ИгрАем Театр? драматическая композиция в двух акта

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Джулия Лэмберт - актриса, звезда английской сцены.

Майкл Госселин - муж Джулии, красавец, режиссер и администратор театра.

Роджер - сын Джулии, серьезный юноша, не оправдавший надежд.

Эми - горничная и костюмерша Джулии, форменное пугало.

Том Фэннел - поклонник Джулии, толковый молодой клерк, съел собаку на подоходном налоге.

Долли де Фриз - поклонница Джулии, богатая вдова, умело скрывающая, чем вызвана её щедрость.

Чарлз Тэмерли - поклонник Джулии, лорд, ценитель всех видов искусства.

Джимми Лэнгтон - антрепренёр из Миддлпула, человек из прошлого, эксцентричен, самонадеян и тщеславен.

Эвис Крайтон - начинающая актриса, хорошенькая, как картинка.

ПЕРВЫЙ АКТ

1. Превью. Чарлз и Джулия

 Джулия: Сорок шесть. Сорок шесть. Сорок шесть. Я уйду со сцены в шестьдесят. В пятьдесят восемь — турне по Южной Африке и Австралии. Майкл говорит, там можно изрядно набить карман. Сыграю все свои старые роли. Конечно, даже в шестьдесят я смогу играть сорокапятилетних. Но откуда их взять? Проклятые драматурги!

Чарлз: Вы не представляете, какая для меня мука видеть ваши страдания.  Улыбнитесь, ради всего святого. Я не могу этого вынести. О, Джулия, Джулия!.. Я так вас люблю, я не могу допустить, чтобы хандра овладела вами!

Джулия: Диета… Когда мне стукнет шестьдесят, я дам себе волю. Буду есть столько хлеба с маслом, сколько захочу, буду есть горячие булочки на завтрак, картофель на ленч и картофель на обед. И пиво. Господи, как я люблю пиво! Гороховый суп, суп с томатом, пудинг с патокой и вишневый пирог. Сливки, сливки, сливки. И, да поможет мне бог, никогда в жизни больше не прикоснусь к шпинату. Чарлз, почему вы не женитесь на какой-нибудь милой девушке?
 
Чарлз: Джулия. Вы так прелестны, так женственны! Вы единственная, кого я люблю и буду любить до конца своих дней!

Джулия: Ах, это так печально, мне невыносима мысль, что из-за меня вы зря тратите свою жизнь.  Вы всегда были моим  другом, моим советчиком, моим наперсником, человеком, к помощи которого я всегда могла обратиться в случае необходимости, который утешит  при любой неприятности.

Чарлз: Был?!! Джулия, что вы такое говорите! Вы намерены больше не встречаться со мной? Вы уезжаете? Вы бросаете карьеру актрисы? Вы поссорились с Майклом? Скажите что-нибудь, я не хочу терять вас!!

Джулия: Я бы хотела составить завещание.
 
Чарлз: Завещание?. Почему?

Джулия: Я думаю, вы сами это знаете не хуже меня.  Господи, ну и видок сейчас у меня.

Чарлз: Вы накануне ходили к доктору, так ведь?

Джулия чуть заметно кивнула. Сжала губы, словно пытаясь овладеть собой, но слезы по-прежнему катились у нее по щекам.

Чарлз:  Это… невозможно. Джулия, послушайте, это всё лондонский климат, ещё не поздно что-то поменять. Я отвезу вас в Сорренто, на берег Неаполитанского залива, мы купим там виллу с огромным садом, заведём  шхуну и будем проводить долгие дни на прекрасном темно-красном море. Любовь, красота и искусство вдали от мира. И все, всё будет, как раньше! Вы слышите, Джулия?  Вы поправитесь!

Джулия: Чертов дурак! Как будто я откажусь от своей карьеры, чтобы похоронить себя в какой-то дыре. Ах, Чарлз, я слишком многим обязана Майклу, к тому же у меня ребенок; не могу же я допустить, чтобы его юная жизнь омрачилась сознанием того, что его мать — дурная женщина. Апельсиновые деревья — это, конечно, прекрасно, но на нашей великолепной вилле у меня не будет и минуты душевного покоя. Нельзя думать только о себе, ведь правда? О других тоже надо подумать… Давайте составим завещание…

2. Монолог. Чарлз

Чарлз:  Я видел Сару Бернар и Режан. Я видел Дузе и Эллен Терри, видел миссис Кендел. Я столько раз ходил в театр смотреть Джулию и сравнивал ее исполнение с игрой великих актрис мира.  О, у нее очень яркая индивидуальность. А ещё темперамент, характер и энергия, с которыми мне никогда не приходилось сталкиваться. Ее обаяние бесспорно. Моё сердце затрепетало от восторга, когда я понял, как она талантлива.
Конечно, вы скажете, известность ее не так велика, как у кинозвезд. Играть в кино? Это ниже ее достоинства. Ее позиция сделала Джулии прекрасную рекламу. Джулия не завидует кинозвездам: они появляются  и исчезают, она остаётся. И уже давно никто не оспаривал у нее пальмы первенства.
Я  спрашиваю себя, что именно поставило ее на голову выше всех современных актеров.. Джулию всегда удивляло, что люди восторгаются какой-нибудь ее интонацией или жестом, которые приходят к ней так естественно, что ей кажется просто невозможным сыграть иначе. Критики восхищаются ее разносторонностью. Особенно хвалят способность Джулии войти в образ. Не то чтобы она  кого-нибудь наблюдает и копирует. Просто когда, она берётся за новую роль, на нее неизвестно откуда мощной волной набегают смутные воспоминания, и она обнаруживает, что знает о своей новой героине множество вещей, о которых раньше и не подозревала. Люди думают, что она играет только те два-три часа, что находится на сцене.  Они не знают, что её персонаж подспудно живёт в ней весь день!
 Вы думаете, она популярная актриса, всеобщая любимица, женщина, которая одевается лучше всех в Лондоне, но это — лишь иллюзия! А героиня, которую она изображает каждый вечер,  это и есть ее истинная субстанция. И все мы, друзья, поклонники, семья, наконец, - лишь жалкие статисты на пути той неведомой силы, которую Джулия ощущает в себе, получая новую роль. Наши глупые тексты, жалкие реплики, нелепые жесты существуют только благодаря её личным качествам, благодаря её искусству, благодаря её владению актёрским ремеслом. Лишь Джулия может вдохнуть в наши отвратительные роли хоть чуточку жизни. Тут ей нет равных. Иногда я ощущаю Джулию божеством.
Что станет со всеми нами, если с ней случится непоправимое? Кому достанется наша искренняя любовь, которой  она нас научила? Зачем нам горевать и веселиться, куда-то идти и на что-то надеяться, когда пьеса уже сыграна, цветные фонари потушены, а на кресла партера опускается вековая пыль? Оцепенеет Лондон?  Осиротеет Англия? Мир, весь мир погрузится в тяжёлое безмолвие, будто заводной цыплёнок, у которого кончился завод! Нет. Нет, это невозможно!! Ах, Джулия, Джулия!!

3. Том. Знакомство

 Майкл: Это ты? Я тебя не задержу. Всего одну минутку. Только покончу с письмами.

 Джулия: Я не спешу. Просто зашла посмотреть, какие билеты послали Деннорантам. Что тут делает этот молодой человек?

 Майкл: Это бухгалтер. Из конторы Лоренса и Хэмфри. Он здесь уже три дня.

 Джулия: Выглядит очень юным.

 Майкл: Он у них в учениках по контракту. Похоже, что дело свое знает. Поражен тем, как ведутся у нас бухгалтерские книги. Он не представлял себе, что можно поставить театр на деловые рельсы. Говорит, в некоторых фирмах счетные книги в таком состоянии, что поседеть можно. Не взять ли его с собой перекусить на скорую руку? Он вполне хорошо воспитан.

 Джулия: По-твоему, этого достаточно, чтобы приглашать его к ленчу? 

Майкл: Если ты возражаешь, я не стану его звать. Я просто подумал, что это доставит ему большое удовольствие. Он страшно тобой восхищается. Три раза ходил на последнюю пьесу. Ему до смерти хочется познакомиться с тобой. Разрешите познакомить вас с миссис Лэмберт. А это тот джентльмен, который любезно согласился привести в порядок наши бухгалтерские книги.

Джулия: Так, верно, чувствовали себя те, кого представляли Саре Сиддонс. Я не очень-то любезно ответила Майклу, когда он предложил позвать мальчика на ленч.  Может быть, вы не откажетесь поехать с нами перекусить? Майкл привезет вас обратно после ленча.

Том: Это очень любезно с вашей стороны. 
 
Джулия: Между прочим, как его зовут?

 Майкл: Понятия не имею.

 Джулия: Милый, надо же нам знать. Я попрошу его расписаться в книге для посетителей.

 Майкл: Слишком много чести. Мы видим его здесь в первый и последний раз.

 Джулия: Бедный ягненочек, верно, сегодня самый знаменательный день в его жизни. Будет на седьмом небе от счастья, когда начнет рассказывать об этом. Он станет героем в своей конторе, и все от зависти лопнут.

Том: Какая потрясающая комната.
 
 Джулия: Я очень рада, что она вам нравится.  Мы в семье считаем, что у Майкла превосходный вкус. 

Майкл: У меня такой богатый опыт. Я всегда сам придумываю интерьеры для наших пьес. Конечно, у нас есть человек для черновой работы, но идеи мои.
Джулия: Надеюсь, вы не останетесь голодны. У нас с Майклом очень плохой аппетит. Вам что-нибудь нужно?

Том:  Нельзя ли мне ломтик хлеба?

Джулия: Конечно.  Мы с Майклом не едим хлеба.

Майкл:  Разумеется, есть хлеб — это только привычка. Поразительно, как легко от нее отучаешься, если твердо решишь.
 
Джулия: Бедный ягненочек, худой, как щепка, Майкл.
Майкл:  Я отказался от хлеба не потому, что боюсь потолстеть. Я не ем его, так как не вижу в этом смысла. При моем моционе я могу есть все, что хочу.

Том: Секретарша сказала мне, что вы были на репетиции сегодня утром, Вы собираетесь ставить новую пьесу?

 Майкл: Отнюдь, Мы делаем полные сборы.

Джулия: Майкл решил, что мы немного разболтались, и назначил репетицию.

Майкл: И очень этому рад. Я обнаружил, что кое-где вкрались трюки, которых я не давал при постановке, и во многих местах актеры позволяют себе вольничать с текстом. Я очень педантичен в этих вопросах и считаю, что надо строго придерживаться авторского слова, хотя, видит бог, то, что пишут авторы в наши дни, немногого стоит. 

Джулия: Если вы хотите посмотреть эту пьесу,  я уверена, Майкл даст вам билет.

Том: Мне бы очень хотелось пойти еще раз,  Я видел спектакль уже три раза.
 
 Джулия: Неужели? Я не представляю, чтобы кому-нибудь захотелось трижды смотреть эту пьесу.

Том: Я не столько ради пьесы, сколько ради вашей игры.
Джулия: Все-таки я вытянула из него это. Когда мы читали пьесу, Майкл еще сомневался. Ему не очень понравилась моя роль. Вы знаете, по сути, это — не для ведущей актрисы. Но я решила, что сумею кое-что из нее сделать. Понятно, на репетициях вторую женскую роль пришлось сильно сократить.
 
Майкл: Я не хочу сказать, что мы заново переписали пьесу, но, поверьте, то, что вы видите сейчас на сцене, сильно отличается от того, что предложил нам автор.
Том: Вы играете просто изумительно! 

Джулия: Рада, что я вам понравилась.

 Майкл: Если вы будете очень любезны с Джулией, она, возможно, подарит вам на прощанье свою фотографию.
 
Том: Правда? Подарите?

Джулия:  Вам, верно, раньше не приходилось бывать за кулисами?

 Том: Никогда. Вот почему мне до смерти хотелось получить эту работу. Вы даже не представляете, что это для меня значит!

Джулия:  Я никогда не разрешаю посторонним присутствовать на репетиции, но, поскольку вы теперь наш бухгалтер, вы вроде бы входите в труппу, и я не прочь сделать для вас исключение, если вам захочется прийти.

 Том: Это чрезвычайно любезно с вашей стороны. А вы будете играть в новой пьесе, мистер Госселин?

Майкл: Нет, не думаю. Я теперь не очень-то стремлюсь играть. Почти невозможно найти роль на мое амплуа. Понимаете, в моем возрасте уже не станешь играть любовников, а авторы перестали писать роли, которые в моей юности были в каждой пьесе. То, что французы называют «резонер». Ну, вы знаете, что я имею в виду — герцог, или министр, или известный королевский адвокат, которые говорят остроумные вещи и обводят всех вокруг пальца. Не понимаю, что случилось с авторами. Похоже, они вообще разучились писать. От нас ожидают, что мы построим здание, но где кирпичи?
 
Джулия: Однако факт остается фактом: нам без них не обойтись.  Если пьеса плоха, ее никакая игра не спасет.
 
Майкл: Такой актрисе, как Джулия, нужно одно — произведение, где она может себя показать. Дайте ей его, и она сделает все остальное.
 
Джулия: Не надо принимать моего мужа слишком всерьез. Боюсь, там, где дело касается меня, он немного пристрастен.
 
Майкл: Ну, юноша, нам следует ехать.

Том:  Вы не забыли, что обещали мне фотографию?

Джулия: Думаю, эта, кажется, не так плоха.

Том: Очаровательна.

Джулия: Хорошо. Получайте эту. Вы сами видите, я не красивая и даже не хорошенькая. Коклен всегда говорил, что у меня beaute du diable. Вы ведь понимаете по-французски? Бесовская красота. Я надпишу ее вам.

4. Парад-алле

Джулия:  Чарлз Тэмерли. Его отец, маркиз Деннорант, женился на богатой наследнице, и Чарлзу досталось от родителей значительное состояние. С тех пор, фактически всю жизнь, ведёт довольно праздный образ жизни.

Чарлз: Но я оказываю нотариальные услуги!

Джулия: Иногда. По большим праздникам.  Да и то лишь близким друзьям. В основном же занят тем, что устраивает пышные приемы в своем особняке на Хилл-стрит.

Чарлз: Благодаря моим приёмам, вы завели множество полезных связей.

Джулия: Они такие зануды, эти важные дамы и благородные господа, с которыми приходится у вас встречаться. Никто из них никогда не зарабатывал хлеб собственным трудом. Но вы правы. Благодаря тому, что я фотографировалась среди кучи аристократов, газеты делали хорошую рекламу моим великолепным премьерам.

Чарлз: Джулия, смею думать, вы не преминете вспомнить про наши беседы о высоком. 
Джулия: Ах, да. Лорд Чарлз является ценителем всех видов искусства. Он покупает современную живопись и собирает старинную мебель.  Очень любит музыку и  на редкость хорошо начитан. Чарлз водил меня в Национальную галерею, в музей Тейта и Британский музей. Кроме того, Лорд Тэмерли любит делиться сведениями, а я всегда рада их получать. Конечно,  это ваша заслуга, что я могу свободно рассуждать о Прусте и Сезанне. В то же время многие люди в его кругу  убеждены, что я — его любовница. Но эта связь, полагают они, тянется так долго, что стала вполне респектабельной, и когда нас обоих приглашали на конец недели в один и тот же загородный дом, многие снисходительные хозяйки помещали нас в соседних комнатах.

Чарлз: Слухи нашей  связи распустила в свое время леди Чарлз Тэмерли, моя супруга,  но в действительности в этом не было ни слова правды. Единственным основанием для этого служило то, что я вот уже двадцать лет  безумно влюблен в Джулию.

 Джулия: И, бесспорно, разошлись супруги Тэмерли, и так не очень между собой ладившие, из-за меня. Забавно, что свела нас с лордом сама леди Чарлз. Был большой приём.

Чарлз: Джулии, тогда ещё молоденькой актрисе, имевшей в Лондоне первый успех, все уделяли усиленное внимание.

Джулия: Леди Чарлз, тогда женщина лет за тридцать, с репутацией красавицы, хотя, кроме глаз, у нее не было ни одной красивой черты, вознамерилась унизить меня,  перегнулась через стол и с милостивой улыбкой произнесла: — О мисс Лэмберт, я, кажется, знала вашего батюшку, я тоже с Джерси. Он был врач, не правда ли? Он часто приходил в наш дом.

Чарлз: А Джулия ответила:  Вовсе нет.  Он был ветеринар. Он ходил к вам принимать роды у сук. В доме ими кишмя кишело.

Джулия: А леди Чарлз заткнулась и только и смогла из себя выдавить: Моя мать очень любила собак. Чарлз Тэмерли догадался, что его жена хотела намеренно унизить меня, и, рассердившись, лез из кожи вон, чтобы быть со мной любезным. Он попросил разрешения нанести мне  визит и преподнес чудесные цветы. Ему было тогда около сорока…

Джулия: Мой супруг Майкл. Бедный ягненочек, это страшно задело бы его гордость. Он всегда называл моего отца «доктор Ламбер». Майкл стеснялся, что мой отец — всего-навсего ветеринар.

Чарлз: Никогда не обращал особого внимания на Майкла. Он казался мне довольно заурядным молодым человеком.

Джулия: Для пятидесяти двух лет у Майкла  еще очень хорошая фигура. В молодости его густые каштановые волосы, чудесная кожа, большие  глаза, прямой нос и маленькие уши завоевали ему славу первого красавца английской сцены.  Столь поразительная внешность и побудила Майкла пойти на сцену, а не в армию — по стопам отца.

Майкл:  Мой  вес сохранился таким, каким был в двадцать лет, и многие годы я встаю в любую погоду в восемь часов утра, надеваю шорты и свитер и бегаю по Риджентс-парку.

Джулия: Хлебом его не корми — только скажи, как он хорош.  Я сама приучила к этому Майкла. В течение многих лет  твердила ему, как он прекрасен, и теперь он просто не может жить без лести.

Чарлз:  Безработной актрисе достаточно  сказать ему в глаза, что он неправдоподобно красив, как ему начинает казаться, будто она подходит для той роли, на которую ему нужен человек.

Джулия: Майкл начал с Шекспира. Это было еще до нашего знакомства. Он играл Ромео в Кембридже, а окончив университет, провел год в драматической школе, его ангажировал Бенсон.

Майкл: Но скоро я понял, что с Шекспиром далеко не уедешь, и если я хочу  стать ведущим актером, мне надо научиться играть в современных пьесах.

Джулия: Бедный ягненочек, ему трудно  заставить себя войти в большой расход. Его бережливость кажется мне привлекательной чертой. Майкл просто не может сорить деньгами. Он  не то чтобы скуп, просто расчетлив.

Чарлз: Молодой человек, представляете, оставил на бюро в кабинете чековую книжку!  Vous excuserez ma confusion, мне совершенно нечем оплатить мой ужин.

Майкл: Дружище, я был бы счастлив одолжить вам пару монет, но я и сам в кулак свищу. Не представляю, как заплачу за жилье в конце недели.
 
Джулия: Мало-помалу Майкл все реже стал появляться на сцене. Его куда больше привлекала административная деятельность.

Майкл: Я хочу поставить наш театр на такие же деловые рельсы, на каких стоит любая фирма в Сити. Во всем Лондоне не найдется театра, где бы так мало тратили на постановки.

Джулия: Затем Майкл взялся за режиссуру. Его всегда возмущало, что режиссеры требуют такие большие деньги за постановку спектакля, а в последнее время кое-кто из них даже претендовал на долю со сборов.

Чарлз: Авторы любили Майкла, так как, не обладая творческим воображением, он был вынужден предоставлять пьесам говорить самим за себя.  И часто, не вполне уверенный в том, что именно хотел сказать автор,  Майкл выслушивал его указания.
 
Джулия: Мой сын, Роджер.  Ему  только исполнилось семнадцать. Я несколько разочарована, он не оправдал моих надежд. В детстве, когда я  постоянно фотографировалась с ним вместе, он был прелестен. 

Роджер: Да, я не унаследовал ни живости и выразительности лица матери, ни классической красоты отца.

Джулия:  Так досадно, что, поступив в Итон, Роджер наотрез отказался фотографироваться вместе со мной. Удивительно — не хотеть попасть в газеты! — Люди подумают, что ты — урод или еще что-нибудь.

Чарлз:  В этом нет ничего зазорного. Пойди на премьеру, посмотри, как все эти дамы и господа из общества толпятся вокруг фотографов, все эти министры, судьи и прочие. Они делают вид, будто им это ни к чему, но надо видеть, какие позы они принимают, когда им кажется, что фотограф нацелил на них объектив.
 
Джулия: Теперь он сделался слишком флегматичным, и у него всегда  серьезный вид. Если честно, я считаю его скучноватым. Когда мы остаёмся с ним вдвоем, время тянется необыкновенно долго.

Майкл: Джулия опасается, что он не очень умен. Конечно, он еще мальчик, оптимистически говорит она,  возможно, с возрастом он разовьется.
Роджер: Если меня тошнит от крикета, это совсем не означает, что я болван. Вполне достаточно того, что по воскресеньям мы с отцом играем в гольф.

Джулия:  С того времени, как Роджер уехал учиться в Итон, я совсем  мало его вижу.

Роджер:  Ну, ты же приезжаешь время от времени повидать меня  и пьёшь со мной чай.

Чарлз: А мистер Брэкенбридж, старший надзиратель  пансиона, где живёт Роджер, считает своим долгом быть с Джулией чрезвычайно любезным.

Роджер: Кстати, я давно хотел спросить – вы с отцом записали меня в Итон спустя неделю после моего рождения. Неужели нельзя было подождать хотя бы до того момента, когда я научусь в знак отрицания  мотать головой?

Джулия: Мне очень польстило, когда я увидела в комнате Роджера несколько своих фотографий. Жаль, что он не может навсегда остаться прелестным маленьким мальчиком, который тихо, не мешая, играл в моей комнате и, обвив мать ручонкой за шею, улыбался на фотографиях прямо в объектив.

Майкл: За дом и образование Роджера мы платим пополам. Когда Джулия осознала, насколько она богаче меня, она захотела взять все издержки на себя.  Не вижу для этого никаких оснований. До тех пор, пока я смогу вносить свою долю, я буду это делать. Ты получаешь больше меня потому, что стоишь дороже. Я назначаю тебе такую плату потому, что ты зарабатываешь ее.
 
Джулия: Джимми Лэнгтон, человек из прошлого, заведовал театром в Миддлпуле.

Лэнгтон: С постоянной труппой и постоянным репертуаром.

Джулия:  Эксцентричен.
 
Лэнгтон: Полон кипучей энергии!

Джулия: Самонадеян и тщеславен.
 
Лэнгтон: Скажите проще – неотразим!

 Джулия: Любит  играть, но его внешние данные годятся для очень немногих ролей, и слава богу, так как актер он  плохой.
 
Чарлз: Он не мог умерить присущую ему экспансивность, и, хотя внимательно изучал и обдумывал свою роль, все они превращались в гротеск. Он утрировал каждый жест, чрезмерно подчеркивал каждое слово.

Майкл:  Но когда он вел репетицию с труппой — иное дело, тогда он не переносил никакой наигранности. Ухо у Джимми было идеальное, и хотя сам он и слова не мог произнести в нужной тональности, сразу замечал, если фальшивил кто-то другой.
 
Лэнгтон: Не будьте естественны!  На сцене не место этому. Здесь все — притворство. Но извольте казаться естественными.

Роджер: Джимми выжимал из актеров все соки. Утром, с десяти до двух, шли репетиции, затем он отпускал их домой учить роли и отдохнуть перед вечерним спектаклем. Он  кричал на них, он насмехался над ними. Он недостаточно им платил.

Чарлз: Но если они хорошо исполняли трогательную сцену, он плакал, как ребенок, и когда смешную фразу произносили так, как ему хотелось, он хватался за бока.
Майкл: Если он был доволен, он прыгал по сцене на одной ножке, а когда сердился, кидал пьесу на пол и топтал ее, а по его щекам катились гневные слезы.

Роджер: Актёры говорили, что он дерет с них три шкуры, у них и минутки нет свободной, такой жизни даже скотина не выдержит.

Джулия:  При всём при этом нам доставляло какое-то особое удовольствие выполнять его непомерные требования. Когда он с чувством пожимал руку старого актера, получающего семь фунтов в неделю, и говорил: «Клянусь богом, старина, ты был просто сногсшибателен»,  старик чувствовал себя Чарлзом Кином.

Джулия:  Долли де Фриз, вдова.

Все хором: Найди богатую старуху, Майкл!

Долли: Я обожаю театр!

Лэнгтон: Когда Майкл с Джулией решили попытать счастья в Лондоне, я дал к ней рекомендательное письмо с просьбой по возможности им помочь. Долли порой приходила мне на выручку, когда казалось, что  придется закрыть театр.

Долли: Джулия, я видела вас  ещё в Миддлпуле. Я восхищаюсь вами!

Чарлз: А  Джулия восхищалась цветами, которые Долли де Фриз присылала к ней на квартиру и в уборную театра, была в восторге от ее подарков: сумочек, несессеров, бус из полудрагоценных камней, брошей, но никак не показывала, что догадывается, чем вызвана щедрость Долли, и принимала ее исключительно как дань своему таланту.

Джулия: Когда Майкл ушел на войну, Долли настаивала на том, чтобы я переехала к ней, в ее дом на Монтегью-сквер, но я,  поблагодарив, отказалась, причем в такой тактичной форме, что Долли, вздохнув и уронив слезу, произнесла:
Долли: Я восхищаюсь, восхищаюсь вами!

Роджер: Когда я родился, Долли пригласили стать моей крёстной матерью.

Все хором: Гони богатую старуху, Майкл!

Долли:  Я ни при каких условиях не выну свой вклад из предприятия, которое, судя по всему, процветает и участие в котором позволяет мне быть в тесном контакте с Джулией.

Майкл:  Ну и чёрт с ней. В конце концов Долли не забудет своего крестника, у неё же больше нет никого , кроме племянников в Южной Африке, а при взгляде на Долли сразу видно, что у нее высокое кровяное давление.

Джулия: Вы ведь знаете Тома Феннела? Очень неглуп, правда?

Чарлз: Да, я  слышал, он помог Джиллианам сэкономить на подоходном налоге несколько сот фунтов.

Джулия: Том очень любит танцевать.

Том: Смотри, Джулия, Это не леди и лорд Деннорант? Ее девичье имя — леди Сесили Лоустон, да?

Джулия: Не помню. Разве?  Не отвлекайся от танца.

 Майкл: Толковый парень Том. Съел собаку на подоходном налоге. Научил меня, как сэкономить две-три сотни фунтов с годового дохода, когда буду платить налог в следующий раз.

Том: Посмотри, леди Лепар.

Джулия: Кто это?

Том:  Разве ты не помнишь, у них был большой прием в их загородном доме в Чешире несколько недель назад; присутствовал сам принц Уэльский. Об этом еще писали в «Наблюдателе».

Джулия: Ты наступил мне на ногу! Том!

Долли: Говорят, этот малый может помочь с подоходным налогом.
 
Роджер: Да, он спец в этом вопросе. Обязательно обращусь к нему в будущем.

 Лэнгтон: Черт вас подери, не держите девушку так, словно это мешок с картофелем!  Вы целуете ее с таким видом, будто боитесь заразиться простудой! Вы влюблены в нее. Вам должно казаться, будто вы таете, как воск, и если через секунду будет землетрясение и земля вас поглотит, черт с ним, с этим землетрясением!

Джулия: А это кто, всё время забываю её имя…

Все хором: Эвис Крайтон!

Джулия: Которая из них Эвис Крайтон — молодая или та, что постарше?

Все хором: Молодая.

 Джулия: Да, конечно же, мне же говорили, что она блондинка.

Майкл: Очень хороша собой.

Чарлз: Кукольное личико.

Долли: Выразительные глаза.

Роджер: Прелестные волосы.

Лэнгтон: С этим не приходится спорить.

Джулия: Ноги слишком коротки. Весьма заурядная девица.

Том: А платье, вы видели когда-нибудь такое платье?

Джулия: Шафтсбери-авеню. Распродажа по сниженным ценам. Так как говорите её зовут?

Все хором: Эвис Крайтон!

Джулия: Преснятина. Так, хористочка. А где Эми? Почему я не вижу Эми? Эми!

5. Эми

Джулия: Эми – это моя горничная и костюмерша. Форменное пугало. Немолодая, угловатая, с испитым лицом и  вечно растрепанными волосами, которые не мешало помыть. У нее не хватало спереди двух зубов, я тысячу раз предлагала ей деньги на новые зубы…

Эми: Сколько я ем, для того и моих зубов много. Только мешать будет, коли напихаешь себе полон рот слоновьих клыков.

Джулия: Майкл давно хочет, чтобы я завела себе горничную, чья внешность больше соответствовала бы нашему положению, и пытается убедить Эми, что две должности слишком трудны для нее.

Эми:  Говорите что хотите, мистер Госселин, а только пока у меня есть здоровье да силы, никто другой не будет прислуживать мисс Лэмберт.

Джулия: Мы все стареем. Эми, мы все уже немолоды.

Эми:  Пока мисс Лэмберт достаточно молода, чтобы играть женщин двадцати пяти лет, я тоже достаточно молода, чтобы одевать ее в театре и прислуживать ей дома. И зачем это вам надо платить два жалованья — такую кучу денег! — когда вы имеете всю работу заодно?

Джулия: Черт подери, грелка совершенно остыла. Эми! Эми!

Эми: Что сказал доктор?  Вы не собираетесь лечь отдохнуть, мисс Лэмберт? Что это вы такое делаете?

Джулия: Смотрю сны. Взгляни сюда — вот два изображенья.

Эми: Потерянного не воротишь.

Джулия:  Я думала о прошлом, и у меня теперь страшная хандра.

Эми:  Нечего удивляться. Коли начинаешь думать о прошлом, значит, у тебя уже нет будущего.

Джулия: Заткнись, старая дура.

Эми: Ну хватит, пошли, не то вечером вы ни на что не будете годны. Я приберу весь этот разгром.

Джулия:  Цветы? От кого? От миссис де Фриз?

Эми: Нет, мисс.

Джулия:  Лорд Чарлз?

Эми: Там есть карточка.

Джулия:  Мистер Томас Феннел. Тэвисток-сквер. Ну и название. Кто бы это мог быть, как ты думаешь, Эми?

Эми:  Верно, какой-нибудь бедняга, которого ваша роковая красота стукнула обухом по голове.

Джулия:  Стоят не меньше фунта. Тэвисток-сквер звучит не очень-то роскошно. Чего доброго, неделю сидел без обеда, чтобы их купить.

Эми: Вот уж не думаю.

Джулия:  Ты чертовски не романтична, Эми. Раз я не хористка, ты не понимаешь, почему мне присылают цветы. А ноги у меня, видит бог, получше, чем у большинства этих дев.

Эми: Идите вы со своими ногами.

Джулия: А я тебе скажу, очень даже недурно, когда мне в мои годы присылают цветы. Значит, я еще ничего.
 
Эми:  Ну, посмотрел бы он на вас сейчас, ни в жисть бы не прислал, я их брата знаю.

Джулия: Иди к черту! Подожди. Я напишу мистеру Томасу Феннелу благодарственную записку.

6. Воспоминания. Лэнгтон

АПАРТ

Неплохую всё же я подарила ему карточку.  Конечно, я никогда не была особенно фотогенична, но там я похожа,  не приходится спорить. О, Майкл! Человек деловой и аккуратный. Все мои фотографии хранятся в больших картонных коробках, в хронологическом порядке. Когда кто-нибудь захочет написать историю нашей карьеры, весь материал будет под рукой.  Интересно, сколько мистеру Томасу Феннелу лет? Двадцать? Двадцать два? Чёрт, я почти забыла, какой я была в двадцать два! Фотография – что – потускневший образ, обрывок памяти, клочок от чувств, лоскут воспоминаний.  Коснуться бы её — и той наполнить жизнью всё естество своё...   Не помню, из какой это пьесы.  А если попробовать? Вот, вот здесь мне двадцать с небольшим, как раз тогда я впервые встретила Джимми Лэнгтона…

Лэнгтон:  Я этой ночью и глаз не сомкнул, все думал о вас.

Джулия:  Вот это сюрприз! И какие же у вас были мысли — честные или бесчестные?

Лэнгтон:  Я участвую в этой игре уже двадцать пять лет. Я был мальчиком, вызывающим актеров на сцену, рабочим сцены, актером, режиссером, рекламным агентом, был даже критиком, черт побери. Я живу среди кулис с самого детства, с тех пор, как вышел из школы, и то, чего я не знаю о театре, и знать не стоит. Я думаю, что вы — огромный талант.

Джулия: Очень мило с вашей стороны.

Лэнгтон: Заткнитесь. Говорить предоставьте мне. У вас идеальные данные. Подходящий рост, подходящая фигура, каучуковое лицо…

 Джулия:  Очень лестно.

 Лэнгтон: Еще как. Такое лицо и нужно актрисе. Лицо, которое может быть любым, даже прекрасным, лицо, на котором отражается каждая мысль, проносящаяся в уме.
 
 Джулия:  Это ужасная роль. Там и думать-то не о чем. Вы слышали, какую ерунду я должна пороть? Это же начисто лишено правдоподобия – я играю сорокалетнюю итальянку-авантюристку, а ведущая актриса, которой давно за сорок – молодую девушку!

Лэнгтон: Ужасными бывают только актеры, а не роли. У вас необыкновенный голос, голос, который может перевернуть всю душу. Как вы в комических ролях — я не знаю, но готов рискнуть.

 Джулия: Что вы этим хотите сказать?

 Лэнгтон: Ваше чувство ритма почти безупречно. Этому нельзя научить, должно быть, оно у вас от природы. И это куда лучше. Перехожу к сути дела. Я навел о вас справки. Вы в совершенстве говорите по-французски, поэтому вам дают роли, где нужен ломаный английский язык. На этом, знаете, далеко не уедешь.

Джулия: Это все, что я могу получить.

 Лэнгтон: Вас удовлетворит всю жизнь изображать такие персонажи? Вы всегда будете на второстепенных ролях. Самое большое — двадцать фунтов в неделю и гибель большого таланта.

Джулия:  Я всегда думала, что наступит день, и я получу настоящую роль.
 
Лэнгтон:  Когда? Вы можете прождать десять лет. Сколько вам сейчас?

Джулия: Двадцать.

 Лэнгтон: Сколько вы получаете?

Джулия: Пятнадцать фунтов в неделю.

Лэнгтон: Неправда. Вы получаете двенадцать, и это куда больше того, что вы сейчас стоите. Вам еще всему надо учиться. Ваши жесты банальны. Вы даже не догадываетесь, что каждый жест должен что-то означать. Вы не умеете заставить публику смотреть на вас до того, как вы заговорите. Вы слишком грубо накладываете грим. С таким лицом, как у вас, чем меньше грима, тем лучше. Вы хотите стать звездой?

Джулия: Кто же не хочет?

Лэнгтон: Переходите ко мне, и я сделаю вас величайшей актрисой Англии. Переходите ко мне, и вы будете иметь двадцать ролей в год. Ибсен, Шоу, Баркер, Зудерман, Хэнкин, Голсуорси. В вас есть огромное обаяние, но, судя по всему, вы еще не имеете ни малейшего представления как им пользоваться.  А если бы имели, эта старая карга в два счета выжила бы вас из труппы. Вы должны брать публику за горло и говорить: «Эй вы, собаки, глядите-ка на меня». Вы должны властвовать над ней. Если у человека нет таланта, никто ему его не даст, но если талант есть, можно научить им пользоваться. Говорю вам, у вас есть все задатки великой актрисы. Я еще никогда в жизни ни в чем не был так уверен.

Джулия: Я знаю, что мне не хватает опыта. Конечно, мне надо подумать о вашем предложении. Я бы не прочь перейти к вам на один сезон.

Лэнгтон: Идите к черту. Вы воображаете, я смогу за один сезон сделать из вас актрису? Стану тянуть из себя жилы, чтобы вы дали несколько приличных представлений, а потом уехали в Лондон играть какую-нибудь ничтожную роль в коммерческой пьесе? За какого же кретина вы меня принимаете! Я подпишу с вами контракт на три года, я буду платить вам восемь фунтов в неделю, и работать вам придется, как лошади.

Джулия: О восьми фунтах в неделю не может быть и речи. Это смешно. Такого предложения я принять не могу.

Лэнгтон: Прекрасно можете. Это все, чего вы сейчас стоите, и все, что вы будете получать.

Джулия: А не рассчитываете ли вы случайно, что за эти же деньги я стану спать с вами?

Лэнгтон:  О господи, неужели вы думаете, у меня есть время крутить романы с актрисами моей труппы? У меня куча куда более важных дел, детка. И вы увидите, что после четырех часов репетиций, не говоря уж об утренних представлениях, да после того, как вы сыграете вечером в спектакле так, что я буду вами доволен, у вас тоже не будет ни времени, ни желания заниматься любовью. Когда вы ляжете наконец в постель, вам одного захочется — спать.
 
7. Том. Тэвисток-сквер

Том:  Мисс Лэмберт? Я только хотел поблагодарить вас за записку. Вы зря беспокоились. С вашей стороны было так любезно пригласить меня к ленчу, и мне захотелось послать вам несколько цветков.

Джулия: Очень мило с вашей стороны.

Том:  Вы, наверное, не захотите выпить со мной чашечку чаю как-нибудь на днях?
Джулия:  Ну и наглость! Да я не пойду пить чай и с герцогиней! Он разговаривает со мной, как с какой-нибудь хористочкой. Смех, да и только.  Почему бы и нет?
Том:  Правда?  Когда?

Джулия:  Сегодня.

Том:  О'кей. Я отпрошусь из конторы пораньше. В половине пятого вас устроит? Тэвисток-сквер, 138.

Джулия:  С его стороны было очень мило пригласить меня к себе. Он мог назвать какое-нибудь модное место, где все бы на меня таращились. С каким удовольствием он будет потом рассказывать жене и детям, что сама Джулия Лэмберт приезжала к нему на чай, когда он еще был мелким клерком в бухгалтерской конторе. И была так проста, так естественна. Слушая ее болтовню, никто бы не догадался, что она — величайшая актриса Англии. А если они ему не поверят, он покажет им ее фотографию, подписанную: «Искренне Ваша, Джулия Лэмберт». Он скажет со смехом, что, конечно, если бы он не был таким желторотым мальчишкой, он бы никогда не осмелился ее пригласить. Да, но как же всё-таки его зовут, здесь столько табличек на двери…

Том: Я видел, как вы подъехали, и побежал открывать.  Присядьте, пожалуйста.  Вода уже кипит. Одну минутку. Газовая горелка в ванной комнате.
 
 Джулия: Ах ты, ягненочек! Видно, беден, как церковная мышь.
 Вошел хозяин, неся коричневый чайник с кипятком. Джулия съела квадратное бисквитное пирожное, облитое розовой глазурью.
 
Джулия:  Пирожное. Я не позволяла себе такой роскоши уже много лет.   Восхитительное чувство. Оно требует какого-то особого жеста… А юноша кажется робким, куда более робким, чем по телефону; что ж, нечему удивляться, теперь, когда я  здесь, он, естественно, смущен, очень волнуется,  надо его ободрить. Расскажите о себе, откуда вы, кто ваши родители.
 
Том: Я из Хайгейта, мой отец – поверенный в делах, раньше я жил вместе с ними, а сейчас, в последний год обучения, захотел сам себе быть хозяином и снял эту квартирку. Я готовлюсь к последнему экзамену… Джулия, я  смотрел  вас  во всех  ролях, с тех пор как мне исполнилось двенадцать лет.  Однажды после дневного спектакля я стоял  у служебного входа, и, когда вы вышли, попросил  расписаться в моей книге автографов.

Джулия: Да, юноша очень мил: эти голубые глаза и светло-каштановые волосы! Как жаль, что он их прилизывает. И такая белая кожа и яркий румянец на скулах; интересно, нет ли у него чахотки?  А почему вы поселились на Тэвисток-сквер?

Том:  Это недалеко от центра, и тут есть деревья. Так приятно глядеть в окно.

Джулия:  Прекрасный предлог, чтобы встать, а потом я надену шляпу и попрощаюсь с ним. Да, очаровательно. Добрый старый Лондон; сразу делается весело на душе.
Юноша стоял рядом с ней, и при этих словах Джулия обернулась. Он обнял ее за талию и поцеловал в губы. Ни одна женщина на свете не удивилась бы так.
 
Джулия:  То, что он делал, не лезло ни в какие ворота. Он раздвигал мои губы кончиком языка и обнимал меня  уже двумя руками. Я видела, что он нежно тянет меня куда-то — его губы все еще прижаты к моим губам, — ощущала явственно жар его тела, словно там, внутри, была печка — вот удивительно! — а затем обнаружила, что лежу на диване, а он рядом со мной и целует мои рот, шею, щеки, глаза…  А я-то думала, ты такой застенчивый мальчик.

Том: Когда я снова тебя увижу?

Джулия: А ты хочешь меня снова видеть?

Том: Еще как!

Джулия: Достаточно глупо было сегодня позволить ему вести себя таким образом, но, пожалуй, лучше спустить все на тормозах. Он может стать назойливым, если сказать, что этот эпизод не будет иметь продолжения.  Я на днях позвоню.

Том:  Поклянись.

Джулия: Честное слово.  Должна же я, по крайней мере, знать его имя.

Том:  Не откладывай надолго…

Джулия: Изнасилована, голубушка. Самым натуральным образом. В мои-то годы! И даже без всяких там „с вашего позволения“. Словно я — обыкновенная потаскушка. Комедия восемнадцатого века, вот что это такое. Я могла быть горничной. В кринолине с этими смешными пышными штуками — как они называются, черт побери? — которые они носили, чтобы подчеркнуть бедра, в передничке и косынке на шее. Фи, сэр, как не стыдно воспользоваться неопытностью простой сельской девушки! Что скажет миссис Эбигейл, камеристка ее светлости, когда узнает, что брат ее светлости похитил у меня самое дорогое сокровище, каким владеет девушка моего положения, — лишил меня невинности. Какие все же скоты эти мужчины! С них просто нельзя спускать глаз.  Должно же у них быть хоть какое-то чувство пристойности!

8. Майкл и Роджер

Роджер: Отец, я желаю покинуть Итон на Рождество. Я получил там всё, что мог.

Майкл: И что ты намерен делать?

Роджер: Поеду в Вену на несколько месяцев поучить немецкий, перед тем как поступить в Кембридж.  Я знаю, знаю, что ты сейчас скажешь, про ваши надежды, про карьеру военного, про бесцельно потраченное содержание. Пойми, я  еще не решил, кем быть. Одно я знаю точно – только не военным.  И не надо бояться,   что я вдруг  вздумаю пойти на сцену.  Я не имею ни малейшей склонности к театру.
 
Майкл: Ты разговаривал с матерью?

Роджер: Я хотел, но она так сильно была увлечена гостями. Кстати, я тоже был с ними очень вежлив. Хотя ты прекрасно знаешь, что я совершенно не могу смотреть на них всерьёз.

Майкл: Роджер, послушай меня внимательно. Не говори ей ничего. Я не поддерживаю тебя в твоём решении, но вряд ли смогу сопротивляться. Надеюсь, ты в скором времени вновь обретёшь благоразумие. А у мамы сейчас, в общем, как бы тебе сказать… Ей не нужны лишние неприятности.

Роджер:  Плохо даются роли юных кокоток? Отец,  да какие у мамы могут быть неприятности? Она же ангел, ангел,  парящий над миром и дарующий нам, простым смертным, право прикоснуться к непорочной любви и высокому искусству!
Майкл: Замолчи! Ты даже не знаешь и … Ты не знаешь!!!...

Роджер: Чего я не знаю, отец? Того, что вы считаете себя небожителями, а меня неловким подарком судьбы, спустившейся однажды на Землю? Я очень люблю тебя, очень люблю маму, но мне бы хотелось от вас больше зримого. Ваши чувства слишком эфемерны, они, быть может, рассыпаны по всей стратосфере, но я-то здесь!  Мне  нужно немного, чтобы ты меня просто обнял порой. А если ты хочешь не доставлять маме лишние неприятности, закончи, наконец, эту историю с Долли.
 
Майкл: Ты о чём, Роджер?

Роджер: Опять играешь? Мы с тобой  хорошо знаем, при каких условиях финансируют пьесы. Или человек хочет получить славу, пусть даже плохую, или он в кого-нибудь влюблен. Куча людей болтает об искусстве, но редко увидишь, чтобы они платили за него чистоганом, если не надеются извлечь из этого что-нибудь для самих себя.  Что-то я не заметил за столько лет, чтобы Долли сильно интересовала слава. Мне кажется, нужно опуститься на землю, отец, и понять, что для мамы должно быть отвратительно и стыдно в её положении и возрасте иметь мужа на содержании богатой, влюблённой в него старухи!

Майкл: Глупый… Глупый мальчишка! Роджер, ты отчасти прав…

Роджер:  Что ты имеешь в виду?

Майкл: А ты не догадываешься? Нет, милый, Долли действительно  влюблена, но не в меня.

Роджер: Тогда зачем ты?...  Выражайся, ради всего святого, так, чтобы тебя можно было понять.    В жизни не слышал такой чепухи!  У тебя просто грязное воображение. Нет, я не верю ни единому твоему слову. В конце концов у меня тоже есть глаза. Неужели я бы ничего не заметил?

Майкл:  Vous l'avez voulu, Georges Dandin.  Ты этого хотел, Жорж Данден!

Роджер: Что это?

Майкл: Мольер.

Роджер: А что же, а как же ты, папа…

Майкл: Ну, что я…  Я все же джентльмен. «Nemo me impune lacessit».   Обнимаются.

9. Воспоминания. Майкл и Роджер

АПАРТ

Майкл. Фотография, которая была сделана, когда он впервые приехал в Миддлпул. Когда я смотрю на неё, сердце всегда сжимает   от острой боли. Такой он тогда и был.  Я влюбилась в Майкла с первого взгляда.  Я никогда в жизни не видела такого красавца и стала упорно  его добиваться.
Джулия: Конечно, я ему нравлюсь.  Нравлюсь больше, чем кто-либо другой, он даже восхищается мной, но я не привлекаю его как женщина. О, я бы сделала все, чтобы его соблазнить. Джимми говорит, я куда лучше играла бы, если бы завела роман.
Майкл:  Не верь ему. Он просто грязный старикашка. С кем? Наверное, с ним? Все равно что сказать, будто я лучше сыграл бы Марчбенкса, если бы писал стихи.
Джулия: Рот слишком велик, лицо слишком тяжелое, нос слишком толстый. Слава богу, у меня красивые глаза и красивые ноги. Не чересчур ли я накрашена? Майкл не любит грима вне сцены. Но я жутко выгляжу без румян и помады. Ресницы у меня что надо. А, черт побери, не такая уж я уродина. А ты стал еще красивее.
Майкл: Кто угодно может быть красив, но не всякий может похвалиться добропорядочной семьей. Сказать по правде, я рад, что мой отец — джентльмен.
Джулия:  Мне кажется, ты больше гордишься своей семьей, чем тем, что похож на греческого бога. Боги! А если он и в пятьдесят будет так же хорош? Ничего, Рейхенберг, выступала в амплуа инженю до семидесяти лет. За тобой вьётся столько красоток. Цветы, любовные письма…

Майкл: Идиотки.  Какого черта они хотят этим достичь?

Джулия: Мне кажется, об этом нетрудно догадаться.

Майкл:  Я был бы последним дураком, если бы связался с кем-нибудь здесь, в Миддлпуле. В большинстве это все желторотые девчонки. Не успею я и глазом моргнуть, как на меня накинется разгневанный родитель и скажет: а не хотите ли вы под венец? Ты же знаешь, какие актеры сплетники! Всем все будет известно через двадцать четыре часа. И когда начнешь что-нибудь в этом роде, никогда не скажешь заранее, чем все кончится. Нет, я не собираюсь рисковать.               Я думаю, актер — просто дурак, если он женится молодым. Я знаю кучу примеров, когда это совершенно загубило человеку карьеру. Особенно если он женится на актрисе. Он делается звездой, и тогда она камнем висит у него на шее. Она хочет играть с ним, и, если у него своя труппа, он вынужден отдавать ей первые роли, а пригласи он кого-нибудь другого, она станет устраивать ему ужасные сцены. Всегда есть опасность, что у нее родится ребенок, и ей придется отказаться от превосходной роли. Она на много месяцев исчезнет с глаз публики, а ты сама знаешь, что такое публика — с глаз долой, из сердца вон. Если публика не видит тебя каждый день, она вообще забывает о твоем существовании.

 Джулия:  Добавить  истомы и страсти, как в монологах  Федры, это получалось у меня ещё совсем девочкой. А если она звезда?

Майкл:  Кто она, прости?

Джулия:  И ритм. Незабываемый ритм александрийского стиха. Ты сказал, что актёр становится звездой. А если звездой становится актриса?

Майкл: Ну, сейчас не старые добрые времена, чтобы говорить об этом. Во всём Лондоне есть только одна актриса, которая заставила меня плакать….   Маленькая чертовка, да, да,ты заставила меня плакать...

Джулия:  Ангел! Ты на верном пути! Жанна Тэбу, подруга моей тётушки, говорила мне: « Не делай паузы, если в этом нет крайней необходимости,  но уж если сделала, тяни ее, сколько сможешь». Может быть, пора?

Майкл:  Клянусь богом, ты меня потрясла.  Ты перевернула мне всю душу. Критики правы, черт побери, ты — настоящая актриса, ничего не скажешь.

Джулия: И ты только сейчас это увидел?

Майкл: Я знал, что ты хорошо играешь, но и понятия не имел, что так хорошо. Мы все рядом с тобой ничто. Ты будешь звездой. Что бы ни стояло у тебя на пути.
Джулия: А сейчас мне нужна превосходная   артикуляция, которой меня научила Жанна. Тогда ты будешь моим партнером.  А ещё было бы здорово,  если бы ты стал антрепренером и сделал меня исполнительницей главных ролей.

Майкл:  Знаешь, а это совсем неплохая идея.  Конечно, единственный способ постоянно иметь хорошие роли — это самому быть антрепренером труппы.  Все упирается в деньги.  Надо минимум пять тысяч фунтов. Но как, скажите на милость, нам раздобыть такую сумму.

Джулия: Придется тебе поискать богатую старуху.

Майкл: Я не думаю, что в Лондоне можно добиться успеха, пока тебя как следует не узнают. Самое верное — года три-четыре поиграть в чужих труппах; нужно разведать все ходы и выходы. Это имеет еще одно преимущество — у нас будет время познакомиться с пьесами. Безумие открывать свой театр, не имея в запасе по крайней мере трех пьес. Одна из них должна стать гвоздем сезона.
 
Джулия: Конечно, и нам надо непременно играть вместе, чтобы публика привыкла видеть наши имена на одной и той же афише.

Майкл:  Не думаю, что это имеет особое значение. Главное — завоевать в Лондоне хорошую репутацию.    Мы научимся у Джимми Лэнгтона всему, чему можно, а затем уедем  в Лондон.  А если мы хорошо используем обстоятельства, может, я  и найду какую-нибудь старуху, которая субсидирует меня и поможет открыть собственный театр.

Джулия: Как же я отшлифовала своё  умение установить нужный ритм. Его теперь не остановить. Нужно сменить тему. Хорошо, что ты пригласил меня к своим родителям. Я была так рада поехать к ним.

Майкл: Ты имела у них колоссальный успех.  Ты им страшно понравилась.

Джулия:  Господи, я достаточно потрудилась для этого. Никто бы так не сыграл сельскую барышню, как я  делала это целых два дня». «О, теперь, знаете, на сцену идут самые порядочные люди. Теперь не то, что в старые времена». — «Вероятно, да. Я так рада, что он привез вас к нам. Я немного волновалась. Я думала, вы будете накрашены и… возможно, несколько вульгарны. Ни одна живая душа не догадалась бы, что вы — актриса». Откуда ты знаешь, что понравилась?

Майкл: Вижу. Ты извини, дорогая, мой отец немного старомоден, есть вещи, которые ему уже трудно постигнуть. Конечно, я не хотел, чтобы ты лгала, но боялся, ему покажется странным, что твой отец был ветеринар. Когда я спросил их в письме, могу ли я тебя привезти, я написал, что он был врач.

Джулия: Вот где пригодилась нарочитая старомодная манера игры Жанны Тэбу.  «Мы не очень-то были рады, когда он задумал идти на сцену; мы по обеим линиям потомственные военные, но он ни о чем другом и слышать не хотел».  «Да, конечно, я понимаю, о чем вы говорите, но ведь он все же настоящий джентльмен». Ну, это не имеет значения.

 Майкл:  Конечно, это не имеет особого значения.  Я часто слышал, как мой отец вспоминал о полковом ветеринаре. Он был у них на равных с офицерами. Отец всегда говорил, что он был один из лучших людей в полку…   Отец говорит, ты — настоящая леди, ни капли не похожа на актрису, а мать утверждает, что ты очень благоразумна.

Джулия:  Опустить глаза, словно эти похвалы  слишком преувеличены. Спасибо , Жанна, у меня безупречные жесты. Боже, ну почему он в такой момент похож на красивого молодого лакея, который просит взять его на службу?

 Майкл: Джулия, дорогая, ты выйдешь за меня замуж?

Джулия: Майкл! Вот сейчас! Сейчас пауза!

Майкл: Я не хочу сказать: немедленно. Когда мы станем на ноги, продвинемся хотя бы на один шаг по пути к успеху. Я знаю, на сцене мне с тобой не тягаться, но вместе мы легче добьемся победы, а когда откроем собственный театр, из нас выйдет неплохая упряжка. Ты ведь знаешь, что ты мне ужасно нравишься. Я хочу сказать, ни одна девушка и в подметки тебе не годится.

Джулия:  Дурак несчастный! Ну чего он городит всю эту чепуху?! Неужели не понимает, что я до смерти хочу за него выйти? Почему он не целует меня? Ну почему? Почему? Хватит у меня духу сказать, что я просто больна от любви к нему?

Майкл: Дорогая!

Джулия: Я лучше встану. Он не догадается сесть. Господи, сколько раз Джимми заставлял его репетировать эту сцену! Майкл, ты так красив. Кто может тебе отказать? 
    
Майкл: А это был удачный жест, дорогая. Словно ты посылаешь вперед крикетный мяч. Запомни его.

Джулия: Единственное, о чем ты способен думать. У меня разрывается сердце, а ты говоришь о каком-то случайном жесте. И правда, эффектно получилось. Надо запомнить, когда представится случай, я воспользуюсь им.

10. Том. Гримерка

 Том: Ты обещала позвонить.  Мне надоело ждать, и я звоню сам.

Джулия:  Я была ужасно занята все это время.

Том:  Когда я тебя увижу?

Джулия: Когда у меня будет свободная минутка.

Том: Как насчет сегодня?

Джулия: У меня дневной спектакль.

Том: Приходи после него выпить чаю.
 
Джулия: Нет, малыш, второй раз ты меня на ту же удочку не поймаешь. Не получится.  Я всегда остаюсь в театре, отдыхаю у себя в уборной до вечернего представления.

Том: А мне нельзя зайти в то время, как ты отдыхаешь?

Джулия: Пожалуй, это будет лучше всего. При Эми, которая  без конца входит в уборную,  ни о каких глупостях не может быть и речи. Удобный случай  дружески,  но твердо сказать ему, что продолжения не будет.  Хорошо. Приходи в полшестого, я угощу тебя чашкой чаю.

 Весь вечер Джулия волновалась, как девушка, идущая на первый бал. Она наложила голубые тени на веки и снова их стерла, накрасила щеки и вымыла их, затем попробовала другой оттенок.
 
Эми:  Что это вы такое делаете?

Джулия:  Пытаюсь выглядеть на двадцать, дурочка.

Эми: Ну, коли  вы сейчас не перестанете, будете выглядеть на все свои сорок шесть…  Мистер Томас Феннел.

Джулия:  Проводи его сюда и принеси чай. Буду держаться с ним любезно, но сухо.  Расскажу о Роджере. Роджеру  семнадцать, через год он поступит в Кембридж. Постараюсь исподволь внушить юноше, что по своему возрасту гожусь ему в матери. Буду вести себя так, словно между нами никогда ничего не было, и он уйдет, чтобы никогда больше меня не видеть, иначе как при свете рампы, почти поверив, что все это было плодом его фантазии.

Том кинулся рядом с ней на колени и страстно приник к ее губам. Джулия ничего не могла с собой поделать, она обвила его шею руками и так же страстно вернула ему поцелуй.

 Джулия: Господи, где мои благие намерения? Неужели я в него влюбилась?  Сядь, ради бога. Эми сейчас принесет чай.
 
Том:  Скажи, чтобы она нам не мешала.

Джулия: Что ты имеешь в виду? Но что он имеет в виду, было более чем очевидно.  Это смешно. Я не могу. Может зайти Майкл.

Том:  Я тебя хочу.

Джулия:  И что подумает Эми? Просто идиотизм так рисковать. Нет, нет, нет.
В дверь постучали, вошла Эми с чаем.

Джулия: Какого черта! Что это со мной? Я еле дышу!  О Эми,  этот джентльмен хочет поговорить со мной о пьесе. Проследи, чтобы нам не мешали. Я позвоню, когда ты мне понадобишься.

Эми: Хорошо, мисс…

Том:  Хочу пригласить тебя сегодня куда-нибудь на ужин, чтобы мы могли потанцевать.

Джулия: Ты приглашал когда-нибудь актрису в ресторан?

Том: Никогда.

Джулия: Который час?

Том: Ой, я забыл надеть часы.

Джулия: А ты случайно не заложил их?

Том: Нет. Я очень спешил, когда одевался.

Джулия:  Достаточно  взглянуть на его галстук, чтобы увидеть, что это не так. Он мне лжёт. Он отнес в заклад часы, чтобы пригласить меня на ужин.  Бедный ягнёночек!

Эми: Куда это вас несёт, мисс Лэмберт?  И когда вы теперь отдохнете, хотела бы я знать!

Джулия:  К черту отдых! А ведь я думала, что уже никогда не влюблюсь. Конечно, долго  это не протянется. Но почему бы мне не порадоваться, пока можно?

Эми:  Что на вас нашло?

Джулия: Мне хорошо.

Эми:  Ну, кабы я вела себя так, люди сказали бы, что я хватила лишку.

Джулия: Я просто дура.  Последняя дура…

Эми: Хорошая пьеса?

Джулия:  Какая пьеса?

Эми: О которой он говорил с вами.
 
Джулия: Он неглуп. Конечно, еще очень молод…

Эми: Где ваш гребень?

Том причесывался ее гребнем и нечаянно положил его на чайный столик. Увидев его там, Эми с минуту задумчиво на него глядела.

Эми: Как, ради всего святого, он сюда попал?

Джулия:  Вот и я об этом думаю. Заниматься такими вещами в театре, в своей уборной, просто безумие. Да тут даже нет ключа в двери. Эми держит его у себя. А все же риск придает всему этому особую пикантность. Приятно  думать, что я способна до такой степени потерять голову.

11. Перфоманс. Общая сцена

Чарлз: Когда вы сейчас, как вихрь, ворвались в комнату,  я подумал, что вы помолодели на двадцать лет.

Джулия:  Ах, оставьте эти разговоры для мистера Госселина, Чарлз!  Когда сыну семнадцать, бесполезно притворяться, будто ты так уж молода. Мне сорок, и пусть хоть весь свет знает об этом.

Роджер: Это была неправда. Она ещё никогда не была  в таком ударе и чувствовала себя, как годовалый младенец.

Эвис: На следующий день Джулия пошла к Картье и купила часы, чтобы послать их Тому вместо тех, которые он заложил.

Том: Нет, я не могу. Я не могу брать такие дорогие подарки у женщины. О нет, право, не могу. Это так унизительно.

Лэнгтон: Какая ерунда! Ты же знаешь,  сколько у неё денег,  девать их некуда. Неужели тебе трудно доставить ей удовольствие и позволить вызволить тебя из беды?

Долли:  Привет, Джулия. Что это с тобой сегодня? Ты выглядишь грандиозно. Да тебе ни за что не дать больше двадцати пяти! Что ты сделала с глазами? Я еще не видела, чтобы они так у тебя сияли.

Джулия: Будь я проклята, если я знаю, что такое актерский талант,  но зато я знаю другое: я бы отдала все, что имею, за восемнадцать лет.

Роджер:  Однако и это была неправда. Если бы ей представилась возможность вернуться назад в юность, еще не известно, пожелала бы она это сделать. Скорее нет.

Эвис:  А две или три недели спустя, узнав, что у Тома  день рождения, Джулия купила ему золотой портсигар.
 
Том: Ты знаешь, это вещь, о которой я мечтал всю свою жизнь.

Эвис: Джулия подарила ему булавку для галстука, жемчужные запонки и пуговицы для жилета. Ей доставляло острую радость делать ему подарки.

Том: Так ужасно, что я ничего не могу тебе подарить.

Лэнгтон: Подари ей часы, которые ты заложил, чтобы пригласить  на ужин.

Джулия: Майкл, ты  помнишь этого своего молодого бухгалтера?  Его зовут Том Феннел. Я встретила его на днях на званом ужине и предложила прийти к нам в следующее воскресенье. Нам не хватает одного мужчины.

Майкл:  Том мне очень нравится. Я люблю поговорить, а Том - прекрасный слушатель. К тому же, он превосходно знает своё дело. Съел собаку на подоходном налоге. Научил меня, как сэкономить две-три сотни фунтов с годового дохода.

Эвис: Том любил приемы, и Джулия брала его на приёмы с собой. Она заставила Долли и Чарлза Тэмерли звать его к ленчу. Том любил танцевать, и Джулия доставала ему приглашения на балы.

Чарлз: Актрисе не так нужен ум, как благоразумие. Главное – не терять головы. А у Тома есть голова на плечах, он будет хорошим товарищем Джулии.

Долли:  Приятно, когда в доме молодежь - не дает тебе самой заржаветь.
Том: Я поставил деньги на лошадь в надежде выиграть и рассчитаться с долгами, а лошадь пришла последней.

Эвис: Для Джулии его долг — сто двадцать пять фунтов — был чепуховой суммой, и ей казалось нелепым, чтобы такой пустяк мог кого-нибудь расстроить. Она тут же сказала, что даст ему эти деньги. На следующий день Джулия послала ему в письме два банковских билета по сто фунтов.

Лэнгтон: О, я знаю, люди никогда не признаются, сколько они задолжали.  Я уверен, что ты должен больше, чем  сказал.  Держи остаток у себя, на всякий случай.

Том: Это ужасно мило с твоей стороны. Ты не представляешь, как ты меня выручила. Не знаю, как тебя и благодарить.

 Лэнгтон: Людям не нужен резон, чтобы сделать то, что они хотят,  им нужно оправдание.
 
Майкл: Ты знаешь, суфлер говорит, мы кончили на девять минут позже обычного, — так много смеялась публика.  Семь вызовов. Я думал, они никогда не разойдутся.
Долли: Ну, вини в этом только себя, дорогая. Во всем мире нет актрисы, которая смогла бы сыграть так, как ты сегодня.
 
Джулия: Сказать по правде, я и сама получала удовольствие. Господи, я такая голодная! Что у нас на ужин?

Майкл: Рубец с луком.

Джулия: Великолепно!  Обожаю рубец с луком. Ах, Майкл, если ты меня любишь, если в твоем твердокаменном сердце есть хоть искорка нежности ко мне, ты разрешишь мне выпить бутылку пива.  Только сегодня. Я не так часто прошу тебя что-нибудь для меня сделать.

12. Отпуск в Тэплоу

Роджер: Как здорово, что сегодня нет гостей. Я боялся, что пожалует вся шайка-лейка, и нам с Томом придется вести себя пай-мальчиками.

Джулия: Я решила, что не мешает отдохнуть. Том и так ведёт себя пай-мальчиком. Ни намеком, ни взглядом не выдаёт, что он — мой любовник;  относится ко мне, как к матери своего приятеля!

 Роджер:  Тебе это не повредит, мамочка. У тебя очень утомленный вид.   
Джулия: Такую снисходительную доброжелательность скорее пристало выказывать незамужней старой тетушке. Я не спала всю ночь, ломала себе голову, как тебе избавиться от прыщей.

Роджер:  Да, ужасная гадость. Том говорит, у него тоже были.

Джулия: Вот видишь – были. О, как меня  возмущает, что Том послушно идет на поводу у мальчишки моложе себя.

Майкл: Хорошая была идея  пригласить  пожить Тома у нас в Тэплоу  во время отпуска.  Они с Роджером хорошо поладили, правда?

Роджер: Повезло нам, отхватили такой кусок хорошей погоды.  Жаль, что Том не может остаться еще на недельку.

Джулия: Да, ужасно жаль. Поладили! Постоянно находясь в обществе Роджера, Том потерял облик светского человека, который  следит за своей внешностью,  и снова стал неряшливым подростком.

Майкл:  Я боялся, Роджеру будет здесь скучно с нами. Хорошо, что теперь у него есть компания.

Джулия: Да, это очень хорошо. Интересно, Том заметил, что ни разу меня не поцеловал с тех пор, как сюда приехал?

Майкл: Я думаю, Роджеру хорошо иметь такого товарища. Абсолютно нормальный, чистый английский юноша.

Джулия: О, да, абсолютно. Ну и дурак! Ну и дурак!

Майкл: Прямо удовольствие глядеть, как они едят.
 
Джулия:  О, да, аппетит у них завидный. Господи, хоть бы они подавились!

Роджер:  Послушай, мам, тут собралась компания, едут в Мейднхед ужинать и потанцевать и зовут нас с Томом. Ты ведь не возражаешь?
 
Джулия:  А как вы вернетесь? К счастью, я хорошая актриса. Нет, нельзя показывать, что меня это трогает. Слава богу, я умею играть.

Роджер: Не беспокойся, все будет в порядке. Кто-нибудь нас подкинет. Будет страшно весело, мама. Том безумно хочет поехать.

Джулия: Хорошо, милый. Только не возвращайся слишком поздно. Помни, что Тому вставать чуть свет. Том! Бедный ягнёночек! Он не виноват! Это всё Роджер!   Его эгоизм вызывает  отвращение. Все это прекрасно — толковать, что он еще молод.  Он бестактен и невнимателен. Он ведет себя так, словно и дом, и прислуга, и мать, и отец существуют лишь для его удобства.

Майкл: Я рад, что мальчики уехали.  Мы уже целую вечность не были с тобой вдвоем.

Джулия: Попридержи свой дурацкий язык. Это последняя капля.  Тебе не кажется, что Роджер ни с кем, кроме себя, не считается?

Майкл: Это ты насчет тенниса? Да мне, по правде говоря, все равно, играть или нет. Вполне естественно, что мальчикам хочется поиграть вдвоем. С их точки зрения, я старик и только испорчу им игру.
 
Джулия:  Майкл, как  ты прозаичен в своём самодовольстве!   Тебе  доставляет  столько радости — если это только не стоит денег — делать других счастливыми. Но все твои достоинства - раскрытая книга. Твои мысли банальны и вызывают мучительную скуку.

 Майкл:  Ты же не думаешь, что я бегаю за другими женщинами?

Джулия:  Почем я знаю? Слепому видно, что на меня тебе наплевать.

Майкл: Тебе прекрасно известно, что ты для меня единственная женщина на свете.
 
Джулия: О боже!

Майкл:  Я не понимаю, чего ты хочешь.

Джулия: Я хочу любви. Я думала, что вышла за самого красивого мужчину в Англии, а я вышла за портновский манекен.

Майкл: Не говори глупостей. Я — обыкновенный нормальный англичанин, а не итальянский шарманщик. Джулия, ты изводишь себя из-за этой болезни. Мне кажется, ещё рано оплакивать молодую утраченную жизнь. Стоит дождаться окончательного вердикта доктора. Пойду, велю приготовить тебе лекарство.

Джулия: Я могла бы быть кривой и горбатой. Мне могло бы быть пятьдесят. Неужели я настолько непривлекательна? Так унизительно вымаливать твою любовь. Ах, как я несчастна!

13. Джулия и Роджер

Роджер: Можно войти, мамочка?

Джулия: Входи. Ты очень поздно вернулся вчера.
 
Роджер:  Не очень. Около часа.

Джулия: Врунишка! Я поглядела на часы. Было четыре утра.

Роджер: Ну, четыре так четыре.

Джулия: Что вы делали до такого времени, ради всего святого?

Роджер: Поехали в одно место ужинать. Танцевали.

Джулия: С кем?

Роджер: С двумя девушками, которых мы там встретили. Том знал их раньше.

Джулия:  Как их зовут?

Роджер:  Одну Эвис Крайтон, вторую – Джил, фамилии не помню. Эвис Крайтон — актриса. Она спросила, не смогу ли я устроить ее дублершей в твоей следующей пьесе.

Джулия: Но ведь такие места закрываются не в четыре утра.
 
Роджер:  Да. Мы вернулись к Тому. Том взял с меня слово, что я тебе не скажу. Он думал, ты страшно рассердишься.

Джулия: Ну, чтобы я рассердилась, нужна причина поважней. Обещаю, что и словом ему не обмолвлюсь.

Роджер:  Если кто и виноват, так только я. Я зашел к нему вчера днем, и мы обо всем сговорились. Вся эта ерунда насчет любви, которую слышишь на спектаклях и читаешь в книгах… Мне скоро восемнадцать. Я решил, надо самому попробовать, что это такое.

Джулия:  Роджер, ради всего святого, о чем ты толкуешь?

Роджер:  Том сказал, что он знает двух девчонок, с которыми можно поладить. Он сам с ними обеими уже переспал. Они живут вместе. Ну, мы позвонили им и предложили встретиться после спектакля. Том сказал им, что я — девственник, пусть кидают жребий, кому я достанусь. Когда мы вернулись к нему в квартиру, он пошел в спальню с Джил, а мне оставил гостиную и Эвис. И знаешь, мам, ничего в этом нет особенного. Не понимаю, чего вокруг этого поднимают такой шум.

Джулия: Но ты же еще совсем мальчик!

Роджер:  Ну, не плачь. Если бы я знал, что ты расстроишься, я бы не стал ничего тебе рассказывать. В конце концов, рано или поздно это должно было случиться.

Джулия: Но так скоро… Так скоро! Я чувствую себя теперь совсем старухой.

Роджер:  Ты — старуха?! Только не ты, мамочка. «Над ней не властны годы. Не прискучит ее разнообразие вовек».

Джулия:  Глупыш ты, Роджер. Думаешь, Клеопатре понравилось бы то, что сказал о ней этот старый осел? Ты бы мог еще немного подождать.

Роджер:  И хорошо, что этого не сделал. Теперь я все знаю. По правде говоря, все это довольно противно. Ты не сердишься на меня, дорогая?

Джулия:  И ты на самом деле думаешь, что это и есть любовь?

Роджер:  Ну, большинство так считает, разве нет?

Джулия:  Нет, вовсе нет. Любовь — это боль и мука, стыд, восторг, рай и ад, чувство, что ты живешь в сто раз напряженней, чем обычно, и невыразимая тоска, свобода и рабство, умиротворение и тревога.

Роджер: Звучит не особенно весело.

Джулия: Глупая я, да? Я все еще вижу в тебе того малыша, которого когда-то держала на руках.  Чертовски хорошая была фотография, да?

Роджер: Послушай, как насчет Эвис Крайтон? Есть для нее надежда получить роль дублерши?

Джулия:  Скажи, пусть как-нибудь зайдет ко мне…

Джулия:  Дублерша! Подумать только! Ну и ну!  Женщина привлекает к себе мужчин, играя на своем очаровании, и удерживает их возле себя, играя на их пороках. Придется примириться с этим.  Все равно что лгать и не подозревать, что лжешь, вот что самое фатальное. Все же лучше знать, что ты дурак, чем быть дураком и не знать этого.  Ну, ничего. Завтра я испорчу Тому обедню. Думаю, завтра Роджеру не с кем будет играть в гольф.  Какая женщина проявила бы столько терпения? Любая другая на моём месте велела бы тебе убираться вон, если ты не знаешь, что такое простое приличие. Эгоист, дурак, грубиян — вот что ты такое. Жаль, что ты уезжаешь  завтра сам. С каким удовольствием я выставила бы тебя за дверь со всеми  пожитками! Как ты осмелился так со мной обращаться,  ничтожный маленький клерк?! Поэты, члены кабинета министров, пэры Англии с радостью отменили бы самую важную встречу, лишь бы со мной поужинать, а ты бросил меня и отправился танцевать с кучей крашеных блондинок, которые совершенно не умеют играть. Ясно, что ты глуп как пробка. За последнюю тряпку, которая на тебе надета, плачено моими деньгами. А этот портсигар? А запонки? Ну, нет, это тебе даром не пройдет!  Уж я сумею задеть тебя за живое!  (Пишет.) Дорогой Том. Вкладываю деньги, которые надо оставить слугам, так как не увижу тебя утром. Три фунта дай дворецкому, фунт — горничной, которая чистила и отглаживала тебе костюмы, десять шиллингов — шоферу. Джулия.  Эми! Эми! Передай Тому утром, когда он проснётся,  этот конверт.

14. Том. Подарки

Когда Джулия приехала  в театр, ее ждал там пакет. Как только она взглянула на обратный адрес, она поняла, что в нем. Эми спросила, вскрыть ли пакет. — Не надо. Но не успела Джулия остаться одна, как сама его вскрыла. Там лежала булавка для галстука, и пуговицы для жилета, и жемчужные запонки, и часы, и золотой портсигар.

 Джулия: Какая я была идиотка! Почему не сдержалась?! (Звонит.)  Том!

Том: Да?

Джулия: Что все это значит? Почему ты прислал мне все эти вещи? Я абсолютно ничего не понимаю. Я тебя обидела?

Том:  О, нет,  мне, конечно, очень приятно, чтобы со мной обращались, как с содержанкой. Мне, конечно, приятно, когда мне бросают в лицо упрек, что даже чаевые и те я не могу сам заплатить. Удивительно еще, что ты не вложила в конверт деньги на билет третьего класса до Лондона.

Джулия: Ну и глупыш!  Неужели ты думаешь, что я хотела тебя оскорбить? Ты достаточно хорошо меня знаешь и должен понимать, что это мне и в голову не могло прийти.

Том: Тем хуже. Мне не надо было брать у тебя эти подарки, мне не надо было занимать у тебя деньги.

Джулия:  Будь я проклята.  Не понимаю, о чем ты говоришь. Все это — какое-то ужасное недоразумение. Зайди за мной вечером, и мы во всем разберемся. Я все тебе объясню.

Том: Я иду ужинать к родителям и останусь у них ночевать.

Джулия: Тогда завтра.

Том: Завтра я занят.

Джулия: Я должна увидеться с тобой, Том. Мы слишком много значили друг для друга, чтобы вот так расстаться. Как ты можешь осуждать меня, не выслушав? Это несправедливо — наказывать человека, когда он ни в чем не виноват.
 
Том: Я думаю, будет гораздо лучше, если мы перестанем встречаться.

Джулия совсем потеряла голову.

Джулия: Но я люблю тебя, Том. Я тебя люблю. Разреши мне еще раз увидеть тебя, и если ты по-прежнему будешь сердиться на меня, что ж, будем считать, что дело кончено.

Том:  Хорошо, я зайду  после дневного спектакля.

Джулия:  Не думай обо мне слишком плохо.  Что бы там ни было, он придет.
Джулия снова завернула присланные им вещи и спрятала их туда, где их не увидит Эми. Она разделась, накинула старый розовый халат и начала гримироваться.

Джулия: Я жду мистера Феннела.  Я не хочу, чтобы меня беспокоили, пока он будет у меня.

Эми не ответила. Джулия взглянула на нее: у Эми был очень хмурый вид.
 
Джулия: Ну тебя к черту. Плевать мне, что ты там думаешь!

Эми все еще возилась, прибирая ее вещи.

Джулия:  Ради бога, Эми, перестань суетиться. Я хочу побыть одна.

Эми не отвечала. Она продолжала методично расставлять на туалетном столике предметы в том порядке, в каком Джулия всегда желала их там видеть.

Джулия: Черт подери, ты почему не отвечаешь, когда я с тобой говорю?

Эми: Может, вы и великая актриса, но…

 Джулия: Убирайся к черту!..

Сама не замечая того, Джулия раза два кашлянула, словно у нее чахотка. Джулия погасила яркий свет у туалетного столика и прилегла на диван.
Эми: Мистер Томас Феннел, мисс…

Джулия:  Прости, я лежу, мне что-то нездоровится. Возьми себе стул. Очень мило, что ты пришел.

 Том: Нездоровится? Что с тобой?

Джулия: О, ничего страшного,  просто не очень хорошо спала последние две-три ночи.  Мими из второго акта «Богемы». Я жду, что ты объяснишь мне, в чем моя вина. Что ты имеешь против меня? Господи, да я, кажется, испугана.

Том:  Нет смысла к этому возвращаться. Я хотел сказать тебе единственную вещь: боюсь, я не смогу сразу выплатить тебе те двести фунтов, что я должен, у меня их просто нет, но постепенно я все отдам. Мне очень неприятно просить у тебя отсрочку, но нет другого выхода.

Джулия: Я не понимаю. Я две ночи пролежала без сна, все думала, в чем дело. Я боялась, что сойду с ума. Я пыталась понять. И не могу. Не могу. В какой пьесе я это говорила?

Том:  Не можешь? Ты все прекрасно понимаешь. Ты рассердилась на меня и решила меня наказать. И сделала это. Ты расквиталась со мной как надо! Ты не могла придумать лучшего способа выразить свое презрение.

Джулия:  Но почему бы мне было тебя наказывать? За что? Почему я должна была на тебя сердиться?

Том: За то, что я поехал в Мейднхед с Роджером на эту вечеринку, а тебе хотелось, чтобы я вернулся домой.

Джулия: Но я же сама сказала, чтобы вы ехали. Я пожелала вам хорошо провести время.

Том: Да, конечно, но твои глаза сверкали от ярости. У меня не было особой охоты туда ехать, но Роджеру уж так загорелось. Я говорил ему, что нам лучше вернуться и поужинать с тобой и Майклом, но он сказал — вы будете только рады сбыть нас с рук, и я решил не поднимать из-за этого шума. А когда я увидел, что ты разозлилась, уже было поздно идти на попятную.

Джулия: Я вовсе не разозлилась. Не представляю, как это могло прийти тебе в голову. Вполне естественно, что вам хотелось пойти на вечеринку. Неужели ты думаешь, я такая свинья, чтобы быть недовольной, если ты поразвлечешься в свой отпуск? Мой бедный ягненочек, я боялась только одного — что тебе будет там скучно. Я так мечтала, чтобы ты весело провел время!

Том:  Тогда почему ты написала мне эту записку и вложила эти деньги? Это было так оскорбительно.

Джулия: Мне было невыносимо думать, что ты выкинешь свои деньги на мою прислугу. Я знаю, что ты не так уж богат и потратил кучу денег на чаевые, когда играл в гольф. Я презираю женщин, которые идут куда-нибудь с молодым человеком и позволяют ему за себя платить. Форменные эгоистки. Я поступила с тобой так, как поступила бы с Роджером. Я никак не думала, что задену твое самолюбие.
 
Том: Поклянись!

Джулия: Честное слово. Господи, неужели после всех этих месяцев ты так плохо меня знаешь! Если бы то, что ты подумал, было правдой, какой я тогда должна быть подлой, жестокой, жалкой женщиной, какой хамкой, какой бессердечной вульгарной бабой! Ты такой меня считаешь, да?

Том:  Ну, да неважно. Все равно, мне не следовало принимать от тебя дорогие подарки и брать взаймы деньги. Это поставило меня в ужасное положение. Почему я думал, что ты меня презираешь? Да потому, что сам чувствую — ты имеешь на это право. Я действительно не могу позволить себе водиться с людьми, которые настолько меня богаче. Я был дурак, думая, что могу. Мне было очень весело и интересно, я великолепно проводил время, но теперь с этим покончено. Больше мы видеться не будем.

Джулия:  Тебе просто на меня наплевать. Вот что все это означает. Это несправедливо.  Ты для меня — все на свете. Ты сам это знаешь. Я так одинока. Твоя дружба так много значит для меня. Я окружена паразитами и прихлебателями, а тебе от меня ничего не надо. Я чувствовала, что могу на тебя положиться. Мне было так с тобой хорошо. Ты — единственный, с кем я могла быть сама собой. Разве ты не понимаешь, какое для меня удовольствие хоть немного тебе помочь? Я не ради тебя дарила эти мелочи, а ради себя; я была так счастлива, видя, что ты пользуешься вещами, которые я купила. Если бы я что-нибудь для тебя значила, тебя бы это не унижало, ты был бы тронут. Я не плакала так с тех пор, как играла в «Раненом сердце». Господи, как эта пьеса выматывала меня!
 
Том: Джулия! Любимая! Любимая!
 
Джулия не двигалась. Казалось, она не осознает, что он тут, рядом. Том целовал ее плачущие глаза, искал губами ее губы. Она отдала их Тому, словно была беспомощна перед ним, словно она не понимает, что с ней, и утеряла всю свою волю…  Глядя на нее четверть часа спустя, такую спокойную и веселую, лишь немного раскрасневшуюся, никто бы не догадался, что совсем недавно она так горько плакала.

Джулия: Он — душка. Сегодня на спектакле будут герцог и герцогиня Рикби, потом мы пойдем вместе ужинать в «Савой». Ты, наверное, не пожелаешь разделить с нами компанию? Я без кавалера.

Том:  Если ты этого хочешь, пойду с удовольствием.

Джулия: Как удачно, что у меня не распухают от слез глаза. И все равно, до чего мужчины глупы!
 
15. Джулия и Долли

 Джулия:  Милочка, я не видела вас тысячу лет. Что вы поделывали все это время?

Долли:   Да ничего особенного.
Голос Долли был холоден.
 
Джулия: Послушайте, завтра возвращается Роджер. Вы знаете, он совсем бросает Итон. Я пошлю утром за ним машину и хочу, чтобы вы приехали к ленчу. Я никого не зову. Только вы и я, Майкл и Роджер.
 
Долли: Я уже приглашена на завтрак к ленчу.

Джулия: Долли, как вы можете быть такой злючкой? Роджер будет ужасно разочарован.  К тому же я сама хочу вас видеть. Я уже целую вечность не видела вас и страшно соскучилась. Вы не можете отложить вашу встречу? Один только раз, милочка, и мы с вами всласть поболтаем после ленча.

Долли:  Хорошо, дорогая, давайте всласть поболтаем прямо сейчас.

 Джулия: Милочка!  Старая корова! Так хорошо, что у нас есть Том. Можно всюду пускать с ним Роджера. Они большие друзья.

Долли: Мне кажется, Роджеру интереснее общаться со своими друзьями по Итону.
Джулия: Старая корова, старая корова! А давайте, вы мне расскажете все новости. Хорошенько посплетничать, вот чего я хочу. Долли, мне надо с вами кое о чем поговорить. Мне нужен совет, а вы — единственный человек на свете, к кому я обращусь за советом. Я знаю, что вам я могу доверять.

Долли: Ну, конечно, дорогая.

Джулия: Оказывается, обо мне пошли гадкие сплетни. До меня дошло, что в городе болтают обо мне и бедном Томе Феннеле.  Понятия не имею, откуда такие слухи. Мне нужна правда, Долли.

Долли:  Я  рада, что вы обратились ко мне, дорогая. Я терпеть не могу вмешиваться, куда меня не просят, если бы вы сами не затеяли этот разговор, ничто не заставило бы меня его начать.

Джулия:  Милочка, кому, как не мне, знать, какой вы верный друг.

Долли: Люди злы, для вас это не тайна. Вы всегда вели такой спокойный образ жизни. Так редко выезжали и то лишь с Майклом или Чарлзом Тэмерли. Чарлз — другая статья: всем известно, что он вздыхает по вас тысячу лет. Естественно, все удивились, что вы вдруг, ни с того ни с сего, начали разгуливать по развеселым местам с клерком фирмы, которая ведет ваши бухгалтерские книги.
 
Джулия:  Ну, это не совсем так. Том не клерк. Отец купил ему пай в деле. Он — младший компаньон.

Долли: Да, и получает четыреста фунтов в год.
Джулия: Откуда вы знаете?

Долли: Вы уговорили меня обратиться к его фирме по поводу подоходного налога. Один из главных компаньонов мне и сказал. Немного странно, что на такие деньги он в состоянии платить за квартиру, одеваться так, как он одевается, и водить вас в ночные клубы.

Джулия:  Возможно, он получает денежную помощь от отца.

Долли: Его отец — стряпчий в северной части Лондона. Вы прекрасно понимаете, что, если он купил ему пай в фирме, он не станет помогать ему наличными деньгами.

Джулия: Может быть, вы вообразили, будто я его содержу?

Долли: Я ничего не воображаю, дорогая. Но люди — да.
 
Джулия:  Какая нелепость! Том — друг Роджера. Конечно, я с ним выезжаю. Я почувствовала, что мне надо встряхнуться. Я устала от однообразия, только и знаешь — театр и забота о самой себе. Это не жизнь. В конце концов, когда мне и повеселиться, как не сейчас? Я старею, Долли, что уж отрицать. Вы знаете, что такое Майкл. Конечно, он душка, но такая зануда!

Долли:  Не больше, чем был все эти годы.

Джулия:  Мне кажется, я — последняя, кого можно обвинить в шашнях с мальчиком на двадцать лет моложе меня.

Долли:  На двадцать пять.  Мне бы тоже так казалось. К сожалению, ваш Том не очень-то осторожен.

Джулия: Что вы хотите этим сказать?

Долли: Ну, он обещал Эвис Крайтон, что получит для нее роль в вашей новой пьесе.
Джулия: Что еще за Эвис Крайтон?

Долли:  О, одна моя знакомая молодая актриса. Хорошенькая, как картинка.

Джулия: Он просто глупый мальчишка. Верно, надеется уломать Майкла. Вы же знаете, как Майкл любит молодежь.

Долли: Кроме того, Том  говорит, что может вас заставить сделать все, что хочет. Он говорит — вы пляшете под его дудку.

Джулия:  Как он мог так сказать? Дурак. Несчастный дурак! Какая чепуха! Да я не верю ни единому слову.

Долли: Он очень заурядный, вульгарный молодой человек. Вы так с ним носитесь, ничего удивительного, если это вскружило ему голову.

Джулия: Но, милочка, надеюсь, вы не думаете, что Том — мой любовник?

Долли:  Если и нет, я единственная, кто так не думает.

Джулия:  Но вы думаете или нет?

Долли:  Если вы поклянетесь, что это не так, конечно, я вам поверю.
 
Джулия:  Я еще ни разу вам не солгала, Долли, и уже слишком стара, чтобы начинать. Я даю вам честное слово, что Том никогда не был мне никем, кроме друга.

Долли: Вы снимаете тяжесть с моей души.  Но в таком случае, Джулия, дорогая, ради самой себя будьте благоразумны. Не разгуливайте повсюду с этим молодым человеком. Бросьте его.

Джулия:  Не могу. Это будет равносильно признанию, что люди были правы, когда злословили о нас. Моя совесть чиста. Я могу позволить себе высоко держать голову. Я стала бы презирать себя, если бы руководствовалась в своих поступках тем, что кто-то что-то обо мне думает.
 
Долли: Что ж, дорогая, вы не ребенок и знаете, что делаете…

Джулия: Это все моя проклятая благопристойность. Она всему причина.  Какое все это имеет значение? У миллиона женщин есть любовники, и это никого не волнует. Я же актриса. Никто не ожидает от актрисы, чтобы она была образцом
добропорядочности. А моя репутация — тюремная стена, которую я сама вокруг себя воздвигла. Но это бы еще полбеды. Что имел в виду Том, когда говорил, что я пляшу под его дудку?  Дурачок. Как он осмелился?  Если бы я не была дурой, я бы бросила его. Легко сказать! Я его люблю.  Я сделала глупость. Что все мои сценические триумфы? Иллюзия. Pagliacci. Шутовство! Эвис Крайтон!  Та самая девица, которая совратила бедного Роджера.  Если бы у меня осталось чувство юмора, я бы смеялась до упаду. Ничего смешнее я не видела.  Видит бог, я женщина незлобивая, но всему есть предел. Будет так приятно отплатить Тому и Эвис Крайтон той же монетой.


ВТОРОЙ АКТ

1. Перфоманс. Хорошенькая, как картинка

Эвис: Я невероятно восхищаюсь вами, миссис  Лэмберт. Я всегда говорила, что вы — величайшая актриса английской сцены. Я научилась у вас больше, чем за все годы, что провела в Королевской академии драматического искусства. Мечта моей жизни — играть в вашем театре, миссис Лэмберт. Если бы вы смогли дать мне хоть самую маленькую роль! Это величайший шанс, о котором только можно мечтать.
Чарлз: Вы слышали об актрисе,  которую Джулия пойдёт смотреть?  Эвис Крайтон. Мне страшно хочется услышать  мнение Джулии. Я думаю, что Эвис Крайтон — находка.

Майкл: Я подумал, не подойдет ли она на роль Онор. Я узнал о ней от Тома. Он знаком с ней. Говорит, у нее есть талант. Через неделю будет выступать в воскресном театре. Том считает, что стоит на нее посмотреть.
Лэнгтон:  Я слышал  о ней, но еще ничего не решено. Я ее совсем не знаю. Она талантлива? 

Роджер: Прошла огонь и воду. Корыстная. Изображает перед всеми полковничью дочь.
Долли: Вы — хорошенькая девушка. И молоденькая. Юность прекрасна.

Чарлз: Мы всегда старались предоставить молодежи возможность себя показать.

Майкл: В конце концов, мы не вечны, и мы считаем своим долгом перед публикой готовить смену, которая займет наше место, когда придет срок.

Эвис: Ну, это случится еще не скоро, мистер Госселин.

Лэнгтон: Тут ты права, голубушка, еще как права. Поспорю, Джулия сыграет лучше тебя даже в семьдесят.

Роджер: Черта лысого она получит что-нибудь в мамином театре.

Долли: Поговаривают, что вы будете  играть в «Нынешних временах» девушку. 
Эвис:  Я должна подумать. Я еще не знаю, обычно я не соглашаюсь, пока не прочитаю всю пьесу.

Том: Я страшно рад, что все уладилось. Эвис готова взять роль, судя о ней только по тому, что я ей рассказывал.

Майкл:  Ну, я думаю, роль ей понравится.  Это очень хорошая роль.
 
Лэнгтон: Снимите, пожалуйста, шляпу. Красивые волосы, Что навело вас на мысль попросить роль у Джулии Лэмберт?

Том:  Уж Эвис выжмет из нее все что можно. Я уверен, о ней заговорят.  Это будет чудесно. Я имею в виду, это поможет ей выплыть на поверхность.

Чарлз: Говорят, она очень неплоха. Леди и все такое прочее. Ее отец из военных.

Том: Эвис просто создана для этой роли. Ей пришлось побороться, чтобы встать на ноги, и, конечно, это для нее замечательный шанс.

Лэнгтон:  Вы — очень светлая блондинка; как раз то, что нужно: будете хорошо оттенять Джулию.

Роджер: Ну, при помощи перекиси водорода блондинок на сцене хоть пруд пруди.

Долли: Но она — натуральная блондинка.

Том:  Я обещал, что мы придем вовремя. У Эвис очень хорошая сцена почти в самом начале.

Долли:  Было так приятно с вами познакомиться. Вы славная девочка. Найдете сами выход? До свиданья.

 Чарлз: И говорят, хорошенькая, как картинка.

Лэнгтон: Хорошенькая, как картинка.

Все хором: Хорошенькая, как картинка. Хорошенькая, как картинка. Хорошенькая, как картинка.

2. Монолог. Эвис

Эвис:  Я так рада познакомиться с вами, миссис Лэмберт. Простите за беспорядок. Что толку было убирать здесь на какой-то один вечер. Так любезно с вашей стороны было зайти ко мне. Боюсь, пьеса не очень интересная, но, когда начинаешь, приходится брать, что дают. Я долго колебалась, когда мне прислали ее почитать, но мне понравилась роль. 
- Ваше исполнение прелестно! Прелестно!
- Вы очень добры! Конечно, если бы было больше репетиций… Вам мне особенно хотелось показать, что я могу.
-  Ну, знаете, я уже не первый год на сцене. Я всегда считала, если у человека есть талант, он проявит его в любых условиях. Вам не кажется?
-  Я понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, мне не хватает опыта, я не отрицаю, но главное — удачный случай. Я чувствую, что могу играть. Только бы получить роль, которая мне по зубам.
- Вы давно в театре? Странно, что я никогда о вас не слышала.
- Ну, какое-то время я выступала в ревю, но почувствовала, что впустую трачу время. Весь прошлый сезон я была в турне. Мне бы не хотелось снова уезжать из Лондона.
-  В Лондоне актеров больше, чем ролей.
-  О, без сомнения. Попасть на сцену почти безнадежно, если не имеешь поддержки. Я слышала, вы скоро ставите новую пьесу.
- Да.
-  Если бы для меня нашлась там роль, я была бы счастлива сыграть с вами. Мне очень жаль, что мистер Госселин не смог сегодня прийти.
- Я расскажу ему о вас.
-  Вы, правда,  думаете, что у меня есть шансы? Ах, если бы вы замолвили за меня словечко!
- Я следую советам мужа чаще, чем он моим.
Знаю, знаю, чьим советам вы следуете, Джулия Лэмберт!  Что ж, Том Феннел, ты был прав, мне, кажется,  удалось обвести старуху, и роль у меня в кармане!

3. Том. Разрыв

Том: Что ты о ней думаешь?

Джулия:  Славная девушка, милая,  как картинка.

Том: Это я и сам знаю. Я спрашиваю о ее игре. Ты согласна со мной — она талантлива?

Джулия:  Да, у нее есть способности.

Том: Хорошо, что ты  пошла  за кулисы и сказала ей это. Это очень ее подбодрило. Я обещал, что приведу тебя после второго акта. Это доставило ей такую радость.
Джулия:  Он просто не понимает, о чем говорит. Неслыханно! Я, Джулия Лэмберт, пошла за кулисы поздравлять какую-то третьеразрядную актрисочку! Дурак! Чертов дурак! Хорошо, я и через это пройду.  Конечно, если ты думаешь, что это что-нибудь для нее значит, я — с удовольствием.

Джулия села на ручку кресла и нежно провела рукой по его волосам.

Том: Не делай этого.  Терпеть не могу, когда мне треплют волосы.
Словно острый нож вонзился Джулии в сердце. Том еще никогда не говорил с ней таким тоном. Но она беспечно рассмеялась и, взяв со столика бокал с виски, которое он ей налил, села в кресло напротив.

Джулия: Скажи мне,  ты спал с Эвис Крайтон?

Том: Конечно, нет!

Джулия: Почему же? Она хорошенькая.

Том:  Она не из таких. Я ее уважаю.

Джулия: Если ты влюбился в Эвис Крайтон, почему не сказал мне об этом?  Неужели ты боялся, что я помешаю ей принять участие в нашей новой пьесе? Ты бы мог уже достаточно хорошо меня знать и понимать, что я не позволю чувствам мешать делу. Я думаю, что Эвис — находка. Я сразу сказала Майклу,  что она нам вполне подойдет.

Том: О Джулия, ты — молодчина! Я и не представлял, что ты такая замечательная женщина!

Джулия: Ты знаешь, что бы я сказала? Я бы сказала, что ты в нее безумно влюблен. Ты с ней случайно не помолвлен?

Том: Нет.

Джулия: Ты просил ее выйти за тебя замуж?

Том: Как я могу?! Я, последняя дрянь!..

Джулия:  О чем, ради всего святого, ты болтаешь?

Том: Зачем играть в прятки? Как я могу предложить руку приличной девушке? Кто я? Мужчина, живущий на содержании, и — видит бог! — тебе это известно лучше, чем кому-нибудь другому.

Джулия:  Не болтай глупостей. Столько шума из-за несчастных нескольких подарков.
Том:  Мне не следовало их брать. Я с самого начала знал, что это дурно. Все делалось так постепенно, я и сам не понимал, что происходит, пока не увяз по самую шею. Мне не по карману жизнь, в которую ты меня втравила. Я не знал, как выйти из положения. Пришлось взять деньги у тебя.
 
Джулия: Почему бы и нет? В конце концов, я очень богата.

Том:  Будь проклято твое богатство!

 Том держал в руке бокал с виски и, поддавшись внезапному порыву, швырнул его в камин. Бокал разбился на мелкие осколки.
 
Джулия:  Ну, разбивать счастливый семейный очаг все же не стоит.

Том:  Прости. Я не хотел. Я стыжусь самого себя! Потерял к себе всякое уважение. Ты уверила меня, что я чуть ли не оказываю тебе услугу, когда разрешаю платить мои долги. Ты облегчила мне возможность стать подлецом.
 
Джулия: Мне очень жаль, если ты так думаешь.

Том: Тебе не о чем жалеть. Ты хотела меня, и ты меня купила. Если я оказался настолько низок, что позволил себя купить, тем хуже для меня.
Джулия:  И давно ты так чувствуешь?

Том: С самого начала.

Джулия: Это неправда. Я знаю, что пробудило в тебе  угрызения совести — любовь к чистой, как ты полагаешь, девушке. Бедный дурачок! Неужели ты не понимаешь, что Эвис Крайтон ляжет в постель хоть со вторым помощником режиссера, если решит, что тот даст ей роль. Спросил бы меня, я бы тебе сказала.

Том:  Я так  привязан к тебе.
 
Джулия: Я знаю, я тоже. С тобой так весело всюду ходить, и ты так великолепно держишься и одет со вкусом, любая женщина может тобой гордиться. Мне нравилось с тобой спать, и мне казалось, что тебе тоже нравится со мной спать, но надо смотреть фактам в лицо: я никогда не была в тебя влюблена, как и ты — в меня. Я знала, что рано или поздно наша связь должна кончиться. Ты должен был когда-нибудь влюбиться, и это, естественно, положило бы всему конец. И теперь это произошло, да?

Том:  Да.

Джулия: Мы с тобой очень неплохо проводили время, но тебе не кажется, что пора прикрыть лавочку?

Том: Мне ужасно жаль, Джулия, но я должен вернуть себе чувство самоуважения. Ты не сердишься на меня?

Джулия: За что? За то, что ты перенес свои ветреные чувства с меня на Эвис Крайтон?  Конечно, нет, милый. В конце концов,  актерской братии ты не изменил.
 
Том:  Я так благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Не думай, что нет.
Джулия: Полно, малыш, не болтай чепухи. Ничего я не сделала для тебя.  Ну, теперь тебе и правда пора ложиться. У тебя завтра тяжелый день в конторе, а я устала как собака.  Ах, я так хочу спать!

Когда Том вышел, Джулия погасила свет и подошла к окну. Осторожно посмотрела наружу через занавески.

Джулия:  Ищет такси. Не нашёл, зашагал пешком по направлению к парку.  Торопится на вечеринку, к Эвис Крайтон, чтобы сообщить ей радостные новости.  (Джулия упала в кресло.)         Я играла весь вечер, играла, как никогда, и сейчас чувствую себя совершенно измученной. Слезы — слезы, которых  никто не видит, когда же я плакала последний раз наедине с собой?

4. Воспоминания. Лэнгтон

АПАРТ

Америка. Эвис Крайтон – как Америка. Где карточки? По-моему, эта. Я тут даже не смогла заставить себя улыбнуться, так была зла. И выгляжу намного старше своих двадцати пяти. Проклятый  Лэнгтон заключил сделку за моей спиной с заезжим антрепренёром. И отправил Майкла в Америку.

Лэнгтон:  Хелло, Джулия, входи.

Джулия:  Дьявол!

 Одним движением она подскочила к нему, схватила обеими руками за расстегнутый ворот рубахи и встряхнула.

Лэнгтон:   Прекрати!

Джулия: Дьявол, свинья, грязная, подлая скотина!

Джимми размахнулся и отпустил ей пощечину. Джулия инстинктивно выпустила его и прижала руку к лицу, так как ударил он больно. Джулия заплакала.
 
Джулия:  Негодяй! Шелудивый пес! Бить женщину!

Лэнгтон: Это ты говори кому-нибудь другому, милочка. Ты разве не знаешь, что, если меня ударят, пусть даже и женщина, я ударю в ответ?

 Джулия: Я вас не трогала.

 Лэнгтон: Ты чуть не задушила меня.

Джулия: Вы это заслужили. О господи, да я готова вас убить.

Лэнгтон:  Ну-ка, сядь, цыпочка, и я дам тебе капельку виски, чтобы ты пришла в себя. А потом все мне расскажешь.

Джулия:  Господи, настоящий свинушник. Почему вы не пригласите поденщицу, чтобы она здесь убрала?

Лэнгтон: Ну, а теперь объясни, по какому поводу вся эта сцена из «Тоски»?

Джулия:  Майкл уезжает в Америку.

Лэнгтон: Да?

Джулия: Как вы могли? Как вы могли?

Лэнгтон: Я тут совершенно ни при чем.

Джулия:  Ложь. Вы, верно, не знаете даже, что этот мерзкий антрепренер в Миддлпуле? Это ваша работа, нечего и сомневаться. Вы сделали это нарочно, чтобы нас разлучить.

Лэнгтон: Душечка, ты несправедлива ко мне. По правде говоря, я сказал, что он может забрать у меня любого члена труппы, кроме Майкла Госселина.

Джулия:  Даже меня?

Лэнгтон: Я знал, что актрисы ему не нужны. У них и своих хватает. Им нужны актеры, которые умеют носить костюмы и не плюют в гостиной на пол.

Джулия: О, Джимми, не отпускайте Майкла. Я этого не переживу.

Лэнгтон: Как я могу ему помешать? Его контракт со мной истекает в конце нынешнего сезона. Это приглашение — большая удача для него.

Джулия: Но я его люблю. Я хочу его. А вдруг он в Америке кого-нибудь увидит? Вдруг какая-нибудь богатая наследница увлечется им?

Лэнгтон:  Если любовь к тебе его не остановит, что ж, скатертью дорожка, сказал бы я.

Джулия:  Поганый евнух, что вы знаете о любви?!

Лэнгтон:  Ох уж эти мне женщины.  Если пытаешься лечь с ними в постель, они называют тебя грязным старикашкой, если нет — поганым евнухом…

Джулия: Ах, вы не понимаете! Он так потрясающе красив, они станут влюбляться в него одна за другой, а он так легко поддается лести. За два года многое может случиться.

Лэнгтон: За два года?

Джулия: Если его хорошо примут, он останется еще на год.

Лэнгтон:  Ну, насчет этого можешь не волноваться. Он вернется в конце первого же сезона, и вернется навсегда. Этот антрепренер видел его только в «Кандиде». Единственная роль, в которой он более или менее сносен. Помяни мое слово, не пройдет и месяца, как они обнаружат, что совершили невыгодную сделку. Его ждет провал.

Джулия: Что вы понимаете в актерах!

Лэнгтон: Все.

Джулия: Я бы с радостью выцарапала вам глаза.
 
Лэнгтон: Предупреждаю, если ты попробуешь меня тронуть, на этот раз не отделаешься легким шлепком, такую получишь затрещину, что неделю сесть не сможешь.

Джулия: О господи, и не сомневаюсь. И вы называете себя джентльменом?

Лэнгтон: Только когда я пьян.  Ты знаешь не хуже меня, что на сцене ему до тебя далеко. Говорю тебе: ты будешь величайшей актрисой после миссис Кендел. Зачем тебе связывать себя с человеком, который всегда будет камнем у тебя на шее? Вы хотите иметь собственный театр, он будет претендовать на роль твоего партнера. Майкл никогда не станет хорошим актером.

Джулия:  У него есть внешность. Я могу вытащить его.
 
Лэнгтон:  От скромности ты не умрешь. Но тут ты ошибаешься. Если ты хочешь добиться успеха, ты не можешь  иметь партнера, который не дотягивает до тебя.
Джулия:  Мне наплевать. Я скорее выйду замуж за него и потерплю провал, чем за кого-нибудь другого, чтобы добиться успеха.

Лэнгтон: Ты девственница?

Джулия:  Это вас не касается, но, представьте, да.

Лэнгтон: Так я и думал. Ну, если это тебе не так важно, почему бы вам с ним не отправиться на пару недель в Париж, когда мы закроемся? Он не отплывет в Америку раньше августа. Может, тогда утихомиришься!
 
Джулия: Он не хочет. Он не такой человек. Он джентльмен.

Лэнгтон: Даже высшие классы производят себе подобных.

Джулия: Ах, вы не понимаете!

Лэнгтон:   Брось, душенька. Мой тебе совет: подпои его, запрись с ним в комнате и скажи, что не выпустишь, пока он тебя не обесчестит.  Желаю тебе удачи. И не забывай: он тебя не стоит. Ты молода, хороша собой, и ты — лучшая актриса Англии.

Джулия:  Ну и свинья же вы! Я не могу без него жить, говорю вам. Что мне с собой делать, когда он уедет?

Лэнгтон:  Оставаться у меня. Я ангажирую тебя еще на год. У меня есть для тебя куча новых ролей, и я приглядел актера на амплуа первого любовника. Не актер, а находка. Ты не поверишь, насколько легче играть с партнером, когда есть отдача. Я буду платить тебе двенадцать фунтов в неделю.
Джулия:  И вы все это подстроили, чтобы заставить меня пробыть у вас еще сезон? Разбили мне сердце, разрушили всю мою жизнь только ради того, чтобы удержать в своем паршивом театре?!

Лэнгтон: Клянусь, что нет. Ты мне нравишься, я восхищаюсь тобой. И за последние два года дела у нас идут как никогда. Но, черт подери, такой подлости я бы не совершил.

Джулия: Лгун, грязный лгун!

Лэнгтон: Клянусь, это чистая правда.
 
Джулия: Докажите это тогда!

Лэнгтон: Как я могу доказать? Ты сама знаешь, я действительно порядочный человек.

Джулия:  Дайте мне пятнадцать фунтов в неделю, и я вам поверю.
Лэнгтон: Пятнадцать фунтов в неделю! Тебе известно, какие у нас сборы. Я не могу. А, ладно…     Но мне придется добавлять три фунта из собственного кармана.

Джулия:  Не моя печаль!

Лэнгтон:  Как безумен род людской.

5. Джулия и Майкл

Джулия: Привет. Ты был в зале?

Майкл: Да.

Джулия: Но ты же был в театре несколько дней назад.

Майкл: Да, я смотрю спектакль с начала до конца вот уже четвертый вечер подряд.
 
Джулия: В чем дело?

Майкл:  Это я и хотел бы узнать.
 
Джулия:  Куда запропастилась Эми, черт ее подери?

Майкл:  Я попросил ее выйти. Я хочу тебе кое-что сказать, Джулия.  И не устраивай мне истерики. Тебе придется выслушать меня.

Джулия:  Ну ладно, выкладывай.

Майкл: До меня кое-что дошло, и я решил сам разобраться, что происходит. Сперва я думал, что это случайность. Вот почему я молчал, пока окончательно не убедился. Что с тобой, Джулия?

Джулия: Со мной?

Майкл:  Да. Почему ты так отвратительно играешь?

Джулия: Что?  Дурак несчастный, да я в жизни не играла лучше!

Майкл:  Ерунда. Ты играешь чертовски плохо.
 
Джулия: Ты просто идиот, ты сам не понимаешь, что городишь. Чего я не знаю об актерском мастерстве, того и знать не надо. А что знаешь ты? Только то, чему я тебя научила. Если из тебя и вышел толк, так лишь благодаря мне. В конце концов, чтобы узнать, каков пудинг, надо его отведать: судят по результатам. Ты слышал, сколько раз меня сегодня вызывали? За все время, что идет пьеса, она не имела такого успеха.

Майкл: Все это мне известно. Публика — куча ослов. Если ты вопишь, визжишь и размахиваешь руками, всегда найдутся дураки, которые будут орать до хрипоты. Так, как играла ты эти последние дни, играют бродячие актеры. Фальшиво от начала до конца.

Джулия: Фальшиво? Но я прочувствовала каждое слово!

Майкл:  Мне неважно, что ты чувствовала. Ты утрировала, ты переигрывала, не было момента, чтобы ты звучала убедительно. Такой бездарной игры я не видел за всю свою жизнь.

Джулия: Свинья чертова! Как ты смеешь так со мной говорить?! Сам ты бездарь! (Взмахнув рукой. Джулия закатила ему звонкую пощечину.)

Майкл:  Можешь меня бить, можешь меня ругать, можешь вопить, как сумасшедшая, но факт остается фактом — твоя игра никуда не годится. Я не намерен начинать репетиции «Нынешних времен», пока ты не придешь в форму.

Майкл: Тогда найди кого-нибудь, кто исполнит эту роль лучше меня.  Эвис Крайтон, например. Все вокруг без ума от неё!

Майкл:  Не болтай глупости, Джулия. Сам я, возможно, и не очень хороший актер и никогда этого о себе не думал, но хорошую игру от плохой отличить могу. И больше того — нет такого,  чего бы я не знал о тебе. В субботу я повешу извещение о том, что мы закрываемся, и хочу, чтобы ты сразу же уехала отдохнуть. Мы выпустим «Нынешние времена» осенью.

Джулия: Это правда, что я плохо играла?

Майкл: Чудовищно.
Джулия: Я поняла,  что произошло. Я не сумела сдержать свои эмоции, я выражала свои чувства. Я постараюсь взять себя в руки.
 
Майкл:  Что толку насиловать себя? Ты очень устала. Это моя вина. Я давно уже должен был заставить тебя уехать в отпуск. Тебе необходимо как следует отдохнуть.

Джулия: А как же театр?

Майкл:  Если мне не удастся сдать помещение, я возобновлю какую-нибудь из старых пьес, в которых у меня есть роль. Например, «Сердца — козыри». Ты всегда терпеть ее не могла.

Джулия: Все говорят, что сезон будет очень неудачный. От старой пьесы многого не дождешься. Если я не буду участвовать, ты ничего не заработаешь.

Майкл:  Неважно. Главное — твое здоровье.

Джулия: О боже!  Не будь так великодушен. Я не могу этого вынести.

Майкл: Любимая!

Майкл обнял ее, усадил на диван, сел рядом. Она отчаянно прильнула к нему.
 
Джулия:  Ты так добр ко мне, Майкл. Я ненавижу себя. Я — скотина, я — потаскуха, я — чертова сука, я — дрянь до мозга костей!..
 
Майкл:  Вполне возможно, но факт остается фактом: ты очень хорошая актриса.
 
Джулия:  Не представляю, как у тебя хватает на меня терпения. Я так мерзко с тобой обращаюсь. Ты такой замечательный, а я бессердечно принимаю все твои жертвы.

Майкл: Полно, милая, не говори вещей, о которых сама будешь жалеть. Смотри, как бы я потом не поставил их тебе в строку.

Джулия: Слава богу, у меня есть ты. Что бы я без тебя делала?

Майкл: Тебе не придется быть без меня.

Джулия: Прости, что я так грубо говорила сейчас с тобой.

Майкл: Ну что ты, любимая.

Джулия: Ты, правда,  думаешь, что я — плохая актриса?

Майкл:  Дузе в подметки тебе не годится.

Джулия: Ты честно так считаешь? Дай мне твой носовой платок. Ты никогда не видел Сары Бернар?

Майкл: Нет.

Джулия: Она играла очень  аффектированно… Ты все еще самый красивый мужчина в Англии.  Никто меня в этом не переубедит… Ты прав. Я совершенно вымоталась. У меня ужасное настроение. Меня словно выпотрошили. Мне действительно надо уехать, только это и поможет мне.

6. Джулия и Роджер

Джулия: И как тебе Вена? Что ты там делал?

Роджер:  Ну что я делал? То, что делают все остальные. Осматривал достопримечательности и усердно изучал немецкий. Шатался по пивным. Часто бывал в опере.

Джулия:  Во всяком случае, невесты ты себе там не завел.

Роджер: Нет, я был слишком занят, чтобы тратить время на такие вещи.

Джулия:  Ты, верно, перебывал во всех театрах.

Роджер: Ходил раза два-три.

Джулия:  Ничего не видел, что могло бы нам пригодиться?

Роджер: Знаешь, я совершенно забыл об этом.

Джулия: Ты уже решил, кем ты хочешь быть?

Роджер:  Нет еще. А что — это спешно?

Джулия: Ты знаешь, я сама в этом ничего не смыслю, но твой отец говорит, что если ты намерен быть адвокатом, тебе надо изучать в Кембридже юриспруденцию. С другой стороны, если тебе больше по вкусу дипломатическая служба, надо браться за современные языки.

Роджер: Если бы я верил в бога, я стал бы священником.

Джулия: Священником?  Представляю себе Роджера в образе святого в митре и вышитой золотом ризе, милостиво раздающим хлеб беднякам. И себя в парчовом платье и жемчужном ожерелье. Мать Борджиа. Это годилось для шестнадцатого века.  Ты немножко опоздал.

Роджер:  Да. Ты права.

Джулия:  Не представляю, как это пришло тебе в голову. Ты счастлив?

Роджер: Вполне.
 
Джулия:  Чего же ты хочешь?

Роджер: Правды.

Джулия: Что ты имеешь в виду?

Роджер:  Понимаешь, я прожил всю жизнь в атмосфере притворства. Я хочу добраться до истинной сути вещей. Вам с отцом не вредит тот воздух, которым вы дышите, вы и не знаете другого и думаете, что это воздух райских кущ. Я в нем задыхаюсь.
Джулия: Мы — актеры, преуспевающие актеры, вот почему мы смогли окружить тебя роскошью с первого дня твоей жизни. Тебе хватит одной руки, чтобы сосчитать по пальцам, сколько актеров отправляли своих детей в Итон.

Роджер: Я благодарен вам за все, что вы для меня сделали.

Джулия:  Тогда за что же ты нас упрекаешь?

Роджер: Я не упрекаю вас. Вы дали мне все что могли. К несчастью, вы отняли у меня веру.

Джулия:  Мы никогда не вмешивались в твою веру. Я знаю, мы не религиозны. Мы актеры, и после восьми спектаклей в неделю хочешь хотя бы в воскресенье быть свободным. Я, естественно, ожидала, что всем этим займутся в школе.
 
Роджер:  Однажды — мне было тогда четырнадцать, я был еще совсем мальчишкой — я стоял за кулисами и смотрел, как ты играла. Это была, наверное, очень хорошая сцена, твои слова звучали так искренно, так трогательно, что я не удержался и заплакал. Все во мне горело, не знаю, как тебе это получше объяснить. Я чувствовал необыкновенный душевный подъем. Мне было так жаль тебя, я был готов на любой подвиг. Мне казалось, я никогда больше не смогу совершить подлость или учинить что-нибудь тайком. И надо же было тебе подойти к заднику сцены, как раз к тому месту, где я стоял. Ты повернулась спиной к залу — слезы все еще струились у тебя по лицу — и самым будничным голосом сказала режиссеру: «Что этот чертов осветитель делает с софитами? Я велела ему не включать синий». А затем, не переводя дыхания, снова повернулась к зрителям с громким криком, исторгнутым душевной болью, и продолжала сцену.

Джулия: Но, милый, это и есть игра. Если бы актриса испытывала все те эмоции, которые она изображает, она бы просто разорвала в клочья свое сердце. Я хорошо помню эту сцену. Она всегда вызывала оглушительные аплодисменты. В жизни не слышала, чтобы так хлопали.

Роджер:  Да, я был, наверное, глуп, что попался на твою удочку. Я верил: ты думаешь то, что говоришь. Когда я понял, что это одно притворство, во мне что-то надломилось. С тех пор я перестал тебе верить. Во всем. Один раз меня оставили в дураках; я твердо решил, что больше одурачить себя не позволю.

Джулия: Милый, тебе не кажется, что ты болтаешь чепуху?

Роджер:  А тебе, конечно, это кажется. Для тебя нет разницы между правдой и выдумкой. Ты всегда играешь. Эта привычка — твоя вторая натура. Ты играешь, когда принимаешь гостей. Ты играешь перед слугами, перед отцом, передо мной. Передо мной ты играешь роль нежной, снисходительной, знаменитой матери. Ты не существуешь. Ты — это только бесчисленные роли, которые ты исполняла. Я часто спрашиваю себя: была ли ты когда-нибудь сама собой или с самого начала служила лишь средством воплощения в жизнь всех тех персонажей, которые ты изображала. Когда ты заходишь в пустую комнату, мне иногда хочется внезапно распахнуть дверь туда, но я ни разу не решился на это — боюсь, что никого там не найду.

Джулия:  Значит, по-твоему, я просто подделка? Или шарлатан?

Роджер: Не совсем. Потому что это и есть ты. Подделка для тебя правда. Как маргарин — масло для людей, которые не пробовали настоящего масла. Ну, про отца ты вряд ли можешь сказать, что он не существует. Вот уже двадцать лет он играет самого себя. Бедный отец. Я полагаю, дело он свое знает, но он не больно-то умен. И слишком занят тем,  чтобы оставаться самым красивым мужчиной в Англии.

Джулия:  Не очень это хорошо с твоей стороны так говорить о своем отце.

Роджер:  Я сказал тебе что-нибудь, чего ты не знаешь?

Джулия:  Наши слабости, а не наши достоинства делают нас дорогими нашим близким. Чёрт возьми, из какой это пьесы? Слова сами собой слетают с моих губ, они действительно из какой-то пьесы. Поросенок! Неужели он прав?  Ты жесток. Боже, я все больше ощущаю себя королевой Гертрудой.  Неужели я не могу поговорить серьёзно со взрослым сыном? Ты совсем меня не любишь.

Роджер: Я бы любил, если бы мог тебя найти. Но где ты? Если содрать с тебя твой эксгибиционизм, забрать твое мастерство, снять, как снимают шелуху с луковицы, слой за слоем притворство, неискренность, избитые цитаты из старых ролей и обрывки поддельных чувств, доберешься ли наконец до твоей души?

Джулия: Ты веришь, что я тебя люблю?
 
Роджер: Да. По-своему.

Джулия: Если бы ты только знал, как я страдала, когда ты болел. Не представляю, что бы со мной было, если бы ты умер.
 
Роджер: Ты продемонстрировала бы великолепное исполнение роли осиротевшей матери у гроба своего единственного сына.

Джулия: Ну, для великолепного исполнения мне нужно хоть несколько репетиций.  Ты не понимаешь одного: актерская игра не жизнь, это искусство, искусство же — то, что ты сам творишь. Настоящее горе уродливо; задача актера представить его не только правдиво, но и красиво. Если бы я действительно умирала, как умираю в полдюжине пьес, думаешь, меня заботило бы, достаточно ли изящны мои жесты и слышны ли мои бессвязные слова в последнем ряду галерки? Коль это подделка, то не больше, чем соната Бетховена, и я такой же шарлатан, как пианист, который играет ее. Жестоко говорить, что я тебя не люблю. Я привязана к тебе. Тебя одного я только и любила в жизни.

Роджер:  Нет, ты была привязана ко мне, когда я был малышом и ты могла со мной фотографироваться. Получался прелестный снимок, который служил превосходной рекламой. Но с тех пор ты не очень много обо мне беспокоилась. Я, скорее, был для тебя обузой. Ты всегда была рада видеть меня, но тебя вполне устраивало, что я могу сам себя занять и тебе не надо тратить на меня время. Я тебя не виню: у тебя никогда не было времени ни на кого, кроме самой себя.
 
Джулия:  Он слишком близок к истине, чтобы этот разговор доставлял мне удовольствие.  Ты забываешь, что дети довольно надоедливы.
 
Роджер: И шумны. Но тогда зачем же притворяться, что ты не можешь разлучаться со мной? Это тоже игра.

Джулия: Мне очень тяжело все это слышать. У меня такое чувство, будто я не выполнила своего долга перед тобой.

Роджер:  Это неверно. Ты была очень хорошей матерью. Ты сделала то, за что я всегда буду тебе благодарен: ты оставила меня в покое.

Джулия: Не понимаю все же, чего ты хочешь.

Роджер: Я тебе сказал: правды.

Джулия:  Но где ты ее найдешь?
 
Роджер: Не знаю. Возможно, ее вообще нет. Я еще молод и невежествен. Возможно, в Кембридже, читая книги, встречаясь с людьми, я выясню, где ее надо искать. Если окажется, что она только в религии, я пропал.

Джулия: Теперь мне ясно, что ты имеешь в виду. Мое самое большое желание — чтобы ты был счастлив. С отцом я управлюсь — поступай, как хочешь. Ты должен сам искать спасения своей души, это я понимаю. Но, может быть, твои мысли просто вызваны плохим самочувствием и склонностью к меланхолии? Ты был совсем один в Вене и, наверное, слишком много читал. Конечно, мы с отцом принадлежим к другому поколению и вряд ли во многом сумеем тебе помочь. Почему бы тебе не обсудить все эти вещи с кем-нибудь из ровесников? С Томом, например?

Роджер: С Томом? С этим несчастным снобом? Его единственная мечта в жизни — стать джентльменом, и он не видит, что чем больше он старается, тем меньше у него на это шансов.

Джулия:  А я думала, он тебе нравится. Прошлым летом в Тэплоу ты бегал за ним, как собачонка.
 
Роджер: Я ничего не имею против него. И он был мне полезен. Он рассказал мне кучу вещей, которые я хотел знать. Но я считаю его глупым и ничтожным. Кстати, я крайне удивлён тем, что вы с отцом предложили роль той девчонке, с которой Том носится. Эвис Крайтон.

Джулия: Господи, сколько муки я приняла совершенно напрасно!  Роджер, но ты же сам просил меня …

Роджер: Мама, когда я просил тебя об этом, я думал лишь одно, как сорвать ореол с головы Тома в твоих глазах, неужели не ясно?

Джулия: Так значит ты… Значит, Эвис Крайтон…

Роджер: Да! Да!!! Я соврал. Я не спал с Эвис Крайтон, там была другая девушка. Но мне и в голову не могло прийти, что ты дашь роль в спектакле потаскушке, совратившей твоего сына и твоего любовника!!! Ты порвала с ним, да?

Джулия:  Более или менее.
 
Роджер: И правильно сделала. Он тебе не пара.

7. Майкл и Долли

Долли: Майкл мне никогда не нравился, но в конце концов он муж, мой долг рассказать ему, чтобы он пресек то, что происходит, неважно даже — что.
Майкл:  Располагайтесь  поудобнее, будьте как дома. Заглянули посмотреть, продолжает ли фирма загребать для вас дивиденды?

Долли:  Майкл, меня очень расстраивает Джулия.  Мне кажется, она заходит слишком далеко. Не понимаю, что на нее нашло. Все эти вечеринки, на которые она зачастила… Ночные клубы и всякое такое…  В конце концов,  она уже не так молода, она может переутомиться.

Майкл:  Что? Долли  узнала про визит Джулии к доктору? Но как?.. Чарлз, Эми? Нет, чушь, старая корова о чём-то другом…  Видимо, ревнует Джулию к Тому… Ерунда. Она здорова, как лошадь, и прекрасно себя чувствует. Она уже давно не выглядела так молодо. Неужели вам жалко, если она немного повеселится, когда закончит свою работу?

Долли:  Она никогда раньше не увлекалась такими вещами. Странно, право, что она вдруг полюбила танцевать допоздна, да еще в ужасной духоте.

Майкл:  Для нее это единственная физическая разрядка. Нельзя же ожидать, что она наденет шорты и побежит вместе со мной по парку.

Долли: Я думаю, вам следует знать, что о ней уже начинают чесать языки. Это сильно вредит ее репутации.

Майкл: Что вы хотите этим сказать, черт подери?

Долли: Ну, что просто нелепо в ее годы ходить повсюду с молоденьким мальчиком. Это, естественно, бросается всем в глаза.
 
Майкл:  С Томом? Не говорите глупостей, Долли.

Долли:  Это не глупости. Я знаю, о чем говорю. Когда женщина пользуется такой известностью, как Джулия, и ее все время видят с одним и тем же мужчиной, люди начинают болтать.

Майкл:  Вы прекрасно знаете, что я не могу водить Джулию на танцы. Мне нужно вставать каждое утро ровно в восемь, чтобы успеть перед работой сделать свой моцион. Полагаю, я как-никак научился разбираться в людях, пробыв в театре тридцать лет. Том — типичный английский юноша, чистый, честный, даже можно сказать — в своем роде джентльмен. Я не спорю, он обожает Джулию, мальчики его возраста часто думают, что они влюблены в женщину старше себя. Но вообразить, что Джулия способна смотреть на него всерьез… Бедная моя Долли, не смешите меня!
Долли: Он надоедлив, скучен, вульгарен, и он сноб.

Майкл: Ну, если он таков, не кажется ли вам тем более странным, чтобы Джулия могла им увлечься?

Долли: Только женщина знает, на что способна другая женщина.
 
Майкл:  Неплохая реплика, Долли. Мы закажем вам следующую пьесу. Давайте выясним все до конца. Вы можете положа руку на сердце утверждать, что у Джулии роман с Томом?

Долли: Нет, не могу.

Майкл: Ну, вот видите. Вы же знаете, как хорошо Джулия к вам относится, право, не надо ревновать ее ко всем друзьям.

Долли:  Бог свидетель, мне ничего для нее не жалко. Она так изменилась ко мне за последнее время. Стала так холодна. Я всегда была ей верным другом, Майкл.
 
Майкл:  Да, дорогая, я в этом не сомневаюсь.

Долли:  «Служи я небесам хоть вполовину с таким усердьем, как служил монарху…»
Майкл:  Ну, полно, полно, не так уж все плохо, как кажется. Вы знаете, я не из тех людей, что обсуждают свою жену с другими. Я всегда считал это ужасно дурным тоном. Но, честно говоря, вам неизвестно о Джулии самого главного. Физическая любовь для нее ничто. Когда мы только поженились — другое дело. И могу вам признаться — ведь все это было так давно, — что мне тогда нелегко пришлось. Я не хочу сказать, что она была нимфоманкой или что-нибудь в этом роде, но порой она бывала немного утомительной. Постель, конечно, вещь по-своему неплохая, но в жизни существует еще многое другое. К счастью, после рождения Роджера она совершенно переменилась. Стала куда более уравновешенной. Все ее инстинкты ушли в игру. Вы читали Фрейда, Долли, как он это называет, когда так происходит?

Долли: Ах, Майкл, что мне до Фрейда!

Майкл:  Сублимация, вот как. Я часто думаю: потому-то она и стала такой великолепной актрисой. Актерская игра — такое дело, которое требует всего твоего времени, и если хочешь чего-нибудь достичь, надо отдавать себя целиком. Меня просто возмущает наша публика: думают, что актеры и актрисы черт знает чем занимаются. Да у нас для этого просто нет времени.

Долли:  Но, Майкл, пусть мы с вами и знаем, что Джулия не совершает ничего дурного, то, что она повсюду разгуливает с этим жалким мальчишкой, очень вредит ее репутации. В конце концов, примерная супружеская жизнь была одним из ваших самых верных козырей. Все вас уважали. Зрителям было приятно думать о том, какая вы преданная и дружная пара.

Майкл:  Но мы такие и есть, черт побери! 

Долли:  Говорю вам, по городу ходят сплетни. Вы же не глупы. Неужели вы не понимаете, что иначе и быть не может. Я хочу сказать, если бы она заводила один скандальный роман за другим, никто бы теперь и внимания не обратил, но после примерного поведения в течение стольких лет вдруг так сорваться… Естественно, начались пересуды. Это может повредить театру.

Майкл:  Я понимаю, о чем вы толкуете, Долли. В ваших словах, пожалуй, что-то есть, и при создавшихся обстоятельствах вы имеете полное право так говорить. Вы так нам помогли, когда мы начинали, мне крайне неприятно теперь вас подводить. Знаете, что я предлагаю? Я откуплю у вас пай.

Долли:  Откупите у меня пай?

Майкл:  Я вижу, куда вы клоните. Если Джулия будет болтаться черт знает где целыми ночами, это скажется на ее исполнении. С этим не приходится спорить. У Джулии есть забавные поклонницы. На дневные спектакли приходит куча старых дам, потому что они считают ее такой милой добропорядочной женщиной. Не могу отрицать — если ей начнут перемывать косточки, это может отразиться на сборах. Я знаю Джулию достаточно хорошо; она не допустит никакого вмешательства в свою жизнь. Я ее муж и должен с этим мириться. Вы — нет. Я не стану вас порицать, если вы захотите выйти из предприятия, пока оно еще на мази.
 
Долли:  Ах, вот куда ты повернул, старый лицемер! А я-то возомнила, что могу на тебя положиться.  Ну, теперь конец. Больше я тебя и знать не хочу. Ни за что. Я думала, что после стольких лет знакомства, Майкл, вы знаете меня лучше. Я считала своим долгом вас предупредить, но меня не испугаешь превратностями судьбы. Я не из тех, кто бежит с тонущего корабля. Осмелюсь сказать, я скорее могу позволить себе потерять деньги, чем вы.

Майкл: Ты, старая карга, кто тебе позволил совать нос в мои дела? Думаешь, мне очень нужны твои вонючие деньги?  Что ж, подумайте еще, Долли.

Долли: Да кто бы ты был, если бы не я, хотела бы я знать? Молчи. Не пытайся оправдываться.  Этому нет оправдания.  Даже и не заикайтесь, Майкл.

Майкл: Если ты хоть кому-нибудь известна, если хоть что-то и представляешь собой, так только потому, что случайно знакома с  Джулией. Я всё же смею полагать, что ваши опасения слегка преувеличены.

Долли: Благодаря кому все эти годы  ты, жалкий скупердяй, красовался на моих приёмах?  И всё же, Майкл, поберегите Джулию. Мой вам искренний совет.
Майкл: Ну, знаешь, на все эти приёмы  люди ходят  и не тобой любоваться.  Они хотят посмотреть на Джулию.  А вы, Долли, всё же не откажите в любезности рассмотреть моё предложение о выкупе пая. Будьте здоровы.

Долли: Старый осёл!

Майкл: Старая ведьма!

8. Эми

Джулия: Мне как-то не по себе… Если я войду в пустую комнату и кто-нибудь неожиданно откроет туда дверь, там никого не окажется? Я никогда не считала себя сногсшибательной красавицей, но в одном мне никто не отказывал — в моем собственном „я“. Если я могу сыграть сто различных ролей на сто различных ладов, нелепо говорить, что у меня нет своего лица, индивидуальности. Я могу это сделать потому, что я — чертовски хорошая актриса.  Что же происходит, когда я вхожу одна в пустую комнату?  Но я никогда не бываю одна, даже в пустой комнате. Рядом всегда Майкл, или Эми, или Чарлз, или зрители…
Входит Эми.

Джулия: Говоря бесстрастно и беспристрастно,  как по-твоему, Эми, я — красивая женщина?

Эми:  Я должна знать, как это мне отольется, прежде чем отвечать на такой вопрос.

Джулия:  Ах ты, чертовка!

Эми:  Ну, знаете, ведь красавицей вас не назовешь.

Джулия:  Ни одна великая актриса не была красавицей.

Эми: Ну, как вы вырядитесь в пух и прах, вроде как вчера вечером, да еще свет будет сзади, так и похуже вас найдутся.

Джулия:  Мне вот что интересно: если я вдруг очень захочу закрутить роман с мужчиной, как ты думаешь, я смогу?

Эми: Зная, что такое мужчины, я бы не удивилась. А с кем вы сейчас хотите закрутить?

Джулия: Ни с кем. Я говорила вообще.

Эми шмыгнула носом.

Джулия: Не шмыгай носом. Если у тебя насморк, высморкайся.  А к тебе когда-нибудь приставали на улице, Эми?
 
Эми:  Ко мне? Пусть бы попробовали!
 
Джулия:  Сказать по правде, я бы тоже хотела, чтобы кто-нибудь попробовал. Женщины вечно рассказывают, как мужчины преследуют их на улице, а если они останавливаются у витрины, подходят и стараются перехватить их взгляд. Иногда от них очень трудно отделаться.

Эми:  Мерзость, вот как я это называю.

Джулия:  Ну, не знаю, по-моему, скорее лестно. И понимаешь, странно, но меня никто никогда не преследовал. Не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь пытался ко мне приставать.

Эми:  Прогуляйтесь как-нибудь вечерком по Эдвард — роуд. Не отвяжетесь.
 
Джулия: И что мне тогда делать?

Эми: Позвать полисмена.

Джулия: Я знаю одну девушку, так она стояла у витрины шляпного магазина на Бонд-стрит, и к ней подошел мужчина и спросил, не хочется ли ей купить шляпку. Очень, ответила она, и они вошли внутрь. Она выбрала себе шляпку, дала продавцу свое имя и адрес, и мужчина тут же расплатился наличными. Тогда она сказала ему: «Большое спасибо», — и вышла, пока он дожидался сдачи.

Эми: Это она вам так сказала.  К чему вы все это клоните?

Джулия:  Да ни к чему. Просто я подумала, почему это мужчины ко мне не пристают.  А вдруг меня и правда нет?...

9. Джулия и Эвис. Эдвард-Роуд

Джулия: Я не хочу быть похожей на уличную девку.  С другой стороны, слишком респектабельный вид тоже не подойдет. Эдвард-роуд.  Пять часов дня. Тротуары  забиты людьми.  Пойду, глядя прямо перед собой, не оборачиваясь ни направо, ни налево…   Нет, так  ничего не добиться. Надо смотреть на людей, если хочешь чтобы они смотрели на тебя.  Перед  витриной стоит несколько человек,  тоже остановлюсь…  Никто  не обращает на меня никакого внимания.  Кажется, все  куда-то спешат. Меня никто не замечает.  Может быть, у меня слишком суровое выражение лица?..

Эвис:  Двое или трое мужчин подумали, что ты улыбаешься им, и быстро отвели глаза. Ты оглянулась на одного из них, он тоже оглянулся, но тут же ускорил шаг.

Джулия:  Не буду больше  глазеть  по сторонам. Часто приходилось слышать, что лондонская толпа самая приличная в мире, но в данном случае — это уж чересчур!  На улицах Парижа, Рима или Берлина такое было бы невозможно.

Эвис:  Унизительно возвращаться домой, когда на тебя ни разу никто даже не взглянул?

 Джулия: Надо было пойти на Оксфорд-стрит, эта дура Эми! На Эдвард-роуд толку не будет.

Эвис: А во  взгляде вон того  молодого человека, кажется, вспыхнул  огонек.
 
Джулия: Он уставился прямо на меня.   Скромно опущу ресницы.  Все в порядке, он следует за мной по пятам!  Теперь я знаю, как себя вести.  Сделаю вид, будто всецело поглощена товарами, выставленными на витрине, но, прежде чем двинуться дальше, сверкну на него  слегка улыбающимися глазами.

Эвис:  Клерк или продавец, скорее всего. Если бы тебе предложили выбрать мужчину, который к тебе пристанет на улице, ты  вряд ли остановила бы свой выбор на этом человеке, но что поделаешь, на безрыбье и рак рыба.

Джулия: Ну, а что теперь? Конечно, я не собираюсь заходить слишком далеко, но все же любопытно, какой будет его следующий шаг. Прямо камень с души свалился, похоже, что меня ждет настоящее приключение. Куда он меня поведет? В гостиницу? Вряд ли, это ему не по карману. Скорее, в кино. Вот будет забавно!

 Эвис: Да он просто узнал тебя!  «Мисс Лэмберт, если не ошибаюсь?  Мне показалось, что я сразу узнал вас, вот почему я вернулся, чтобы убедиться наверняка. Я сказал себе: я буду не я, если это не Джулия Лэмберт. А тут мне совсем подвезло — вы остановились у витрины, и я смог вас разглядеть. Я почему только сомневался? Что встретил вас тут, на Эдвард-роуд. Не очень-то подходящее место для чистой публики. Вы понимаете, что я хочу сказать?»

Джулия:  Дело  еще более нечисто, чем ты думаешь. Однако, раз он догадался, кто я, это теперь не имеет значения. И как я не подумала, что рано или поздно меня обязательно узнают.  Улыбнусь ему веселой дружеской улыбкой. Пусть не подумает, что я задираю нос.

Эвис:  Простите, что я заговорил с вами, когда мы незнакомы и вообще, но я не мог упустить эту возможность. Не дадите ли вы мне ваш автограф?
 Джулия:  Быть не может. Это просто предлог, чтобы со мной заговорить. Что ж, я ему подыграю. С удовольствием. Но не могу же я писать на улице. Люди начнут пялить глаза.

Эвис:  Верно. Слушайте, я как раз шел пить чай. В кондитерскую Лайонза, на следующем углу. Почему бы вам тоже не зайти выпить чашечку чаю?

Джулия: Что ж, все идет как по маслу. Когда мы выпьем чай, он, вероятно, пригласит меня в кино.  Хорошо.

Эвис: Давайте прежде всего напишем этот автограф, а? «Не отходя от кассы» — вот мой девиз.

Джулия:  Какая глупость, что он  продолжает ломать комедию, но я  распишусь. Вы собираете автографы?

Эвис: Я? Нет. Чушь это, я так считаю. Моя невеста собирает. У нее уже есть Чарли Чаплин, Дуглас Фербенкс и бог весть кто еще. Хотите посмотреть на ее фото?
Джулия: Хорошенькая…

Эвис: Еще бы! Идем с ней сегодня в кино. Вот удивится, когда я ей покажу ваш автограф. Как я вас узнал на улице, так перво-наперво сказал себе: умру, а достану для Гвен автограф Джулии Лэмберт. Мы с ней поженимся в августе, когда у меня будет отпуск, поедем на остров Уайт на медовый месяц. Ну и повеселюсь я сегодня. Она ни в жизнь не поверит, что мы с вами пили чай, а тут я покажу ей автограф. Ясно?

Джулия:  Боюсь, мне пора идти.  Я и так задержалась.
 
Эвис:  У меня и самого немного времени. Раз я иду на свидание, хочу прийти  минута в минуту. Вы не в обиде, что я вас остановил, нет? Я хочу сказать, я ведь не для себя.

Джулия:  Ничуть. Я вполне вас понимаю. Вульгарная скотина. Пропади ты пропадом вместе со своей… невестой! Какая наглость!

Эвис: Старуха, старуха.  С какой стороны ни посмотришь на себя - абсолютно нет «секс эпила». Невероятно, да? Противоречит здравому смыслу? Но как же иначе все это объяснить? Ты вышагиваешь  из конца в конец всю Эдвард-роуд, и одетая, как надо для роли, и хоть бы один мужчина на тебя  взглянул, кроме этого мерзкого продавца, которому понадобился для его барышни твой автограф.
 
Джулия:  Бесполые ублюдки! Не представляю, куда катится Англия. Британская империя, ха! Смешно предполагать, что я достигла бы своего положения, если бы во мне не было «секс эпила». Почему люди приходят в театр смотреть на актрису? Да потому, что им хотелось бы с ней переспать. Думаете, публика ходила бы три месяца подряд на эту дрянную пьесу, да так, что в зале яблоку упасть негде, если бы у меня не было «секс эпила»? Что такое, в конце концов, этот «секс эпил»?  Бесспорно, я могу изобразить „секс эпил“. Я могу изобразить все.  «Ах, мой дорогой, я так часто слышу подобные вещи. Я не хочу вносить раздор в вашу семью. Почему мужчины не могут оставить меня в покое?»

Эвис: Браво! Бис! Может, у тебя и нет «секс эпила», но  кто увидит, как ты копируешь Лидию Мейн,  не найдёт  его потом и у нее. Но это всё же Лидия Мейн. А где ты, Джулия? Кто в пустой комнате, Джулия?..
 
10. Джулия и Чарлз

Джулия: Похоже, что единственный, к кому я могу сейчас пойти, — Майкл.  Но, пожалуй, все же не стоит.  «Дорогая, право же, это не очень удобно — рассказывать мне такие истории. Черт подери, ты ставишь меня в крайне неловкое положение. Я льщу себя мыслью, что достаточно широко смотрю на вещи. Пусть я актер, но в конечном счете я джентльмен, и… ну… ну, я хочу сказать… я хочу сказать, это такой дурной тон». Читает письмо… Чарлз!  Пишет, что обожает меня. Это  самые прекрасные любовные письма, какие я получала в жизни! У меня имеются  все основания быть ему благодарной. Он ждёт меня вот уже двадцать с лишним лет.  Обладание мною дало бы ему такое счастье, а от меня, право, ничего не убудет. Почему я так долго отказывала ему? Право, это глупо, а я — просто эгоистка.  Ну,  теперь наконец я смогу вознаградить его за всю его нежность, бескорыстие и постоянство. И все же ему будет трудно поверить, что фортуна наконец улыбнулась ему; когда все останется позади и я буду лежать в его объятиях, я прижмусь к нему и нежно шепну: «Стоило ждать столько лет?» — «Ты, как Елена, дала мне бессмертье поцелуем». Разве неудивительно даровать своему ближнему столько счастья?  Пишет.  «Чарлз, милый. Как замечательно, что я скоро вас снова увижу. Завтра я буду свободна. Пообедаем вместе. Вы все еще любите меня? Ваша Джулия». Запечатывает. «Bis dat qui cito dat»…

Джулия:  Самое трагическое в том, что у Роджера абсолютно нет чувства юмора.
 
Чарлз:  Ну, в конце концов ему всего восемнадцать.

Джулия:  Вы представить себе не можете, я просто онемела от изумления, когда он все это мне выложил. Я чувствовала себя в точности как Валаам, когда его ослица завязала светскую беседу.  Не представляю, где он всего этого набрался. Нелепо думать, будто он своим умом дошел до этих глупостей.

Чарлз: А вам не кажется, что мальчики этого возраста думают гораздо больше, чем представляем себе мы, старшее поколение? Своего рода духовное возмужание. Результаты, к которым оно приводит, часто бывают удивительными.
 
Джулия: Таить такие мысли все эти годы и даже словечком себя не выдать! В этом есть что-то вероломное. Он ведь обвиняет меня.  Сказать по правде, когда Роджер говорил со мной, я чувствовала себя матерью Гамлета.  Интересно, я уже слишком стара, чтобы играть в «Гамлете»?

Чарлз: Роль Гертруды не слишком выигрышная.

Джулия:  Ну и дурачок вы, Чарлз. Я вовсе не собираюсь играть королеву. Я бы хотела сыграть Гамлета.

Чарлз:  А вы считаете, что это подходит женщине?

Джулия: Миссис Сиддонс играла его, и Сара Бернар. Это бы скрепило печатью мою карьеру. Вы понимаете, что я хочу сказать? Конечно, там есть своя трудность — белый стих.

Чарлз: Я слышал, как некоторые актеры читают его, — не отличишь от прозы.
Джулия: Да, но это все же не одно и то же, не так ли?

Чарлз: Почему вы так прелестны сегодня?

Джулия: Потому что я предвкушала наше с вами свидание.

Своими прекрасными выразительными глазами Джулия глубоко заглянула в глаза Чарлза. Слегка приоткрыла губы,  это придавало ей такой обольстительный вид.

Джулия: Вы самый лучший собеседник на свете, Чарлз.  Как быстро летит время, когда я с вами.  Не имею ни малейшего желания ложиться спать.
 
Чарлз:  Почему бы нам тогда  не поболтать еще?

Джулия:  Вот это называется понять намек!  С удовольствием.  Погасите верхний свет и впустите в комнату ночь.  «В такую ночь, когда лобзал деревья нежный ветер…»

 Чарлз выключил все лампы, кроме одной, затененной абажуром, и когда он снова сел, Джулия прильнула к нему. Он обнял ее за талию, она положила ему голову на плечо.

Джулия:  Божественно. 

Чарлз: Я страшно тосковал по вам все это время.

Джулия:  Успели набедокурить?

Чарлз:  Да. Купил рисунок Энгра и заплатил за него кучу денег. Обязательно покажу его вам, прежде чем вы уйдете.

Джулия:  Не забудьте. Где вы его повесили?

Чарлз: У себя в спальне.

Джулия: И правда, там будет куда удобнее.  Вы были мне замечательным другом, Чарлз.

 Она повернулась к нему так, что ее лицо оказалось рядом с его лицом, губы  чуть приоткрыты.

Джулия:  Боюсь, я не всегда была достаточно с вами ласкова.
 
Чарлз: Не говорите так. Вы всегда были божественны.

 Джулия: Он боится, бедный ягненочек! Меня никто никогда не любил так, как вы.
Чарлз: Я и сейчас люблю вас. Вы сами это знаете. Вы — единственная женщина в моей жизни.

Джулия: Жаль, что камин не зажжен. В этой мизансцене камин был бы очень кстати.  Наша жизнь могла бы быть совсем иной, если бы мы тогда сбежали вдвоем из Лондона.

 Чарлз: Англия потеряла бы свою величайшую актрису. Теперь я понимаю, каким я был ужасным эгоистом, когда предлагал вам покинуть театр.

Джулия: Успех еще не все. Я иногда спрашиваю себя, уж не упустила ли я величайшую ценность ради того, чтобы удовлетворить свое глупое мелкое тщеславие. В конце концов любовь — единственное, ради чего стоит жить.  Знаете, если бы я снова была молода, я думаю, я сказала бы: увези меня.      Ее рука скользнула вниз, нашла его руку. Чарлз  грациозно ее пожал.

Чарлз:  О, дорогая…

Джулия:  Я так часто думаю об этой вилле нашей мечты! Оливковые деревья, олеандры и лазурное море. Мир и покой. Порой меня ужасают монотонность, скука и вульгарность моей жизни. Вы предлагали мне Красоту.

Чарлз: Блаженство слышать это от вас, любимая. Это вознаграждает меня за многое.
Джулия:  Я бы сделала для вас все на свете. Я была эгоистка. Я погубила вашу жизнь, ибо сама не ведала, что творю.

Чарлз: Вы не должны так говорить, вы не должны так думать.  Вы всегда были само совершенство. Другой вас мне не надо. Ах, дорогая, жизнь так коротка, любовь так преходяща. Трагедия в том, что иногда мы достигаем желаемого. Когда я оглядываюсь сейчас назад, я вижу, что вы были мудрее, чем я. «Какие мифы из тенистых рощ…» Вы помните, как там дальше? «Ты, юноша прекрасный, никогда не бросишь петь, как лавр не сбросит листьев; любовник смелый, ты не стиснешь в страсти возлюбленной своей — но не беда: она неувядаема, и счастие с тобой, пока ты вечен и неистов».

Джулия: Ну и идиотство!  Какие прелестные строки.  Возможно, вы и правы.
 
Чарлз: Ах, счастлива весенняя листва, которая не знает увяданья, и счастлив тот, чья музыка нова и так же бесконечна, как свиданье.
 
Джулия: Он просто ничего не понял, это видно невооруженным глазом. И чему тут удивляться. Я была глуха к его страстным мольбам в течение двадцати лет, вполне естественно, если он решил, что все его упования тщетны. Все равно что покорить Эверест. Если бы эти стойкие альпинисты  вдруг обнаруживали пологую лестницу, которая туда ведет, они бы просто не поверили своим глазам; они бы подумали, что перед ними ловушка. Я должна подать руку помощи усталому пилигриму. Уже поздно.  Покажите мне новый рисунок, и я поеду домой.

 Чарлз встал, и она протянула ему обе руки, чтобы он помог ей подняться с дивана.

Джулия:  Как вы, холостяки, хорошо устраиваетесь. Такая уютная, симпатичная спальня.

 Чарлз снял оправленный в рамку рисунок со стены и поднес его к свету, чтобы Джулия могла лучше его рассмотреть.

Джулия: Женщина  страшная, платье — смешное.  Восхитительно!

Чарлз:  Я знал, что вам понравится. Хороший рисунок, верно?

Джулия: Поразительный. Джулия испустила томный вздох.  Дорогой, это был такой замечательный вечер. Я еще никогда не чувствовала себя такой близкой вам.
 
Джулия медленно подняла руки из-за спины и с тем поразительным чувством ритма, которое было даровано ей природой, протянула их вперед, вверх ладонями, словно держала невидимое взору роскошное блюдо, а на блюде — свое, отданное ему сердце. Джулия увидела, что лицо Чарлза застыло.

Джулия: Теперь-то он наконец понял, и еще как! Боже, я ему не нужна! Это все было блефом.  Господи, как мне из этого выпутаться? Какой идиоткой я, верно, выгляжу! Что мне делать с этими держащими роскошное блюдо руками? И что ему сказать? Дрянь, паршивая дрянь! Так дурачить меня все эти годы!

 Джулия приняла единственно возможное решение. Она сохранила свою позу. Считая про себя, чтобы не спешить, она соединила ладони и, сцепив пальцы и откинув голову назад, очень медленно подняла руки к шее.

Джулия:  Когда я думаю о нашем прошлом, я радуюсь, что нам не в чем себя упрекнуть. Горечь жизни не в том, что мы смертны, а в том, что умирает любовь.  Что-то в этом роде произносилось в какой-то пьесе. Чёрт, кто в пустой комнате, Джулия?!! Если бы мы стали любовниками, я бы вам давным-давно надоела, и что бы нам теперь осталось? Только сожалеть о своей слабости. Повторите эту строчку из Шелли — «…она неувядаема…», — которую вы мне только что читали.

Чарлз:  Из Китса,  «…она неувядаема, и счастье…»

Джулия:  Вот, вот. И дальше. Мне надо  выиграть время.

Чарлз: «…с тобой, пока ты вечен и неистов».

Джулия раскинула руки в стороны широким жестом и встряхнула кудрями.

Джулия: И это правда. Какие бы мы были глупцы, если бы, поддавшись минутному безумию, лишили себя величайшего счастья, которое принесла нам дружба. Нам нечего стыдиться. Мы чисты. Мы можем ходить с поднятой головой и всему свету честно глядеть в глаза.  Эта реплика — под занавес,  отступлю к двери и распахну ее настежь.

Чарлз: Машина ждет. Я отвезу вас домой.

Джулия:  Нет, разрешите мне уехать одной. Я хочу запечатлеть этот вечер в своем сердце. Поцелуйте меня на прощание.

Она протянула ему губы. Чарлз поцеловал их.

 Чарлз:  Прошу вас, Джулия, не трогайте Роджера. Это, вероятно, самое лучшее, что вы для него можете сделать.  Трудно относиться спокойно ко всем глупостям молодежи; они сообщают, что дважды два — четыре, будто это для нас новость, и разочарованы, если мы не разделяем их удивления по поводу того, что курица несет яйца. В их тирадах полно ерунды, и все же там не только ерунда. Мы должны им сочувствовать, должны стараться их понять. Мы должны помнить, что многое нужно забыть и многому научиться, когда впервые лицом к лицу сталкиваешься с жизнью. Не так это легко — отказаться от своих идеалов, и жестокие факты нашего повседневного бытия — горькие пилюли. Душевные конфликты юности бывают очень жестоки, и мы так мало можем сделать, чтобы как-то помочь. Для волнения нет никаких оснований. Вы считали, что родили гадкого утенка; но кто знает — настанет день, и он превратится в белокрылого лебедя.
 
Джулия: Дура чертова. Так попасться. Слава богу, я благополучно выпуталась. Он такой осел, что, верно, даже не додумался, куда я клоню.  Ну, может, он и заподозрил, что тут нечисто, точно-то он знать не мог, а уж потом и совсем убедился, что ошибся. Господи, что я несла! Но все сошло в наилучшем виде, он все проглотил. Хорошо, что я вовремя спохватилась. Еще минута, и я бы скинула платье. Тут было бы не до шуток.  Как жаль, что никому нельзя ничего рассказать!  Поверила всей этой комедии о нетленной любви, которую он разыгрывал столько лет. Обвел меня вокруг пальца, втер очки, замазал глаза! Постойте!  Если мужчина отвергает авансы, которые делает ему женщина, можно придти к одному из двух заключений: или он… Не использовал ли меня Чарлз как ширму?  Нет, ну  уж на это кто-нибудь мне да намекнул бы.  А вот второе… Бедный Чарлз!  Если таково положение вещей, не я, а он оказался в неловком и даже смешном положении. Он, должно быть, до смерти перепугался, бедный ягненочек. Ясно, это не из тех вещей, в которых мужчина охотно признается женщине, особенно если он безумно в нее влюблен. И как это я раньше не догадалась? Я знаю, что я сделаю. Я пошлю ему завтра большой букет белых лилий.

11. Джулия и Майкл

Джулия: Насколько ты лучше меня, моя лапушка.

Майкл:  Нет, дорогая, у меня был замечательный профиль, но у тебя есть огромный талант.

Джулия:  Это даже забавно — разговаривать с человеком, который никогда не догадывается, о чем идет речь.  Наверное, я уже слишком стара, чтобы сыграть Гамлета. Сиддонс и Сара Бернар его играли. Таких ног, как у меня, не было ни у одного актера, которых я видела в этой роли.

Майкл: «Готов твое я сердце растерзать, когда бы можно в грудь твою проникнуть». Там же этот проклятый белый стих, который ты терпеть не можешь.

Джулия:  Глупо не написать „Гамлета“ прозой. Конечно, я могла бы сыграть его по-французски в Comedie Francaise. Вот был бы номер! В черном камзоле и длинных шелковых чулках. «Увы, бедный Йорик»…

Майкл: Я рад, что ты отдохнула и пришла в себя. Доктор был прав – отпуск был тебе жизненно необходим.  Самое время теперь начать репетиции «Нынешних времён». Между прочим, как эта девушка, Эвис, которую ты ходила смотреть? Будет из нее толк?

Джулия:   Она, конечно, неопытна. Но мне кажется, в ней что-то есть.

Майкл: Я расстроен из-за нее. Ты говорила, она актриса. Пока я этого не вижу.
 
Джулия:  Да это готовая роль. Ее просто невозможно испортить.

Майкл: Ты знаешь не хуже меня, что нет такой вещи, как готовая роль. Как бы роль ни была хороша, ее надо сыграть, из нее надо извлечь все, что в ней заложено. Может быть, лучше расстаться с Эвис, пока не поздно, и взять вместо нее кого-нибудь другого?

Джулия: Я все же думаю, надо дать ей возможность себя показать.

Майкл: По внешности Эвис прекрасно подходит к роли, в этом нет никаких сомнений, она будет хорошо оттенять тебя. Я взял ее на основании твоих слов. Но она так неуклюжа, ее жесты так бессмысленны!

Джулия:  Том и Эвис думали, будто пьеса поможет ей «выплыть на поверхность» Дураки! Пьеса утопит ее. Ты же умелый режиссер, Майкл. Я уверена, ты сумеешь ее натаскать, если постараешься.

Майкл: В том-то и беда: она совсем не слушает указаний. Я объясняю ей, как надо произнести реплику, и — нате вам! — она опять говорит ее на свой лад. Ты не поверишь, но иногда у меня создается впечатление, что она воображает, будто все знает лучше меня.

Джулия: Ты ее нервируешь. Когда ты велишь ей что-нибудь сделать, она пугается и просто перестает соображать.

Майкл:  Господи, да с кем легче работать, чем со мной! Я ни разу не сказал ей ни одного резкого слова.

Джулия:  И ты хочешь уверить меня, будто не догадываешься, что с ней?

Майкл:  Нет. А что?

Джулия:  Брось притворяться, милый. Она по уши в тебя влюблена.

Майкл: В меня? Да я думал, она помолвлена с Томом. Глупости. Твои вечные фантазии.

Джулия:  Но это же видно невооруженным глазом. В конце концов, она не первая жертва твоей роковой красоты и, думаю, не последняя.

Майкл:  Видит бог, я не хочу подкладывать свинью бедняге Тому.

Джулия: Том  уверяет, что между ними ничего нет, что уважает ее. У нее отец полковник.

Майкл: О, так она леди?

Джулия: Одно не обязательно вытекает из другого.  Будь с ней ласков. Она еще так молода, бедняжка. Ей нужна рука помощи. Если бы ты прошел несколько раз роль только с ней  одной, я уверена, вы сотворили бы чудеса. Почему бы тебе как-нибудь не пригласить ее к ленчу и не поговорить наедине?
 
Майкл: Конечно, главное — чтобы пьеса прошла как можно лучше.

Джулия:  Я понимаю, что для тебя это обуза, но ради пьесы… Право, стоит того.
Майкл:  Ты же знаешь, Джулия, я ни за что на свете не хотел бы тебя расстраивать. Я бы с удовольствием выставил ее и взял кого-нибудь другого.

Джулия:  Я думаю, это будет большой ошибкой. Я убеждена, что, если ты поработаешь с Эвис как следует, она прекрасно сыграет.

Майкл: Что ж, моя работа в том и заключается, чтобы заставить каждого исполнителя играть как можно лучше…  Кстати, Том звонил, сказал, что ему снизили жалованье. Тяжелые времена. Хочет отказаться от квартиры. Ну, той самой, на Стенхоуп-плейс, которую я сдал ему по твоей просьбе.   Я сказал ему, пусть не тревожится. Пусть живет бесплатно до лучших времен.

Джулия:  Ты — последний человек на свете, от которого я ждала бы, что он станет раздавать свои деньги направо и налево.

Майкл:  О, не волнуйся. Что потеряю на одном, выиграю на другом, у разбитого корыта сидеть не буду. Звать Тома к обеду?

Джулия:  Как хочешь.  Не понимаю этого твоего бескорыстия. В конце концов,  у вас чисто деловое соглашение.

Майкл:  Ну, ему и без того не повезло, а он еще так молод. И знаешь, он нам полезен: когда не хватает кавалера к обеду, стоит его позвать, и он тут как тут, и так удобно иметь кого-нибудь под рукой, когда хочется поиграть в гольф. Каких-то двадцать пять фунтов в квартал.

Джулия: Знаешь, Майкл, я, пожалуй, тоже позанимаюсь с Эвис Крайтон.

Майкл: Правда? Ты действительно этого хочешь?  Что ж, тогда я уверен, что она будет иметь успех. Я тогда подумаю, не заключить ли с ней постоянный контракт. 
Джулия:  Ещё совсем недавно я говорила себе,  есть  один человек, который не будет у нас играть ни в «Нынешних временах», ни вообще. Это Эвис Крайтон. Третьеразрядная актрисочка, которая даже не представляет, что такое настоящая игра! Эвис Крайтон не знает, куда ей девать руки; да что там, она даже ходить по сцене не умеет. Я обещала Тому взять Эвис Крайтон в «Нынешние времена» потому, что это хорошо вписывалось в мизансцену, которую я разыгрывала, но я не придала никакого значения своему обещанию. У меня  всегда был в запасе Майкл, чтобы воспротивиться этому.  А что теперь?... Черт подери, теперь Эвис  сыграет эту роль,  я  сделаю всё для этого!

12. Репетиция

Джулия:  Если он попробует с тобой такие штучки,  разыграй оскорбленную добродетель и, вытянув вперед руку,  укажи ему пальцем на дверь. Роскошный жест, которому меня научила Жанна Тэбу. Нет, вытяни руку вперёд, а теперь укажи пальцем на дверь. А сейчас ещё раз та реплика.

Эвис: Я была страшно рада, когда узнала.  Понимаете, душечка, теперь вы можете сказать мне, хорош ли он в постели.

Джулия: Эвис, молодой человек, за которого твоя героиня собралась выйти замуж, был одним из моих бесчисленных любовников. Тебе сообщают об этом, а ты и бровью не повела. Холодная, сухая, миловидная – ты предвкушаешь эффект от своих слов. Ты надеешься повергнуть меня в шок, эпатировать. Ты слышала когда-нибудь о паузах? Не делай паузы, если в этом нет крайней необходимости, но уж если сделала, тяни ее, сколько сможешь. Давай, попробуй ещё раз.

Эвис: … … … … Я была страшно рада, когда узнала.  Понимаете, душечка, теперь вы можете сказать мне, хорош ли он в постели.

Джулия: Нет, нет, не в том месте пауза. Тебе давно всё известно о своём возлюбленном. У тебя давно заготовлен ответ. Заготовлен и отрепетирован. Слушай. Я была страшно рада, когда узнала… … … … Наслаждаешься моей реакцией… … … … Наслаждаешься реакцией зрителя… … …  Понимаете, душечка, теперь вы можете сказать мне, хорош ли он в постели.

Эвис: Миссис Лэмберт, спасибо вам, что дали мне возможность репетировать с вами  и изучать вашу технику. Это уже само по себе школа. Все так говорят.
Джулия: Дурочка, пытается мне польстить. Словно я сама этого не знаю. И какого черта я  ее учу?  Очень мило с твоей стороны так на это смотреть. Я самая обыкновенная женщина, поверь. Публика так ко мне добра, так добра…  Тебе, девочка, нужно изменить своё отношение к репетициям. Конечно, это тяжёлый труд, но если ты хочешь стать настоящей актрисой, репетиция  должна приводить тебя в радостный трепет,  это  начало нового приключения.

Эвис: Миссис Лэмберт, ваша героиня – удалившаяся на покой проститутка. И она выходит замуж за моего отца. При этом моя роль – от первой до последней реплики – насквозь комическая. Как вы думаете, если я добавлю страсти и муки во втором акте, не будет ли это реалистичнее?

Джулия: Эвис, деточка, вызвать смех у зрителя так же трудно, как и слёзы. Твоя главная ошибка – ты абсолютно уверена в себе. С первой репетиции.  Ты больше думаешь о своей будущей карьере, чем о той роли, которую тебе нужно играть сейчас. А настоящий актёр, поверь мне, испытывает постоянные сомнения. В каждом жесте, в каждой интонации. Давай-ка ещё раз вернёмся к жесту с пальцем…   Да, уже неплохо.  Ладно, на сегодня достаточно…  Ты видела Тома в последнее время?
 
Эвис:  Нет. Он уехал в отпуск.

Джулия: Ах, так? Славный мальчик, правда?

Эвис: Душка.

13. Перфоманс. Перед премьерой

Том ведёт диалог с отсутствующей на сцене Джулией. Её реплики произносят Роджер, Чарлз, Долли и Лэнгтон.

Том: Джулия!

Долли:  Она думала, тебя нет в Лондоне.

Том: Вернулся в понедельник. Не звонил, так как знал, что ты занята на последних репетициях. Я сегодня буду в театре. Майкл дал мне кресло в партере.
 
Долли: Прекрасно.

Том: С чего, ради всего святого, ты вздумала бродить одна по городу?

Лэнгтон:  Она вышла подышать. Как раз собиралась возвращаться и выпить чаю.
 Том: Пойдем выпьем чаю у меня. Сейчас в конторе не особенно много дел. Знаешь, один из компаньонов умер около двух месяцев назад, и у меня увеличился пай. А это значит — мне все же удастся не расставаться с квартирой. Майкл вел себя на редкость порядочно, сказал, что я могу не платить до лучших времен. Мне ужасно не хотелось уезжать отсюда. Заходи. Я с удовольствием приготовлю тебе чашку чаю.
 
Лэнгтон: Хорошо. Но у неё есть всего одна минута.
 
Том: Я слышал, тебя ждет сегодня колоссальный успех.

Роджер:  Неплохо бы, правда? 

Том: Эвис говорит, вы оба, ты и Майкл, замечательно относитесь к ней. Смотри, как бы она тебя не обошла.

Роджер:  Вы обручены?

Том: Нет. Эвис нужна свобода. Она говорит, что помолвка помешает ее карьере.
Роджер:  Чему?  Ах, ну да, ясно.

Том: Естественно, я не хочу стоять у нее на пути. Вдруг после сегодняшней премьеры она получит приглашение в Америку? Конечно, я понимаю, ничто не должно помешать ей его принять.  Знаешь, я и вправду думаю: ты — молодец, что так ведешь себя по отношению к Эвис.

Долли:  Почему?

Том:  Ну, тебе самой известно, что такое женщины.

Долли:  Ну и забавный ты мальчик!

Том: Может, позанимаемся немного любовью?

Лэнгтон: Не болтай глупостей.

Том: Что в этом глупого? Тебе не кажется, что мы и так слишком долго были в разводе?

Лэнгтон: Она  за полный развод. И как же Эвис?

Том: Ну, это другое. Пойдем, а?

Чарлз: У тебя совсем выскочило из памяти, что у неё сегодня премьера?

Том: У нас еще куча времени… Ты меня совсем не любишь больше?

Лэнгтон:  Конечно, любит, милый. Души не чает.

Том:  Ты сегодня такая странная.

Долли:  Бедняжка, она вовсе не хочет тебя обижать. Право же, ты очень милый.
Чарлз: Она сама не своя, когда у неё впереди премьера. Не обращай внимания.

Роджер: Знаешь, ей и правда пора.

Чарлз: Эми с ума сойдет. Она и так, верно, голову себе ломает, куда Джулия пропала.

Лэнгтон: До свидания,  ягненочек. Надеюсь, ты хорошо проведешь вечер.

Том: Ни пуха, ни пера.

Роджер: Любовь и вправду не стоит всего того шума, который вокруг нее поднимают.
Все замирают, на авансцене – Майкл и Джулия.

Джулия: Майкл, ты не забыл  послать тем, кто стоит в очереди, горячий чай? Стоит это недорого, а зрители так это ценят.

Майкл: Не забыл. Им повезло сегодня  с погодой. Прекрасный солнечный день… Мы хорошо поработали с Эвис Крайтон. Это было правильное решение.  Я ею очень доволен. Уверен, что она будет иметь успех. 

Джулия:  Подожди до премьеры. Никогда нельзя быть уверенным в том, как пойдет спектакль, пока не прокатишь его на публике.

Майкл: Она милая девушка и настоящая леди.

Джулия:  «Милая девушка», вероятно, потому, что она от тебя без ума, а «настоящая леди» — так как отвергает твои ухаживания, пока ты не подпишешь с ней контракта?

Майкл:  Ну, дорогая, не болтай глупостей. Да я ей в отцы гожусь! Что ты задумала, Джулия?  Уж не собираешься ли ты подставить ножку бедняжке Эвис во время спектакля?

Джулия: Что ты, Майкл! Я собираюсь сыграть премьеру своей жизни. С блеском, с разнообразием, с изобретательностью.

Майкл: Джулия, скажи…  ты порвала с ним?

Джулия: Мне ни холодно, ни жарко от его существования.

Майкл: Правильно. Он тебе не пара.

Джулия: Чудовище! Это ты всё подстроил. Ты заранее знал, что всё так будет!

Майкл: Я волновался за тебя, Джулия. После того, что сказал доктор… Я не мог позволить себе потерять тебя, Джулия. Вся Англия не могла себе позволить  потерять тебя…

Джулия: Ах ты, старый осел…  Но в конце концов, ты — самый красивый мужчина в Лондоне… Майкл, что происходит со мной после того, как я вхожу в пустую комнату?...
 
Майкл: Ты о чём?

Джулия: Так… Просто подумалось…   Пойдём, пора переодеваться к спектаклю.

14. Премьера

Эвис в соответствии с рекомендациями Джулии произносит центральную реплику своей мизансцены, далее, вопреки тексту пьесы, Джулия произносит реплику в ответ и читает длинный монолог из другого куска. Эвис выглядит нелепо, разворачивается спиной к зрителям, её жесты неуклюжи, реплики истеричны.

Эвис: Я была страшно рада, когда узнала… … … …  Понимаете, душечка, теперь вы можете сказать мне, хорош ли он в постели.

Джулия: Онор, милочка, если бы вы не бросили медицинскую карьеру ради этого молодого гвардейца, вы были бы более осведомлены в этой области, и вам не пришлось бы обращаться ко мне за советом!

Эвис: … Но миссис Мартен! Ваша карьера….

Джулия: Вы хотите сказать, что я бывшая шлюха?

Эвис: Да, но…. Нет, я…

Джулия: И вы рассказали об этом своему отцу?

Эвис: Миссис Мартен!

Джулия: А ваш отец  говорил о моей  несчастной жизни и о том, как он хочет вознаградить меня за страдания?

Эвис: Да!

 Джулия: А вы, в свою очередь, не преминули его добить, сказав: «Ах, не болтай чепухи, это великолепная работа, если только можешь ее иметь».  Я всегда была своей в мужской компании, милочка. Неужели вы думали, что ваша душевная беседа останется для меня тайной?

Эвис: Но, миссис Мартен! Миссис Лэмберт, что происходит? Почему вы играете всю мизансцену за меня? Вы забрали себе все мои реплики!

Джулия: При всей моей кажущейся беззаботности, при всём моём кураже я всегда страстно мечтала о замужестве. Мне хотелось твёрдо стоять на ногах, хотелось респектабельности. Встретив вашего отца, такого же, по сути, одинокого, как и я, растерявшего за много лет пребывания за границей старых друзей, я подумала, что мои молитвы были услышаны.

Здесь Джулия достаёт пунцовый платок.

Но сейчас я думаю, что я куда более твёрдо стояла на ногах, когда играла в бридж с офицерами бригады его величества. В них была неподдельная искренность и настоящая мужская сила. Они были хороши собой и никогда не бывали скучны. А нынче меня окружают мужчины с лысиной и с брюшком, а также старые греховодницы, отчаянно цепляющиеся за раскрашенную личину юности, надетую ими на себя. Одни делают вид, что влюблены, другие изображают равнодушие, третьи представляют себе, что сгорают от ревности. Но во главе всего - легкомыслие, никчемность и аморальность. Вот три кита  того круга бездельников, в который я попала благодаря замужеству.

Джулия пускает слезу.

Мне тревожно за вас, Онор. Глядя на вас, милочка, я сгораю со стыда.  Вы ветреная  девица, Онор, и мне ужасно больно, что все мои скромные идеалы, моя жажда честной, добродетельной жизни осмеиваются столь жестоко…
 
;
15. Эми. После премьеры

Джулия: Что ж, победа за нами, было больше десяти вызовов! Ты слышала, какая тишина была в зале во время моего последнего монолога? Критики будут сражены.
Эми:  Ну, вы знаете, мисс, что такое критики. Все внимание чертовой пьесе и три строчки под конец — вам.

 Джулия:  Я — величайшая актриса Англии, любимая всеми, а ты, клянусь богом,  ведьма!  А где Майкл?

Эми: Мистеру Госселину надо повидаться с газетчиками. Ну и наплетёт  же он им!
Джулия: Он просил что-нибудь передать?

Эми: Мистер Госселин переживает из-за того, что скажет автор. Эта мартышка, сказал мистер Госселин, бог весть что мнит о себе, а то, что  сегодня сыграла Джулия, и рядом не лежит с тем, что он написал.

Джулия:  А, пусть не переживает! Я все улажу. Я скажу автору: вы гадкий, гадкий человек!  Вы едва не погубили мое выступление. Когда я дошла до этого местечка во втором акте и вдруг поняла, что вы имели в виду, я чуть не растерялась. Вы же знали, что это за сцена, вы — автор, почему же вы позволили нам репетировать ее так, будто в ней нет ничего, кроме того, что лежит на поверхности? Мы только актеры, вы не можете ожидать от нас, чтобы мы… чтобы мы постигли всю вашу тонкость и глубину. Это лучшая мизансцена в пьесе, а я чуть было не испортила ее. Никто, кроме вас, не написал бы ничего подобного. Ваша пьеса великолепна, но в этой сцене виден не просто талант, в ней виден гений! Через сутки этот олух будет воображать, что он и впрямь именно так все и задумал.

Эми: А ещё мистер Госселин сказал, что Эвис Крайтон была ужасна, от неё осталось одно мокрое место, и очень злился, что хотел подписать с ней контракт.

Джулия: Почему бы и не подписать… Дурочка, захотела сунуть мне палку в колеса. Ладно, завтра я позволю публике посмеяться. Эми, завтра утром мне будет звонить мистер Феннел. Скажи ему, пожалуйста, что меня нет дома.

Эми: А если он позвонит снова?

Джулия:  Мне очень жаль обижать бедного ягненочка, но почему-то кажется, что все ближайшее время я буду очень занята.

 Эми громко шмыгнула носом и подтерла его указательным пальцем.
 
 Эми: Понятно.

Джулия: Я всегда говорила, что ты не так глупа, как кажешься. Зачем тут это платье?

Эми: Это? Вы же говорили, что наденете его на прием.

Джулия:  Убери его. Я не могу идти на прием без мистера Госселина.

Эми: С каких это пор?

Джулия: Заткнись, старая карга. Позвони Долли  и скажи, что у меня ужасно разболелась голова и я вынуждена была уехать домой и лечь, а мистер Госселин придет попозже, если сможет.

Эми:  Прием устроен в вашу честь. Неужели вы так подведете несчастную старуху?

Джулия:  Я не хочу идти на прием и не пойду!

Эми: Дома пусто, вам нечего будет есть.

Джулия: Я не собираюсь ехать домой. Я поеду ужинать в ресторан.

Эми:  С кем?

Джулия: Одна.

Эми: Но пьеса имела успех, так ведь?

Джулия:  Да. Все было прекрасно. Я на седьмом небе от счастья. Мне очень хорошо. Я хочу быть одна и полностью этим насладиться. Позвони к Баркли и скажи, чтобы мне оставили столик на одного в малом зале. Они поймут.

Эми: Что с вами такое?

Джулия: У меня в жизни больше не будет подобной минуты. Я ни с кем не намерена ее делить. Много ли народу поджидает меня на улице?

Эми: Сотни три.

Джулия:  Черт! Попроси пожарника, чтобы выпустил меня с парадного входа. Я возьму такси, а как только я уеду, скажешь людям, что ждать бесполезно.

Эми:  Один бог знает, с чем только мне не приходится мириться.

Джулия:  Ах ты, старая корова!

 Джулия взяла лицо Эми обеими руками и поцеловала ее в испитые щеки.

16. Воспоминания. Джулия и Майкл

АПАРТ

Мои письма Майклу в Америку. Толстые письма, полные любви и сплетен. Конечно, это было свинство с моей стороны, но я так в душе  радовалась, что он не имел там успеха. Я не помнила себя от счастья, когда Майкл сообщил день приезда. Я заставила Джимми так построить программу, чтобы успеть   поехать в Ливерпуль и встретить Майкла.  Если корабль придет поздно, я, возможно, останусь на ночь, — сказала я Джимми.  Я была  безумно счастлива и до смерти боялась.

Майкл: Ты можешь задержаться до вечера?

Джулия: Я могу задержаться до завтрашнего утра. Я заказала две комнаты в «Адельфи», чтобы мы могли вволю поболтать.

Майкл:  А не слишком «Адельфи» роскошно для нас?

Джулия:  Ну, не каждый же день ты возвращаешься из Америки. Плевать на расходы.

Майкл:  Мотовочка, вот ты кто. Я не знал, когда мы войдем в док, поэтому написал домой, что сообщу телеграммой время приезда. Телеграфирую, что приеду завтра. Ах, как приятно снова быть дома.  Я тебе все еще нравлюсь?

Джулия: Еще как! Она горячо поцеловала его. Ты не представляешь, как я по тебе скучала!

Майкл:  Я полностью провалился в Америке. Не хотел тебе об этом писать, чтобы зря не расстраивать. Они считали, что я никуда не гожусь.

Джулия:  Майкл!

Майкл:  Думаю, я для них слишком типичный англичанин. Я им больше не нужен. Я так и предполагал, но все же для проформы спросил, собираются ли они продлить контракт, и они ответили: нет, ни за какие деньги.  Но мне все равно, честно. Мне не понравилась Америка. Конечно, спорить не приходится, это удар по самолюбию, но что мне остается? Улыбнуться, и все. Как-нибудь переживем. Если бы ты знала, с какими типами там приходилось якшаться! Да по сравнению с некоторыми из них Джимми Лэнгтон — настоящий джентльмен. Даже если бы они попросили меня остаться, я бы отказался.

Джулия: Какие у тебя теперь планы?

Майкл: Ну, побуду какое-то время дома и все как следует обдумаю. А потом поеду в Лондон, посмотрю, не удастся ли получить роль. Ты, вероятно, не захочешь поехать со мной?

Джулия:  Я? Любимый, ты же знаешь, что я с тобой — хоть на край света.
 
Майкл: Твой контракт кончается в конце этого сезона, и, если ты намерена чего-то достичь, пора уже завоевывать Лондон. Я экономил в Америке каждый шиллинг. Они называли меня скупердяем, но я и ухом не вел. Привез домой около полутора тысяч фунтов.

Джулия:  Как это тебе удалось, ради всего святого?

Майкл: Ну, я не очень-то раскошеливался.  Конечно, театр на это не откроешь, но на то, чтобы жениться, хватит; я хочу сказать, нам будет  на что опереться, если мы не получим сразу ангажемента или потом окажемся временно без работы.

Джулия:  Ты хочешь сказать — пожениться сейчас?

Майкл:  Конечно, это рискованно, когда у нас нет ничего в перспективе, но иногда стоит пойти и на риск.

Джулия: Любимый, ты замечательный, и ты красив, как греческий бог, но ты — самый большой глупец, какого я знала в жизни.
Майкл: Ты хочешь, чтобы я пожелал тебе доброй ночи в коридоре? Может, я зайду к тебе на минуту?

Джулия: Лучше нет, любимый.

Джулия заходит в пустую комнату.

17. Пустая комната. Финал

Бедный Майкл! Теперь я понимаю, почему весной играла так плохо, и он предпочел снять пьесу и закрыть театр. Это произошло из-за того, что я на самом деле испытывала те чувства, которые должна была изображать. От этого мало проку. Сыграть чувства можно только после того, как преодолеешь их. Чарлз говорил как-то,  что поэзия проистекает из чувств, которые понимаешь тогда, когда они позади, и становишься безмятежен. Неглупо со стороны бедняжки Чарлза дойти до такой оригинальной мысли. Вот как неверно поспешно судить о людях. Думаешь, что аристократы — куча кретинов, и вдруг один из них выдаст такое, что прямо дух захватывает, так это чертовски хорошо. Я бы сыграла сейчас супругу Тезея в «Федре» Расина. Эта роль просто создана для меня. Тем более я разучивала её в ранней юности с Жанной. Правда,  Расин совершает большую ошибку, выводя свою героиню на сцену лишь в третьем акте. Конечно, я такой нелепости не потерплю, если возьмусь за эту роль. Пол-акта, чтобы подготовить мое появление, если хотите, но и этого более чем достаточно. И правда, что мне мешает заказать кому-нибудь из драматургов вариант на эту тему, в прозе или в стихах, только чтобы строчки были короткие. С такими стихами я бы справилась, и с большим эффектом. Неплохая идея, спору нет, и я знаю, какой костюм надела бы: не эту развевающуюся хламиду, которой обматывала себя Сара Бернар, а короткую греческую тунику. Конечно, с моими ногами только и надевать тунику, но удастся ли в ней выглядеть трагически?  Все это прекрасно, но где взять хорошего драматурга? У Сары был Сарду, у Дузе — Д'Аннунцио. А кто есть у меня? «У королевы Шотландии прекрасный сын, а я — смоковница бесплодная»…  О какой это ерунде толковал на днях Роджер? А бедный Чарлз еще так серьезно отнесся к этому. «Весь мир — театр, в нем женщины, мужчины — все актеры».  И не вина создателя в том, что актёры ему попались дрянные, никудышные. Торговцы и военные плохо играют торговцев и военных, учителя скверно справляются с ролью учителей, любовники безобразно изображают любовь, властолюбцы бездарно пытаются властвовать.  Буквально все играют отвратительно. И только мы, ничтожная горстка непроходимых романтиков, вознесли искусство Талии и Мельпомены на высокие подмостки, чтобы вернуть этой пьесе задуманную страсть и былое величие.  И всё, что я вижу вокруг, всего-навсего иллюзия, лишь мы реальны в этом мире. Вот в чем ответ Роджеру. Все люди — наше сырье. Мы вносим смысл в их существование. Мы берем их глупые мелкие чувства и преобразуем их в произведения искусства, мы создаем из них красоту, а их истинное  жизненное назначение — быть зрителями, которые нужны нам для самовыражения. Они инструменты, на которых мы играем, а для чего нужен инструмент, если на нем некому играть? Роджер утверждает, что мы не существуем. Как раз наоборот, только мы и существуем. Они тени, мы вкладываем в них телесное содержание. Мы — символы всей этой беспорядочной, бесцельной борьбы, которая называется жизнью, а только символ реален. Говорят: игра — притворство. Это притворство и есть единственная реальность… Сейчас в комнату войдёт мальчик, вызывающий актеров на сцену, и скажет: « На выход, пожалуйста».  Один бог знает, сколько раз я слышала эти слова, но до сих пор они вызывают у меня глубокое волнение. Они подбадривают меня, как тонизирующий напиток. Жизнь получает смысл. Мне снова предстоит перейти из мира притворства в мир реальности.