Святая Русь

1

Уж где-то так седьмые сутки
Я нахожусь в запое жутком.
На самом мерзком гадком дне
Мы ищем истину в вине,
Точнее выразить в водяре.
Разводим пьяные базары:

Про то, что Путин это зло,
И надо бы бы нам в табло
Сегодня дать кому-то дерзко.
И на душе уже не мерзко.
От мысли этой Дикий смех

Нас распирает сразу всех,
Нас распирает сила духа,
Сейчас получит кто-то в ухо.
В душе я знаю, что я трус,
Но храбрецом себе кажусь.
Мы хлещем огненную воду,
Идём на улицу к народу,
Через убитый в хлам подъезд,
На улицу и дальше в лес.
Идём уверенно и лихо -
Борисыч, Коля,Пятачиха -
Жена Серёги Пяточка,
Пропавшего зимой торчка.
Весной оттаявшее тело
Мы поминали три недели,
И, от поминок ошалев,
За Пяточком ушёл и Лев.
И дальше Льва мы поминали,
Но я отвлёкся на детали
И возвращаюсь снова в лес,
Куда нас ввёл какой-то бес.
И вот уже и первый встречный,
Он усмехнулся так беспечно,
Что сразу стало ясно нам,
Что этот нам не по зубам.
Никто тягаться с ним не хочет,
Мы пропускаем его в общем.
Потом я как-то вдруг устал
И дальше в памяти провал.
«Эй ты, а ну иди сюда!»
Кричали где-то, суета
Возникла, и кого-то били.
Иль мы, иль нас, а может или
Меня лишь только одного.
Вот я бегу через гумно,
Вот продираюсь сквозь кусты,
Опять провал, потом менты.
Меня однако отпускают,
И я по дереву сползаю.
На снег я падаю и вот.
«Пускай валяется урод», -
Сказал сержант. Я замерзаю,
Как Пятачок весной растаю.
Прощайте, видимо сугроб
Таким как я достойный гроб.
Прощайте, в общем умираю.
Но Пятачиха подползает,
Как в 43 медсестра,
Даёт дожить мне до утра.
«Вставай родимый что ты чтоты».
Сама исходится икотой.
Идём обнявшись, не спеша.
У Пятачихи есть душа.
Куда идём мы с Пятачихой?
Над нами звёзды, в мире тихо.
Проснулась и моя душа,
Я даже слышу, как шурша,
Снежинка каждая ложится
На снег, чтобы потом лучиться
И отражать небесный свет,
И мне как будто восемь лет.
В душе моей алкоголичной
Играет нотный ключ скрипичный
И кажется прекрасней мне
Нет Пятачихи на земле.
Я даже не ругаюсь матом,
Но вот приходим мы на хату.
И в душу светлую мою
Я огненную воду лью.
И удивленная душа
Покорно тихо не спеша,
Едва воскреснув умирает,
А в сердце входит сила злая.
Я вырубаюсь на кровати
И сутки не могу подняти
Отяжелевшую башку.
И слышу только, как Сашку
Борисыч весело втирает.
Его ухмылочка кривая
Рождает ненависть во мне,
И долго я сижу во тьме
И пристально в него взираю.
И ненависть, дойдя до края,
Меня толкает на прыжок.
Летит со стула мой Дружок,
И мы катаемся по полу,
Ревёт Борисыч полуголый.
Наш долго длится поединок,
Слились в клубок мы воедино,
Потоком шла из носа кровь,
Сломался зуб, рассеклась бровь.
На шее змеи, словно вены,
Раздулись, извергая пену,
Борисыч изо рта плевал,
Но вот в изнеможении пал
На пол Борисович полуголый.
Как русский воин в чистом поле,
Красиво так и так славно лёг
Мой удивительный дружок.
Но он, как витязь благородный,
На ратном поле пораженный,
От матушке земли сырой,
Как губка силой неземной,
Впитался и ,отверзнув очи,
Набросился как дикий кочет,
Как вепрь, как хорь, как дикобраз.
И много-много много раз


Меня он бил, нас Пяточиха
Разнять пыталась, и ей лихо
Я тоже врезал по зубам,
Она упала навзничь прям.
И мы с Борисычем братались
И дальше пили, целовались.
Мы снова слилися в одно,
Обнявшись мы идём на дно.
Поём нескладно, мерзко, дружно,
О том, как черный ворон кружит.
«Братуха, это же про нас»,-
Кричал Борисыч, и из глаз
Лились потоки слёзной влаги.
Ну, в общем, я кончаю сагу.
Еще мы пили 2, 3 ночи,
Не помню точно и короче,
Пришло на ум зачем-то нам,
Поджечь ближайший Божий храм.
Опять идём мы из подъезда.
Темно на небе и беззвездно,
Лишь мы, как будто упыри,
С могил восстали до зари.
И самый наш упырь главнейший
Пересказал весь план дальнейший,
Как мы со двух сторон зайдём
И всё перепалим огнём.
Он двинул первую колону,
А я шел со второй посклону.
И вот когда прошли мы реку,
Почти у храма человека
Мы повстречали, он стоял
И кажется нас поджидал.
Взгляд у него спокойный, чёткий,
В руке перебирает чётки,
А дальше за его спиной
На нас народ валит стеной.

2

Я спал и видел мирный сон,
Как будто колокольный звон
Меня наполнил добротою,
И я, как шарик над землёю,
Послушный ветру полетел.
Я возлюбить весь мир сумел,
Но пробудил нас кто-то громкий.
Он закричал над ухом звонко:
“ Hаш храм хотят поджечь, скорей,
Там много местных алкашей.”
Сон отлетел в одно мгновенье,
Как будто Божие веление
Услышал я и Аки лев
Воспрял с одра, священный гнев
Меня исполнил благородством,
Сейчас я накажу уродство.
Ведь мы Россия - третий Рим,
И мы другого не хотим.
Мы очень долго запрягаем,
Но кто с мечем придёт узнает!
Как царь Сампсон филистимлян,
Ворвусь я к алкашам в их стан
И перебью ослиной костью:
Спокойно , праведно, без злости!
И в славе возвращусь я к нашим,
Они воскликнут: вот так Паша!
Но я отвергну похвалу.
Зачем, тщеславная молва?
“Всё это лишь во славу Божью”,
Скажу я с трепетною дрожью.
Я им ещё сказать смогу,
Как много мыслей на бегу!
И вот я вижу этих гадов,
Они с отцом Михеем рядом,
Бросают факелы, бегут.
Казалось вот мой миг, но тут!
Отец Михей, монах наш кроткий,
Осёк нас фразою короткой:
“Оставьте их, ступайте спать”.
Я так хотел их покарать,
Я так хотел за Русь Святую
Погибнуть в схватке. На бегу я
Уж видел, как меня несут
И как рыдая в гроб кладут.
Ведь мы ж на стругах до Царьграда,
мы щит прибили, этож надо…
Последний прочь бежит урод.
« Не надо, это мой народ»,-
Сказал отец Михей спокойно
Про этих гадов недостойных.
Он был вообще не  многослов,
Наш батюшка Вообще таков,
Ну как его сказать, он гордый.
Не дал мне святотатцем морды
Расколотить как грушу в кровь.
Стяжать к таким скотам любовь,
Взмечталось батюшке Михею.
Ну нет, я от него балдею.
Отец Михей, отец Михей,
Какой ты всё же фарисей.
И так я батю осуждаю,
А в сердце входит сила злая.
Наверно этот монастырь
Придётся бросить, я остыл.
Мы спать пошли. И как на битву
Отец Михей встал на молитву,
Он ляжет спать часа на два,
И только лишь заснёт едва,
Как на полуношницу нужно
Вставать и в храм идти на службу.
Он встрепенётся, кликнет нас,
Но мне наверно в этот раз
Не победить свой сон так рано.
Мой дух с утра как будто ранен,
И он лежит на самом дне,
Хотя бы час поспать бы мне.
Здесь очень тяжело и сухо,
И не хватает силы духа.
Я провалился в сон глухой,
А тем, кто молится порой,
За тех кто в ад попал по праву,
Готовится венец кровавый.
Отец Михей, отец Михей,
Упырь какой-то и злодей
Тебя через два года где-то
 Ножом ударит и кастетом
И бросит в поле умирать.
Ты долго будешь повторять,
Один на поле замерзая:
“Прости им Господи, не знают,
Не ведают чего творят….”
Вот так уйдёт наш светлый брат.