Полонянка. Глава36. Неожиданный гость

Время действия - 1905 год.

Уже который день в степи мёл буран. В белёсой пелене тонули очертания соседних домов. Снежные сугробы наполовину закрывали окна Есимовой избы. Маленькие мазанки бедняков были заметены по самую крышу, и только жиденькие кизячные дымки из труб выдавали их местоположение.

Карим надел лыжи и побрёл к скоту, стоящему среди скирд сена и соломы в степи. Облепленные снегом коровы мирно жевали сухую траву, уткнувшись мордами в стога. Овечек последние годы содержали в крытых загонах, сплетённых из тальника. За зиму на земле скапливался слой навоза, утоптанного и спрессованного ногами животных. Весной, после ухода аула на джайляу, работники разрезали эту плиту на брикеты и просушивали на солнце. Такой кизяк горел как уголь и давал много тепла.

Всё было в порядке, всё мирно и спокойно. Карим уже повернул было к своему дому, но тут его чуткое ухо уловило посторонние звуки. Кто-то ехал к зимовью на санях. В такую-то погоду? Наверное, случилось что-то важное, что выгнало человека из тепла протопленной избы.

И вот из белёсой мути вынырнул силуэт лошади, с трудом пробирающейся среди снежных заносов.

- Трррр! – человек в огромном тулупе, больше похожий на медведя, спрыгнул с саней, сдвинул башлык, укрывавший половину лица, - Карим, дружище, ты ли это?!

Этот голос так был знаком, таким веял теплом, что Карим не стразу сообразил, что сказаны слова по-русски.

- Кто ты? – старик вглядывался в приезжего, щурясь и часто смаргивая налипающий на ресницы снег.

- Не узнал! Это ж я, Степан Мишагин! Не помнишь меня? – рокотал медведь и тормошил Карима.

- А, Степан! Стёпка! – засмеялся старик, - Разве узнаешь в таком тулупе!

Стёпка был товарищем Нурали времён его учёбы в Неплюевской гимназии. Почему-то Нуру легче было дружить с русскими воспитанниками, чем со своими казахами. Со Степаном они были неразлучны, а выезды в летние лагеря сближали их ещё больше. После выпуска Степан был направлен под командование Скобелева, и пути друзей разошлись на долгие годы.

И вот он здесь, в ауле.

- Ты, наверное, к Нурали приехал? Айда, поехали, покажу его дом!

Карим побежал впереди коня, показывая Степану дорогу. Встреча однокашников была тёплой, как и полагалось после долгой разлуки. Женщины засновали, готовя горячий чай и лёгкие закуски, работники свежевали барашка – дорогого гостя следовало угощать бешбармаком.

Расспросы, рассказы, восторги, знакомство с родителями заняли немало времени. Расстались друзья ещё юношами, а теперь они были зрелыми мужчинами – обоим перевалило за сорок. У обоих были уже почти взрослые дети, и общность родительских переживаний за будущее молодёжи их опять сближала.

- А меня прислали в Оренбург на должность чиновника военного ведомства. Я же помню, что твой аул где-то здесь, недалеко. Навёл справки, мне сказали, что ты никуда не выезжал, у себя и живёшь. Всё хотел наведаться.

- Но почему в такую непогоду, Стёпа? Ведь заблудиться можно было, ничего не видно!

- Ну, метель меня не пугает, не такие видел, - рассмеялся Степан, - Да и лошадка не глупая, чувствует дорогу. Я почти не правил, доверился её чутью. Но если честно, причина для моего приезда есть.

- Что случилось? – Нурали насторожился.

- В Петербурге расстреляна демонстрация рабочих, направлявшаяся к царю. По стране идут волнения. В Оренбурге уже и так были забастовки железнодорожников, заводских рабочих. Теперь царь дал ещё один повод для возмущений, - посерьёзнев, сказал гость.

- У казахов ведь тоже есть причины для недовольства, - задумчиво сказал Нурали.

- Вот по этому вопросу я и приехал. Каково положение в среде киргизцев? Чем недовольны? Следует ли опасаться поддержки рабочего движения со стороны степняков?

- Недовольство есть, что скажешь. Во-первых, стало много переселенцев. Теперь уже трудно удержать свои земли только оформлением участков на себя. Наши кочевья всё равно теснят.

- Да, русское крестьянство в таком же положении. У казаков урезать земли нельзя, а расселять приезжих нужно, вот и отбирают часть наделов у крестьян.

- Много недовольства вызвало строительство на наших землях железной дороги, - продолжал Нурали, - Перерезаны пути кочёвок, труднее стало передвигаться к водопоям. Непривычные звуки пугают скот.

- Но ведь ты же понимаешь значение этой дороги для Империи! – воскликнул Степан, - Те же караваны три-четыре месяца до Ташкента шли, а сколько опасностей в пути претерпевали, сколько ограблений и убийств! Да и много ли перевезёшь на верблюдах! А теперь поезд за три дня доставит грузов больше и безопаснее, чем любой караван! Я уж не говорю о военных нуждах.

- Я-то это понимаю, но бедняку это не объяснишь. Ему абсолютно безразлично, что там, в Империи, ему важнее собственная единственная коровёнка, которую переехал локомотив.

- Да, это верно. Но ты сказал «во-первых». Значит, есть ещё что-то?

- Конечно есть, - Нурали старался припомнить все беды казахов последнего времени, чтобы точнее нарисовать картину, - Увеличились размеры налогов.

- Знакомая ситуация. У русских крестьян они тоже увеличились. Война требует огромных ресурсов – и материальных и человеческих. Наши оренбургские казаки и солдаты, больше двадцати тысяч человек, ушли воевать с японцами, а кормить их чем? На вооружение где брать средства? Эээх... Так ли было при батюшке нынешнего императора! – с досадой воскликнул Степан.

- Да, не в отца сын пошёл, - осторожно поддержал Нурали, - Но есть и ещё причины быть недовольными. Если казаха нанимают как рабочего на строительство или на завод, то платят ему гораздо меньше, чем русскому. Даже если его квалификация не ниже. Это обидно.

- Так ты думаешь, что степняки могут поддержать рабочих? В том, что выступления будут носить массовый характер, мы не сомневаемся. Императору подан доклад специальной комиссии по изучению положения рабочих и их требований, но он попросту распустил комиссию. Ты понимаешь, Нурали, рабочие становятся грозной силой. Среди рабочих постоянно идет революционная пропаганда. Не сомневаюсь, что дальше подтянутся и крестьяне. Одна надежда на благоразумие казаков.

- Сейчас степняки не поддержат. Но в будущем... Кто знает! Нужно быть готовыми ко всему.

На следующий день Степан уехал, поселив в душе Нурали тревогу. Он уже не молод и готов пережить любые беды. Но что будет с молодыми? Как сложится их жизнь в грядущем новом мире? Что буря надвигается, Нурали чувствовал. Всем своим существом чувствовал. Старые порядки, словно старая змеиная кожа, уже не могли вместить в себя нового человека, требующего перемен и реформ. Но слабый и неуверенный император этого понимать не хотел, и потому буря была неизбежна. Как обезопасить от неё детей и внуков? Что нужно сделать, чтобы они выжили в этом новом, пугающем будущем?

Разговор со Степаном был пересказан родителям, много раз обсуждён и разобран по косточкам. Старики склонялись только к одному – заранее готовить детей к трудностям. В том, что богатства они лишатся, Есим не сомневался. А значит, нужно было научить детей добывать свой кусок хлеба самостоятельно.

У Нурали уже было двенадцать детей от трёх жён, восемь детей у музыканта Жалгаса, шесть у Ерали и двое у Ракыма. И подумать следовало о каждом из них.

Продолжение следует...