Ника

Какие мы знаем восстания? Сразу вспоминается восстание Спартака, Пугачева, Разина, крестьянское восстание 1812 года, охватившее 32 губернии из 50. Кто-то может вспомнить тамбовское восстание, Кронштадтское, Потемкина (броненосца, не князя) и еще пару-другую местечковых волнений, не больше. Особо продвинутые назовут восстание гёзов и присоединившегося к ним Тиля, чешского героя Яна Гуса, именем которого были названы Гуситские войны, продлившиеся больше 15 лет или казнившего английского короля Кромвеля и, в общем-то, все, если не гуглить, а вспоминать исключительно школьный курс. На самом деле волнения, в большинстве случаев перерастающие в восстания, происходили всегда и везде, и не хватит бумаги, чтобы описать хотя бы их часть. Я и не буду, потому что хочу немного рассказать о восстании, причины которого были обычны для древнего мира, но поводом стали… спортивные соревнования!
«Бунт Ника» (греч. ;;;;; ;;; ;;;;, буквально, Побеждай) начался в Константинополе 11 января 532 г. н.э. на ипподроме, где находился император Флавий Петр Савватий Юстиниан I. После гонок колесниц и привычной драки между прасинами и венетами (примерно, то же, что фанаты Спартака и ЦСКА), к императору обратились прасины, они же «зеленые» (венеты «синие») с требованием, ни много ни мало, отречься от престола, ибо царствует он бездарно, а его советники воруют и притесняют народ.
Ну, император и в Африке, как известно такой же, вот и Юстас не стал церемониться и приказал взять, кого они там обвиняют, а заодно тех, кто обвинял, и казнить всех к чертовой матери. Казнь должна была стать показательной и… разнообразной, поэтому четверых обезглавили, троих повесили, а у двоих лопнули веревки, и народ не позволил снять второй дубль, как обычно приписав их спасение высшим силам, а не плохому качеству дешевых веревок. Что примечательно, один спасшийся принадлежал к партии венетов, а другой был из прасинов. Народ требовал помилования, но префект Константинополя Эвдемон приказал солдатам штурмовать ипподром, где засели бунтари, чем еще больше разозлил людей.
На следующий день приехал Юстас, предлагал разойтись миром, но отказался миловать и, не будучи большого ума, также приказал своим солдатам атаковать. Народное терпение лопнуло, и с криком «Ника» все бросились делать свои дела. В основном, это были грабежи и поджоги, но пару раз практически безоружным людям (в Романии, как в действительности называлась страна, известная нам, как Византия, простому люду было запрещено носить оружие) удалось разгромить правительственные войска, уничтожив при этом почти весь город, за исключением Юстинианова Дворца и еще пары сооружений, до которых не добрался огонь.
Кесарь страшно испугался, приказал кораблик готовить, чтобы свалить в Гераклею, где собирался переждать дурные времена. Следом вельможи свои кораблики подготовили, и выяснилось, что вояки тоже умирать не дураки – в общем, все готовились бросить столицу. Так бы наверняка и произошло, не скажи Феодора свою знаменитую речь о троне, как о лучшей гробнице. Слова, заставившие всех устыдиться и подумать, а нельзя ли сделать что-нибудь полезное, не считая трусливого бегства. И придумали. Нашелся при дворе армянин Нерсес, отправился в штаб «зеленых» прасинов, и долго вешал им на уши византийские макароны про то, какие они все красавцы да молодцы, что не доверяют этим уродам венетам, ибо лишь дурак им доверится. Затем он отправился к венетам и еще дольше пел дифирамбы новому императору Ипатию, которого восставшие выбрали все на том же ипподроме после того, как Юстас освободил его с братом Помпеем, чтобы те успокоили народ. Народ новоиспеченные императоры, кстати, не успокоили, а на слова хитрого армянина повелись и решили отказаться от союза с прасинами, которые за их спиной (по уверениям все того же Нерсеса) о чем-то там договорились с Юстасом. И политическое кредо Юлия Цезаря «разделяй и властвуй» сработало вновь!
 Поскольку и «прасины», и «венеты» были на ипподроме, в сумме народу собралось тыщ, примерно, за пятьдесят, слово за слово, то се и понеслось. Сначала это были локальные конфликты, очень быстро переросшие в повальную драку, что позволило небольшим, но хорошо вооруженным отрядам императорской гвардии незаметно окружить огромное сооружение.
 И началось избиение безоружных. Известна цифра в 35 тысяч погибших только со стороны восставших, которые несколько дней оказывали сопротивление, чем могли и как могли. В конце концов, их одолели, но еще несколько лет после бунта шли аресты, суды, конфискации, казни, высылки и лишение гражданства. Дальше стало хуже. И без того имевший практически неограниченную власть, Юстиниан превратился в подобие Октавиана Августа, к которому обращались как к небожителю (особо льстивые не стеснялись называть его просто Юпитером), и характер его, что естественно, лучше не стал. Известные романейскому народу воры и взяточники вернулись на свои должности с еще большими правами и доверием Юстаса. Например, ставший Префектом Востока (а вскоре консулом и патрикием) Иоанн Каппадокийский обнаглел настолько, что предложил лишить жалованья учителей во всех имперских школах. Дескать, пусть сами зарабатывают, если такие умные.
Другой известный на всю Романию взяточник, квестор священного дворца Трибониан закрутил налоги так, что вести дела при таких расходах не имело никакого смысла и бизнес, причем не только малый (лавочники и крестьяне), но и крупный (китайский шелк, пряности, скот) вскоре захирел окончательно. Сам Юстиниан тоже не сидел без дела - пытался овладеть вдовой того самого Помпея (не Великого, другого, жалкого), из-за чего бедной женщине пришлось бежать на Елеонскую гору и долгое время прятаться в монастыре.
Юстиниан прожил еще тридцать с лишним лет. После подавления бунта Ники, восстаний в Африке и разгрома заговорщиков Артабана, аргиропратов и еще нескольких (многие из которых были надуманы), его власть стала неограниченной, а беззаконие в Романии достигло небывалых доселе размахов. При нем началась активная экспансия христианства на восток (вплоть до Тибета, потеснив буддизм и конфуцианство), на юг, где сломили Зороастризм и крестили часть кришнаитов. Затем было чудесное возвращение креста Господня в Иерусалим и казалось, близок час единоверия на всем пространстве Ойкумены с центром, само собой, в Константинополе.
Наконец, к всеобщему облегчению Юстиниан в возрасте 78 лет умер, а вскоре в далекой аравийской пустыне родился мальчик. Звали его Абуль-Касим Мухаммад ибн Абдуллах ибн Абд аль-Мутталиб. Ему предстояло перекроить мир…