уток, а чаще всего – зайцев, о чём свидетельствовали заячьи шкурки, висящие в кладовке. Ни в какие тёплые вещи, типа шапок, рукавиц или меховых безрукавок они так и не превращались, продолжая занимать угол кладовки, а вот вкус котлет из зайчатины Сергей запомнил, наверное, на всю жизнь. Это было основное блюдо, которое мама готовила из охотничьих трофеев.
      Единственное, что Сергею позволялось, это наблюдать, как отец готовится к охоте. Это были почти магические действия, которые состояли не в выборе сапог или куртки, в которых отцу предстояло идти на охоту. Главным делом была подготовка боеприпасов для охотничьего ружья, потому что в магазине готовые патроны не продавались, их охотники изготавливали сами.  Отец из города привозил порох, дробь, пистоны, пыжи и картонные гильзы – вот из этого всего он и готовил боеприпасы. Из специальных приспособлений у него были также: аптечные весы для того, чтобы отмерять порции пороха и дроби для каждого патрона; короткая палка с набалдашником для вставления пыжей в гильзы; металлическое устройство, похожее на давилку чеснока, с помощью которого отец вставлял и зажимал в донце гильзы пистоны, и штуковина с вращающейся рукояткой, куда отец вставлял почти готовые патроны, чтобы выровнять и закруглить края каждой гильзы. Последнюю операцию, насколько Сергей помнил, отец называл «вальцеванием». Да, чтобы влага не попадала внутрь готового патрона, отец на заключительной стадии подготовки капал в гильзу воск из горящей свечи.
      Кстати, Сергей, когда вырос, охотником так и не стал, охоту не полюбил, потому что так и не понял, в чём смысл брожения по полям и лесам и убийства ни в чём не повинных лесных обитателей.
      Что касается спортивной стрельбы, то с ней Сергей соприкоснулся уже в старших классах. Но первый блин оказался комом. Первая стрельба из мелкокалиберной винтовки в тире показала, что стрелять метко – это не совсем просто. Сергей ни одного очка не выбил. Мушку видел, мишень видел, нажимал на спусковой крючок плавно… В результате – никуда не попал.
      Когда к решению этой проблемы подключился отец, то оказалось, что Сергей целится неправильно… не тем глазом. А правый глаз, которым надо целится при закрытом левом, самостоятельно не открывается. По совету отца Сергей начал тренировать этот глаз. Он ежедневно по два раза в день, утром и вечером, занимался открыванием и закрыванием своих глаз, чтобы «научить» правый глаз открываться, а левый закрываться, независимо друг от друга. Сначала левый глаз такие, простые, на первый взгляд, свои функции выполнял только с помощью пальцев, через неделю он уже самостоятельно начал чуть-чуть приоткрываться, а через две недели Сергей продемонстрировал отцу, что проблема с неправильным прицеливанием разрешена.
      Через месяц в школе опять организовали стрельбу для восьмиклассников, и Сергей спокойно выбил 26 очков, попав в «десятку», «девятку» и «семёрку». Это было второе место, так как его одноклассник Лёнька Гнатюк выбил 27 очков, три раза попав в «девятку».
      А вот с боевой стрельбой Сергей познакомился раньше не только своих сверстников, но и всех парней, которым рано было ещё призываться в армию. Через неделю, после того, как ему исполнилось 15 лет, ему вручили настоящий автомат Калашникова, вывезли на настоящее войсковое стрельбище, где выдали три боевых патрона для выполнения начального упражнения по стрельбе. Всё это происходило на первом курсе Суворовского военного училища, куда Сергей поступил с чистой совестью, так как он научился правильно прицеливаться и мог в дальнейшем связать свою жизнь с армией. Это упражнение из автомата суворовец Александров выполнил на оценку «отлично».
      Но на всякий случай, чтобы закрепить свои навыки в стрельбе, Сергей тут же записался в спортивную секцию по стрельбе из пистолета. Тренером был майор Глухенький Александр Климентьевич, мастер спорта по стрельбе, член сборной команды Вооружённых сил, заслуженный тренер по стрельбе, участник парада Победы в июне 1945 года, а по совместительству офицер-воспитатель Калининского суворовского военного училища.
      Стрелковый пятидесятиметровый тир располагался рядом с училищем на спортивном городке и позволял стрелять из пистолета, как на дистанции двадцать пять метров, так и на все пятьдесят. На тренировках они изучили спортивные пистолеты, стреляющие малокалиберными патронами: пистолет Марголина – для стрельбы на 25 метров и матчевый пистолет – для стрельбы на 50 метров.
И если пистолет Марголина был удобным и, вообще, похожим на «нормальные» пистолеты, которыми стреляли почти все киногерои, то матчевый – это было что-то с чем-то. Он абсолютно не был похож на другие пистолеты, так как он, в общем, не был похож ни на какое оружие. Это было странное стреляющее устройство, у которого на месте рукоятки находился огромный набалдашник с узкой щелью посередине, куда и надо было протискивать кисть руки. То есть, выражение «взять пистолет в руки» в данном случае не подходило, так как это сам пистолет брал внутрь себя кисть руки и, обхватив её со всех сторон, просто повисал на ней. И когда стрелок поднимал руку, то вместе с ней поднимался и пистолет. Был ещё один «прикол», отличающий этот пистолет от других. Он заключался в том, что выстрел раздавался при усилии на спусковой крючок равном двум граммам. На спусковой крючок не надо было нажимать. Просто, как только мозг давал команду «Огонь!», и палец чуть-чуть вздрагивал, – случался выстрел. Так было задумано конструкторами из-за большой для пистолета дальности стрельбы, когда любое усилие, действующее на пистолет, так смещало ствол и, соответственно, полёт пули, что попасть в мишень было не просто трудно, а ужасно трудно.
      Через год регулярных занятий, когда результаты стали приближаться к разрядным нормативам, Сергея и его одноклассника Виктора, тренер вывез на областные соревнования по стрельбе. Стреляли сначала упражнение на 50 метров, а затем – на 25.
      Сергей отметил для себя, что обстановка, а точнее, состояние у стреляющего человека на соревнованиях совсем не такое, как на тренировках. Оказалось, что стрельба – это не столько борьба с соперниками, погодными условиями, освещением и мушкой, сколько – борьба с самим собой. Довольно сильное нервное напряжение сковывало мышцы, вызывало абсолютно ненужную дрожь в руках, от которой мушка буквально металась в прорези прицельной планки. Тренер сказал, что такое состояние называется «мандраж» и надо заставить себя успокоиться. Надо думать, только о ровной мушке и стрелять, как на тренировках. 
      После пристрелочных выстрелов, результаты которых были просто ужасными, Сергей попытался успокоиться, так как отступать было некуда, и это ему почти удалось. Неожиданно для тренера, впрочем, как и для самого Сергея, он, хотя и показал довольно посредственный результат, но из матчевого пистолета обстрелял всех участников и занял первое место, став, таким образом, ни много, ни мало, а чемпионом Калининской области по стрельбе.
      А вот в упражнении при стрельбе на 25 метров чемпионом стала какая-то девушка, обстреляв на очко Виктора и на три очка Сергея.
      По результатам соревнований всем призёрам выдали соответствующие значки, похожие на маленькие медали: Виктору – один значок с надписью «2-е место», а Сергею – два значка с соответствующими надписями за первое и третье места.
      На тренировках в училищном тире они отрабатывали ещё одно интересное упражнение на дальности 25 метров. Это была скоростная стрельба на время, когда по пяти появляющимся мишеням необходимо было выстрелить серию из пяти патронов вначале за 8 секунд, затем – за 6, а в конце – за 4 секунды. Пять выстрелов за 4 секунды по пяти разным мишеням! Называлась такая стрельба «олимпийка», наверное, потому что это упражнение было включено в программу Олимпийских игр.
      На одной из тренировок майор Глухенький рассказал своим подопечным историю, случившуюся именно на Олимпиаде с одним из советских стрелков, претендовавшим на медаль. Случилось это как раз при выполнении упражнения по скоростной стрельбе. Всё шло хорошо, наш парень попал в финал и спокойно зарабатывал себе призовые очки, практически обеспечив себе одну из олимпийских медалей. Осталось отстрелять последнюю, самую трудную четырёхсекундную серию, и – медаль в кармане, то есть на груди у спортсмена и в «копилке» сборной команды СССР.
      Наш стрелок вышел на линию открытия огня, изготовился, и, как только показались мишени, спокойно, методично, как на тренировке, отстрелял серию, точно уложившись в положенные четыре секунды. Осталось дождаться результата, и можно праздновать.
      А результат определялся следующим образом. Спортсменов к мишеням не допускали. После каждой серии туда выходили судьи, которые проходя вдоль мишеней, останавливались у каждой, поворачивались лицом к стрелявшим и, показывая указкой место попадания, громко объявляли очки. После этого каждое отверстие заклеивалось специальными круглыми бумажками. И спортсмен следующую серию стрелял по этим же мишеням. Осталось добавить немаловажное обстоятельство, что стрельба проводилась не в закрытом тире, а на открытом стрельбище. 
      И вот судья подошёл к мишеням, по которым отстрелял советский спортсмен, и начал объявлять результат: «Десять, девять, десять… ноль, девять!»
      Спортсмен, тренеры, руководители советской делегации – в шоке! Как ноль? Это означает, что из результата выпадает десять или девять очков, а, значит, ни о какой медали уже речи нет. В лучшем случае, пятое или шестое место.
      Тренер смотрит на спортсмена, мол, что случилось? Спортсмен показывает ему жестами, как может, что такого быть не должно, он не сорвал выстрел и уверен, что пуля попала в мишень. Пусть не в «десятку» или «девятку», но, в крайнем случае, «восемь», даже, на самый худой конец, «семь» должно быть обязательно.
      Наши руководители тут же делают официальное заявление и просят разрешить осмотреть мишень одному из членов советской делегации. Судьи разрешают это сделать.
      И вот наш человек подходит к мишени, тщательно её осматривает, но отверстия от пули, какого-либо следа от неё не находит. Вблизи хорошо видны наклейки на отверстия от предыдущих выстрелов. Их было больше в районе «десятки», меньше в районе «девятки». А свежего следа нет. Видно, действительно, сплоховал наш стрелок, не смог совладать с нервами в предвкушении получения медали, или наоборот, расслабился. Согласившись в душе с потерей такой близкой и реальной олимпийской медали, проверяющий выпрямился и, уже отворачиваясь от мишени, бросил на неё грустный прощальный взгляд. И вдруг он, почувствовав, что откуда-то потянуло сквозным ветерком, увидел, как одна из наклеек в районе «десятки» под воздействием этого ветерка приподняла один, плохо приклеенный край, а под ним взгляду открылись… два отверстия.
      Видно, в тот самый момент, когда к мишени подлетала пуля, такой же ветерок и приподнял край наклейки, куда пуля и юркнула. Все говорят, мол, пуля-дура, а она, решив, что вдвоём-то веселей, примостилась рядом с подругой. Ветерок затих, и наклейка закрыла двух соседок от назойливых глаз.
      Немедленно сюда был вызван главный судья соревнования, который констатировал, что результат надо пересчитать, так как в этой мишени предпоследний выстрел попал в «десятку». Ну а олимпийская медаль, соответственно, попала в руки стрелку из Советского Союза.
      Кстати, возможно, что именно после этого случая на официальных соревнованиях по стрельбе, чемпионатах мира или Олимпийских играх, отверстия от пуль перестали заклеивать, а после каждой серии выстрелов просто стали менять мишени на новые.
      После того, как тренер рассказал об этом случае своим подопечным, Сергей сказал ему:
      – Александр Климентьевич, я никак не мог понять, почему девиз Олимпийских игр: «Быстрее, выше, сильнее!» не касается стрельбы, так как в нём ничего не говорится о меткости. Теперь понял. Призыв «быстрее» касается именно скоростной стрельбы, когда каждую новую серию надо стрелять быстрее предыдущей.
      К сожалению, соревнований, где бы стреляли «олимпийку», было мало. Сергей так ни разу в таких соревнованиях не поучаствовал, как больше и не стрелял из матчевого пистолета. В Ленинграде, так тогда назывался сегодняшний Санкт-Петербург, состоялась Спартакиада суворовских училищ, но так как стрельбы на 50 метров там не было, то туда поехал только один Виктор, потому что в ходе всяких «прикидок» и контрольных стрельб на 25-ти метровой дистанции он на два-три очка почти всегда обходил Сергея. Но вернулся Виктор со Спартакиады без медалей.
      Однажды зимой на последнем курсе суворовского училища, когда они собирались на тренировку, тренер, передав им ключи от тира и пистолеты, предупредил, что он немного задержится, поэтому тренировку они должны начинать без него. Сергей и Виктор уже готовились стрелять, когда услышали смех за стенами тира. Выглянув, они увидели двух девчонок с лыжами в руках, которые то ли сбежали с урока физкультуры, то ли возвращались после уроков домой. Недолго думая парни пригласили девчонок в тир, пообещав, дать пострелять. Пока Сергей объяснял одной из девчонок, как надо стрелять, Виктор зарядил свой пистолет и передал его второй девчонке.
      – А как надо стрелять? – спросила она у Виктора, поворачиваясь к нему всем телом, включая и руку с заряженным пистолетом. Она ещё не закончила свой вопрос, когда раздался выстрел. Её палец, пока она поворачивалась, оказывается, нажимал на спусковой крючок.
      Сергей в два прыжка оказался между Виктором и его обучаемой, забрал у неё пистолет и посмотрел на побледневшего Виктора, который, в свою очередь, смотрел на след от пули на столбе в десяти сантиметрах от себя.
      – Девушки, уходим, тренер идёт, – быстро сказал Сергей, выпроваживая девчонок из тира.
      – Так ты понял, почему я люблю мягкий спуск? – тихо спросил Сергея в наступившей тишине Виктор, пришедший в себя.
      До Сергея дошло, что если бы в руках у этой девчонки был не пистолет Виктора с мягким спуском, а его пистолет, то выстрел, вероятней всего, раздался бы чуть позже, в аккурат тогда, когда она довернула бы руку с пистолетом до головы Виктора.
      – Как бы то ни было, но ты смело можешь всю оставшуюся жизнь отмечать сегодняшнее число, как второй день твоего рождения, – ответил Сергей. – Отец меня учил, что даже незаряженное оружие нельзя направлять на человека. Будет нам наука!
      С окончанием суворовского училища закончилась и стрельба из спортивных пистолетов, потому что в жизни курсанта Сергея Александрова появилась стрельба практически из всех видов стрелкового оружия: пистолета «ПМ», пистолета Стечкина, автомата, пулемёта, гранатомёта, вооружения БТР и БМП. Будущий офицер-мотострелок должен в совершенстве владеть всем, что стоит на вооружении мотострелковых войск.
А потом была служба в Центральной группе войск, где молодой офицер учил стрелять своих подчинённых солдат и сержантов. Учил он их хорошо, потому что уже через полтора года его назначили на должность командира роты.
      А ещё через два года старшего лейтенанта Александрова неожиданно вызвали в штаб полка на совещание. Когда он в штабе поднимался по лестнице на второй этаж, где размещался кабинет командира полка, ему навстречу попалась группа офицеров со штаба дивизии, которая, видно, решив все вопросы, покидала это совещание. Первым шёл начальник политотдела дивизии полковник Головашкин. Он остановился около Александрова, который, приложив руку к головному убору, пропускал офицеров вышестоящего штаба, пожал командиру роты руку и сказал:
      – Поздравляю! Я уверен, что с этой почётной миссией ты справишься успешно!
      – Так точно! – по-военному отреагировал Сергей, усилив уверенность полковника, хотя ничего хорошего слова начальника политотдела не сулили.
      Вероятно, пришла очередь сдавать какую-нибудь очередную проверку. А дежурное подразделение в полку для таких проверок, конечно же, рота Александрова.
      Но всё оказалось не совсем так, а, точнее, совсем не так, как придумал себе Сергей. Просто в рамках взаимодействия и боевого содружества стран Варшавского Договора решили, с целью повышения… усиления… и сплочения, а также воспитания в духе… произвести обмен подразделениями. Роте Александрова предстояло передислоцироваться на две недели в полк Чехословацкой народной армии, а роте военнослужащих чехов предстояло это же время провести в мотострелковом полку Советской армии.
      Вопросы, появившиеся в голове у командира роты, тут же было оперативно решены. Так как в роте не было командира третьего взвода, офицера, его обязанности исполнял сержант, то на эту должность прикомандировали старшего лейтенанта Миронова из разведроты, а также нескольких солдат взамен больных и имевших различные освобождения по состоянию здоровья. В числе прикомандированных был один солдат, умеющий показывать фокусы (а вдруг там какую-то культурную программу надо будет показать!), один – играющий на барабане (а вдруг там что-то надо будет сыграть), а ещё один – просто здоровый парень (а вдруг там будут соревнования с чехами, например, по перетягиванию каната!). Зная о том, что боевая подготовка в командировке будет идти полным ходом, включая стрельбу и вождение, эту тройку Александров поставил в штат третьего взвода на должности стрелков-гранатомётчиков.
      А ещё Сергей узнал, что с ними к чехам поедет и пропагандист майор Шинин Владимир Виленович. Он, по словам замполита полка, мешать Александрову не будет, вмешиваться в его решения по управлению ротой тоже не будет. Ему определены другие задачи, в основном связанные с урегулированием всех вопросов по информационному и партийно-политическому обеспечению данной командировки. 
      Время, отпущенное на подготовку к командировке, прошло быстро, впрочем, как и сам переезд и размещение в казарме стрелкового полка Чехословацкой народной армии.
      С понедельника начались занятия. В первый час, запланированный как строевая подготовка, на плацу части был проведён совместный митинг, на котором командир роты старший лейтенант Александров познакомился с командованием чехословацкого полка. Оказывается, полком управляли два капитана, получившие высшее военное образование в Москве: командир полка капитан Антушак – выпускник Военной академии имени Фрунзе и замполит полка капитан Матеик – выпускник Военно-политической академии имени Ленина. Остальные офицеры полка военное образование получили в Чехословакии.
      Пока замполит с трибуны приветствовал дорогих гостей, командир полка успел Александрову рассказать историю, как в Москве около академии он зашёл в хлебный магазин и попросил у продавщицы «черствый» хлеб. А потом никак не мог понять, почему она вручила ему такой сухой и жёсткий батон, хотя он нормальным русским языком попросил у неё свежего хлеба. Позже он всё-таки разобрался, что продавщица не виновата в том, что чешское слово, которое обозначает определение «свежий», по-чешски произносится: «черстви». Она же не знала чешский язык, как и Антушак не совсем ещё владел русским языком.
      Прошло несколько дней, плотно заполненных подготовкой к занятиям, их проведением, да и привыканием к определённым особенностям службы, в том числе и к питанию военнослужащих пусть и дружественного, но иностранного государства.
      После возвращения с занятий по вождению, где водители и офицеры водили чехословацкие бронетранспортёры «ОТ-64», к Александрову подошёл старшина роты старший прапорщик Гошев и доложил, что он познакомился и даже можно сказать, подружился с местным прапорщиком по имени Милош, который помог ему в разрешении некоторых хозяйственных проблем. Милош периодически занимается, то есть, стреляет в тире на территории полка. И он предлагает офицерам из роты Александрова пострелять в тире. Но не просто пострелять, а провести соревнование по стрельбе из пистолета.
      – От нас три человека, и от них три, – завершил свой доклад старшина.
      – Геннадий Васильевич, даже допустив, что мы в нашем плотном графике найдём время для таких соревнований, где мы возьмём трёх человек, способных достойно отстрелять из пистолета? Олимпийский лозунг: «Главное не победа, а участие!» нам не подходит, потому что никто из чехов, в случае нашего проигрыша, не скажет, что какой-то Иванов или Петров проиграли. Они скажут, что русские проиграли чехам. Помнишь, что в городке бывает, когда наши с чехами играют в хоккей?
      Старшина кивнул, потому что хорошо знал, какая напряжённая ситуация возникала во время проведения чемпионатов мира или Европы по хоккею, когда встречались сборные СССР и ЧССР. Прошлой зимой, когда на предварительном этапе советская команда проиграла чешской, то счёт игры «3:1» в пользу чехов был вывешен почти в каждом окне местных жителей, проживающих в домах около расположения их полка. А когда в финале наши обыграли чехов и получили золотые медали, то победный счёт «4:2», написанный чёрной краской старшеклассниками нашей школы метровыми цифрами, появился на стеклянных стенах местного супермаркета. Магазин полдня не работал, пока его работники не отмыли эту надпись.
      Но старшина не сдавался.
      – Нам не надо искать трёх человек в команду, так как двое уже есть. Это я и вы! – и, видя, как брови командира роты поползли вверх, старшина быстро добавил.
      – Как сказал Милош, одним из условий этих соревнований будет его и, соответственно, моё участие в командах.  И без вас, понятное дело, мы стрелять не будем.
      Сергей взялся за голову:
      – Час от часу не легче! Ты когда и, главное, как последний раз стрелял из пистолета? А этот твой друг, как ты говоришь, каждый день в тире тренируется?
      – Ну в мишень-то я попаду.
      – В мишень да! Но результат будут по количеству очков определять, а не по количеству мишеней. И взводные наши командиры из пистолета стреляют не очень. А чехи, я думаю, не только из полка стрелков возьмут. Они же и в городе их поищут, если не по всей Чехословакии!
      – Нет! – возразил Гошев, – Милош сказал, что только военные будут в команде.
      – Так, будем решать проблемы по мере их поступления, – подытожил всё сказанное Сергей. – После обеда офицеры уезжают на экскурсию на авиационный завод. В роте остаёшься старшим ты. Главное, подготовка к завтрашней практической стрельбе на чешском войсковом стрельбище. Немедленно найди и вызови мне Мингазиева со второго взвода. А что касается предложения Милоша, то пока выждем паузу. Скажи ему, что мы как бы не против, но… ищем время, когда это можно будет сделать. А жизнь покажет, найдём мы такое время или нет. Последнюю фразу Милошу не передавай. Жду Мингазиева.
      Буквально через несколько минут стрелок-гранатомётчик второго взвода рядовой Азамат Мингазиев, узбек по национальности, стоял перед командиром роты навытяжку.
      Полтора года назад он с партией молодого пополнения прибыл в роту к Александрову. Есть такие люди, на которых, как говорится, «без слёз смотреть невозможно». Таким и был молодой солдат из Узбекистана Азамат Мингазиев. Смуглолицый, низкорослый, неуклюжий, плохо говорящий по-русски и так же плохо понимающий, что от него хотят все эти люди в армии. Был он весь какой-то неприкаянный… То ли это была защитная реакция организма на смену обстановки, то ли ещё что? Но помучиться с ним пришлось основательно. И главное, он не поддавался никакому обучению в стрельбе. Из всех видов оружия, стоящих на вооружении роты, проще всего было стрелять из гранатомёта, так как он имел оптический прицел, а попасть надо было в огромную мишень размером два метра на полтора, обозначающую танк. Но Мингазиев за год так ни разу в мишень танка не попал.
      В каждом человеке существует два врождённых страха – это боязнь падения и боязнь громкого звука. И столкновение с одним из этих раздражителей вызывает у человека естественную непроизвольную реакцию. Задача при обучении стрельбе состоит в том, чтобы свести её к минимуму. Стреляющий должен меньше всего думать о звуке выстрела, а уметь сосредоточиться на прицельной картинке и плавно выжимать спусковой крючок, чтобы выстрел случился как бы неожиданно. Мингазиев же в ожидании звука выстрела готов был быстро нажать на спуск, чтобы потом немедленно бросить оружие на землю и убежать куда-ни-будь, где можно спрятаться. Убегать ему, конечно, не удавалось, но и попасть в мишень – тоже.
      Так прошёл год. Старослужащие солдаты уволились, в роту пришло очередное молодое пополнение. Мингазиев, став старослужащим, на первой же стрельбе в начале нового учебного года все три гранаты, которые у гранатомёта называются «выстрелы», положил в центр мишени. С этого момента независимо от того, стреляли днём или ночью, в дождевую погоду или в снегопад, всё, что выстреливал Мингазиев, неизменно попадало в мишень.
      – Азамат, – обратился командир роты к подчинённому по имени, – а ты знаешь, что в третьем взводе появился твой земляк, умеющий показывать разные фокусы?
      – Так точно! Он сегодня на завтраке жевал лезвия от безопасной бритвы. Хрустел сильно!
      – А ты знаешь, что он находится на должности стрелка-гранатомётчика, а завтра у нас важная стрельба? А твой земляк ни разу в жизни из гранатомёта не стрелял…
      – Понял! – сказал Мингазиев после небольшой паузы. – Фокусник завтра хорошо отстреляет. Но он мне нужен сегодня хотя бы на час.
      – Нет, товарищ Мингазиев, научить одного фокусника стрелять из гранатомёта – это почти каждый может. Твоя задача – за два часа научить стрелять всех новых гранатомётчиков третьего взвода. После обеда подойди к старшине, передай ему содержание нашего разговора, и пусть он выдаст тебе командирский ящик. Ты, надеюсь, ещё не забыл, как им пользоваться?
      Офицер имел в виду комплект всяких устройств и приспособлений, предназначенный для обучения стрельбе из стрелкового оружия и гранатомётов без расхода боеприпасов. Размещался он в командирском ящике, официально именуемым «КЯ-73».
      – Он мне после армии ещё долго будет сниться, – сказал Мингазиев.
      – Вопросы есть?
      Мингазиев немного подумал, поколебался, но всё-таки спросил:
      – А если эти… другие… окажутся… ну тупыми и не поймут меня?
      – Значит, в своём земляке ты не сомневаешься? Тогда не сомневайся, что, если все они отстреляют плохо, то ты попадёшь…
      Мингазиев не стал ожидать, пока командир уточнит, где именно окажется он, и практически прервав командира роты, начал быстро говорить:
      – Я знаю, что будет. Вас повысят и назначат командиром батальона, а я досрочно поеду на дембель! Я плохо в школе учил русский, но хорошо математика. Рота может получить пять-шесть «двоек», но общая оценка всё равно будет «хорошо» или «отлично». Процент, однако! А наша рота всегда стреляет на «хорошо». Завтра тоже всё будет хорошо, и гранатомётчики не подведут!
      Александров покачал головой:
     – Ох, ты и болтун!
     – Никак нет! Я рядовой Мингазиев! Разрешите идти!
     – Свободен!
      После обеда, как и было запланировано, офицеров роты посадили в автобус, конечно же, чешского производства, который отвёз их в небольшой город Куновице на завод, производящий самолёты Let L-410. В ходе экскурсии им рассказали, что завод был создан в далёком 1936 году, показали, как собирают лёгкие двухмоторные самолёты, и как эти самолёты выглядят после сборки, а также уточнили, что такие самолёты поставляются во многие страны, включая и Советский Союз.
      Потом офицеров повели в кабинет директора завода. Пока они туда шли, Сергей размышлял о том, что, если завод существует с довоенных времён, то получается, что в период Второй мировой войны после оккупации Чехословакии Германией он обязательно должен был выпускать оружие для германской армии. А когда они поднялись в большую приёмную около кабинета директора, то Сергей заметил в углу стенд с образцами оружия, среди которых он и увидел то, о чём подумал. Да никакой фильм про Великую Отечественную войну, где показаны немцы, не обходится без этого автомата, называемого «шмайсером». Вот он и висит по центру стенда. И никто в мире не может дать гарантию, что его деда Афанасия под Харьковом в 1941 году ранила пуля, вылетевшая из «шмайсера», изготовленного не на этом чешском военном заводе. 
      Сергей не стал уточнять у директора детали, так как всё было и так понятно. Но, поблагодарив за экскурсию, командир роты всё же сказал, что сборка гражданских самолётов – это, конечно, очень интересно, но они – люди военные, и им было бы интересно посмотреть и на какую-нибудь другую продукцию, выпускаемую таким большим заводом. 
      Директор согласился и провёл офицеров в небольшую внутреннюю комнату, где отсутствовали окна, и попасть в которую можно было только из кабинета директора.
На стеллажах, стоящих вдоль стены, лежали охотничьи ружья. Чего здесь только не было: и гладкоствольные дробовики с одним стволом, и двустволки, как с горизонтальным, так и вертикальным расположением стволов, и нарезные ружья, а точнее, карабины для охоты на крупного зверя. Были здесь и образцы комбинированного оружия с вертикальными гладким и нарезным стволами. И даже трёхстволка была, в которой под двумя горизонтальными гладкими стволами располагался нарезной ствол.
Карабины были, в основном, с оптическими прицелами.
      А на отдельном столе лежали ружья с такой художественной обработкой, такой степенью инкрустации, что казалось, они сделаны из серебра или золота. Это было не оружие, а произведение искусства!
      Сергей понял, что двустволка отца, явно, была сделана на другом заводе, потому что здесь её даже некуда было бы положить, так разительно она отличалась от того великолепия, что царило в этой специальной комнате.
      После того, как гости осмотрели все образцы охотничьего оружия, директор открыл дверцу сейфа, вмонтированного в стену, и достал оттуда… пистолет и лист бумаги. Сергею он подал пистолет и, пока тот его осматривал, стал зачитывать текст, напечатанный на бумаге. Оказалось, что это письмо одного американского специалиста по оружию. Этот специалист считал, что данный пистолет по своим техническим характеристикам и возможностям является одним из лучших служебных пистолетов в мире, и задавался вопросом: «О чём думают в Москве, что не берут этот пистолет на вооружение армий в странах Варшавского Договора?». 
      А директор в конце добавил от себя, что данный пистолет экспортируется во многие страны, особенно – в африканские, где им вооружена охрана президентов этих стран.
      Сергей держал пистолет в руке и понимал, что это, действительно, классное оружие. Очень удобная рукоятка, крупная мушка. Пистолет был чуть больше и немного тяжелее, чем пистолет Макарова, но в руке лежал превосходно. Калибр его тоже был девять миллиметров, как и у советского пистолета, но патрон был длиннее.
      Затем директор из этого же сейфа достал странный образец оружия, который Сергей принял за детскую игрушку. Короткий ствол, откидывающийся приклад из проволоки и рукоятки затвора, похожие на две пуговицы. Ну точно, какой-то детский «пугач».
      Оказалось, что это пистолет-пулемёт «Скорпион», предназначенный для вооружения полиции, а также танкистов, связистов и других спецподразделений. Идёт на экспорт в Египет, Ливию, Анголу, Ирак…
      Сергей не удержался и спросил директора завода, а не смущает ли его то обстоятельство, что это оружие могут когда-нибудь повернуть и против стран социалистического содружества?
      На что директор ответил коротко:
      – Таким оружием войну не выиграешь! – и повёл гостей в заводской тир, где производимое оружие испытывалось, приводилось, как говорится, к нормальному бою.
Сергей взял в руки охотничий карабин, лёг на исходную огневую позицию и прицелился в мишень, установленную в ста метрах от него. Мишень была размером чуть больше пятикопеечной монеты, но в оптический прицел её видно было очень даже хорошо. Сделав выстрел, Сергей в прицел увидел, что пуля попала в правый край мишени. Тогда он точно так же, ничего не меняя, сделал второй выстрел и увидел, что пуля попала практически в отверстие, сделанное первой пулей.
      «Не слабое тут оружие!» – подумал про себя Сергей. Но его сейчас больше интересовали мишени, расположенные по правой стороне тира в двадцати – тридцати метрах от линии открытия огня. Вероятней всего, эти мишени предназначались для стрельбы из пистолетов.
      Так и оказалось. Тогда Сергей уточнил, а нельзя ли несколько выстрелов сделать из того пистолета, «самого лучшего в мире». Директор, наверное, уже в душе проклинающий этих неугомонных русских, разрешил.
      Зарядив три патрона, Сергей спокойно, как когда-то на тренировках в тире суворовского училища, выстрелил их в левую мишень. Стрелял он с перерывами. Отверстия от девятимиллиметровых пуль были хорошо видны с исходной позиции, но после каждого выстрела Сергей пользовался оптическим устройством, стоящим на рубеже ведения огня. Увидев, что первая пуля попала в «восьмёрку» внизу мишени, он немного изменил точку прицеливания, «врезавшись» в чёрный круг. Попал в «девятку» – чуть правее и выше от первой пули. А третья – конкретно угодила в самый центр мишени.
      «Хороший выстрел!» – услышал Сергей за своей спиной. Оглянувшись, он увидел прикомандированного в его роту старшего лейтенанта Миронова, наблюдавшего за стрельбой командира. Ещё когда тот первый раз прибыл в роту, Александров по его внешнему виду, хорошо подогнанной военной форме, включая сапоги с гладкими голенищами, понял, что этот офицер является выпускником Московского общевойскового командного училища. Потому что у Сергея, закончившего именно это училище, тоже были такие же сапоги. Да и фуражки у них были одинаковые, пошитые в Москве, как и сапоги, на заказ.
      Миронов сделал шаг к командиру роты, протянул руку и сказал:
      – Разрешите и мне выстрелить!  Попробую ваш результат улучшить.
      – На спор что ли? – спросил слегка удивлённый Александров своего нового подчинённого. – Ты же понимаешь, что если проиграешь, то тебе придётся угощать пивом не только меня, но и всех офицеров роты.
      – А если выиграю, то наоборот? – уточнил не столько наглый и дерзкий, сколько уверенный в себе молодой офицер.
      Сергей хмыкнул и со словами:
      – Ну попробуй! – передал тому пистолет и добавил. – Чуть-чуть врезайся. Он немного ниже бьёт.
      Миронов невозмутимо зарядил пистолет и так же спокойно, не спеша, уточняя результат каждого выстрела, отстрелял по правой мишени. После чего, они оба туда и направились.
      Все три пули у Миронова легли в центр мишени, но не в саму десятку, а, описав круг вокруг неё. То есть – это были три «девятки».
      – Двадцать семь на двадцать семь, – констатировал Сергей ничейный счёт. – Ничья! Молодец! Видно, занимался стрельбой. 
      – Да было дело, – скромно сказал Миронов.
      Возвращались из Куновице на том же чешском автобусе. Сергей сел на сидение рядом с пропагандистом майором Шининым и сказал:
      – Владимир Виленович, вот мы тут по заводу походили, посмотрели… Увидели даже «шмайсеры», которые чехи для немцев в годы войны делали. И что же это получается? Они дружат не по любви, не по дружбе, а по расчёту?
      – Сергей Леонидович, тебя интересует моё мнение как пропагандиста или как историка? – вопросом на вопрос ответил Шинин с неизменно добродушным выражением на круглом лице.
      – Это вы сами определите. Всё равно вы мне ответите так, как посчитаете нужным.
      – Чехи за свою землю не воевали с тысяча шестьсот двадцатого года. Гитлеровская Германия оккупировала Чехию, одну из самых развитых в промышленном отношении европейских стран, весной тридцать девятого года. И с этого момента вся чешская промышленность, а, если точнее, то все восемьсот пятьдесят семь заводов делали технику, оружие и снаряжение для германской армии. К началу войны с нами, к июню сорок первого года, немецкие части были почти на треть укомплектованы чешским вооружением. Чехи изготовили четверть танков и грузовиков для вермахта и сорок процентов стрелкового оружия. И так было всю войну. А основные заводы в Праге исправно работали вплоть до пятого мая сорок пятого года.
      – Это вы мне исторические факты приводите?
      – Но я же, как пропагандист, в разговорах с чехами должен какими-то фактами оперировать. И вообще, кто старое помянет – тому глаз вон, а кто забудет – тому оба!
      На следующий день с утра рота в соответствии с расписанием выехала на войсковое стрельбище, где были запланированы занятия по огневой подготовке. На стрельбище прибыла и группа чешских офицеров, которым было интересно узнать, как организованы занятия, но, главное, как умеют стрелять советские солдаты.
      Сергей, в принципе, был спокоен за общие результаты стрельбы. Единственное, что всё-таки волновало его, это мысли о гранатомётчиках. Особо-то они погоду не делали и оценку сильно ухудшить не могли, но тем не менее… Зачем давать чехам лишние основания для каких-то необоснованных сомнений в силе и мощи Советской армии.
      Участок для стрельбы из гранатомёта был оборудован на левой стороне стрельбища, и пока стреляли автоматчики, пулемётчики и снайпера, то гранатомётчики под руководством того же Мингазиева успели позаниматься и теорией стрельбы и отработали изготовку из различных положений.
      Наконец-то дошла очередь и до них. Руководил стрельбой гранатомётчиков сам командир роты. Сначала отстреляли три солдата из первого взвода, затем столько же гранатомётчиков –  со второго. Мингазиев стрелял последним в своём взводе, и после его «пятёрки» результаты были следующие: одна оценка «удовлетворительно», две «четвёрки» и три «пятёрки». Вообще-то по оценочным показателям это тянуло на «отлично», но общая оценка теперь полностью зависела от гранатомётчиков третьего взвода.
      Первым из них на огневой рубеж вышел барабанщик. Было видно, что этот рыжий парень с веснушками волнуется, но старается виду не подавать. Держался он молодцом и отстрелял на «хорошо».
      За ним стрелял спортсмен-здоровяк. Спокойный как удав, медлительный, эдакий флегматик. Все выстрелы послал в мишень, причём последним перебил или повредил какую-то рейку на мишени, отчего мишень вся скособочилась, но стрелять по ней, в принципе, ещё можно было.
      Последним стрельбу не только гранатомётчиков, но и всей роты завершал фокусник, который первым же выстрелом окончательно «добил» вражеский танк. И тот под смех и даже свист не только отстрелявших гранатомётчиков, но и чешских офицеров окончательно развалился.       
      – Нет! Мы так не договаривались, – громко сказал по-русски, но с характерным акцентом, чешский военнослужащий с погонами прапорщика, вероятно – начальник этого стрельбища. – Эта мишень уже два года стоит, вернее, стояла.  И, наверное, ещё бы столько простояла, пока вы, русские, не приехали. Теперь надо менять!
      Мингазиев повернул голову и тихо спросил у командира роты:
      – А ничего, что мы тут, два узбека, постарались?
      На что офицер шёпотом ответил:
      – Мингазиев, не хами! Тут из русских, наверное, только барабанщик. А армия у нас одна – советская, потому что народ один – советский. А русскими нас по привычке ещё со времён войны вся Европа, если не весь мир, называет. Понял, советский узбек?
      Общая оценка за стрельбу из гранатомёта была отличной, а вся рота по сумме оценок отстреляла на «хорошо».
      Ещё на стрельбище командир роты подошёл к старшине и сказал:
      – Передай своему Милошу, что завтра у нас до обеда будет экскурсия в старинный замок, по возвращению с которой, соответственно, после обеда, мы сможем с ним и его командой встретиться в тире. Пусть готовится.
      – А кто у нас будет третьим? – спросил Гошев.
      – На троих сообразим с новеньким… со старшим лейтенантом Мироновым.
      С утра следующего дня всю роту повезли на экскурсию в средневековый готический замок Бухлов, недалеко от того города, где они несколько дней назад посещали авиационный (и не только) завод. Старинные каменные своды, залы с картинами на стенах, камины, красивый сад, где среди аккуратно подстриженных кустов и деревьев гуляли павлины – всё было как в какой-то сказке или, в крайнем случае, в кино. Наверное, так выглядят Зимний дворец или Петергоф в Ленинграде, но, во-первых, из роты там никто не был, включая офицеров и прапорщиков, а во-вторых, Бухловский замок намного старше, так как построен в тринадцатом веке. Короче, экскурсия всем очень понравилась.
      А после обеда два офицера и прапорщик направились в тир.
      Миронов сообщение о том, что надо сходить и посоревноваться с чехами в стрельбе из пистолета, воспринял спокойно, как будто он в своей жизни только тем и занимался. Он потёр ладони и издевательски спросил:
      – А они умеют стрелять?
      Ответ Гошева о том, что Милош является призёром первенства Чехословакии по стрельбе, огорошил, в большей степени, Александрова, чем командира взвода. Он же думал, что мало ли кто там и как в тире тренируется, поэтому и согласился на такую, как сейчас выясняется, авантюру. Но отступать было поздно. И «убивать» Гошева за такую подлянку надо было значительно раньше, как только он заикнулся об этом. А в настоящий момент, раз уж они ввязались в это дело, надо доводить его до конца и, желательно, до победного конца.
      В тире их уже ждали. Поздоровались, пожав друг другу руки, представились. Кроме Милоша, там находился капитан по имени Зденек и майор с медицинскими эмблемами. Майор, конечно, назвал своё имя, но оно было совсем непривычное для слуха, поэтому Александров его сразу забыл.
      Милош показал пистолеты, с которых им всем предстояло стрелять. Это были малокалиберные спортивные пистолеты, естественно, чешского производства под названием «Чемпион». Пистолеты выглядели, как братья тем смешным, почти детским по виду автоматам «Скорпион», которые офицеры видели на заводе. Они были похожи не столько на старинные пистолеты для дуэлей, сколько на те, с которыми в фильме «Доктор Айболит» бегал Бармалей в исполнении актёра Ролана Быкова. Правда, у Бармалея стволы пистолетов заканчивались такими раструбами, похожими на музыкальные трубы. На «Чемпионах» таких раструбов не было. Держать такой пистолет было очень непривычно, можно даже сказать, неудобно. Сюда бы привычный «Марголин»! А так оставалось только два пути. Или всё время думать, как же потом по возвращении в родной полк наказать прапорщика Гошева за такую «свинью», или настроиться, собраться и – стрелять. Третьего пути, пути отказа от соревнований, никто и не рассматривал.
      Решили, что каждый стреляющий делает по три пристрелочных выстрела, а потом – десять зачётных. Стрелять будут по два человека. Первая пара: Милош и его новый друг Гошев, вторая – Зденек и Миронов, третья – медик и Александров.
      Результат первой пары подтвердил худшие опасения командира, так как Гошев выбил всего 78 очков из 100, а Милош – 97. Пока Гошев, потупив взгляд, стоял позади улыбающегося призёра первенства Чехословакии, к стрельбе приступила вторая пара.
      – Лёша, отступать некуда, – сказал Александров командиру взвода, когда тот шёл к пистолету, лежащему на специальной подставке на огневом рубеже.
      – Я знаю, – ответил Миронов. – Позади Москва!
      Он выбил 93 очка, Зденек – 85.
      Разница сократилась, но всё равно перевес чешской команды был большой. Считать, сколько надо выбить Сергею, не зная, как отстреляет третий чех, было невозможно, да и незачем. Надо было стрелять и показывать максимальный результат.
Пристрелка показала Сергею, что с этого пистолета стрелять, в принципе, можно. Можно даже попадать. В конце концов, тот же Милош, стрелял из такого же пистолета. Пусть он непривычен в изготовке, пусть кисть руки не фиксируется на рукоятке, и рука более напряжена, чем при стрельбе из пистолета Марголина…
      «Пусть на сердце грусть, – совсем некстати вспомнились Сергею слова из какой-то песни. – А почему грусть? Больной идёт на поправку! Главное, верить, что болезнь отступает. А она, действительно, отступает».
      Улыбка уже исчезла с лица Милоша, и он, стараясь казаться спокойным, что-то говорил по-чешски медику, явно, успокаивая того, настраивая на хороший результат. Всем участникам было понятно, что это неофициальное соревнование, не чемпионат мира и не Олимпийские игры с медалями и призами. Их даже не с чем сравнить. Постреляют в своё удовольствие и разойдутся. Что тут зацикливаться на результате? Неважно, кто победит! Но в то же время победить хотела каждая команда. Да, не официальное соревнование, но международное… И каждый из них, хотя вслух это не говорилось, представлял свою армию и, в конце концов, свою страну.
      «Ну что, Александр Климентьевич, – обратился мысленно Сергей к воображаемому тренеру, – и не такие дела заваливали? Постоим за Калинин и Москву? Предлагаете, отвлечься, не думать о результате? Анекдот что ли вспомнить… Да некогда, пора начинать. Мушка, ровная мушка, мушка…».
      Сергей отстрелял, положил пистолет и, повернув голову направо, посмотрел на чеха. Тот боролся с пистолетом и нервами и всё откладывал последний выстрел. Наконец, выстрелил.
      – Ну что? Пойдём, посмотрим? – нетерпеливо предложил Милош. – К мишеням!
Все и пошли к мишеням, а некоторые, в том числе и Гошев, даже побежали. Сергей шёл спокойно. Ничего уже не изменишь, всё сделано так, как получилось.
      Пока он дошёл, Гошев уже всё подсчитал. Он же старшина роты, и ему положено вести учёт всего ротного хозяйства. А тут всего-то надо посчитать очки командира роты, добавить их к сумме двух других участников команды и сравнить это с общими результатами команды чехов.
      Сергей не успел даже толком взглянуть на свою мишень, как на него сначала налетел старшина, а затем –Миронов. Они с криками «Победа!» обняли своего командира и начали тискать друг друга. Оказалось, что Сергей выбил 96 очков, а чешский медик – 84, и эти результаты позволили им в сумме обойти чехов на одно очко. Всего лишь одно очко разделило проигравших и победителей, потому что это было победное очко.
      Чехи не верили своим глазам, несколько раз пересмотрели мишени и дырки на них, пересчитали очки. Всё правильно! Эти русские… даже не стрелки-спортсмены, а просто штатные командиры одного воинского подразделения обстреляли их, спортсменов, участников и даже призёров соревнований высокого ранга. Милош был в шоке, потому что в его голове такой результат не укладывался. И объяснений такому результату он не находил. Но он понял, что выйти из этого подавленного состояния можно только одним способом. Он подошёл к Александрову, поздравил его и сказал:
      – Товарищ командир, я… мы все приглашаем вас… всю вашу команду чуть-чуть выпить пива. Тут недалеко, рядом… за воротами. Мы должны угостить победителей. Вы наши гости. Не надо отказываться… Завтра выходной.
      Сергей, ничего не говоря, внимательно посмотрел на старшину. Тот кивнул головой и сказал: 
      – Командир, я понял! Я знаю это место, где вы будете. Я проведу вечернюю поверку и отбой и… подойду к вам, если разрешите! Я тоже старался… как мог.
      – Да уж…
      Так и поступили. Конечно, там, в кафе… за воротами, было ещё что-то, кроме пива, но в пределах разумного. Хотя определить, где же эти пределы, практически невозможно. Но надо сказать, что чехи, обычно пьющие аккуратно и, сравнительно, в небольших количествах, на этот раз выпили не меньше русских. Ситуация и их душевное состояние требовали именно этого.