Сливкин и булочки

На мою долю судьба отвесила немалое количество начальства. Это были самобытные и в некотором роде незаурядные личности. Но Юрий Федорович Сливкин – статья совершенно особая.  Сперва я думал, что напоролся на него случайно, как на гвоздь в песке, но потом мысль о неизбежности и кармической полезности встречи с таким поразительным типом всё больше овладевала моим умонастроением. Плоды которого я и представляю на строгий суд общественности.
Как известно из последних телепередач, 90-е годы прошлого века были лихими, но это были, по странному совпадению, годы моей молодости. Я только-только закончил университет, как весь привычный уклад жизни полетел в тартарары. А кушать надо было по-прежнему не меньше трёх раз в день. С работой было туговато. Тут-то мой хороший знакомый (хороший, потому как я по глупости дал ему денег в долг, а он- по ещё большей глупости- мне их вернул, правда год спустя после срока возврата) и порекомендовал меня булочному королю Юрию Федоровичу Сливкину. Юрию Федоровичу как раз был нужен юрист для мелких и больших дел. В них Сливкин отличался хваткой утопленника.
Стояли тёмные приватизационные времена. Юрий Фёдорович, не слезая с коня и не положив шашку в ножны, врывался с гиканьем в уютный, пропахший сухарями кабинетец заведующей приглянувшейся ему булочной и начинал, как сказали бы теперь-  «гнилой разводняк».
- Всё!- говорил он сурово заведующей вместо «здравствуйте».
- Что всё? – мгновенно настораживалась заведующая. Заведующие булочными- закалённые ОБХСС и прочими прелестями социалистического бизнеса-были людьми привычными ко всему, но за будущее - постоянно тревожились. Будущее казалось им настолько светлым, что ему немедленно хотелось сделать тёмную.
- Конец вашей булочной, всему конец! – с фанатической уверенностью выносил приговор Сливкин. Глядя на его дорогой, но мятый костюм, умные глаза, украшенные мешками (Сливкин был почечник) и уверенный вид, заведующая начинала чувствовать себя неуютно. Но Юрий Федорович не терял золотого времени.
- Товар откуда получаете? Регулярно? Ассортимент?- прессовал тётку Сливкин.
Вот тогда-то и выяснялись разные грустные вещи: оборотных средств - мало, поставщики ненадёжны, кризис неплатежей, страх приватизации- в общем, дела булочной оставляли желать лучшего. Лучшим и был Сливкин. Он не предлагал «крышу». Он предлагал дом и стол.
- Вступайте в наше ООО, - говорил он веско. И никаких проблем не будет больше ни с чем. Разумеется, заведующая сохраняла место и зарплату, только вот львиную часть прибылей отныне загребало «РусБулКо», в котором учредителем и заправителем был Сливкин собственной персоной. Таким макаром он сприхватизирил к моему появлению на его политическом горизонте уже два десятка булочных, но не проходило и месяца, как он начинал разевать пасть на следующую жертву. Бумажной работы у него прибавилось, и юрист по сходной цене оказался  ему даже нужнее, чем мне работа.
        Первый день вожделенной работы убил меня насмерть. Офис царя бубликов сражал наповал воистину королевской роскошью, затмевая  самые смелые мои предположения. Там были молочные реки, кисельные берега и памятник Сливкину из сдобы с сахарной глазурью в натуральную величину. Колонны уходили куда-то ввысь - крыши не было видно, и везде цвели хлебные сады - и был даже небольшой музей хлебопечения.
Присмотревшись  повнимательнее, я списал несоответствие реальности увиденному собственному глазами астигматизму, которым страдал с детства. Малогабаритная однушка на первом этаже хрущобы со столом, на котором закусывали ещё водку «рыковку» и промятым диваном приблизительно той же промежуточной эпохи смутно вышла из облаков табачного дыма, в котором, словно в аквариуме, плавали дымящие безобразные люди. Тут был эволюционный бульон, из которого впоследствии вылупился столь хорошо знакомый нам сегодня офисный планктон. Толстая Мрачная Бухгалтерша, Нетраханная Злая Мегера- помощник Сливкина, влюблённая в Элегантного Мальчика-мажорчика, с пейджером, надменного в своей победительности, Затраханный Рабочий Конь и весёлый шофер -пофигист- все эти типы были представлены не только во всём великолепии, но и в совершенно недопустимой концентрации на квадратный метр хрущобы. Так начались несколько месяцев сущего ада, но рассказ я веду о Юрии Фёдоровиче, а поэтому вы на мои стенания внимание обращайте не особо.
Разумеется, вы захотите узнать, где был начальственный кабинет. Его не было. Юрий Федорович не брезговал демократией и кушал в обеденное время за тем самым рыковским столом, за которым я с титаническим трудом отвоевал себе кусочек места. Впрочем, кушал- можно было сказать про кого угодно, но только не про Сливкина. Юрий Федорович – не ел и не пил, а, что называется, дорывался до жратвы и бухла.  Словно голодный пёс, он забрасывал пищу в себя, как дрова в топку паровоза и заливал её чем попало.  Ему было абсолютно всё равно, что, где и когда есть и пить- лишь бы утолить голод. Нажравшись в свинью, он обычно там же и засыпал, где нажрался, отчего вечно имел вид невыспавшийся и мятый. Примерно раз в месяц-два ему плохело, почки и весь остальной желудочно-кишечный тракт объявляли организму пугачёвский бунт. Сливкина свозили в стационар, сваливали под капельницу, нормализовывали ему общее состояние и возвращали на булочный трон- таким же потрёпанным, но вполне работоспособным.
А ещё Юрий Федорович был очень щедрым человеком. Помню, что как-то по делу вынужден был нанести ему официальный визит в его апартаменты. Поскольку я уже дал подробное описание первого этажа хрущобы, где находился офис, то их описывать–в общем-то, незачем. Так как однушка напротив «офиса» и была его единственным жильём. Мебели у него не было. Посредине комнаты торчал японский телевизор- довольно дорогая модель, в углу на столике примостился редчайший компьютер от Sun Microsystems-выдававший длительную жизнь хозяина за кордоном. А стены по периметру комнаты были уставлены книгами. Это было не просто так, Сливкин был доктором философских наук и до булочных времён работал доцентом. А потом некоторое время работал в Индии. Английский его был с тем присюсюкиванием и мягкостью, которая отличает истинных индусов, а философию он действительно знал здорово. В общем, квартирка у него была та ещё - и одному в ней было развернуться сложно.
Но Юрия Фёдоровича это не смущало, и он держал в этой малогабаритной ночлежке свою молодую жену и малолетнего сына. Женился он, как и многие преподаватели, на своей аспирантке, которая происходила из губернских глубин матушки-России, смотрела на него разинув рот и молча подчинялась жесточайшей тирании Сливкина. Он использовал её как подставное лицо во всех своих махинациях, она же покорялась его всевозможнейшим капризам со спокойствием ведомой на убой коровы. Как-то она ему была нужна для подписания банковских карточек у нотариуса- и он гордо привёз её туда на машине. Обратно, в целях экономии, ей пришлось ехать на трамвае. Да, так я говорил о его щедрости! Если вы хоть на минуту подумали, что Юрий Федорович был скупердяем, то вы ошибаетесь. Он самолично подарил мне кулёк конфет! Во время того самого визита к нему он, вздохнув, налил мне самолично на кухне чаю – дважды вздохнув, когда я положил туда две ложки сахару. Но, поскольку я третьей класть не стал, Сливкин пришёл в веселое расположение духа и подарил мне кулёк конфет. Конфеты-пояснил он-были из булочной. С просроченным сроком реализации. Юрий Федорович пояснил, что питается дома исключительно просроченными товарами из своих магазинов.
Дарёному коню зубы не вышибают, поэтому кулёк был принят и отдан маме. Мама развернула одну конфету – попробовала переломить, но у неё ничего не вышло. Я надавил конфетиной на край стола и навалился всем телом. Конфета не поддалась.
-Сынок, - сказала мама, - спасибо Юрию Фёдоровичу, -  он у тебя молодец. А теперь брось его кулёк с конфетами в мусоропровод, уж будь добр.
   На работе у меня с ним было всё хуже и хуже. Некурящего, меня обкуривали всем «офисом», и к концу дня я уже прилично обалдевал от дыма. А то Юрий Федорович требовал от меня, чтобы я мыл полы в хрущобном офисе, то охватывался фантазиями привлечь меня ночью в качестве грузчика для разгрузки понаехавшей фуры с товаром.
- А вот я иду сам ночью разгружать свою фуру!- гордо говорил Сливкин.
- Так в добрый путь, Юрий Федорович!- отвечал я ему по-социалистически прямо, - это ж ваш бизнес! А я у вас - наёмный работник, мне до ваших фур никакого бизнеса нет. Такие ответы Юрию Федоровичу не нравились, он мрачнел и наливался ядом. Но это были сущие пустяки по сравнению с тем омрачением личности, которое падало на него при необходимости отдавать кому-то деньги- и не дай Бог, как он говорил «наликом». Руки у него начинали пьяно трястись и он пересчитывал каждую купюру, как рану у себя на теле-нежно, заботливо и отчаянно прощаясь с ними, как мать с сыновьями, уходящими на верную смерть.
В общем, решил я, господа, делать ноги. Доведя каким-то волшебным пустяком Сливкина до состояния сильного душевного волнения, я услышал громодобное: УВОЛЕН!  И был таков. Прошло несколько лет.
Любая встреча в нашей жизни - она не случайная. И не последняя. Всё возвращается. И Сливкин тоже ненадолго вернулся в мою жизнь. Как-то проснувшись утром, я обнаружил на соседней кровати не пышногрудую блондинку, а Юрия Фёдоровича Сливкина, без пиджака, но в подтяжках, ещё более мятого и одутловатого, чем обычно.
Он ничего не говорил-только с ужасом и удивлением смотрел на меня. Он готов был по пробуждении увидеть чёрта, но никак не меня. А случилось вот что.
Приватизационные бури гремели над страной. И решили мы с партнёром поучаствовать в прихватизации одного подмосковного санатория. Естественно, поехали туда на разведку-и устроили небольшую вечеринку. Сливкина на неё позвали, умолчав, что я буду тоже на ней присутствовать. Приехав и увидев мою физиономию, Сливкин учинил мини-скандал, заявив, что со мной за один стол не сядет. Однако мой партнёр мог уговорить кого угодно. Бесцеремонно схватив Сливкина за рукав, он подтащил его прямо к накрытому столу. Одновременно ему было сказано про неуместность сегодняшних воспоминаний вчерашних распрей. Но Сливкин не особо это слушал. Увидав халявные яства, он разом позабыл про такую сомнительную вещь, как гордость, и кинулся за стол, правда, выговорив себе право сесть как можно дальше от меня. Я воспринял всё это как забавное происшествие, разнообразившее вечер. Остальные же почувствовали лёгкое напряжение, но я-то знал, что оно долго не продлится. Уже через полчаса почтенный Юрий Федорович напоминал опрокинутый шкап. Нажравшийся и напившийся за троих, он мирно похрапывал. Процессию по переносу Сливкина к спальному месту возглавлял я, как единственный трезвый в компании. Учитывая невподымность Сливкина, дотащить смогли лишь до моей «палаты», где, по снятию пиджака, он был проскладирован на кровать. 
  Вот почему, проснувшись после такого выпивона, и не помня решительно ничего, он решил, что у него возникли галлюцинации. Я вполне гуманитарно разъяснил Сливкину полную неосновательность его подозрений, живописно изобразив процесс переноса его нетрезвого тела к месту ночлега. Услыхав от меня такие подробности, Юрий Федорович хотел было разозлиться, но с похмелья у него хватило сил только кинуть на меня мрачный взгляд. Собрав все силы, он кое-как взгромоздился на ноги - и довольно проворно исчез. Прошло ещё пару лет.
Последний раз я услышал о Юрии Федоровиче от дяди Димы Савченко, моего нового босса, тоже бывшего кореша Сливкина.
- Слышь, Володька, - загрохотал с высоты своего баскетбольного роста дядя Дима, -мы вчера в баню ходили! Славно посидели, только вот Юрка Сливкин всё испортил. Ты, ведь, кажется, знаешь его? Так вот, мы это, перекусили там, выпили. И этот красавец выложил ливерную колбасу! Я ему говорю: Юрка, ну как тебе не стыдно дрянь такую есть, чтоб тебя! Совсем себя погубишь! Лучше уж ешь нормальное. Но меня, Володька, не это задело, а то, что он эту свою колбасу, дрянь эту, после собрал и с собой обратно завернул. Ну не м…звон ли? Тьфу на него, а ведь приличный человек вроде бы, богатый! Больше ни х…я ни с ним никуда не пойду. Друг называется!
С тех пор я не слышал о Сливкине ничего. Но легенды о его неземной щедрости, несомненно, найдут путь к сердцам человеческим и без моей помощи.