13 От нашей жизни нынче на Руси. Жизнь должна

                (предыдущая часть - http://proza.ru/2020/04/27/1262)

            23.06.06 «Дымит и кружится планета». – За ночь ветер поменял направление и столько дыма нагнал с недалёкого лесного пожарища, что и солнце еле проглядывает сквозь густую белесую пелену, сплошь окутавшую город, и дышать тяжко, и голова угарно трещит. Блеклое больничное утро.
            Перед обедом появился Виталий ненадолго. Попенял мне за нежелание оспаривать взыскание, предложил вечером посидеть «за рюмкой чая» у него в общежитии, с тем и отбыл.
            Несказанно приятно, просыпаясь, видеть родных и близких тебе людей - первыми, кого узрел после тихого часа, были сыновья. В палате находился и Валентин - точно в назначенное время прибыл рыбацкий коллектив держать совет по поводу завтрашнего мероприятия.

             «Спокойствие. Только спокойствие», - как говорил Малыш родителям после того, как они с Карлсоном на люстре покатались. Да, уж, покатался – битый час ОМОНовский УАЗик маячит на больничном дворе. И это при наличии круглосуточного милицейского поста в вестибюле больницы!  Интересно, кого и от кого они охраняют? Ну, да по порядку.
            Вместо больничного ужина отправился на чаепитие. В каждой из пяти коммерческих лавок, встреченных по пути в общежитие сотрудников УВД, до того богатый ассортимент горячительных напитков оказался, что глаз разбежался от названий одной только водки.
            Общежитие являло собой обшарпанную панельную пятиэтажку, расположенную за университетом в глубине квартала. Невольно отметил про себя один-единственный вход-выход, решётки на окнах первого этажа и отсутствие пожарных лестниц – весьма проблематично эвакуироваться из здания в таких условиях, случись что.
            Внутреннее устройство общежития живо напомнило мне гарнизонное житиё-бытиё в совершенно аналогичном здании в 80-х годах. Иллюзию усиливали снующий по сквозному коридору и из двери в дверь по обе стороны коридора разгорячённый наступившим «днём автомобилиста» личный состав (пятница же!) и копошащиеся тут же детишки самого разного возраста.
            За дверью с нужным мне номером оказалась двухкомнатная квартира. Обстановка помещений, начиная с платяного шкафа в прихожей, была знакома до мельчайших подробностей, хоть впервые здесь оказался. А смесь запахов – обувного крема, одеколона, кожи, металла, оружейного масла, табачного дыма и съестного – породила прямо-таки ностальгическую тоску.
            Посреди большой комнаты уже был накрыт стол, за которым дожидались меня, просматривая телепередачу о ВОВ, пятеро обитателей квартиры.
            Подняв гранёный стакан, наполовину заполненный водкой, Виталий вдруг сказал:
      - В такой битве выстояли наши отцы и деды! Какого врага одолели! И как легко оказалось великую страну превратить в какую-то там «расейскую педерацию»! - Горестно вздохнул и провозгласил: -  Ну, за Россию!
      Чокнулись, выпили, помолчали.
            Совсем невесело вспомнилось и мне, как в кинокомедии "Иван Васильевич меняет профессию" вор Мстиславский давал укорот ложному Ивану Грозному: «Ты пошто, сукин сын, самозванец, земли русские разбазариваешь? Этак на тебя никаких волостей не напасёшься"!
           И как же щедрился свежеиспечённый царь воровских прорабских кровей: "Берите суверенитета, кто сколько сможет проглотить"! Достаточное количество князьков нашлось, желающих "разделять и властвовать" в отколовшихся кусках державы.

            Толком посидеть «за рюмкой чая» не удалось – не успели закусить после третьей, как входная дверь распахнулась, и появились два посетителя: один с ящиком водки в руках, другой с ящиком пива и всяческих закусок в импортных упаковках поверх пивных банок. Состязание предстояло совсем не для моей весовой категории, и ёрш это когда пьёшь не что попало, а с кем попало, потому решил откланяться.
            Виталий предложил меня проводить:
      - Шпаны в городе много развелось. Сбиваются в группировки по интересам - «панки», «металлисты», «нацики» коренного населения и арийских корней, - и ладно бы только между собой пластались, так моду взяли шоблами грабить одиноких прохожих.  - Время было ещё самое что ни на есть детское, и ходу до больницы неспешным шагом не более десяти минут, так что отказался я, поблагодарив его за заботу-внимание. И очень даже напрасно отказался, как вскоре выяснилось.
            На ступенях лестницы университета, мимо которого я шествовал по площади, расположились четверо молодых людей. Чуть старше призывного возраста, якутской национальности, в высоких шнурованных ботинках, кожаных штанах и куртках с множеством заклёпок и металлических висюлек на них и с раскрашенными во все цвета радуги гребнями на бритых черепах.
            Пока пытался я по оперению угадать породу этих "петухов", двое из них поднялись и преградили мне путь. Оба оказались росточком мне под подбородок, но тот из них, что был повыше и покрепче, категорично потребовал часы и содержимое моих карманов, ещё и в выражениях с яркой национальной неприязнью.
            Подивился я такой наглости - белым, считай, днём (солнце висело над крышами домов и припекало вовсю), при всём честном народе (на улице тут и там мелькали многочисленные пешеходы)!
            Хотел, было, ограничиться внушением на тему соблюдения Божественных заповедей и уважения седин. И кто-то из великих учителей восточных единоборств учил, что «высшей ступенью боевого искусства является умение избежать применения боевого искусства». Но посмотрел в мёртвые, с расширенными до краёв радужки зрачками, глаза молодых людей и понял, что к данному случаю слова великого учителя неприменимы. Тем более, что двое других спешили присоединиться, и явно был какой-то предмет в руке у одного из них.
            До чего же хрупок и уязвим человечий организм! И как, на самом деле, ничтожно мало надо, чтобы даже самый могучий из них превратился просто в мешок, заполненный мясом с костями! После многих былых объяснений с правоохранительными органами по поводу нанесения повреждений разной степени тяжести телам граждан, взял я себе за правило в разборках бытового характера бить кулаком прямо в лоб. Помимо сногсшибательного достигается при этом и воспитательный эффект - долго потом в зеркале видится назидание за прегрешения против Истины.
            Совсем даже не обязательно шаг назад – отступление или проявление трусости. Но почти всегда побуждает он к действию наступающую сторону и, при умелом использовании этого, на её же голову. Так и произошло. Едва отставил я правую ногу назад, чтобы получше на неё, толчковую, опереться, как сразу вдвоём кинулись на дистанцию поражения первые двое грабителей. А после того, как я "жестами обозначил намерения", так же тупо на те же грабли напоролась и вторая парочка. У четвёртого из грабителей, действительно, якутский нож в руке был - с длинным тонким лезвием, односторонне заточенным под правую руку, и рукояткой из берёзового капа красивой текстуры.
            Тут как раз и «коляска подкатила» - с визгом затормозил на проезжей части рядом с площадью милицейский УАЗик. Выскочили из него трое патрульных и поспешили к месту происшествия. Протянул я удостоверение личности подошедшему ко мне сержанту:
      - Грузите клиентов.
            Остальные патрульные стали приводить в чувство живописный молодёжный квартет, отдыхающий на бетонных плитках площади.
            Сержант взял моё удостоверение, посмотрел, сказал: «Угу», - попросил меня пройти к машине, открыл тыльную дверь «воронка» и жестом предложил в него забраться. Что я и сделал без задней мысли. Дверь захлопнулась, а дальше…
            Сквозь зарешёченное оконце с неописуемым изумлением наблюдал я апофеоз торжества демократии. Сотрудники патрульно-постовой службы бережно помогли подняться поверженным грабителям (того, что был с ножом, так даже и отряхнули!), коротко переговорили с ними и по рации, после чего заняли свои места в кабине УАЗа, хлопнув дверцами. Автомобиль тронулся, и «повезли меня из Сибири в Сибирь».
            Городишко небольшой, весь его за полчаса объехать можно, так что, недолго длилась бесплатная автомобильная экскурсия на незнакомую мне прежде его окраину. Проехав до середины одноэтажного деревянного здания с зарешёченными окнами, УАЗик затормозил и задним ходом сдал к крыльцу здания. С правой стороны от гостеприимно распахнутых дверей на стене красовалась вывеска пункта назначения: «Медвытрезвитель».
            Выскочили из УАЗа патрульные, присоединились к ним два работника «трезвователя» - мордовороты со слоем сала в три пальца на бритых загривках, - и со штатными дубинками в руках выстроились все живым коридором от «воронка» до крыльца заведения.
            На крыльце появился прапорщик, до того тощий, что кобура с табельным оружием на поясе, казалось, переломит его пополам. Дверь моего передвижного застенка отворилась, прапорщик расстегнул кобуру, извлёк из неё ПМ, направил его в мою сторону и скомандовал писклявым голосом:
      - Спокойно, военный. Не дёргайся!
            Вот ленив я природно, чтобы лишний раз напрягаться да своё придумывать, и люблю задействовать бонмо, метко сказанное другими. И тут употребил я оборот, произнесённый моим приятелем почти что в аналогичной ситуации:
      - Пистолетик-то опусти. Не ровён час, кашлянёшь или пукнешь, беды потом не оберёшься.
            Чуть из берцев не выпрыгнул прапорщик, визжа:
      - Ты у меня не только пукать, а и маму звать будешь, когда ОМОН сейчас сюда приедет!
            Уже и кровавая пелена глаз мне застить стала, и тёплая спираль бешенства раскручивалась из области солнечного сплетения, а вся сознательность перекочевала в мозжечок хладнокровно разрабатывать план оперативно-тактических мероприятий: "Прыжок. Кувырок. Офицерский разворот»... Но магическое слово «ОМОН» затормозило, обратило вспять и свело на нет начавшиеся, было, процессы. Выбрался я из "воронка" и, не прекословя, самостоятельно проследовал в заведение.
            В кабинете приёма пациентов дунул в трубочку, предложенную мне медработницей, сдал солнцезащитные очки, часы, содержимое карманов и брючной ремень на хранение, вежливо отказался подписывать быстро заполненный протокол и очутился за решётчатой дверью в пустующем "обезьяннике".

            "От нашей жизни нынче на Руси
             Становятся убийцами мальчишки.
             И кто бы там чего ни голосил,
             Но это слишком, мужики, ей-богу, слишком». – Как заевшая пластинка, крутилась в голове дружеская песня Трофима, пока вышагивал я в тесном пространстве «обезъянника», аки зверь в клетке, стараясь успокоиться.
            Вскоре послышался шум подъехавшей машины. Взвизгнули тормоза, вразнобой хлопнули четыре дверцы авто, и грузно затопали шаги многих ног по деревянному полу коридора.
             «Вот приедет барин»! - После короткого невнятного разговора двух мужских голосов вдруг раздался звук, словно кусок мяса с размаху бросили на рыночный прилавок. А через несколько секунд после этого в поле моего зрения натуральнейшим образом вплыл по воздуху прапорщик с ярко-красным следом пятерни на левой щеке, придерживаемый Виталием одной рукой за шкирку, а другой за галифе сзади.
      - Открывай, - приземлив прапорщика, коротко скомандовал ему Виталий.
            Когда решётка отворилась, он бросил мне: Выходи, - и во главе с прапорщиком гуськом пошли мы втроём в кабинет приёма.
            Там так же коротко Виталий потребовал:
      - Бумаги - мне.
            Прапорщик вдруг завопил:
      - Да ты знаешь, чей это сын?! Я рапорт напишу!!
            Но Виталий как-то даже  ласково сказал:
      - Ты меня знаешь, - и тут же у него в руке оказались сопроводительные документы на меня.
            Надел я брючной ремень, рассовал мелочь по карманам, нацепил часы и очки, подошёл к прапорщику, который в прострации сидел за столом, протянул в его сторону руку (прапорщик почему-то испуганно отпрянул) и попросил:
      - Нельзя ли удостоверение личности обратно получить?
            Напоследок сказал ему:
      - А вот от нервов вас, батенька, лечить надо. И от глистов, похоже, тоже. – С тем и покинул заведение (двое бойцов ОМОНа замыкали шествие).

            До самой больнички ехали в полном молчании. По приезду Виталий, всё так же молча, направился вместе со мной в лечебный корпус (постовой в фойе, увидев его, вскочил и лихо отдал ему честь). Проводил до самого отделения и поинтересовался: чем собираюсь завтра заняться. Поведал ему о своих намерениях жалованье получить в сбербанке и съездить с сыновьями на рыбалку.
            И тут Виталий огорошил:
      - Ты уже сегодня пытался банк взять, только коммерческий, как следует из протокола твоего задержания. –  И добавил мне горячего за ворот. - В чём-чём, Дед, а в оперативности и умении выбирать цели тебе не откажешь. За тот месяц, что в больничке прохлаждаешься, ты не только умудрился рассориться со всей административной властью города сразу, но и сынка заместителя городского головы и народного избранника успел приложить.
            В ходе обсуждения выяснилось, что показания на меня дали охранники частного банка, расположенного рядом с университетом, и как раз в руке сынка головы-избранника нож был. Последнее обстоятельство Виталия встревожило не на шутку:
      - Надеюсь, у тебя хватило ума к ножу не прикасаться?
            На мою категоричную просьбу прояснить ситуацию, он после непродолжительного размышления вдруг сказал:
      - Сто лет не был на рыбалке. Не возражаешь, если составлю компанию? Там и поговорим.
            На том с ним и расстались.

            Эк, меня разобрало – зело плодовито, что тот Оноре де Бальзак, текста накликал. Даже сбитые в кровь костяшки пальцев стали саднить от трудов печатных.
            Вот знали бы призывальщики «добра с кулаками», как после того ручки болят, может, подумали бы ещё других призывать!
            Да «во всём нужна сноровка, закалка, тренировка», а я уже и не помню, когда последний раз прикладывался. И в мои-то годы нет иной заботы, кроме как молодняк глушить.

                (продолжение - http://proza.ru/2020/05/02/568)