Поезд 047

Москва. Павелецкий вокзал. Выход в него из метро Павелецкая зеленой ветки. Поезд Москва-Балаково неизменно на 4 пути отправлением в 13.44.
Дойти до нужного вагона, по сторонам смотря: нет ли знакомых; показать проводнику паспорт; пройти к нужному месту; кинуть вещи на свою полку; поздороваться с попутчиками, бесцельно оценить их; опять выйти из вагона на перрон курить, посматривая на часы; ждать когда поезд, наконец, отправится; войти в вагон за четыре минуты до отправления, под неизбежное: «Пассажиры, заходим!»; пройдя людской сидящий поток в плацкартном вагоне, вдруг! - приветливо кляцнув сцепками, поезд тронется: вот оно - начало счастья, начало маленькой жизни!
И покатил Сашка на Родину: осторожно и невнятно, с какой-то придушенной свободой: в плацкартном вагоне на верхней полке, втихую употребляя загодя влитый коньяк в колу. Тоска...
Эх!.. А как же раньше было! Как!!.
А было вот как.
Хотите?
Ну тогда слушайте!..
Карнавальный фестиваль начинался уже в самом начале вокзала: братья-близнецы: Сашка и Ванька, молодые лейтенанты шли с литровой бутылкой коньяку в руке, из неё попеременно отхлебывая, их любовь и счастье расплёскивалось волнами и затопляло с московского перрона глубокие пути под самый верх железных колёс поездов причём по обе стороны флюидами добра и истины. Им, этим двум обезумевшим братьям, улыбались проводницы - они хохмили и подмигивали. Милиционеры не трогали братьев: ну как можно трогать счастье? - пусть оно катится в Вольск по-добру по-здоровью.
Купейный вагон, нижнее место. Интересные, или, по крайней мере, мудрые молчащие, всё понимающие попутчики.
И вагон-ресторан: куда Сашка сразу же шёл расцелововать, обжав неистово жизнь и всякую пронзительную истину, вдыхая в её тамбуре табачный дым и нескладное своё счастье.

Сашка стал родным этому поезду, со своей глупой, как всегда никому не нужной, любовью.

“Чипсы-орешки-сухарики»!
Это Верка проходит с корзиной из супермаркета, в которой «чипсы-орешки-сухарики», а ещё «Балтика 7».
 
И Сашка курил с Веркой в тамбурах, и Сашка влюблялся в Натаху, единственную официантку, покупал ей самое дорогое вино, и пил с ней, и стихи посвящал, и рыдал, и плакал... А она слушала.

И даже, будучи неслабо пьян и рьян, подойдя к начальнику поезда, сидящего здесь же, в ресторане, взял его за воротник и сказал: «Не дай бог ты ее хоть пальцем тронешь! - Убью!»

А потом...

Нет! Был ещё и Лёша Сидельников, главный мент, начальник наряда этого поезда, который в купе с Сашкой один на один глушили коньяк под полное о****ение всего купе и поезда. И продолжили в ресторане.

Потом было иногда, что я еду один во всем купейном вагоне и валяюсь от жары в проходе на полинялых дорожках и через меня перешагивают проводники, люди, менты и говорят: мол это Саня, пусть отдохнёт.

А потом... вдруг... этого всего не стало.

Пропал ресторан из моего родного поезда.
И Верка умерла: но она жила тогда всласть, зная, что дни её сочтены.  И вот умерла.
И Натаха затерялась в этой жарко-пыльной нуди Саратова.

Но этот поезд - мой.
Какой бы он ни был.
Мы с ним - одно:
Цельное. Слитое. Родное.
Счастье ради любви!..