Кавказоиды против полицаев

 
Карантин и самоизоляция высветили множество застаревших социальных проблем общества. Которые впрочем так никто и не решил за 20 лет правления пахана Пу. В том числе и проблемы правоохранительных органов.

В соцсетях появились ролики, где наши правоохранители винтят на улицах пенсионеров и родителей с детьми, неосмотрительно вышедших на свежий воздух, и при этом боятся сказать слово против слоняющихся без дела кавказцев.
Но и без этого российский YouTube просто кишит роликами, где горячие кавказские парни либо оказывают активное сопротивление российским полицейским, либо демонстрируют полное неуважение к представителям власти, «опуская» их психологически.

В то же время на YouTube любой желающий найдет массу роликов, на которых американские полицейские либо почем зря колотят нарушителей порядка, либо расстреливают их прямо на улицах без суда и следствия.

В чем причина того, что наши полицейские боятся агрессивных соотечественников, а американские – нет?

Мы решили обсудить этот вопрос и пригласить к обсуждению зубров правоохранительных органов из двух стран. Соединенные Штаты Америки представляет Джон Карпентер, бывший шеф-ассистент одного из дивизионов Департамента полиции Лос-Анджелеса (третьего по величине департамента полиции в Америке), а Россию – полковник МВД в отставке, бывший работник МУР ГУВД Москвы Евгений Харламов.

К ним у редакции KM.RU было два вопроса:

1. Почему так себя повели российские копы?

2. Была ли в той ситуации необходимость, опасность и угроза применения оружия с их стороны?

Джон Карпетер: Принципиальное отличие американского общества от российского в том, что у нас во многих штатах разрешена свободная продажа оружия, а кое-где – и свободное его ношение. Соответственно в обществе много ЛЕГАЛЬНО вооруженных людей. И полицейский всегда готов к тому, что ему придется иметь дело с тем, кто готов применить против тебя оружие. Поэтому он должен выстрелить первым. Но это же касается и холодного оружия тоже.

Американский коп, как и российский, действует строго по инструкции. И применение оружия входит в эти инструкции. Конечно, в жизни бывают разные ситуации, в том числе и нештатные, и все предусмотреть невозможно. Но есть ситуации стереотипные, повторяющиеся – так называемые базовые. Любой американский полицейский помнит их наизусть.

Во время обучения в академии они прокручиваются и обкатываются на практике сотни, если не тысячи раз. Поэтому он более-менее знает, как себя вести. Если же полицейский получает пулю, это мгновенно становится достоянием всей полиции штатов. Это тоже форс-мажор, этот случай разбирается подробно специальной комиссией, делаются выводы, и зачастую на базе этого создаются новые инструкции. Этот случай будет тысячи раз приводиться в качестве живого антипримера в процессе обучения других полицейских. А новые инструкции будут продуманы так, чтобы пулю в такой нештатной ситуации – если она повторится - получил подозреваемый, а не полицейский.

– А можно привести живые примеры?

Джон Карпетер: Например, если в руке человека окажется предмет, похожий на пистолет, и он направляет его на полицейского, тот уже может стрелять. Если вооруженный ножом человек находится от вас на расстоянии менее 6 метров и демонстрирует агрессивные намерения, можешь смело стрелять. Практика и жизнь показывают, что именно на этой дистанции у тебя есть шанс. Потому что расстояние в пять метров особо прыткие особи могут покрыть в два прыжка. Ты даже пистолет из кобуры вырвать не успеешь.

И самое главное - американский полицейский убежден, что, как бы не сложились обстоятельства, он, скорее всего, будет оправдан. За него горой встанет вся правоохранительная система. Да и общественное мнение.

Евгений Харламов: В России тоже есть инструкции по применению оружия. Но применяют его в десятки, если не в сотни раз реже, чем в Америке. Причин тому несколько. Во-первых, там оружие в обществе легализовано, что само по себе повышает потенциальную конфликтность общества. Во-вторых, сама численность населения в Америке в два с лишним раза больше, чем население России. А где много оружия – там чаще звучат выстрелы. Это самоочевидно. Стволы ведь приобретается не для того, чтобы потом годами висеть на стене, правильно? В России же представить себе идущего по улице вооружение человека трудно. У него тут же возникнут проблемы с полицией, и на разговор с ним тут же выедет группа немедленного реагирования.

Хотя в некоторых, скажем так, своеобычных регионах Кавказа оружие есть чуть ли не в каждом доме. И носят его практически открыто. И число его только увеличивается.

В той же Чечне ни одна свадьба или рождение мальчика не обходится без массовой стрельбы. Одно время они пытались навязать эти традиции и в других регионах России. Но это было быстро и радикально пресечено. Но в среде их традиционного обитания с этими народными традициями бороться очень сложно. И это оружие, разумеется, периодически стреляет. Но в полицейских здесь стреляют тоже крайне редко. Потому что традиции общества таковы, что к стрелку потом возникнет масса вопросов со стороны родственников убитого. И он в качестве последнего привета может получить встречную пулю с их стороны.

- Кем и как расследуется применение полицейским оружия?

Евгений Харламов: Каждый случай применения оружия – форс-мажор. Человек сразу же отстраняется от службы. Идет доскональная служебная проверка, в которой самое активное участие принимает традиционный недруг милиции - прокуратура.

И если проверка подтверждает правильность и неизбежность применения оружия, полицейский возвращается на службу. Если же нет – исключается из органов. А это для многих полицейских – настоящее потрясение. Потому что служить и защищать – это все, что они умеют. Эта мысль висит над ним, как дамоклов меч. И мешает применять оружие даже тогда, когда его надо применять однозначно.

Российскому полицейскому проще тихо испариться с места события (если нет свидетелей), чем потом ходить под этим дамокловым мечом недружественного к нему правосудия, испытывая в душе липкий страх от самой мысли оказаться безработным. То есть он выбирает худший варианта реагирования на событие. Что и произошло в той ситуации, которую мы обсуждаем.

Зная характер кавказцев (особенно когда они сбиваются в стаи, где по законам социальной психологии они были бы вынуждены демонстрировать друг другу свою дерзость), в той ситуации вполне могло дойти до активного сопротивления и стрельбы. Совершенно очевидно, что приказов полицейских кавказцы выполнять бы не стали. Заставлять убраться их силой? Кавказцы оказали бы активное сопротивление. А так как в массе своей они – хорошо тренированные люди, борцы и боксеры, полицейские вполне могли бы проиграть этот раунд. Мало того – в схватке могли бы лишиться оружия. А это - сразу исключение из органов с волчьим билетом.

Стрельба в воздух, как показывает практика и жизнь, кавказцев только распаляет. Они считают это проявлением трусости. "Что, мент, боишься в живого человека стрелять? Пошел вон, овца в погонах!" Вот он и пошел. Потому что стрельба по живым мишеням и последующий геморрой с непредсказуемыми последствиями совершено не входили в его планы.

Джон Карпетер: У нас проверка по факту стрельбы тоже проводится. Этим занимается Совет комиссаров (или уполномоченных) полиции, которому подотчетен даже глава Департамента. И полицейский на это время также отстраняется от несения службы. Но проверка занимает предельно сжатые сроки. При этом тщательно анализируется личность пострадавшего.

Если выяснится, что пострадавший имел сомнительную биографию, полицейского оправдают автоматически. Еще и наградят по службе и повысят в звании. А сейчас, с введением мобильных камер, которые есть у каждого полицейского, которые фиксируют каждое его движение, это проверка зачастую занимает даже не один день – один час. После чего человек продолжает нести службу.
Евгений Харламов: Еще одна принципиальная причина, из-за которой российский полицейский боится стрелять даже тогда, когда этого требуют обстоятельства – коррумпированность высшего руководства российской полиции.

В России, к сожалению, развелось слишком много продажных полицейских. Совершенно неслучайно службы безопасности периодически хватают их с баулами и тюками наличности. Многие полицейские, работающие на земле, смутно (или напрямую) догадываются, что их собственное начальство погрязло в тех или иных коррупционных связях с местным бизнесом. А многие виды доходного бизнеса в Москве уже давно монополизированы теми или другими этническими общинами. Которые, как минимум, имеют выход на начальника УВД или давно уже «прикрутили» его финансовыми интересами.

Мало того. Многие лидеры общин через свои связи принимают самое активное участие в назначении на должность того или иного полицейского начальника.

И что при этом должен думать российский полицейский, видя перед собой толпу распоясавшихся кавказцев?

Сегодня я положу их мордой в асфальт, закую в наручники, а кого-то и подстрелю, если он окажет сопротивление, а завтра кавказский покровитель моего начальника, из рук которого тот кормится много лет, заставит его под тем или иным предлогом выгнать меня из органов. И тот сделает это как миленький – иначе лишится, как минимум, источника левого дохода, как максимум – своей должности. Именно поэтому, когда полицейский на земле видит такую группу "арамчиков" или "джабраилов", демонстративно нарушающих общественный порядок, он обойдет их стороной – от греха подальше.

– И как можно исправить ситуацию? И как в контексте всего вышесказанного вести себя простому обывателю?

Евгений Харламов: Любая социальная рыба гниет с головы. Если решать проблему глобально – сначала надо каким-то непостижимым образом избавиться от коррупции в верхних эшелонах власти. Тогда по закону домино неизбежно резко сократится коррупция в высших эшелонах МВД. И соответственно поменяется социальная психология работающих «на земле» полицейских. Не сразу и не вдруг, но поменяется.

Джон Карпетер: Любой американский коп прекрасно отдает себе отчет в том, что он – слуга общества. И он отвечает за безопасность и общества в целом, и каждого его члена. Именно поэтому полицейские в США пользуются огромным уважением.

Сейчас, в период карантина, огромнее количество благотворительных организаций закупают маски и привозят их в местные полицейские участки. Их мотивация простая: вы, стражи порядка, должны находиться на улицах наших городов, несмотря ни на что.

Мне кажется, российские полисмены смотрят на общество как-то по-другому. Они не чувствуют себя его слугами. А в каких-то случая даже противопоставляют себя этому обществу. В этом вся причина их весьма специфичного поведения – даже в критических ситуациях.

«Комплекс победителей» и другие комплексы

Евгений Харламов: Причин боязни кавказцев российскими полицейскими – много, и ранее мы обсудили некоторые из них. Одни лежат на поверхности. Но есть и такие, о которых догадываются только специалисты.

Среди многомиллионной массы проживающих в России кавказцев на особом счету у российской полиции – чеченцы. Чечня, как известно, за последние четверть века дважды воевала с Россией. В первой войне откровенно победила. Во второй – формально проиграла. Но СамиЗнаетКто из высшего руководства страны спас этот народ от горечи тотального поражения.

Разрушенный до асфальта российской артиллерией Грозный был отстроен заново. Его сейчас называют «Кавказским Парижем». Но так как республика была и остается дотационной, содержат ее на деньги российских налогоплательщиков.

С точки зрения российского обывателя – в том числе рядового полицейского – мы им «платим откупного». А кто платит – тот и лузер в войне. Кому платят – тот бенефициар. Так теперь считают в России. Так считают и в самой Чечне.

И чеченцы сейчас приезжают в Россию с комплексом победителя. И ведут себя как победители. Отсюда и регулярные стычки «поколения победителей» с российской полицией. Надо же этим «ментам» показать, кто и в чьем доме хозяин.

И когда российский полицейский «на земле» тормозит обнаглевшего выходца из Чечни, он прекрасно отдает себе отчет в том, что за тем может стоять сам Рамзан Кадыров. А Кадыров у нас – неприкрытый фаворит СамиЗнаетеКого. И надо простому полицейскому «на земле» связываться с фаворитом СамиЗнаетеКого?

Тем более что в таком противостоянии – если оно возникнет – его собственное начальство мгновенно отскочит в сторону, как куропатка в кусты. Ибо ему, начальству, проще этого ппс-ника или участкового уволить, чем защищать. А самому полицейскому в таком разрезе проще оборзевшего горца отпустить – ради собственной карьерной безопасности.

Мало того. Комплекс победителей в двух войнах с Россией, сформированный у чеченцев, прекрасно зафиксировали в своем сознании другие проживающие в России кавказцы-бизнесмены. Учитывая высокие боевые качества горцев, они стали по собственной инициативе предлагать им возглавлять собственную службу безопасности (на современном жаргоне – «уходить под чеченскую крышу»). Последние, разумеется, с удовольствием принимали предложения такого рода.

Как говорит чеченская пословица, «если бараны сами идут на стрижку – стриги, пока они не передумали». Примеров тому только по одной Москве – масса.

И когда полисмен останавливает армянина Арамчика или азербайджанца Мамеда, он совершенно не исключает возможности в предельно сжатые сроки выйти на разговор с чеченцем Мусой. А Муса этот встроен в вертикаль, которую венчает СамиЗгаетеКто. Сразу вопрос – такой Арамчик, даже нарушающий общественный порядок, полицейскому нужен?

Внутренний страх российских правоохранителей перед выходцами из Чечни приводит порой к ситуациям, входящим за рамки здравого смысла.

Два года назад торговец-дагестанец на рынке проломил голову столичному оперативнику. А пару месяцев назад в подмосковном Подольске произошел вообще вопиющий случай. В местном торговом центре повздорили сотрудники охраны и выходцы из Чечни. На сигнал выехали омоновцы.

Конфликтующие стороны решили выяснить спор в частном поединке – один на один. Полицейские не стали этому препятствовать, создав для дерущихся «живое ограждение». Поединок длился долго. Победил чеченец. Повалив соперника на землю, он стал его избивать. А «зрители в погонах» в погонах безучастно наблюдали, как выходец с гор вколачивает в асфальт голову их соотечественника.
«Русские хабибы» Лос-Анджелеса

Джон Карпентер: Мне коллеги показали это возмутительное видео. В той ситуации один из дерущихся вполне мог убить другого. Случись такое у нас – был бы уволен весь местный департамент полиции, включая высшее руководство.

Вообще в Америке такая ситуация невозможна в принципе. Это все равно, что где-нибудь в Лос-Анджелесе негр будет публично избивать белого, а полицейские с покорностью баранов встанут вокруг них, не позволяя никому разнять дерущихся.

Нас, полицейских Лос-Анджелеса, наоборот, постоянно обвиняют в расизме. Целый TV-сериал по этому поводу сняли. А после взрыва во время бостонского марафона, который устроили этнические чеченцы братья Царнаевы, нас можно было бы обвинять еще и в кавказском шовинизме.

После этого инцидента все проживающие в стране выходцы из Чечни и Дагестана попали под негласный контроль полиции, а кое-где – и под прессинг.

Но кавказцы – тоже разные. У нас в Лос-Анджелесе проживает больше ста тысяч армян. Они живут здесь в микрорайоне, который в народе называют Little Armenia («Маленькая Армения» – прим.ред.). Сами же местные армяне в шутку называют наш город Лос-Армениос. Эти армяне в массе своей – абсолютно законопослушные люди, которые на генетическом уровне отторгают криминал. Служат они и в наших полицейских департаментах.

И совсем другое дело – выходцы с гор.

Мы называем их «русскими Хабибами» (по имени бойца смешанного стиля Хабиба Нурмагомедова). Они все являются его жгучими поклонниками. Сам Хабиб, кстати, безобразно повел себя во время поединка с «ирландским цыпленком» (Конором Мак-Грегором – прим.ред.).

После его прыжка из октагона, на всем пространстве «Ти-мобайл-арены» в Неваде вспыхнули драки между кавказцами и ирландцами. Всех кавказских болельщиков, которые выезжали на этот бой из Лос-Анджелеса, а потом сцепились с ирландцами, мы потом нашли у себя в городе. И оштрафовали.

Благодаря видеокамерам на арене вычислить их оказалось несложно. Путь знают, что Америка – это не аул в его родном ущелье.

«Шайтаны» в погонах

- А вы берете кавказцев на работу в полицию?

Джон Карпентер: Многие проживающие в Америке выходцы из стран СНГ, в том числе кавказцы, мечтают устроиться на работу в полицию. Но есть негласное распоряжение - выходцев с гор на работу не брать. У нас в основном работают русские, литовцы, поляки, белорусы. Есть один казах. Кавказцев нет.

Евгений Харламов: «Победившие в войне» чеченцы, как и остальные уроженцы Северного Кавказа, формально такие же граждане России, как и все мы. И имеют полное право работать и в органах российской полиции, и в прокуратуре.

Будучи людьми чрезвычайно пассионарными и воинственными по природе, они, как и многие пассионарии, мечтают стать вершителями чужих судеб. Но вершить судьбы своих соплеменников чревато – можно нарваться на гнев родни и попасть под действие кровной мести. А вот вершить судьбы других россиян – одно удовольствие.

Но для этого надо либо отучиться в школе милиции, либо получить соответствующее юридическое образование. И тут у них начинаются проблемы. В школы милиции и российские юридические институты горцев принимают очень неохотно. И на первой же сессии стараются завалить – благо те, как правило, не блещут успеваемостью.

Тогда пассионарии пошли по другому пути. Они создали (или просто нашли – тут я точно не знаю) в Подмосковье собственную «кузницу юридических кадров». Ее и оккупировали. И ежегодно выходят оттуда целыми пачками.

Правда, не так давно это учебное заведение «всплыло на поверхность» информационного пространства – после убийства его студентами одного из москвичей. Когда за подозреваемыми приехали бойцы московского ОМОНа, студенты дружной толпой высыпали на улицу – защищать своего земляка. Чуть до стрельбы дело не дошло.

Раньше в школах полиции мы пробовали обучать будущих стражей порядка вместе. Но культурный код был настолько разным, что зачастую это заканчивалось трагически.

Последней каплей стало убийство в Институте повышения квалификации в Нальчике сотрудника спецназа «Гром» из Карелии. Его в драке убил сотрудник отряда ППС имени Кадырова.

Не к чести других курсантов – уроженцев Кавказа, они не остановили драку, а предпочли выступить в качестве зрителей и болельщиков. После чего между российскими и кавказскими стражам порядка пролегла непреодолимая полоса отчуждения. И вопрос о совместном обучении русских и кавказских полицейских отпал сам собой. И надолго.

– Но после окончания этих вузов встает вопрос о трудоустройстве кавказцев – выпускников школ полиции и юридических вузов. Куда их девать?

Евгений Харламов: Все правильно – на родине-то у них все эти места расписаны и распределены между местными кланами на десять лет вперед. А в России где-то еще можно зацепиться. Формально, мы не имеем права не принимать их в ряды милиции и прокуратуры. Но практика показывает, что ничем хорошим это не заканчивается.

Резонансные разоблачения таких пассионариев с гор стали уже привычным пейзажем их трудовой деятельности. В убийстве того же Немцова среди группы киллеров из Чечни оказался лейтенант Внутренних войск МВД республики Заур Дадаев.

Еще одним резонансным событием стало красноярское «Дело чеченских прокуроров». В начале года почти одновременно во время получения взятки были арестованы прокурор Норильска Хава-Бауди Гутаев и прокурор Березовского района Бекхан Аслаханов.

– Но как-то нужно трудоустраивать этих стражей порядка. Иначе они в бандиты начнут уходить…

Евгений Харламов: В той же Чечне им нашли применение. Во время грузино-осетинского конфликта в Осетию по инициативе ГРУ был десантирован чеченский батальон «Восток». Им командовал находящийся в федеральном розыске Герой России Сулим Ямадаев.

Этот батальон гнал грузин до самого Гори и вполне мог оккупировать Тбилиси, если бы его вовремя не остановили. Позже Сулим был убит в Дубае. В убийстве подозревался действующий депутат Госдумы от Республики Чечня Герой России Адам Делиханов.

Позже по инициативе еще одного Героя России Рамзана Кадырова (бывшего боевика, а ныне президента Чечни) в республике была создана военная полиция.

Сводные полки чеченской полиции с первых дней ближневосточного конфликта несли службу в Сирии. Воевало чеченское ополчение и на Донбассе. И неплохо. Больше тридцати человек погибло во время штурма подземных коммуникаций аэропорта Донецка.

В принципе, ход мыслей Рамзана Ахматовича был правильным – если люди любят воевать, и им все равно, где и с кем воевать (или «принуждать к миру», как любит выражаться сам Рамзан Кадыров), пусть они лучше воюют в Африке, чем в России.

Налицо – эффект «Дикой дивизии». Все новое – хорошо забытое старое.

Хороший день для смерти

Джон Карпентер: Глядя на эти ролики с противостоянием кавказцев и полицейских, поневоле задаешься мыслью о человеческой храбрости. Мы, копы, конечно, не самые большие умники на Планете Земля. О нас сами американцы с долей иронией и сарказмом говорят, что «копы – не самые острые гвозди в корзине».

Но вот трусами мы не можем быть ни при каких обстоятельствах. Иначе про нас на всех углах будут говорить, что мы – не только туповатые, но еще и гнилые гвозди.

У меня в подчинении есть один этнический индеец племени навахо. Каждый раз, когда он заступает на дежурство, он говорит сам себе и своим коллегам: «Сегодня – хороший день для смерти». Это такая поговорка у индейцев есть. Она помогает им в критических обстоятельствах спокойно смотреть смерти в глаза.

Советую российским копам придумать нечто подобное, чтобы потом самим не краснеть от просмотра таких вот «карантинных телешедевров».
Эффект «дяди Степы»

– Мне кажется, что в МВД России сегодня совершенно провалена работа по созданию положительного имиджа полицейского…

Евгений Харламов: Мы живем во время информационного взрыва. И скандалы в наше время воспринимаются обществом гораздо острее и болезненный, чем любой положительный тренд.

Недавно мы в Москве вместе со службой собственной безопасности в одном столичном УВД расследовали поистине вопиющий случай.

Воры в Тушино обнесли квартиру. Хозяева написали заявление в полицию. Сыщики начали расследование. Сняли внутри квартиры все отпечатки пальцев. Пробили их по своей компьютерной уголовной базе. Среди отпечатков оказались рисунки пальцев собственного сына заявителей, который раньше привлекался к уголовной ответственности.

Сын жил отдельно и периодически навещал родителей. Сыщики стали его прессовать. После чего недвусмысленно заявили заявителям, что «повесят» квартирную кражу на отпрыска. И посадят его уже во второй раз. Заявители заметались.

Испугавшись такого поворота событий, они решили от греха подальше забрать заявление. Но это оказалось непросто.

Заявление пришлось выкупать обратно – дабы компенсировать моральные издержки полицейских. Ну и каким после этого будет имидж всей российской полиции в глазах этих граждан? Никакими фильмами и сериалами его уже не поправишь!

Джон Карпентер: У меня создается впечатление, что в России сложилась парадоксальная ситуация. Правоохранители, призванные защищать общество, противопоставляют себя этому обществу. Между ними и обществом возникла пропасть непонимания и отчуждения.

У нас тоже были проблемы такого рода. В свое время огромный вред репутационному имиджу полиции Лос-Анджелеса нанесло дело полисмена Кристофера Дорнера.

Кристофер был чернокожим копом, в прошлом – бойцом отряда боевых котиков. Воевал в Афганистане. Он был превосходным бойцом, стрелял, как ковбой и бегал, как его лошадь. А нам, по роду деятельности, часто приходится арестовывать его соплеменников.

И поведение копов в эти минуты несколько отличается от манеры учителя бальных танцев. Это в какой-то момент вызвало резкий сбой психики у Дорнера. Обвинив нас в расизме, он стал отстреливать белых полицейских. Мы его ловили четыре месяца в четыре штатах. И взять так и не смоги – в процессе перестрелки сожгли живьем на горнолыжной базе Биг-Бир. Это нанесло нам огромный урон.

Про нас слагали издевательские песни, снимали провокационные ролики. И тогда мы всерьез задумались об улучшении своего имиджа. И даже создали свои негласные традиции.

Мы решили создавать позитивный образ полицейского у наших сограждан с самого детства.

Детские впечатление – они ведь очень сильные. Они врезаются в память на всю жизнь. И теперь все малолетние жители Лос-Анджелеса знают, что полицейский – это добрый дядя, который всегда поможет им в трудную минуту.

Например, если какой-то малыш по каким-то причинам не смог собрать сверстников на день рождения, он может запросто позвонить в полицию. И полицейские обязательно приедут к нему с подарком и поздравят его. Они украсят своим присутствием его семейный праздник.

А недавно у нас в департаменте вообще произошел анекдотический случай.

Один малыш не мог самостоятельно выполнить домашнее задание по арифметике и обратился к нам за помощью по телефону. Дежурный полицейский вместе с ним полчаса решал примеры. А потом пришла из кухни мама и начала кричать на сына – почему ты позвонил именно в полицию?

«Так ты же мне сама постоянно говоришь, что полицейские помогут в любой трудной жизненной ситуации», – резонно возразил ей ребенок. Слушая этот диалог по громкой связи, мы давились от смеха. Но малыш был абсолютно прав.

Евгений Харламов: В свое время мы тоже пытались сделать нечто подобное. По просьбе МВД Сергей Михалков написал стих про Дядю Степу – доброго милиционера. Насколько мне известно, последние четверть века адресной работой с детьми в МВД России – так, как это сейчас делают американцы – никто не занимается до сих пор. Разве что какие-то энтузиасты на земле. Ох, как нужно возвращать хорошо забытое старое…

Джон Карпентер: Несмотря на все издержки профессии, сейчас в Америке полицейские пользуются огромным уважением. Этому, конечно, способствовал бушующий на планете коронавирус.

Люди сидят по домам, но все полицейские несут службу на улицах. Они доводят стариков до больниц, приезжают на вызовы, работают вместе со скорой помощью. Они готовы в любую секунду помочь всем, кто оказался в трудной жизненной ситуации. И это самым положительным образом сказывается на их имидже.

Всевозможные сериалы про правоохранителей ситуации не спасут. Зрители прекрасно отдают себе отчет в том, где кино, а где – реальная жизнь. И ролики из реальной жизни, выложенные в YouTube и других соцсетях, действуют на сознание обывателя лучше любого сериала. Вам нужно создавать свои добрые традиции.

Российским полицейским нужно перестать бояться кавказцев и вообще – каких-либо агрессоров.