Могилы на обочине

Могилы на обочине.

Кем  Федя был прежде, никто достоверно не знал. Выглядел он как бомж, и также как люди данной категории жил на подачки. Был он простым духом дорог, что кормятся у автомобильных трасс, чем бог пошлет. Бывало, его друг Шурале говорил ему после второй бутылки, ты стервятник, падальщик, а я вот благородный охотник. Федя не спорил, чтобы не говорили его друг,  они оба занимались одним  и тем же - питались душами умерших. Таких как Федя был пруд-пруди, благо дорог развелось множество, а скоростных машин еще больше. Дело был верным, и стабильным.  Феде  принадлежал лакомый кусочек федеральной трассы М5 между Ашой и Златоустом. Так что дела Феди был  в шоколаде.  И какой-нибудь молодой дух степей  удивился бы,  увидев бичующего Федю. Но как говорится у духов, не верь глазам, получишь копытом по рогам.
В эту безлунную ночь у костра хихикали две русалки, между ними примостился похотливый банник, слева от Феди сидел Домовой, а справа сидел и непривычно молчал Шурале. У костра также сидели трое новеньких: хилый метровый недоросток и два таких же мелких радиоактивных мутанта. Пришли они с безмерным количеством виски, еды и почему-то с кассовым аппаратом.  После того как Шурале пошел отлить, Банник лукаво спросил у Феди:
- А что с его  левой рукой, прячет ее. И молчаливый какой-то сегодня?
Когда Шурале вернулся, все безудержно ржали над рассказом о встрече в лесу контуженого омоновца, собиравшего подберезовики и Шурале. Кыштымский монстр валялся на спине, маленькими ручонками держался за живот, и, казалось, что он задыхается, а вовсе не смеется. Шурале поняв, что смеются над ним, тоже в первый раз улыбнулся, поднял перевязанную руку и сказал:
- Ну откуда я знал, что после ранения он утратил осязание! Я его  щекочу, а он на меня  внимательно, как на дурака, смотрит. А до меня не доходит, что ему пофиг. А потом как схватил рабочую левую и начал поочередно пальцы ломать мне. Ломает, молчит и в глаза смотрит.  После трех сломанных пальцев, я его правой саданул раза два, или три. Он как руку мою отпустил, я сразу бежать. Дело было два месяца назад. Мне ведьмы пальцы на место вправили, травами залечили, да заговорили,  сказали, к весне как новые будут. Так что я сейчас как бы на больничном. Вон Феде помогаю, да Лешему долг отрабатываю.
-Так весной омоновец опять в лес придет! - не удержался банник. И все заржали. Кроме Кыштымского монстра, он вдруг стал очень серьезным. Поднялся, покачиваясь, подошел к Шурале, взял его за руку и сказал:
- Идем, брат. Ты знаешь, где он живет?  Я тебе помогу.  Все тут же загоготали пуще прежнего. Но тут же смолкли. Монстр был теперь выше Шурале на голову, глаза пылали зеленым огнем, и чувствовалась мощная энергетика, готовая выплеснуться наружу
- Таки уже, уже разобрались с ним! - заговорил Федя, разряжая обстановку.  Воздух перестал вибрировать, зеленый огонь погас.  Кыштымский Монстр успокоился и молча сел на прежнее место. В лесу пели ночные птицы, шуршали в желтой листве какие-то мелкие звери и ярко сверкали звезды.
После неловкой паузы Федя продолжил
- Он тогда ко мне  забежал в землянку. Злой такой и перепуганный.  Федя, говорит, айда, ты же всесильный,  помоги гада извести, человечишко мне руку посмел сломать. Этого дуралея я слушать не стал. А пошли мы на следующий день к Лешему. Федя был сильно пьян  и делал большие паузы, пытаясь сформулировать фразу, и не замечал, что немного обижает Шурале.
-  Мне накануне  подфартило у старого дуба, ну вы знаете, что на обочине, в которую в прошлом месяце бмв въехало, со всей семьей.  Так вот родственнички, все чин по чину, могилку там соорудили бутафорскую, оградка, венок, свечи. А спустя сорок дней приехали друзья, суки, и прибили капот к дереву. Привезли бутылку коньяка, выпили немного, помянули и уехали. Коньяк я себе забрал, капот в металлолом сдал. Вот с этой бутылкой мы и пошли к Лешему.  Пока шли, этому все мерещился омоновец в кустах. Леший торговаться не стал, забрал бухло, кое-чего еще попросил у Шурале. Обещал на сборе опят омоновца взять. Сказано-сделано. Леший свое слово держит.
- Давай за Лешего выпьем! - Прервал его Шурале и разлил бутылку виски.
- Я вот не понял, а ты чем промышляешь, Кыштымыч?- продолжил Федя, - я тебя прежде здесь не видел. Мозглявинький на первый взгляд, а напугать нас уже успел.
Монстр вернулся в свои пропорции.Был тоже заметно пьян. Он встал и начал высокопарно, то ли прикалываясь, то ли всерьез:
- Я и мои братья - дети радиации, инопланетного разума и желтой прессы. На этом его высокопарная речь закончилась. Он сел и продолжил:
- Но как-то туго нам тут, вот если бы мы в США родились, нам бы поклонялись, религию для нас создали бы. А тут одни слухи и суеверия.
- Ну не скажи брат, - прервал его обычно молчаливый Домовой, - суеверия сильная штука.  Религии приходят и уходят, а суеверия остаются. Страх перед лесом был и будет. Он первообраз, он архетип, а мы его воплощение. Сидевшие у костра  закивали в знак согласия.
- А вы знаете, что у Юнга были шашни с ведьмой?
- Банник, ты-то, откуда знаешь,- недоверчиво проворчал Домовой?
- Да я ее лично знал, она его пациенткой была. А он ей внушал, что она не ведьма.
- И что случилось дальше
- Умер, как и все смертные. А ведьма сгинула.
- А разве ты не привязан к своей бане?- захихикала рыжая русалка.
- Вот еще, нарочито оскорбился Банник, мы народ свободный - надоела баня, спалил ее и ушел искать по свету другую. Баня лишь символ. Временное убежище и место питание для свободного духа. К тому же в банях сейчас уже энергетика не та, не занимаются там сейчас  тем, чем раньше занимались. Я подумываю в город перебраться в какую-нибудь элитную сауну. Многие банники уже так сделали. Да вот боюсь по вам буду скучать, сказал он и обнял двух русалок.
- Не уходи,- сладко  запели русалки и рассмеялись, словно сотни колокольчиков.

Этот смех прервал рев мотора и громкой музыки, недалеко за оврагом, остановились два автомобиля. Послышался мат, хлопанье дверей, хохот и звон бутылок.

- Не люблю я блатняк, - прервал молчание Домовой.
- Ну вот, ночь испортили,- согласился Шурале.
Банник вопросительно посмотрел на Шурале, но тот лишь отмахнулся здоровой рукой.
- Не осилим, бухие мы, - согласился Домовой.
- Сейчас Лешему позвоню, - засуетился Шурале.
Все вопросительно посмотрели на Федю.
Музыка тем временем стала еще громче.

- Похер,я покажу как это делается, - раздался высокий голосок Кыштымского Монстра.
Лесные духи стали внимательно  его слушать.

Их  было шестеро. Четверо парней и две девушки.
Они к тому времени развели костер, развернули складной стол, пили водку и готовили еду.
- Шашлыки захотелось, - заметил Федя, обращаясь к Баннику, и добавил, - как ты думаешь, мозгляк их сможет напугать?
И тут небо озарил свет. Над поляной нависла огромная летающая тарелка. Зеленый луч ударил в авто и музыка прекратилась. Обшивку тарелки украшали  рифленные жуткие пиктограммы. Корабль пришельцев испустил три зеленых луча. И перед пьяной публикой предстали три инопланетные фигуры:  Кыштымский монстр, роста он был теперь метров пять, глаза его пылали оранжевым огнем, а рядом два его родственника, преобразившихся ну в очень страшных зверюг.
- Чужие, - пояснил Феде, Банник, слывший конченым киноманом.
- Впечатляет, - добавил Федя и сверкнул глазами.

Девушки и два парня ринулись врассыпную.  Двое же остались стоять как вкопанные. Между тем пришельцы приближались, обильно источая кислотную слюну. Наконец, тот что был бритый очнулся и побежал к машине, ловко ее завел и не дожидаясь друга ревя двигателем уехал.
-  Мне пора,- сказал Федя и исчез.
Тем временем пришельцы приблизились и готовились наброситься на оставшегося парня. Но тот замертво упал.
- Сердце, - констатировал Банник и тоже исчез.

Рыженькая бежала  в правильном направлении, он знала этот лес, но внезапно наткнулась на избушку. Она начала судорожно в нее колотить, все время оглядываясь. Дверь со скрипом отворилась и девушка вошла в темную избу, чтобы уже никогда не уйти из объятий Домового, который с недавнего времени промышлял бабаем.
Банник должен был помогать русалкам, он гнал другого парня, здорового такого бугая, и гнал  его к речушке. На другом берегу реки здоровяк увидел автомобиль, красную мазду. Машина была заведена, светила фарами и  в ней сидела блондинка и манила его рукой. Он ринулся вброд. До противоположного  берега уже оставалась несколько шагов, когда на его плечо легла чья-то мокрая рука. Он с испугом обернулся и тут же расслабился. Это была рыжая обнаженная девушка.  Он хотел, что то сказать, но тут свет фар погас, и глаза у нимфы засветились красным огнем.

Вторая девушка, убежала недалеко, она умерла от смеха в жарких объятиях Шурале.
- Эх, хорошенькая-то какая, даже жалко! - сказал он и выпил из нее душу.
Парень в очках выбежал на дорогу и начал махать руками приближающейся машине.  В машине сидел его кореш, который уже упивался своим счастливым спасением и предвкушал, как он будет рассказывать, как сбежал от чужих. В последний момент он заметил очкастого и попытался вырулить, но машина перестала его слушаться. И он, сбив его, врезался в дуб.
- Бери этого,- обратился Федя к дереву, - мой в машине.
Дуб заурчал, корни его ожили и впились в еще живое тело парня.
Того кто  вылез из покореженной девятки, было не узнать. Огромные черные крылья заслоняли небо, лицо его сияло золотом, а в глазах таилась бездонная вечность.