Тунцеловы. Глава 3

                3
       Уже прошла неделя, как мы стоим в Дакаре и ремонтируем суда перед выходом в море. Утром ко мне приходил боцман с “Мурекса“ с жалобами на общую слабость, головную боль, боли в горле и насморк. Я измерил температуру, она была немного повышена. Горло было красное. Он сказал, что кроме него на судне болеют еще пять человек. Старпом просил передать лекарства от гриппа. Я дал боцману несколько упаковок аспирина и сказал, что больше пока дать не могу. Затем с этого же судна вечером приходил мастер по добыче рыбы (тралмастер) и сказал, что принял выданные ему таблетки от болей в паху, но эффекта не отмечает. Я дал ему еще несколько капсул вибрацина.
       Затем меня вызвали в соседнюю каюту. Там получил пищевое отравление рефмеханик Полозков, после употребления старого балыка. Больной был бледный, его знобило. Я велел ему пить много воды и вызывать рвоту, введя за корень языка пальцы. Это имело успех, и больной повеселел. Затем я дал ему угольные таблетки и таблетки баралгина в связи с головной болью.
       На следующий день я взял у капитана свой паспорт моряка, чтобы пойти в город с целью узнать имеется ли в аптеках “лариам” и сколько он стоит. Этот препарат я уже выписал: подал заявку на тысячу таблеток в придачу к основным медикаментам.
– Один в город не ходите, – предупредил третий помощник Саша. – Обступят вокруг, и обчистят, как липку.
– А доктора точно задавят там, – сказал подошедший капитан, сверкая серебряными зубами. – Очень уж он подозрительный.
       Я вспомнил о своем деле и сказал:
– Когда вернусь, я сообщу: сколько стоит лариам.
– Если вернётесь, – пошутил капитан, будучи в хорошем настроении.
       В пять часов после полдника нас пять человек вышли в город. Прошли через проходную порта. С собой у нас не было никаких вещей: говорят, в Дакаре у иностранцев всё из рук вырывают. Но, всё же, я взял в карман фотоаппарат. За проходной порта был базар. Там продавали какие-то плоды величиной с капусту, но их мякоть была похожа на масло. Там же продавали сушеные фрукты (курагу, урюк), бананы, лимоны, арбузы. В промтоварном отделе продавали сандалии, тапочки, часы, лечебное каркадэ (сушеные листья суданской розы). Говорят, что каркадэ помогает при мочекаменной болезни и повышенном давлении. Какой-то молодой, в оборванных джинсах, негр мочился у прилавка.
       Один из наших парней позвонил из переговорной будки домой. Это обошлось ему в десять долларов. Выйдя из базара, двое из наших ребят отделились от нас. Мы втроём прошлись по одной улице и пару раз сфотографировались. Нас обогнали пять негров, и начали совать нам для продажи какие-то безделушки. Мы отмахивались от них, как от мух. А одного из нас они схватили за белые штаны, видимо желая их приобрести, и, в то же время, ухватились за руку с часами, разглядывая их, одновременно пытаясь всучить ему в руки свои картинки. Я метнулся к нему на помощь и крикнул по-французски “но нё вё!“, означающее “мы не хотим“ и они его отпустили. Но тут же чуть не под ноги кинулся ко мне, согнувшись, худощавый негр с картинкой в руке, что-то бормоча.
– Нон, мерси, – ответил я, и они отстали.
“Правду говорили, что одному здесь нельзя ходить, – подумал я. – Заблокируют со всех сторон, и не пикнешь”.
       Затем я зашел в аптеку и узнал, что одна упаковка противомалярийного лариама, в которой всего 4 таблетки, стоит 4174 франка, что равно семи с половиной долларам. Я прикинул в уме, что, если нам взять препарат на сто человек по полторы упаковки, то это составит по скромным подсчетам тысячу сто долларов. А это нереально. Притом,
если послать такую заявку в Москву, то там не поймут:  ведь я уже в заявке выписал этот препарат в количестве аж 250 упаковок. И капитан сказал, что могут быть неприятности за перерасход выделяемого на медицину лимита. Я решил продолжать профилактику малярии резохином, а по убытии из Дакара, когда получу с медикаментами лариам, то закончу её этим более эффективным препаратом.
       По возвращении на судно я обговорил этот вопрос с капитаном, который, узнав стоимость лариама, сразу сказал, что его закупка нереальна и таких денег никто не даст. Хорошо, если хоть оплатят полностью мою общую заявку. Выявил у себя пропажу 100 долларов. Украли из куртки.
       Через неделю я снова ходил в город с акустиком и матросом. Я заметил, что Дакар – город очень грязный. Здесь не видно дворников. А мусор и хлам на улице порою выметает ветер. Но кое-где стоят небоскребы. Деревьев не очень-то много, но, все же, город озеленён. Все дома с лоджиями и галереями. Чувствуется всё же европейский дух: бывшая французская колония. На улице навстречу мне попалась симпатичная негритянка. Поймав мой взгляд, она тут же остановилась, якобы в ожидании: что угодно белому человеку?
       Также по пути, но по другую сторону улицы, заметил красивую белую девушку в окружении четырех чернокожих кавалеров. Она с интересом смотрела в нашу сторону.
       А на судне продолжались ремонтные работы. Судно “Маргинелла“ уже закончило ремонт и отчалило на промысел, медленно проплывая мимо нашего судна. Из иллюминатора я смотрел на его отход и, увидев на мостике капитана Лобановского, помахал ему рукой. Он с улыбкой помахал мне в ответ.
       В порт приходят исполинские контейнеровозы. Невдалеке проплыл итальянский   контейнеровоз “Гримальди“ из Палермо. Длина его была на меньше 200 метров, а высота с двенадцатиэтажный дом. Впечатляющее зрелище, потому что его высота была почти одинакова от кормы до бака, в отличие от других судов, где только на корме возвышенность величиной в девятиэтажный дом. Также в поле зрения находился большой французский крейсер длиной около 200 метров. По его палубе делал спортивную пробежку по кругу один член экипажа. Наши тунцеловные суда по сравнению с такими великанами кажутся мелкими.
       Длина любого нашего судна 55 метров, а ширина – 11. В первой половине судна находятся жилые помещения и надстройка с мостиком, над которым еще имеется спортивная площадка с мачтой, на которой вверху прикреплена “марсовая бочка“. Она представляет собой большую металлическую коробку, размером  два на два метра. В ней на каждой стенке имелся  квадратный иллюминатор для обзора акватории океана в поиске тунцов. В этом мелком помещении имелись две койки с соломенными полуистлевшими матрасами. Оно предназначалось для жилья прибывающим наблюдателям, но они, зная свои права, отказывались жить в этом сильно раскачивающемся голубятнике.
А вторую, заднюю половину судна, занимала  производственная палуба с лебедкой, грузовыми стрелами, кормой с неводом и буксиром под названием “скиф”, прикрепленному на слипе. Суда были изготовлены на киевском судостроительном заводе “Ленинская кузница“ 15 лет назад, а буксиры – якобы, в Астрахани.
       Продолжается моя монотонная работа по профилактике малярии и лечению обращающихся за лечением тунцеловов. Часто обращаются с острыми респираторными заболеваниями, несмотря на то, что здесь иногда температура воздуха выше 30 градусов.
       Наш ремонт уже заканчивается.
       Ранним утром, в пять часов, меня разбудил третий помощник капитана. У него были сильные боли в пояснице с отдачей в низ живота, сильная потливость. Я установил ему диагноз: почечная колика. Сделал ему уколы но-шпы и баралгина. Облегчение было небольшое. Я посмотрел на часы – было половина седьмого. Я постучался к капитану и тот по моей просьбе открыл сейф, где хранились наркотики, и дал мне одну ампулу промедола. Я уколол больному этот препарат и атропин. Вскоре приступ болей у него прошел. Я дал ему теплую грелку и посоветовал пить много воды. Через полчаса больной сказал, что камешек у него вышел. Он обнаружил его в баночке, в которую мочился. Я увидел мелкий, гладкий, желтоватый камешек величиной с просяное зерно. Больной был рад, что избавился от этого камешка.
– Тяжело рожать через мочевыводящий канал, – пошутил третий помощник.
– Поздравляю, – ответил я.
       После ремонта нашу “Турбинеллу“ отбуксировали  к другому причалу и пришвартовали к “Неретине”. А затем в полдник нас отбуксировали на базу снабжения, чтобы взять техническое масло и соли для чанов в трюме и специальные для минерализации дистиллированной воды.
       Ночью меня разбудил негр. У него болела голова. Я дал ему пару таблеток анальгина и уснул. Где-то под утро я почувствовал вибрацию судна. Значит, мы уже после месячного ремонта пошли своим ходом на промысел.    (продолжение следует)