сквозь грязь и кровь

Эта история об одном парне, который однажды пошел против самой страшной и неостановимой машины… машины, что пожирает тела, ненасытной машины, что создает поля крестов, машины, что заставляет страдать. А машине сей имя - Война.
Его звали Пауль Лее. Он родился и учился в Германии и, когда грянула война, он со своими лучшими друзьями отправился на фронт, полный надежд на скорое завершение войны, войны, что должна была положить конец всем другим. Конец положен не был...
- Вы  наша стальная молодежь! Наша защита и будущее!- закончил урок преподаватель. С тех пор как началась война, он много говорил о том, что нам стоит пойти и записаться на армию, а мы все тянули и откладывали на потом.
Пару слов следует сказать о моих друзьях. Мы дружили с 5 лет, вместе учились, делили внимание подружек. Валерий Ферц был тощим, хотя и ел за двоих. Одно время мы с ним ненавидели друг друга, но после сдружились. Генрих Кропп, был среди нашего трио самым здравомыслящим, и даже в стельку пьяный не терял рассудок...
Везде, даже на улице, находились борцы за свою страну, которые рвали глотки, призывая людей записываться в армию...
У дверей университета мы долго курили, но потом все же разошлись по домам, твердо решив завтра записаться в армию.
Дома я собрал семью и за ужином сказал заветные слова.
- Хочу сообщить вам, что завтра я запишусь в армию.
- Господи, ты что несешь... скажи, что ты пошутил, прошу.
- Нет, пап я твердо решил отправиться на войну.
- Я надеюсь, ты хорошо подумал, сын. Запомни, если ты вернешься калекой, мы не станем тебя содержать.
Ночью мне не спалось. Я все думал, что будет, когда мы попадем на фронт, через сколько времени меня убьют и убьют ли вообще?.. Парням тоже не спалось. Утро было туманным, я пошел по улице, чтобы зайти за Ферцем и отправиться на перрон, где в 5 вечера нас будет ждать поезд. Он долго прощался со своей подругой, но все же посмотрел на часы и мы пошли на перрон.
- Ферц, успокойся, на фронте я напишу стихотворение, а ты отправишь его, якобы от себя.
- Пошел к черту. Кстати, а у тебя как дела с той официанткой из нашего бара?
- Могло быть лучше, никак не наберусь храбрости заговорить с ней.
- Эх, Пауль, ты никогда не умел общаться с женщинами.
Меж тем мы были у дома Генриха.
Мать очень его любила и со слезами на глазах давала наставления.
- Береги себя, мой мальчик.
- Хорошо, мам, мне уже пора.
- Поцелуй меня на прощание.
- Мам, парни уже ждут.
- Хотите я вас поцелую? - пошутил Ферц,  и под общий хохот мы пошли на перрон.
У госпиталя мы задержались, решив покурить, и увидели их.
Они выходили из дверей. Одноногие, с рваными лицами, шрамами. Это были солдаты западного фронта.
- Матерь Божья... это 47 дивизион, британцы бросили против них половину своей армии.
- Бедняги, нас отправляют им на смену...
А потом поехали машины, груженные обгорелыми трупами, оставляя за собой капли крови...Отойдя от зрелища, мы ждали своего поезда, но я был уже не здесь, ведь там стояла она...Прекрасная Марта, которая была официанткой в нашем баре. И тут случилось то, чего я давно боялся. Меня окликнули.
- Ей, Леер!
- Господи, Бруно, не стоит, я не хотел.
- Мне плевать, что ты хотел, ты решил к Марте подойти, хотя я просил оставаться на расстоянии...
Он быстрым шагом пошел в мою сторону и ударил в челюсть...
Мир вспыхнул красным, слезы чуть было не брызнули из моих глаз и он ударил снова. А я все стоял и стоял, выдерживая сокрушительные удары.
- Бруно, оставь его! - крикнул Ферц.
- Не лезь, шавка! – услышал он в ответ.
- Проблемы?- крикнул из-за угла Кропп.
- Ну ладно, Леер, повезло тебе... можешь дальше развлекаться со своими дружками - педиками, а к Марте не подходи...
Я смотрел, как они гуляют, и радуются, и мой мир рухнул…
Поезд прибыл и мы, погрузившись, отправились навстречу приключениям...
Казармы были просторны, солдаты только начали прибывать, и мы разместились на двух койках.
Мы играли в карты, когда зашел унтер-офицер.
- Построение, живо! -он говорил тяжелым, пробирающим до костей басом.
Пройдя и осмотрев нас, он сплюнул и приказал всем выходить из казармы.
Построившись на улице, мы готовились ко всему, зная, что нас ждет...
- Эй  ,ты! Твое имя, сынок!
- Валерий Ферц, господин Унтер-офицер!
- Ты что Русский?
- Так точно, господин офицер!
- А почем мне знать, не всадишь ли ты мне пулю в спину, а?
- У меня и в мыслях...
- Затки пасть, щенок! Я буду звать тебя рядовой Идиот, отныне.
Я улыбнулся, чем заработал гнев офицера и был вынужден бежать марш - бросок в 12 километров. Первый день прошел ужасно, болели все кости, поэтому мы сразу легли спать... Подъем был в 6 утра, все по-старому: марш -бросок и полоса препятствий. Завтра нам выдадут винтовки, а через неделю отправят на фронт.
В обед мы занимались своими делами: я писал письмо семье, Кропп дремал, а Ферц был у турника, когда привели новенького.
- Как звать?
- Эмиль Шайен.
-Будем знакомы, я- Пауль, а хозяина той мошонки зовут Валерий.
Наш новый знакомый улыбнулся и поздоровался со всеми.
Через время мы затеяли игру... Я стоял, почти не дыша, а Ферц бросал нож, к моим ногам, попадая в пол в нескольких миллиметрах от нее.
-Построение! - Появился офицер так неожиданно, что Ферц воткнул нож в мою ногу, и я стиснул зубы от боли. Ферц уже было потянулся за одеждой, когда к нему обратился офицер.
- Я что давал разрешение одеваться!?
Мы бежали марш бросок и уставшие, как псы, ползли под колючей проволокой, где Ферц ободрал себе всю спину до костей.
- Всем получить винтовки! Опустить дулом вниз! И не сметь наводить на меня!
Тяжесть винтовки мне понравилась. Такая приятная, а приклад, словно любимая девушка упирается тебе в плечо. А какова была отдача... словно ласковый поцелуй.
- Так, все готовы к обращению с оружием, пора практиковаться!
Нас повезли к лагерю военнопленных, где содержали Русских. Боже, я навсегда запомнил их глаза, лица младенцев с бородами апостолов...
Ферц посмотрел на них и замер.
- Господи! Это Преображенский полк! Мой отец сражался с ними плечом к плечу, пока его не отправили служить в Германию. В одну из служебных частей.
Играл марш, щелкнули затворы винтовок, солдаты стояли и старались не смотреть на пленных...
Офицер смотрел пустым взглядом и наконец скомандовал:
- Огонь!
Запахло порохом, приклад мягко отозвался в плече и время замерло...
Ферца била крупная дрожь, он сделал то, что должен был: выстрелил.
- Браво, солдаты. Вы отправляетесь на западный фронт завтра утром...
Мы были рады, первый наш бой, первая победа, первые награды, но как мы заблуждались...

1. Без знамен.

Окопы встретили нас гробовым молчанием, людей было мало, а те, кто остались молились, ведь за час до нас Британцы начали обстрел, а посему земля была изрыта воронками вдоль и поперек.
Я смотрел на поле боя и видел тела, спутанные с колючей проволокой, когда меня толкнул Ферц.
- Страшно?
- Немного...
- Не волнуйся, держись меня и не лезь вперед, хорошо?
- Я постараюсь...
Нас привлекла ругань в дальних траншеях и, придя туда, мы увидели забавную картину.
- У тебя пайка на всю роту, нас осталась половина, давай двойную порцию!
Зло кричал рядовой дежурному по полевой кухне.
- Каждый получит свою порцию, но не более!
- Карл, старый ты хрен, давай закончим этот цирк. Двойную порцию нам, быстрее!
- Еще один шаг и я надеру тебе зад!
Их прервал офицер, выстреливший из пистолета в воздух.
- Что здесь происходит?
- Паек пришел, на всех...
- Так раздай его всем и дело с концом.
- Есть!
Мы наелись до отвала и лениво дремали, лежа на бревнах в траншеях, вздрагивая от птичьего пения над полем боя.
Ближе к обеду офицер приказал собрать всех и начал свою речь...
- Значит так, начистить винтовки, подготовить орудия, проверить наличие снарядов... завтра на рассвете мы прорвем позиции.
Ферц попытался возразить
- Против пулеметов? При всем уважении, ваше светлость, это будет бойня...
- Закрой рот, или я заставлю тебя идти первым!
Ферц испуганно втянул шею...
На закате мы занимались своими делами. Ферц писал письмо своей подружке, а мы с Кроппом играли в карты, и я, то и дело, бросал  ненавистный взгляд в сторону Валерия...
- Как нога?
- Уже не болит...
- Прости, я не хотел.
- Да ничего. Но если тебя и правда так мучает совесть, можешь поцеловать Кроппа.
- Пошел к черту, Леер!
- Ха-ха, ладно, давай к нам, мы почти закончили.
Меж тем на поле опустился туман, и воздух был напряжен так, что казалось вот-вот Бриты ворвутся в окопы и положат нас всех одной очередью.
Мы уснули прямо на бревнах, прижавшись друг к другу, чтобы не было так холодно.
До утра туман так и не пропал и в 8 часов по полудню, мы приготовили винтовки, встали строем и приготовились идти по второму свистку...
Мир замолчал, птицы смолкли и был слышен лишь механический стук наводящихся орудий и как щелкает затвор.
- Что ж, господь с нами... сказал офицер, махнув рукой...
Уши заложило, земля дрогнула и 30 орудий выстрелили разом, хороня Бритов под снарядами.
Когда орудия смолки, в атаку пошли мы, ступая осторожно, словно боясь потревожить мертвецов... и мы потревожили. Очередь пулемета накрыла первых солдат, что шли впереди и люди закричали, падая в сырую, изрытую снарядами землю.
Надрывался пулемет, не переставая, и из тумана вышли Бриты, все в земле и саже и попытались дать нам отпор. Но куда им было до нас, тем более после обстрела.
Плечом к плечу мы перли вперед, убивая Британцев, и унося раненых с поля боя. Мы продвинулись на 12 миль вперед и ликовали...
Окончен бой, свисток второй и мы сместились в новые траншеи и приготовились к контратаке Бритов.
Мы с Ферцем обошли поле, в поисках живых солдат, но так никого и не нашли, даже не похоронили. Траншеи стали им могилой...
- Как тебе первый бой, Валер?
- Хреново, было страшно и ничего не видно в тумане...
- В другой раз повезет.
- Надеюсь ты прав.
Так прошел месяц, мы прорывались и снова отступали, но в конечном итоге взяли эту высоту, у деревеньки на холме, и укрепили позиции. Подвезли две тяжелые гаубицы и еще с десяток зениток на случай…, на случай если появится авиация. И жизнь казалась сказкой, до того самого дня...
У той деревушки собралось народное ополчение, крестьяне брали винтовки и седлали коней, чтобы остановить нас, но мы даже не представляли, чем все это обернется.
Это была холодная ночь, но никто не спал, ведь офицер решил навсегда избавится от ополчения и снести деревушку с лица земли.
Две гаубицы, заряженные 5 тонными снарядами, повернулись к деревне, протяжно скрипели их механизмы.
Земля снова дрожала, воздух трещал от снарядов, которые устремились к церкви...
Огромная сила ломала дома, выкорчевывала с корнем деревья.
Не осталось ничего живого. Как позже оказалось, выжившие были.
Офицер праздновал победу, но мы молчали да переглядывались, ожидая дальнейшего развития событий. Долго ждать не пришлось.
Старики верхом на конях, с одними саблями и вилами пошли против пулеметов...
Никто не выжил, люди оставили свои дома, и мы переместили гаубицы к церкви, ибо там была прекрасная позиция.
Валера долго смотрел на небо, а потом закричал и побежал к зенитке...
Один самолет, вроде "Бристоль", шел очень низко, едва ли не над самыми деревьями.
- Чего это он?
- Леер, не спи, тащи снаряды!
В воздухе возле самолета, возникло черное облако пороха, потом еще несколько, но на нем было ни царапины.
По нам выпустили очередь, пуля попала мне в плечо и прошла на вылет, когда Ферц наконец попал по самолету и он, закружившись, выпустив черный дым, упал за лесом, и больше мы его не видели...
Когда мне перевязывали плечо, я все думал о этом самолете и о странном пилоте. Чего он добивался? И тут в голове мелькнула неприятная мысль:
Что если он был разведчиком и теперь нам следует ждать эскадрилью бомбардировщиков?
В землянку вошел Ферц.
- Скажи, Пауль, а ты любишь морское побережье?
Так началась наша история. История предательства и дружбы, ненависти и любви. Так началась для нас Великая Война...
Мы пошли добровольцами на штурм остров Галлиполи, откуда неделю назад были выгнаны Османы, и теперь мы возвращаем стратегически важную территорию...

2. По зову сердца.

Дредноут дрожал, вяло переваливаясь на волнах, то и дело кренился, хлебал воду носом, но вновь поднимался,и она потоком сливалась обратно.
За нами шли три крейсера с людьми, готовыми к штурму высокой гряды.
- Значит так, солдаты, дальше только на шлюпках! Ждем затишья и вперед! Мы прикроем обстрелом, но забрать сможем только после того, как шторм стихнет. Да поможет вам Бог...
Я посмотрел на воду и не решился сесть в шлюпку.
- Ты остаешься?- спросил Ферц.
- Да, прости...
- Ты здесь нужнее.
- Пожалуй. Удачи дружище...
- На кой мне удача? Ты за нее!
Он сел в шлюпку, и она монотонно начала спускаться вниз, пока не закачалась на волнах.
...
- Дружно, взяли! И раз... И два!
То, что я тогда увидел, я помнил очень долго. Шлюпки переворачивались, солдаты тонули из-за тяжелой экипировки, так и не успев закричать.
Сзади громыхнул Дредноут, и над берегом возник черный дым от горящих огневых точек.
Из 20 шлюпок дошло только 8, это было ничтожно мало. Всего 200 солдат первой волны. Берег был безлюден, в первые минуты мы натянули веревочные лестницы, по которым собирались взбираться наверх.
Шторм не утихал, корабли скрылись в тумане, и утром мы готовились к штурму...
Холодное утро бодрило, и мы полезли по лестницам, готовясь к худшему.
Поднявшись, мы не увидели никого, и в недоумении пошли дальше, осматривая каждый дом, опасаясь засады.
Была осень, дожди несли тонны воды вниз по склону, и она разбивалась о берег.
Окопы были подготовлены Британцами при первом штурме, и мы разместились по полной программе, ожидая второй группы.
Ветер стих, волны успокоились, и из тумана пошли еще шлюпки. Это была долгожданная вторая волна.
1200 бравых солдат, готовых рвать врагов, боялись дождя, ведь первым же селем нас снесло бы вниз, переломав все кости.
Все были напряжены, Бриты сидели. Сидели и мы, лишь изредка высовываясь из траншей.
Утром бриты побежали в штыковую атаку и наткнулись на наши пулеметы.
Наша стратегия была безупречной. Корабли отрезали острова от поддержки, уничтожили огневые точки.
Но мы не учли погоды...
Когда в очередной раз была отбита атака Британцев, пошел сильный дождь и наш отряд, прижатый врагом у самого края, услышал шум в горах.
Вода, вперемешку с землей и телами солдат, летела с горы, снося все на своем пути.
Началась неразбериха, всюду кричали люди и наши и Бриты, уносимые водой вниз...

...
Атака провалилась. Солдаты утонули, а те, что остались, вернулись на трех шлюпках. Офицер, решив во что бы то ни стало взять острова штурмом, стал собирать людей для второй атаки. Среди них был и я.
Позже я увидел Ферца в списке пропавших.
Шлюпки были перегружены, некоторые шли ко дну, не дойдя до берега. Меня трижды выбрасывало за борт, но оттолкнувшись ногами ото дна, я поднимался обратно.
Пляж был усеян телами, вода была алой от крови, и шлюпки расталкивали вокруг себя трупы солдат. Я не смотрел на них, боясь увидеть там Валерия...
Мы ступили на мокрый песок и глядели на окровавленные лестницы в небо.
Наверху все было так же. Трупы, трупы….. снова трупы, а еще крысы, которые поедали тела.
Сразу же мы попытались прорваться, но драгоценное время было потеряно, и нас косили, как скот.
С корабля пустили сигнальную ракету….это значило лишь одно... отход.
Нас прикрывали обстрелом, я почти дошел до обрыва, когда увидел знакомые сапоги в груде тел.
Я бросился к Ферцу и ,достав из-под груды тел, послушал грудную клетку. Он не дышал...
Я снова и снова бил по груди, делая массаж сердца, но он не приходил в себя.
Оружия замолчали, и мы остались наедине с врагом.
Потеряв надежду, я ударил по груди что было силы, кость хрустнула, но Ферц пришел в себя и, как следует, прокашлявшись,  сел, переводя дыхание.
И смерть там правила свой бал, земля дрожала от разрывов снарядов, а едва живые солдаты ползли в окопы, спасаясь от обстрела.
- Держись, брат, я тебя вытащу...
Ферц что-то бормотал, находясь на грани потери сознания.
Я взвалил его на плечи и донес до берега... пустого и безлюдного.
- Сука! Они нас бросили!
Темнело. Над Дредноутом появился черный дым выхлопа, и он, вспенивая воду, развернулся прочь от берега.
Похолодало и мы, думая что делать, бродили по берегу.
Ферц наконец-то пришел в себя и стонал от боли каждый раз, когда ступал на ногу.
- Ладно, дружище, посмотрим ногу.
- Там кровь запеклась, давай мне щепку в зубы...
Штаны отходили с мерзким хрустом, и Валера взял мою руку и сжал со страшной силой, почти перекусив щепку...
Рана была открытой, клочья мяса торчали наружу, сама же нога была вывернута под устрашающим углом.
- Надо вправить и прижечь рану. Я пойду за хворостом, а ты отдыхай.
- Стой! Не бросай меня одного, прошу...
- Успокойся, я буду рядом...
Ночь была тихой, а звезд в небе было не пересчитать. Рану Ферца пришлось прижечь раскалённым штыком. Боже, никогда не забуду, как он кричал.
Без помощи ему было не протянуть и, тяжело дыша он полез под шинель, достав сигнальную ракетницу...
Небо окрасилось красным, и яркие звезды посыпались на землю, отражаясь в моих глазах сожжённых войной...
...
3. Во имя царя.

Дорогая мама! Я пишу тебе в спешке, ведь нас отправляют в другой гарнизон.
Мне не страшно, нас обстреливают не так уж и часто. Бывает грустно… темными ночами в окопах, когда только ночь…звезды..., и Ферц... да и тот спит. Война уничтожила в нас все человеческое. Мы убиваем, порой получая удовольствие, и мне стыдно за себя...
- Что пишешь? - отвлек меня Валера.
- Письмо матери.
- Полезное дело,- говорил он с азартом в глазах.
Я отложил лист бумаги и закатил глаза.
-Ну чего?
- У меня сигареты закончились, а курить тянет, хоть волком вой...
- У меня последние две.
- Сжалься над солдатом, ну пожалуйста.
- Хрен с тобой, будешь должен.
- Леер, ты лучший.
- Вали уже.
- Кстати, ходят слухи что тебя подняли в звании...
- Чего?
- Ты вынес человека из-под ураганного обстрела. Ты помнишь лейтенанта Химельштонца?
- Ну, допустим.
- Он заметил твои успехи.
К нам подошел почтальон.
- Кто здесь Леер?
- Я!
- Поздравляю! Ты - унтер-офицер!
Вот так за один день я поднялся в должности и обрел то, о чем так давно грезил - власть...
Нас отправили под крепость Осовец на болотах, бить Русских.
Каково же было наше разочарование, когда мы, прибыв, увидели пустые окопы.
- Рота, стройся! По порядку рассчитайсь! Да поживее!
Счет остановился на 32...
Господи, всего 32 человека, их положат одной очередью.
-Унтер-офицер Леер? - появился лейтенант.
- Так точно!
- К вам прибудет рота новобранцев! Даю вам неделю на их подготовку и мы атакуем...
- Есть!
Они были не готовы...
100
 человек, а пользы меньше, чем от Ферца.
Они не различали снаряды, не могли перезаряжать винтовки, а пулеметы у них перегревались. Они боялись своих же обстрелов, не могли даже идти в штыковую атаку.
Мы с Ферцем, бывалые солдаты, принялись поучать новобранцев.
Учили перезаряжать винтовки, стрелять из миномета так, чтобы голову не снесло.
Так прошла неделя, успехов особых мы не добились, но они держали винтовки, и это радовало.
Птицы смолкли, мы сосредочены и надеемся на новобранцев. Русских не видно, лишь дым над полем.
Вдалеке взвился пулемет, и мы пошли в атаку...
- Стоять всем! Идти плечом к плечу!
Но меня не слышали… и бросились кто куда. Еще дети падали замертво, ползали по сырой земле, крича и плача.
Потом они развернулись назад и, взяв за шкирку одного, я начал командовать.
- Вперед, сукины дети! Вы позорите Германскую империю!
Все это обернулось бойней. Поле было усеяно телами. Но бой не окончен, Русские лезут из окопов и идут в штыковую атаку.
- Штыки к бою! Никого к окопам не подпускать!
Русские налетали на наши штыки первой волной, но солдатам не хватало силы вытащить их, и вторая волна добивала обороняющихся.
- Ферц, к минометам! Живо! А ты, щенок, вперед к блиндажу и своих прихвати!
Окопы опустели, и мы принялись за дело.
Работая вдвоем, мы обрушивали на противника мины целым градом и смогли отбить окопы, и Русские отступили.
Вечером поле стонало от боли. Мы едва успевали вытаскивать раненых под прикрытием орудий.
Сидя у костра, и я размышлял о том, как сегодня убило несколько десятков новобранцев, а в голове все бился доклад санитаров" 250 человек убитыми, 400 ранеными"
- Леер, спишь?
- Как видишь нет, чего хотел?
- Погреться, замерз как пес, - приговаривал он, подвигаясь ко мне.
- Да, ночи нынче холодные...
- Ферц.
- Чего?
- Ты боишься завтрашней атаки?
- Не особо...
- Хм, мой друг, а у тебя стальные яйца, я смотрю.
- Да уж крепче твоих!
- Хочешь проверить?
И мы дурачились, заливаясь искренним смехом.
Утром приехали машины, груженные баллонами с газом и противогазами.
- Господи, это же хлор!Он выжигает все внутри, и ты больше не человек,
- выдохнул Ферц.
- Ты встречался с таким уже?
- Да, было пару раз...
- Завтра на рассвете мы дождемся ветра и откроем баллоны.
- До чего мы дошли…. Травим людей как крыс.
- Как крыс..., - добавил я, едва слышно.
С первыми лучами солнца мы подготовили хлор в окопах и. дождавшись удачного ветра, повернули вентили...
Газ зеленым облаком пополз по выжженной земле, а за ним с неба падали мертвые птицы, покрыв поле.
- Противогазы надеть!
Натянув жаркие маски, в которых было тяжело даже дышать, мы пошли в атаку. Мы с Ферцем заметили небольшую землянку и, взяв пару солдат, засели в засаде.
- Ты куда? - шепотом спросил я.
- Там пара солдат в тумане потерялись.
- Чтоб их... недоумки.
Я отодвинул заслонку у окна и вставил туда винтовку, замаскировав ее.
- Эй, тебя как звать?
- Ф...Ф...Франц... Сказал он, заикаясь.
- Ладно, тише, успокойся. Возьми пулемет и клади мне на плечо.
Было тихо, внезапно хрустнула ветка, и из тумана выскочил Русский, харкаясь кровью, и хрипя.
По плечу ходил пулеметный ствол. Внезапно плечо начало жечь, я закричал.
- Идиот! Остановись! Ты перегреваешь пулемет!
Но он меня не слышал и, дрожа всем телом, стрелял в зеленый туман. И тут мы увидели их...
Солдаты, в марлевых повязками на лице, шли вперед. Они падали, поднимались и стреляли по нам, дрожа от отдачи.
- Мертвецы! Мертвецы идут! - кричали солдаты, побросав винтовки. Так шла Российская пехота. Истощённые, все в крови и пыли, они шли вперед, заклиная:
- За Царя! За Родину!
Кошмар тех дней мы помнили до конца войны. Храбрость солдат врага заставила нас сложить винтовки...
Крепость Осовец так и не была взята. Через неделю Русские покинули ее, когда положение в войне стало ужасным. Тех, кто умер там, мы хоронили под марш,…… хоронили мы не наших. Мы хоронили тех, кого клялись стереть с лица земли.
Вот они 35 свежих могил, прямо перед нами, и мы стоим, не произнося ни слова. По моей команде стреляем в воздух из винтовок, закусив губу, дабы не показаться слабыми. Я смотрю на моих солдат и понимаю, что будущего у них нет. Есть только война. И я не хочу их вести в бой. Не хочу видеть как рыдает паренек, засовывая внутренности обратно...Не хочу видеть, как на обрубках они ползают и плачут. Не хочу видеть смерть. Не хочу и не могу...
- Леер, ты как? - глотая слезы, спросил тихо Ферц.
- Как солдат, дружище... как солдат...
Как только бой угас, звучит приказ! Нас переводят обороняться к городку Камбрэ, что во Франции. Бриты вместе с Французами начали наступление, содрогнувшее Европу. Две армии собрались с силами и двинулись прямо на нас, занимая каждые окопы на своем пути. Наши были предпоследними...
К моему счастью, в этой роте было не так много новобранцев. С утра окопы возбужденно гудели, ведь Кайзер решил к нам пожаловать собственной персоной. Истощенные солдаты построились и принялись играть марш, встречая Кайзера.
Мы с Ферцем сидели в воронке от снаряда и болтали, разделяя шнапс поровну, как вдруг почувствовали легкую дрожь... Послышался запах солярки и скрип стали, и мы увидели то, от чего бросились прочь….
Британские танки, огромные машины прорыва, несущие смерть, шли прямо на нас. Мы прижались к земле, молясь, и нервы начали сдавать. Сверху посыпалась земля и гусеницы танка с грохотом прошли над нами. 25 танков медленно двигались на наши окопы, а впереди колоны бежали мы. Очередь пулемета сбила меня с ног и я, перевернувшись в воздухе, рухнул на землю, зажимая простреленный бок.
- Леер, ты чего?! Нет... нет, нет! Не умирай, прошу. Он тряс меня снова и снова и, чуть было не заплакал.
- Да не умираю я! Бери меня, и пошли дальше.
- Идиот! Не смей так делать!
Я лишь измученно улыбнулся.
В окопах мы предупредили солдат и смотрели на идущую на нас армаду.
- Леер, командуй!
Я отошел от ступора, не зная, что делать.
- По моей команде! Огонь!
Пули отскакивали от тяжелой брони стальных монстров и это пугало нас сильнее, чем хлор в тот день.
- Их пули не берут!- орал Валера мне на ухо.
 Ведь танки подошли уже в плотную, порвав проволоку, и теперь ничего не было слышно.
- Вижу! Хватай гранаты!
Гранаты летели в танки, и двое из них встали, зарывшись в землю.
- Не выходит, отступаем!
Мы побежали назад, подгоняемые пулеметными очередями из танков.
Оборона пала...
Враг прошел на 15 миль вглубь и мы уходили, бросив раненых. Ночь была темная и холодная, мы уходили с позором. С винтовками через плечо, а кони тащили пушки, и то что мы смогли унести. В боку кололо, меня мутило и бросало в жар. Едва живые мы шли по изрытой земле.
Огни вдалеке указали на близость людей и бросились туда, не разбирая свои это, или Французы...
То были наши. Меня сразу положили на носилки и принялись осматривать.
4. Вера в Кайзера.
Я ничего не чувствовал кроме боли, и что было силы старался не закричать...
Вот идет главный санитар, осматривает меня и качает головой.
- Досталось же тебе, брат... Домой хочешь?
- Было бы неплохо.
- Собирайся в госпиталь. Там посмотрим.
Я нашел Ферца, дабы с ним отправится в госпиталь. Но вижу его без вещей.
- Ты не едешь?
- Нет, мой друг. Я иду дальше воевать...
- Не забывай меня! Даже если будет тяжело! Умри, но не забудь...
- Обещаю, - говорит он, обняв меня.
Машины с ранеными уезжают, оставив Ферца. Тогда я и подумать не мог, что судьба сыграла с нами злую шутку. Видно звезды решили, что умереть ему стоит от моей руки. Наш фронт разорвался, и так Ферц оказался во Франции.
...
После холодной осени, настала еще более холодная и суровая зима. Лед встал на реке, разделившей две армии, и они пытались подвинуть друг друга, не переходя к боевым действиям в открытую. Но лед дал новые возможности. Солдаты прибывают и прибывают, и я понимаю что грядет наступление. Вижу Кроппа ,и мы перекидываемся парой фраз. Леера не хватает, никто не поделится куревом. Не расскажет байку в окопе у костра. А есть только холод и тлен.
Мы курим последние самокрутки и вновь перекидываемся парой фраз.
- Слыхал…. сюда Кайзер едет.
- Ну, допустим.
- Что допустим?! Тебе плевать? Сюда едет твой бессмертный лидер!
- Да я хочу, чтобы умер этот чертов лидер! Из-за него и я ,и ты здесь!
- Ты усомнился в нем?
- Да! Да, усомнился!
- Так я и знал. Ты трус. Только почувствовал вкус поражения и сразу бежишь...
Я ушел от разговора, не желая срываться. Я все думал о конце. Конце войны, жизни…… Чего угодно. Я хотел просто лежать на траве и смотреть на небо. Хотел ходить с Ферцем по кабакам. Хотел покоя. Но кому есть дело до меня? Кому есть дело до солдат, что идут на смерть? Мы мясо. Просто мясо, для подавления противника. И лишь одно мне ясно. Если война не окончена, значит господь нас покинул. Нет бога, нет мыслей. Нет мыслей, нет слез, нет проблем...
Нас с детства учат лишь добру. Нам рассказывают добрые сказки, и мы волей не волей начинаем верить в чудо.
Вот только это неправда. А правда вот она, уж простите. Тяжелая и невеселая. Но правда, не приукрашенная. Здесь нет счастливого конца и долгой и счастливой жизни. И я плачу. Крупные слезы падают с глаз. Мы отважные сердца и горячие головы. Мы убийцы и трусы. Мы и есть война. Мы и есть смерть...
Вот и Кайзер, каблуками глухими словно смерть гремя, идет, оглядывая замученных солдат, и в глазах его читается безразличие.
- Завтра на рассвете мы выдвигаемся! Наши орудия вас прикроют, - начинал речь Химельштонц. Но кто слушал нашего лейтенанта, все были словно уже мертвы: кашляли долго и протяжно, перевязывали ноги, страдая от окопной болезни.
Ко мне подходит новенький. Только с лагеря. Его звали Эфраим. Не помню кем был этот странный человек, вроде как священник, или что-то в этом духе.
Нежно, словно ребенка он держал библию, пряча под шинелью, словно боялся, что ее могут отнять. Он шепчет молитвы и плачет, содрогаясь всем телом. Больше никто не шутит. Никто не играет в карты, не выпивает. Никто. Никто...
Ночь прошла и утром мы идем строем, готовясь к выходу на лед.
Я слышу шепот Эфраима.
-И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет.
И я,  и Эфраим, увидели святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего.
И услышал я громкий голос с неба, говорящий: « Се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их...»
Он замолкает, понимая, что господь нас покинул и воет, сорвавшись пред тяготами войны. Он стоит на коленях, дерет горло, словно пес, и в вое этом мы слышим всю ту боль, что испытывает человек, потерявший надежду...
Офицер дает сигнал свистком, и мы покорно, словно скот идем на убой...
Впереди высокий подъем, а от него нас отделяет непрочный лед. Мы стоим в сомнениях, дрожа всем телом и ждем неизвестно чего.
- Чего встали? Вперед!
Ответом офицеру стала тишина.
Он берет меня за ворот шинели и глядит прямо в душу.
- Вам что-то неясно, солдат?
- Все ясно, господин офицер.
- Так что за промедление?
И мы идем как в бреду, на гибельный шквал из стали и пламени.
Французы нас ждали, пулеметы затявкали в укреплениях, а лед у наших ног затрещал. Мы останавливаемся в нерешимости. Мы были обречены...
- Ваше высочество, Кайзер.
- Слушаю.
- Солдаты... они не хотят идти в атаку.
- Что же, поддержим их обстрелом. Бейте позади них, разбейте лед!
Сперва раздался свист, что становился все громче и надрывистей, а потом снаряд упал впереди нас, подняв брызги из обломков льда и воды. Еще два разорвались справа. Все больше и больше снарядов сыпалось с неба. Солдаты барахтались в воде, хватаясь за куски льда. А я же побежал вперед, не разбирая дороги и добрался до песчаного берега...
Обстрел сместился и наши стали бить по Французам, устроив им стальной шторм. С возвышенности летели обломки укреплений и люди. По берегу ползали раненные, пытаясь встать, но тут же надежды их накрывались стальными снарядами. Мне не было так страшно за всю войну, как было страшно тогда...

В госпитале меня быстро оформили, положив в палату к двум солдатам.
Карл был ранен в ногу, и у него пошло заражение крови. Он верил, что ногу ему не ампутируют, но мы знали... Знали, что ее ампутируют, не спросив его.
У Фридриха все хуже. Пуля прошла поперек хребта, а поэтому он и ходить-то не может. Он стонет по ночам, зажимает в зубах край одеяла. Но сестры милосердия не приходят. Никогда они к нему не приходят. Незачем тратить время на мертвеца... Незачем...
У меня пробито бедро, но органы не задеты. Скоро выпишут, надеюсь. Слышатся шаги, и заходит в палату сестра, с таким знакомым мне лицом. Лицом ангела. Марта прекрасна, как и в тот день.
- Ох, Пауль. Не ожидала тебя здесь увидеть.
- Да, я тоже рад встрече.
Пытаюсь встать, но от боли срываюсь на стон. Марта бежит и укладывает меня, ласково приговаривая:
- Тише, мой хороший. Все будет хорошо.
Она садится рядом, берет мою руку и тихо поет, в ночную тишину...
- Пауль.
- Хм?
- Как было на войне?
- Страшно.
И я рассказываю ей о том что я пережил, содрогаясь всем телом и смотрю в ее испуганные глаза.
А по забавному совпадению, Бруно был в одной роте с Ферцем...
...

Ураганный обстрел не прекращался ни на минуту, солдаты сидят в воронках от взрывов и воют от ужаса и отчаяния.
Дрожит земля, в агонии и страхе пред чудовищем, порожденным алчностью и упрямством людей. Земля полыхает, а дым идет шлейфом на многие километры южнее нас. Валера сидит в окопе, сняв каску и дрожит. Дрожит закрыв глаза и прижимается к земле нежно, словно к девушке. К нему ползет Бруно, и они, позабыв о вражде обнимаются и плачут. Со стороны поля слышатся стоны и зов о помощи.
- Мы поверили в монстра. Решили что это приключение, - шепчет Ферц, судорожно перезаряжая винтовку.
- Пожалуй ты прав, дружище...
Обстрел утихает, пока не перестают разрываться снаряды.
- Скажи, а с каких пор мы друзья?
- С тех пор, как я с Мартой разошелся.
- А, теперь все ясно! Во Лееру будет радости.
- Да, я видел как он на нее смотрит. А где он, кстати?
- В госпитале святой Марии.
- Хм, Марта там медсестрой подрабатывает.
- Вот пусть развлекаются. А нам пора выползать отсюда.
- Пора...
Стоило Бруно вылезти из окопа, как пуля просвистев в воздухе пробила ему грудь. Он захрипел, закатывая глаза, и кровавая слюна ниткой потянулась с уголка рта. Он жадно хватал ртом воздух, а грудная клетка яростно вздымалась и опускалась, словно в груди у него сидела невольная птица, которая жаждала выбраться наружу.
Он смотрел на Ферца глазами полными боли и страха замахал головой, увидев в его руках револьвер. Ферц хладнокровно взводит курок, и рука его не дрогнула.
- Бруно, все будет хорошо. Ты уснешь. Просто уснешь...
Выстрел был точным. Тело обмякло, пару раз дернувшись в агонии.
- Солдат!
Ферца передернуло.
- Да, лейтенант?
- Вы поступили правильно.
- Иначе я не мог.
- Понимаю. Мы собираемся в окопах. Туда стягиваются все наши силы...
Вот так! Мы снова уходим. Идем на восток, прижимаемые Французами с одной стороны, и Британцами с другой.
Последний рубеж у деревни дает нам смутные надежды на скорое завершение войны. Всего 300 солдат...все что осталось от нашей роты. Теперь мы ждем резервов.
...
Вот уже неделю я лежу в этом госпитале. Завтра меня выписывают и отправляют на восточный фронт. В палату заходит Марта.
- Тебя выписывают завтра?
- Да, я скоро вернусь.
- Пообещай…, пообещай, что вернешься!
- Обещаю….
Я нежно прижимаю ее, боюсь отпустить, и слезы застилают глаза.
Я не верю в победу. Я не верю в Кайзера. Я верю лишь себе, и мой внутренний голос кричит, чтобы я остановился, но долг зовет.
- Возвращайся скорей. Чтобы все стало по- старому. Я буду работать в баре, а ты закончишь учебу...
Шла война. Шла она по людским останкам и костям. Шла война с гордостью и яростью, уничтожая храбрых мужей. Шла война от Парижа к Берлину...
И мы встречали ее винтовками и штыками, ощетинившись колючей проволокой. И нет конца той резне, что разрывает наш мир на куски. Так что же плохого в том, что мы- солдаты решили его подлатать?
Ночь прошла в раздумьях, а утром я отправился к машине. Мы едем на фронт, дабы остановить армию врага...
Солдаты бегают, таская ящики с припасами. Вижу Ферца, и мы радостно приветствуем друг друга. Курим и слышим рев толпы.
- Пора, мой друг...
Мы выходим из окопов, не отвечая за свои действия, и кладем винтовки на землю. Вся рота без исключения сдалась врагу. Иначе было никак, только сдавшись мы завершили эту войну. Лейтенант в ярости, он берет меня за шиворот:
- Ох, унтер-офицер! Я накажу вас по высшему разряду. Вы убьете тех бедолаг лично...
Их заперли в амбарах, как скот. Не было даже заседания военного трибунала. Ночь тянулась невыносимо долго, я сидел у решетки, выкуривая последние сигареты. Одну за другой. А по ту сторону сидел Валера, смотрящий пустыми глазами в одну точку.
- Вот так вот и поступают с героями. Убивают словно скот.
- Ты понимаешь, что я не смогу выстрелить?
- Сможешь, я не сомневаюсь.
- Мне не хватит духа.
- Слушай сюда, убей меня быстро. Стреляй четко в голову, прошу.
- Но, я...
- Я за всю свою жизнь не сделал ничего стоящего. Это расплата...
Мои губы дрожат, и я едва слышно говорю.
- Ты был мне как брат, просто знай.
- Хорошо, дружище. Я горд что служил с тобой... Пауль.
- Хм?
- Когда-то давно мой отец служил в Преображенском полку...
- Ты рассказывал. Его депортировали, после отказа стрелять по своим. А потом родился ты...
- Я... я хочу, чтобы после смерти ты нашел его и рассказал, что его сын был хорошим солдатом.
- Я все сделаю...
Утро туманно. Солдат выводят на площадь пред госпиталем. Они гордо встречают пули и смеются над лейтенантом.
Играет марш, по очереди грохочут выстрелы и люди падают замертво.
Вот очередь доходит до меня. Я смотрю на Ферца, у него завязаны глаза, и не могу выстрелить. Сердце стучит, и стук его, единственное что я слышу. Сердце замирает, дыхание останавливается и приклад отдает в плечо. Выстрел громом раздается в наступившей тишине...
Интересная вышла история…порой веселая, порой немного грустная. Но это правда. Правда о поколении, которое сожрало пламя Великой Войны. Эта история о дружбе и ненависти. Отваге и страхе. И это наша история. И сейчас я пишу все это, сидя у себя дома, рядом с Мартой. Пишу все это в память об одной одинокой могиле. А на могиле той выбито кривыми буквами "Валерий Ферц - самый храбрый солдат". Мы пропадем со временем, и никто о нас не вспомнит. Но пока я жив, никто не забудет об отважных, молодых сердцах...
Конец.