Не профессионалам вход запрещен

     Не профессионалам вход запрещен или сугубо женская проза

     Завканцелярией Лада Краснова в сорок три года второй раз вышла замуж. Теперь она — Лада Дроздовская. Через два года, в  сорок пять — забеременела. Отпрашивалась на работе в женскую консультацию стать на учет. Пока не попала к врачу на прием, ходила счастливая и цветущая.
   — Гинекологиня, наверняка хотела, как лучше, — утешала ее заместитель директора  отдела по развитию и ее лучшая подруга Ника Киселева. — Этот врач известен, как весьма дотошный специалист: с ее согласия не один полип не проклюнется и, не одна опухоль без ее разрешения не рискнет выскочить. Болезни ее боятся и — она с ними не дружит. Все говорят, что у нее и талант и призвание.
Вот характер только! Характер у всех нас — остроугольный и шипастый.
    В сорок пять лет женщине ниспослана беременность! Даже скептики преображались.
Врач-гинеколог Зубанова С.С. на приеме приготовила для Лады Дроздовской мрачный скепсис врачебного профессионализма — исключительного и бесспорного.
   — Вы родите ребенка с патологиями! Вы сами не переживете родов! В вашем возрасте рожать опасно! Вам надо было делать аборт, а вы затянули! Не девочка, поди! Я снимаю с себя всякую ответственность за исход вашей беременности! Вы напишите расписку и сами возьмете  на себя эту обузу!
   — Я не прошу вас брать на себя  ответственность за исход моей беременности. Мне нужна от вас медицинская помощь и консультация,  — ответила пациентка и пошла к завотделения Деликатному О.О.  писать жалобу на Зубанову С.С.
Потом Лада встала на учет по беременности и родила совершенно здорового сына. Сама родила. Без кесарева! Вес —  три сто.
Через два месяца  после родов Лада Дроздовская пришла на контрольный прием. В женской консультации народу — ни кого. Все женщины в районе здоровы.  Все беременные приняты к учету.
 В кабинете врача-гинеколога Зубановой С.С. за столом сидела акушерка Вахмистрова В.М. и вписывала в базу все отклонения пациентов. Вахмистрова  В.М. такой же дотошный медик с талантом и призванием, как и врач-гинеколог Зубанова С.С. Любит, что бы все лежало на своих местах. Все было учтено, кварцовано и стерилизовано.
— Доктор читает лекцию интернам. Раздевайтесь. Ложитесь в кресло: я вас осмотрю, — акушерка Вахмитрова В.М. отсканировала Ладу отсутствующим взглядом, продолжая бегать пальцами по клавиатуре.
— А можно обойтись без врачебного осмотра? — удивилась Лада и начала снимать с себя одежду ниже пояса.
    — Вы думаете: я умею шутить! — пропела акушерка Вахмистрова В.М., не отвлекаясь от электронной базы. Акушерка Вахмитрова В.М. умела   совершать по нескольку разнородных манипуляций в один прием и, за те пять минут, покуда пациент разоблачится, ей удавалось подготовить врачу две, а то и три амбулаторных карты.
     Лада Дроздовская чувства юмора лишена. Она — сама серьезность. Юмор документообороту чужд. Это знают все, кто оформлял себе пенсию и запрашивал справки с места работы. У Лады  каждая страница в документе пронумерована, занесена в реестр и бережно хранилась подшитой в папке под слоем архивной пыли. За тяжелой металлической дверью и под кодовым замком. Рядом с дверью стоял огнетушитель. Все как предписывали инструкции и ГОСТы архивного хранения. Инструкции и ГОСТы Лада любила так же сильно, как и своего мужа. Инструкции и ГОСТты за то, что дисциплинируют и учат ответственности. Мужа за то, что дисциплинирован и ответственен. А документооборот Лада Дроздовская любила потому, что он — высший смысл ее предназначения в отсутствие мужа. Теперь же, когда Лада замужем документооборот обрел обычный профессиональный смысл без прилагательного к нему — «высший».
    Лада пыталась подготовиться к осмотру и разглядывала, где находятся ступеньки у гинекологического кресла.
    Ступеньки у гинекологического кресла были утоплены далеко вовнутрь и представляли собой трап под отрицательным углом, на который  может встать разве только смельчак, или русская женщина, пришедшая к гинекологу на прием. Первая ступенька снизу утоплена дальше всех. Вторая выступает чуть поближе к пациенту. И третья не утоплена и, стоит уже, нормально, но между ней и полом расстояние сантиметров в восемьдесят. У Лады при ее росте в сто пятьдесят восемь сантиметров третья ступенька приходилась, где-то на уровне пояса. Занести ногу так высоко можно только натренированному гимнасту со шпагатом или йогу.
    Лада Дроздовская увидела сосредоточенный взгляд акушерки Вахмистровой В.М., устремленный в монитор и не решилась ее отвлекать дилетантским  вопросом: «как взбираться на этот «Эверест»? Лада привыкла к трудностям и стала карабкаться на кресло, стараясь поставить колено на верхнюю ступеньку, помогая себе руками — ухватившись за подставки для ног. Подставки для ног ходили свободно, что бы пациентки могли подогнать их под себя,  как им удобно, когда лягут в кресло.
Второй муж Лады — Дроздовский Александр Алексеевич. Капитан третьего ранга в запасе. Ходил в море командиром минно-торпедной части надводного корабля. Любые трудности, которые смели возникать на его жизненном пути он торпедировал не раздумывая, причем не всегда учебными торпедами. Сейчас он преподает эксплуатацию противолодочного вооружения  курсантам в училище. Как и жена, Дроздовский так же лишен чувства гражданского юмора. Зато в полной мере наделен морской философской иронией, которую он изливал своей Ладе, когда  ухаживал за нею до свадьбы. О нем и о его Ладе тоже говорят, что у них профессиональный талант, и призвание.
Как и всякий порядочный муж,  он не догадывался и не имел представления, какие  экстремальные вершины форсирует его жена, что бы он потом мог позировать с желанным «сверточком» в роддоме.
    В кабинете гинеколога у Лады  не складывался в голове образ гражданского юмора, поскольку она его лишена из-за своей серьезности, а  складывался только  силуэт морской   иронии, которую она стала перенимать от мужа. Философской. Немного — циничной.  Почти — одесской.
    Лада забиралась в гинекологическое кресло, как забирался бы пингвин по шторм-трапу, сброшенному ему с верхушки айсберга другими пингвинами, философски созерцающими сверху на потуги их собрата. То есть, конечно — сестры-пингвинки. Лада при этом занятии представляла себе свой вид сзади. Вид, приготовленный для гинекологического осмотра, на который мельком поглядывала акушерка Вахмистрова  М.М., стараясь занести в электронную базу данные четвертого пациента.
    Вопреки всем законам физики Лада все таки взгромоздилась на гинекологическое кресло. Занесла правую ногу на подставку для ног, а вот левую занести не могла. При ее росте, при ее ногах, которые были немного короче ее тела, требовался, как не рассуждай — гимнастический шпагат.
   — На меня! На меня! На меня! — Акушерка Вахмистрова  В.М. встала из-за стола и помогала командными жестами, указывая путь движения для ягодиц Лады Дроздовской.                — Ко мне! Ко мне! Ко мне! Ближе! Ближе! Ближе!
   Акушерка Вахмистрова  В.М.  в детстве мечтала стать дрессировщиком крокодилов. Крокодилов с громадными страшными открытыми пастями. Что бы каждый крокодил был метров по пять, а лучше — по десять. В группе вести не менее десяти особей взрослых крокодилов.  Укротительница крокодилов Вахмистрова  М.М. любила бы своих питомцев, они отвечали бы ей взаимностью и о смелой дрессировщице тоже все говорили бы, что у нее и талант и призвание.
Но в школьной библиотеке она прочитала, что десятиметровые крокодилы встречаются крайне редко. И даже пяти метров достигают не все особи. И — о ужас! Крокодилы совершенно не поддаются дрессировке!
    Ученица Вахмистрова  В.М. трудности  любила и обожала, но была очень застенчива. Ей пришлось похоронить свою мечту о дрессуре хищников — крокодилы были сильнее, чем буйвол, лев или носорог. А растрачивать силы на дохляков было не разумно. Ученица Вахмистрова  М.М. так ни с кем и ни поделилась своим горем. Это была первая в ее жизни потеря. Пришлось  выбирать более реалистичную профессию, поэтому  после окончания школы она  пошла не в цирковое, в медицинское училище. Чем доказала поговорку: «талантливый человек — талантлив во всем». Навыки дрессировщика она с успехом применяла на заторможенных пациентах.
   У акушерки Вахмистровой В.М. была легкая рука. Ее внутримышечных и внутривенных уколов пациенты не чувствовали. Не чувствовали прикосновений при гинекологических осмотрах будущие и состоявшиеся мамы. Ее пальцы были чуткими, как сонар и легкими, как дуновение от  крыльев бабочки.
   — Ко мне! Ко мне! Ко мне! — Командовала акушерка Вахмистрова В.М. пытаясь помочь Ладе Дроздовской принять удобную позу. — Ближе! Ближе! Ближе!
— Но мне больно!  — безнадежно сопротивлялась Лада.
— Не больнее, чем рожать, — спокойно сказала акушерка Вахмистрова М.М. и с уставшим садизмом развела ноги подставками для ног Ладе Дроздовской. 
Это была маленькая маленькая бабская месть одинокой бездетной талантливой женщины. Своего рода вынужденная компенсация за ее хронические неуды в семейно-строительном институте.
 И действительно! Чего вопит эта Дроздовская, если ей надо всего-то — двинуться ближе к акушерке! Подготовить панорамный обзор для осмотра и не причитать из-за отсутствия гимнастических способностей. Итог дрессировки акушеркой был запрограммирован: таз Лады сам поддался вперед к Вахмистровой М.М., а уставший позвоночник ровно и мягко опустился на спинку-лежак. Под спинкой-лежаком что-то чуть хрустнуло, как хрустит ломающаяся ветка у дерева,  и спинка гинекологического кресла опустилась чуть ниже уровня вертикали. Не на много. Сантиметров на пять.
   — Лежать вниз головой — полезно, —  ободрила акушерка Вахмистрова  В.М. и стала, наконец, производить гинекологический осмотр.
Лада лежала чуть вниз головой и рассматривала белую ширму. Напротив ширмы находилась входная дверь. Сама ширма была непрозрачной и надежно закрывала почему-то стесняющихся и робеющих пациенток от взоров, снующих по своим важным медицинским делам медперсонала консультации.
И чего пациентки робели и стеснялись? Если видна была только их голова! Весь обзор  гинекологических осмотров и процедур назначался окну. Купленные жалюзи закрывали окно только одну неделю. Потом жалюзи сломались и висели с краю без движения, накапливая на себе паутину. Паутину накапливали специально для того, что бы ее вениками и тряпками  собирали талантливые  санитарки.
Талантливые санитарки делились на молодых и возрастных. Возрастные талантливые санитарки выполняли свою работу беспрекословно-талантливо хотя бы потому, что разными тряпками мыли полы, мебель и туалетные комнаты причем, с применением дезрастворов.  Молодые талантливые санитарки знали санпины и санминимумы лучше санэпиднадзора. Молодых талантливых санитарок набирали обычно осенью, после неудачных вступительных экзаменов в медицинские ВУЗы. Традиционно весной молодые талантливые санитарки увольнялись, что бы опять поступать в эти же медицинские ВУЗы, и освободить рабочие места для следующих молодых талантливых санитарок, не прошедших по конкурсу в другие медицинские ВУЗы. Медицина была призванием  жизни и молодых и возрастных санитарок.
    Не завешенного ничем окна женской консультации пациентки не стеснялись и совсем не робели, потому, что оно было на втором этаже и выходило на проезжую часть, а ближайший напротив дом разделяло и скрывало от любопытных глаз вполне приличное расстояние. И пациентки и медперсонал были уверены в том, что водители с проезжей части следят за безопасностью движения, а не разглядывают окна второго этажа женской консультации.
Разглядывать, действительно, было нечего. Гинекологическое кресло находилось в полутора метрах от окна, иначе на него и пациентам не забраться и, медработнику не подойти.
    Каждый квадратный сантиметр в кабинете использовался для пользы, блага и здоровья, обращающихся в консультацию пациенток. В углу около окна стоял рабочий письменный стол, на котором находился компьютер с клавиатурой и мышью. Рядом два кресла для врача и акушерки и стул для пациента. Вдоль стены семнадцатиметрового кабинета находилась кушетка для осмотра и, в противоположном  углу раковина с настенной помпой для мыла и электрополотенце.
    Посередине кабинета рядом с письменным столом врача размещалось рабочее гинекологическое кресло для осмотра, с ширмой для  слабонервных. Дальше располагался холодильник для реактивов и широкий шкаф для разовых и многоразовых инструментов, а в углу под стеной два новых запасных гинекологических кресла в целлофановой упаковке.
   Эти кресла ставить было некуда, поскольку рабочих гинекологических кресел хватало, что подтверждал акт аттестации рабочих мест, который надежно хранился в сейфе завконсультацией Махно Н.И. Когда щедрый областной Минздрав раздает оборудование, а завконсультацией  Махно Н.И. раз в жизни попал под раздачу, под настоящую раздачу! Не воспользоваться такой возможностью — не возможно!  Поэтому  предприимчивый и хозяйственный завконсультацией Махно Нестор Иванович оприходовал  имущество, предприимчиво и по-хозяйски пристроив его на пустующих местах, до востребования.
    В коридоре послышался отдаленный шум, будто бы от локомотива, несущегося на полной скорости. Дверь открылась и, в кабинет не сбавляя темп, ворвался «локомотив», состоявший из пятнадцати человек врачей-интернов.  Топот  их ног был, видимо, этим шумом несущегося паровоза. Интерны трепетно вошли в кабинет и, так же трепетно последний вошедший, трепетно глянув на открытую дверь, трепетно страшился к ней прикоснуться, чтобы ее закрыть. Трепетные интерны стояли на пороге великой тайны под названием — человек. И это уже не шутки!
   — Ах, это госпожа Дроздовская! Здравствуйте! — Поздоровалась врач-гинеколог Зубанова С.С. и убрала ширму, что бы она не мешала провести заключительный этап практического занятия с пациенткой для врачей-интернов. Зубанова С.С.  завершала экскурсию по консультации, хвастаясь накопленным научным потенциалом в гинекологии, совершенно не предполагая увидеть в свой «профдень»  кого-либо из пациентов. Упустить и не воспользоваться таким уместным примером, как «старородящая» Лада Дроздовская, Зубанова С.С.  не могла: ни по-человечески, ни профессионально.
   — Здравствуйте, — поздоровалась Лада, совсем не ожидавшая стать наглядным пособием для науки. В ее сознании все присутствующие медики смешались в сумбурный хаос, как шары в барабане «Лото» и, о незакрытых дверях Лада тот час забыла.
— Ну и как ощущения после родов? Зубы растеряли. Тазовые кости   ломит. Поясница не разгибается. Варикоз выкручивает походку. Правильно? — Врач-гинеколог Зубанова С.С. развернула  неподъемное гинекологическое кресло ногами пациентки к дверям так, чтобы всем интернам было удобно смотреть на живой практический результат после родовой деятельности детородных органов роженицы —  под пятьдесят.
Лада, вцепившись руками в седалище гинекологического кресла, подумала о взбухшем линолеуме, который от таких ротаций мог пустить волну. И как бы об эту застывшую волну ей, когда она будет спускаться, не упасть. Под лежаком опять, что-то хрустнуло. Лада опять опустилась. Не на много. Совсем чуть-чуть — сантиметров на десять, и стала потихоньку съезжать с лежака кресла:
— Зубы на месте. Тазовые кости, как у девочки в восемнадцать лет. Варикоз прекрасно существует сам по себе. Хочется жить и рожать в год по разу! — Ответила пациентка и стала поочередно напрягать икроножные и бедренные мышцы, чтобы не съехать, не упасть и не удариться.
   — Но ребенка надо еще вырастить: прокормить, воспитать, определить в институт! — Врач-гинеколог Зубанова С.С. заботливо задвинула еще глубже трап от кресла, что бы и верхняя ступенька не мешала интернам.
— Старшего сына мне пришлось растить одной. Мы с ним не шиковали, но и голодные не сидели, даже в самые худшие времена девяностых годов. И когда я вспоминаю, что  мы пережили, думаю, что и двоих бы сама подняла. Возможно даже и — троих. А сейчас я не одна. Сейчас у меня нормальная здоровая семья. Нормальный здоровый муж с нормальными здоровыми отношениями — любит меня и хочет детей.
Врач-гинеколог Зубанова С.С. заканчивала практическое занятие и на тихие подвывания пациентки Лады Дроздовской вроде: «— Я сползаю-ю-ю. Я ползу-у-у…» не отвлекалась.
    Зубанова С.С. делилась с будущими врачами своими гинекологическими наблюдениями и открытиями. И даже своими досадными ошибками. Делилась для того, что бы врачи-интерны обходили стороной все те «мины» и «капканы», на которые попадалась она и  ее поколение докторов. Она стояла под сиротливо нависающей с потолка, перекрученной на проводе лампочкой, а свет от этой лампочки отсвечивал над врачом-гинекологом Зубановой С.С. — нимб.
В это время с другого крыла женской консультации, где проходила лекция в «Школе отцов» торопясь набирал ход другой локомотив, насчитывавший восемнадцать счастливых пап. Счастливых и очень ответственных. Отцов, ожидавших первенца, а потому многое из жизни грудничков не знающих. Отцы шли и плевались. Нет, не слюной плевались. Все молодые папы были с высшим образованием, воспитаны и интеллигентны. И плевались они интеллигентным и словесным:
   —  Тьфу!
   —  Тьфу!
   — Тьфу! — Так говорил каждый из восемнадцати.
Старенький лектор Мозговой Кондрат Кузьмич рассказывал счастливым отцам о том, как (оказывается!) от сперматозоида и яйцеклетки происходит зачатие новой жизни! Лектор Мозговой Кондрат Кузьмич добросовестно притащил с собой муляжи сперматозоида и яйцеклетки,  по которым учился еще сам, с тем, чтобы его слушатели не запутались в незнакомых, как он думал, терминах. Возрастной разброс молодых пап был от двадцати четырех до тридцати двух лет. Половина из них шли в «Школу отцов», чтобы узнать, как правильно купать ребенка. Эта половина боялась в первый раз взять из воды мокрого малыша на руки, чтобы он, упаси Бог, не выскользнул.
Другая половина молодых пап готовились задавать практические вопросы, например: надо ли пеленать ребенка первых пол года. Старшее поколение почему-то говорит: «— Надо. Надо по многим причинам. Потому что ребенок не пугается своих ручек и спит. Потому, что ножки формируются ровненькими. И — даже потому, что спеленанные дети, привыкают «с пеленок» быть послушными и дисциплинированными».
Все отцы хотели присутствовать на родах, что бы помогать жене, и готовили свою тучу вопросов лектору. В понимании счастливых пап «Школа отцов» должна была бы вести среди них именно такое просвещение, а им рассказывали, как Волга впадает в Каспийское море. И надо же! К удивлению самого Кондрата Кузьмича  слушатели учили биологию в старших классах средней школы и, к сожалению обеих сторон категория полученных знаний  в школе была такой же обзорной, как и его лекция в «Школе отцов».
    Как пеленать детей Кондрат Кузьмич уже не помнил потому, как  его правнуки давно выросли и стали докторами.
Первые среди молодых пап,  спешащих покинуть стены женской консультации, увидели открытую дверь и ринулись к ней,  наивно полагая выйти из лабиринта здравоохранения. Но это был не выход, а — тупик. Это был кабинет врача-гинеколога Зубановой С.С., где заканчивалось практическое занятие у врачей-интернов, профессионально рассматривающих утробу Лады Дроздовской. Этих первых   шесть человек молодых отцов завернули в кабинет, но были встречены не улицей, а распростертыми ногами Лады Дроздовской и, в известном центральном месте с красующимся гинекологическим смотровым зеркалом, открытом и, поставленном на фиксатор. С двух сторон от Лады стоял почетный караул из врачей-интернов. Семь с одной стороны и восемь с другой. Сама Лада в это время смотрела снизу вверх на подоконник, и пыталась решить задачу достойную Гамлета принца Датского: ударится ли голова о подоконник или ее бренное тело рухнет сразу на пол? Вот в чем вопрос!
Этих первых  шесть человек молодых отцов, слушали латынь и отчаянно убеждали себя в том, что перед ними муляж, а врачи-интерны исполняют «Гимн материнству». Врача-гинеколога Зубанову С.С. молодые папы приняли за дирижера, поскольку она была все время в движении и четко контролировала весь процесс. Лада в свою очередь думала, что перемещения по кабинету производятся  врачами-интернами с целью удобного наблюдения интересующей частью ее тела.
   Когда Лада игриво пошевелила пальчиками ног, молодые папы стали терять сознание, валясь на пол, как снопы в поле, которые разбрасывал ветер. Они поняли: это — не муляж!
Лада не могла видеть, сколько мужчин лежало у ее ног, потому что она сопротивлялась закону неумолимо падающего предмета, то есть — себя. Она чувствовала, сколько профессиональных глаз устремлено было в ее утробу и, утешала себя словами своей подруги Ники Киселевой.
   Подруга Ника Киселева была верующим человеком. Причем не простым верующим, а — образованным. То есть — фарисеем. Она ходила в воскресную школу и на богословские курсы. И в школе, и на курсах учащимся  рассказывали, что Бог не создал в человеке ничего грязного или постыдного. Рассказывали о том, что сам человек своей злой волей наделяет свои органы злыми или добрыми качествами.
   Ника дружила с Ладой со времен, когда их предприятие только зарегистрировалось в органах ИФНС. Число лет их дружбы доходило, кажется, до двух десятков. Подруги часто шли на взаимовыручку и по работе, и по жизни. Одно только наименование должности Ники — заместитель директора по развитию,  говорил о многом. Что ее отдел мог развивать знал, только сам директор и, отдел во главе с Никой Киселевой. Ника была одаренной в деле развития предприятий и талантлива. Предприятие, где работали Лада Дроздовская и Ника Киселева  ежегодно выигрывало до ста городских тендеров, а очередь из желающих взять к себе их «ООО» в качестве подрядчиков не уменьшалась.  Трудности же у верующих — подобны званиям и наградам у военных.
  Лада верила Нике в этот момент, как никогда в жизни! Она понимала, что представляет собой профессиональный интерес для начинающих врачей, но сопротивлялась своему смущению из-за не планированной публичности мероприятия.
Лада Дроздовская шевелила пальчиками ног потому, как чувствовала покалывание  от длительного перенапряжения в икроножных мышцах и пятках. Покалывание иногда переходило в онемение. Но если пошевелить пальчиками онемение проходило.
Лада  устала быть наглядным пособием для медицины. Она поднялась и села на кресле, напрягая мышцы. В этот момент фиксатор гинекологического зеркала щелкнул, и оно выпорхнуло из Лады, как воробышек. Смотровое гинекологическое зеркало поймал, как ловят моль, один из счастливых отцов, который шел сзади за первыми шестью упавшими. Этот счастливчик секунду назад подхватывал  падающего без чувств другого молодого, несомненно — счастливого отца. Молодой счастливый отец, словивший смотровое гинекологическое зеркало из Лады тоже рухнул без сознания и завалил сзади идущих, но уже увидевших «оживший» в кресле «муляж» — Ладу Дроздовскую.
  Конечно же, пятнадцать интернов оказали первую медицинскую помощь восемнадцати молодым папам.
Вволю нанюхавшись нашатыря, восемнадцать счастливых отцов вышли из женской консультации, дав себе слово. Даже если попросит жена. Даже если обидится теща. Даже если атомная бомба сделает хук слева, они ни когда и ни за что не переступят порог — женской консультации и родильного дома.
После приемного покоя им —  вход воспрещен!
— Сегодня же спрошу в Гугле, почему современные мужчины такие впечатлительные, — сказала врач-гинеколог Зубанова С.С., когда умчались два «локомотива» из талантливых врачей-интернов и счастливых молодых отцов, разворачивая гинекологическое кресло на прежний ракурс — ногами пациентки к окну. — Утомили мы вас? Будете писать жалобу: за расшатанное кресло и присутствие на осмотре третьих лиц? — Спросила она у Лады Дроздовской.
  — А смысл? У вас жалоб, как шаров на елке. Как бриллиантов у нищего. Как заплесневелых сухарей у олигарха, — ответила Лада, защищенная беленькими шортиками-труселятами и штормовым ультрамарином джинсов.
Акушерка Вахмистрова М.М., оторвалась от монитора. Посмотрела на Ладу. Усмехнулась и опять весело зашелестела пальцами по клавиатуре.
Присутствующих лиц было не «третьих» и не «три», а больше тридцати. Дальше тридцати пары ног, присутствующих в кабинете, Лада считать перестала, потому что сбилась и мечтала об одежде.
С гинекологического кресла, при помощи интернов, Лада Дроздовская, соскользнула легко и не через какие волны линолеума не падала. Потому что пол в кабинете  был устлан паркетом, как раз в тот год, когда появилась на свет сама Лада. Этот тренированный временем паркет не деформировался даже колесиками неподъемного гинекологического кресла и каблуками-шпильками талантливый санитарок. Теоретически Лада могла упасть, поскользнувшись на потерянных из гинекологического кресла болтах, но талантливые трепетные интерны, после пробных подач друг другу, зашвыривали потерянными болтиками гол под шкафы, дабы инородные финтюльки  не переключали их беспристрастное медицинское внимание.
   — Да-да. Мне тоже нравится елка, украшенная шарами. Над классикой  мода не властна. Всем известно, что все нищие подпольные миллионеры, а все олигархи экономные скупердяи, — согласилась врач-гинеколог Зубанова С.С. с Ладой Дроздовской. — Мы с Деликатным, с Олимпом Олеговичем  вместе, вели вас всю вашу беременность.
Врачебные безликие методички последних лет  упрямо стремились делать из врачей не докторов, а «специалистов в сфере услуг». Причем и не добрых,  и не бескорыстных услуг. Зубанова С.С. пыталась делать усилия над собой и приспосабливаться, подчиняться новым правилам, но  ее сердце и душа не желали ни приспосабливаться, ни подчиняться.
   — Я знаю, София Степановна. Ваша акушерка Варвара Модестовна рассказывала о том, как перед каждым моим посещением он советовался с вами и называл меня вашей пациенткой, — Лада старалась говорить негромко, чтобы не отвлекать Музу Модестовну от работы с базой пациентов. — Говорил о вашей исключительной работоспособности и привычке не замечать трудностей, хотя  вам приходится перешагивать через них по три раза на дню. Спасибо огромное всем вам  от нас с мужем за нашего сына. Олимп Олегович славную команду себе подобрал. У всех вас талант от Бога.
  — Ладно, что уж там. В вашем возрасте рожать, конечно, можно. Даже в первый раз. Современные женщины  относятся к беременности несерьезно. Образ жизни и привычек не меняют. Врачей не слушают. Потом болеют. Страдают. И пишут жалобы.  Могут употреблять спиртное и курить. Живут по принципу: «— А вон Маша курит, и родила. Малыш здоров! А Даша пила на Новый год и тоже родила. И малыш здоров! Значит, курить и пить спиртное беременным можно. А в интернете говорят, что беременным нужен кальций». Напьются самостоятельно кальция, потом родить не могут. Врачи тоже живые люди. Если от невежества будущих мам у врачей  сердце не на месте, где и когда применять свой  Божественный талант?
—  Надо бы и самому врачу не забывать —  его талант и  призвание помогают раскрывать пациенты, без которых ученость и одаренность доктора становится не бриллиантом, а  заплесневевшим сухарем.