V

 Со дня появления Мансурова в гимназии прошла неделя. За это время Коля уже окончательно освоился и, получив уважение товарищей за свой сочинительский дар, даже перестал постоянно сравнивать учебное заведение с тюрьмой или казармой. Поэтому когда он писал матери, то старался понапрасну ее не огорчать, упоминая лишь, что очень скучает, но уже смог найти себе друзей и завоевать их расположение. Кстати, Коля даже начал немного помогать толстячку Булке с уроками и верой в себе, благодаря чему успеваемость Саши заметно улучшилась, и он уже не был таким застенчивым и рассеянным, как прежде. За это добродушный Булкин даже хотел делиться с другом всеми своими потаенными лакомствами, но Коле больше хотелось, чтобы тот оставался его преданным слушателем. И Саша таковым и стал.
  Что же насчет прочих гимназистов... Хорек все также был постоянно на взводе и грыз во время уроков перья и карандаши, Принц больше был занят собой, однако истории Коли также любил послушать, а Голубь старался вести себя как обычно, но было заметно, что он по-прежнему чего-то опасается.
 А опасался Кондратий, конечно же, нового противостояния Коли и Ивана. В письме матери Мансуров также упомянул, что в их классе учится весьма необычный мальчик, очень увлеченный историей Средних веков, который мечтал бы стать рыцарем. Но подробности про Жибера и его тяжелый характер Коля решил опустить.
 За минувшие дни сам Иван, казалось, вновь потерял к рутинным будням в гимназии. Он по-прежнему продолжал читать любимые книги, по утрам выглядел невыспавшимся, хотя на уроках отвечал хорошо. И да, Иван не изменился в своем мнении о том, что вечерние рассказы Коли - это глупые выдумки, но все же порой мог их слушать, уже не отворачиваясь, пускай временами и фыркал от наиболее фантастических подробностей.
 А Коля же старался сочинять вовсю, оправдывая свое нынешнее прозвище Сказитель. Он ни разу не повторил один и тот же сюжет дважды, и даже если по чьей-то просьбе вновь пересказывал старое, дополнял историю новыми деталями и эпизодами. В его историях были приключения погони, герои и злодеи, такие как старый пират, зарывший клад где-то в пещере, который также не расставался с говорящим одноглазым попугаем; умеющие разговаривать с животными индейцы из племени Чахо; призрак злобной старухи, который ночами воет в своем старом доме на краю пропасти, и многие другие.
 Даже робкий Голубь слушал эти сказки запоем, широко открыв свои темные глаза. А однажды днем во время очередной прогулки по саду, Коля наконец попросил друга рассказать, чем именно его в свое время так напугал Иван.
 Конечно, услышав такой вопрос, Голубь начал тревожно оглядывать, а затем смущенно покраснел и, нервно теребя рукой пуговицы мундирчика, сказал:
 - Прости, но я не могу... мне правда... страшно даже вспоминать все это.
 Коля положил руку на плечо друга.
 - Кондратий, я спрашиваю тебя о этом не из глупого любопытства, мне важно это знать. Ты сам же мне об этом рассказал, желая уберечь, значит, обязан пояснить все до конца. Товарищи только так и поступают, разве нет?
 Залившись краской, Голубь все-таки поднял голову и тихо ответил:
 - Хорошо, я постараюсь. Так вот, это произошло чуть больше года назад, когда в общей спальне были только мы с ним, учили уроки на грядущий день. Ты ведь знаешь, Иван старше нас на год, поскольку на момент зачисления в гимназию не так хорошо говорил и писал по-русски, вот его и определили в младший класс. И поначалу мальчишки, конечно, могли посмеяться на ним, еще не зная про его увлечение... до тех пор, пока он однажды злобно не взглянул в сторону очередного обидчика и не замахнулся на него линейкой. Было в этом что-то такое... Не знаю даже, как сказать, что-то, отчего становилось не по себе даже заправским шалунам. Когда мальчишки просто балуются, они так не выглядят. А в Иване было сразу видно, что он не шутит. Потом он успокоился и вновь начал вести себя как обычно, но в тот день, когда мы были одни... Он все никак не мог выучить не то деление дробей, не то еще что-то... или задачу решить, и внезапно резко вскочил на ноги, поставил учебник к решетке своей кровати, сыпля каким-то латинскими ругательствами, и взял одну из своих деревянных поделок, которую как раз завершил накануне зубрежки. А дальше прямо на моих глазах он, с криком, кажется: "Враг будет повержен!" проткнул книгу почти насквозь. И этого ему оказалось мало: Иван потом еще выдирал из нее страницы со словами "Гори в Аду, проклятая бумага!", не помню точно, я не знаю латынь так же хорошо, как он. И лишь спустя время он вспомнил, что находится там не один и, увидев меня, на мгновение смутился, но затем просто встал, собрал остатки учебника, и вышел в коридор. После этого я не отваживался даже с ним заговорить.
 Закончив рассказ, Голубь снова опустил голову, словно терзаясь чувством вины. Коля с трудом заставил того остаться и ответить на самый главный вопрос:
 - А после того случая он подобное тоже вытворял? И, наверное, уже не с учебниками? Ты знаешь что-нибудь об этом?
 Голубев помотал головой. Его губы уже дрожали.
 - Н-нет, я не знаю, я ничего больше не знаю, только... Пожалуйста, я не хочу больше об этом говорить. Я лишь прошу тебя, Сказитель: будь осторожнее. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
 - Вот тебе и раз, а еще переживал, что меня девчонкой из-за медальона начнут считать! - не выдержал Коля, - а сам стоит здесь и блеет, едва не хныча, не пойми почему! И ты еще считаешься тезкой декабриста! Тьфу, да и только! Не могу больше слушать твое нытье! Не можешь или не хочешь говорить - как пожелаешь!
 
 Резко развернувшись на одной ноге, Мансуров направился прочь. Его очень злило, что бесхарактерный Голубь не смог дать ответа, почему из всего класса лишь Хорек твердо уверен, что Жибер против него не пойдет. Ведь они с Иваном не были близкими друзьями, да и по характерам отличались, их роднила только пальма первенства по успеваемости. Но этого было явно недостаточно, чтобы заслужить уважение Ивана. Выходит, Тригорин совершил при нем что-то еще, нечто из ряда вон. Но что это могло быть?
 В голову Коли сразу полезли версии из сюжетов его же историй, к примеру, о том, что как-то раз Иван оказался в опасности, а Хорек его спас. Но все это казалось слишком невероятным. Нужно было узнать правду. И поведать ее мог Коле уже не мнительный Голубев, а кто-то более хладнокровный и не боящийся своей тени. Такой как Принц.