Jedem das Seinе!

     —  Ты должна работать на себя, и — как  ломовая лошадь! — кипятился хореограф. — Забудь об этом стаде! Этим клячам суждено вечно быть в подтанцовке. А ты — Прима! Ты знаешь, что значит: Прима?! Будь добра думать не о них, а только об этом! Jedem — das Seinе!

      Застывшая в полёте юная балерина, грациозно раскинула руки; высоко поднятую левую ногу с бледной кожей поддерживала волосатая, загорелая рука хореографа. Длинные седые волосы ниспадали на ворот чёрной рубашки. Худой, с крючковатым носом, он был похож на ворона. Выражение  лица балерины было бесстрастным. Сейчас она была, скорее, не хрупким созданием, а изваянием, совершенным, как богиня. Всё так же поддерживая её правой рукой, он, протянув вперёд и вверх левую руку с растопыренными пальцами и, весь подавшись вперёд, словно устремляясь ввысь, продолжал резко бросать ей в лицо обидные слова.

      Впрочем, ей к этому было не привыкать. Так тянулись их будни. Но сегодня Старик нашёл самые обидные слова, и они пронзили её до глубины  души.

      Наревевшись днём в укромном углу, вечером, на концерте, она вызвала бурю оваций. Чувства, словно трепетные птицы, рвались на волю, требовали  свободы, и она дала им свободу. Боль обиды, восторг танца, муки первой любви смешались в едином порыве юной души балерины и гордой белой птицы. Она парила над сценой, растворяясь в образе, и образ был ею самой.

      Старик зачарованно наблюдал из-за кулис и выговаривал юным балеринам:
    — Вы  же видите, что она работает только на себя! Она идёт по вашим костям! Вы для неё — кордебалет, пустое место! Так работайте! Работайте!!  Потому что каждая из вас достойна быть Примой!    
                2002г.