Семь мечей глава 2

Семь мечей спускаются с гор Тяньшань

 
Автор: Лян Юйшэн. написана 1956 – 1957гг.


Переводчик: Алексей Юрьевич Кузьмин март 2020.



Глава первая



Глава вторая: Странствия среди рек и озер.  Вода кончилась, ряска высохла, беззвучный ветер.
Отшельничество в древнем храме.  Воспоминания выцвели, трудно удержать. 

В черноте ночи Мао Хуаньлянь смотрела на ту девушку с лицом, закрытым вуалью. У той из-под повязки виднелись только глаза, но они были подобны звездам, блеснувшим во мраке ночи, каплям ртути на черненом серебре. Та девушка заметила, что Фу и Мао ее настигают, фыркнула: «Каждый сам по себе!», – и бросилась прочь по другой тропинке.

Мао Хуаньлянь узнала ее голос, и хотела броситься следом, но Фу Цинчжу удержал ее: «Не преследуй, это та самая И Ланьчжу – девушка с вуалью, у нее наверняка есть свои дела, она хочет действовать в одиночку». Мао Хуаньлянь задумалась: отчего у этой девушки такое странное поведение, что тут за тайна?

Фу и Мао развернули высший уровень искусства легкости, в один миг домчались до Обители Чистоты и Прохлады. Хотя ночь была черна, как тушь, храм окружали пять медных пагод, каждая была высотой в тринадцать ярусов, на каждом этаже были выставлены по восемнадцать лампад цветного стекла – окрестности храма Чистоты и Прохлады были залиты светом, и охрана перед храмом осуществляла строгое патрулирование.  Перед центральной пагодой храма было дополнительное кольцо лучников – у каждого стрела была наложена на тетиву, атмосфера была очень напряженной, Фу и Мао тут же спрятались за скалой, совершенно не представляя себе, каким образом можно проникнуть внутрь.

Они предавались размышлениям, когда вдруг невесть откуда рванулся вихрь, несущий песок и мелкие камушки, и в тот же миг на башне слева на третьем ярусе внезапно погасли сразу три фонаря! В вихре метнулась черная тень, охрана загалдела, в воздухе засвистели стрелы. Посреди этой суматохи возник новый порыв шквалистого ветра, который задул три фонаря на третьем этаже главной пагоды! Фу Цинчжу поспешно закричал Мао Хуньлянь: «Скорее поднимайся!» Они воспользовались сумятицей, и во тьме пробрались к главной пагоде, прыгнули, и сразу оказались на балках первого яруса. Едва коснувшись, они тут же взмыли вверх на второй, а оттуда на третий, и там проникли внутрь башни. Фу Цинчжу прошептал: «Сегодня здесь появился мастер высочайшего уровня, это он создал вихрь из камешков, как скрытое оружие, похожие на «каменную саранчу», он дважды применил этот прием, загасив лампы, покрытые защитным стеклом».
Охрана снаружи решила, что тень, промелькнувшая в воздухе, была какой-то ночной птицей, а песчаный вихрь случайно загасил лампы, так что они решили разжечь факелы из сосновых веток, встали с ними на карауле, и больше это событие не расследовали.

В главной пагоде каждый этаж был очень широким. Кроме главного центрального зала имелось еще множество помещений. Едва Фу и Мао заскочили в главный зал, тут же скрытым оружием загасили несколько фонарей. Через некоторое время в зал вошли двое, неся потайной фонарь, обтянутый бумагой, защищающей от ветра, и зашушукались: «Что-то сегодня ветер с гор необычно сильный, затушил лампы снаружи, да вот еще и внутри лампы потухли, вот чудеса!» Фу и Мао не удержались от такого случая, выскочили перед ними, и ткнули обоих сдвоенными пальцами, заблокировав точки немоты, те и охнуть не успели. Пленных оттащили к краю пагоды, поставили на край карниза, под свет фонарей четвертого яруса, и охнули от неожиданности.
(Ци ша фэн – разновидность фонарей, защищающих лампу от ветра бумажным каркасом)


Перед ними были не бойцы охраны запретных покоев, но также и вовсе не простые люди. Судя по одежде и украшениям, это были тайцзяны – старшие дворцовые евнухи. Фу Цинчжу не смел поверить своим глазам, сунул руку вниз, чтобы удостовериться, произнес: «Точно!»
Мао Хуаньлянь сконфужено отвернулась в сторону, и только тогда Фу Цинчжу осознал, что она все же совсем молодая девушка, и ему стало неудобно. Он снова ткнул пальцами, снимая блок с точек немоты, и прошептал: «Отвечайте быстро, император прибыл сюда? На каком этаже он находится? Не ответите – сброшу обоих с пагоды!»

Бронзовая пагода огромна, «Вниз взглянешь – земли не видать», оба тайцзяна, дрожа, поднялись, заикаясь, пролепетали: «Император на шестом этаже». Фу Цинчжу оттащил их от края, они связали их, и повели наверх. Достигнув шестого яруса, тайком посмотрели внутрь, так и оказалось – внутри дремали несколько евнухов, а в центре зала стояла огромная кровать, накрытая блестящим желтым покрывалом. Фу и Мао решили, что внутри наверняка император. Они ворвались внутрь, евнухи закричали,  Мао Хуаньлянь сорвала покрывало с постели.
Дальше произошло неожиданное. Лежащий на постели человек «прыжком карпа» вскочил на ноги, в его руках ослепительно блестел кинжал, которым он тут же ткнул Мао Хуаньлянь в солнечное сплетение. Мао Хуаньлянь была проворна, успела захватить его кисть, но кинжал остановился в полувершке от ее тела.

Однако у этого человека боевое мастерство неожиданно оказалось вовсе не поверхностным: он с силой рванул запястье вниз, кинжал, хоть и вылетел из руки, но от захвата за кисть он избавился. Он стремительно атаковал левой рукой правый локоть Мао Хуаньлянь, выполняя прием «Серебряная радуга». «Чистый Лотос» защитилась ладонями, но сила атаки была такова, что ее отбросило на несколько шагов назад. Человек закричал, и бросился на прорыв, но тут передним возникла фигура Фу Цинчжу, как будто его смерчем принесло, он тут же залепил этому человеку пару оплеух, тот попытался защититься, но тут же был обездвижен приемом цинна. Фу Цинчжу прижал его посильнее, и тот сразу же обмяк, не в силах двинуться, и закричал: «Да как вы смеете?» Чистый Лотос увидала, что этот человек одет в «драконовый халат», изумилась, откуда это император владеет таким высоким воинским мастерством, но Фу Цинчжу уже рассмеялся: «Ты что это так вырядился?» Обернувшись к Мао Хуаньлянь, он произнес: «Да этот человек вовсе не император!» С тех пор, как император Канси взошел на престол, минуло всего восемь лет, он должен быть юнцом лет двадцати, а в его императорском халате стоял детина от тридцати до сорока.

Тогда Фу Цинчжу обнажил острый меч, приблизился к старому евнуху, на которого уперлись взглядами более молодые евнухи. Это был тот самый евнух, который дал им информацию о местонахождении императора. Едва Фу Цинчжу легонько хлопнул его по плечу, как тот торопливо заговорил: «Я скажу, я скажу!»

Этот тайцзян был приближенным евнухом императора, он заговорил: «Императора здесь нет, хотя здесь его резиденция, но он сам сейчас прошел по подземному переходу в зал для медитаций монастыря Чистоты и Прохлады для встречи с буддийскими монахами». Фу Цинчжу указал пальцем на человека в императорском халате: «А это кто?» Тайцзян ответил: «Это дворцовый батыр».
(Батыр – имеющий официальный чиновничий ранг воин-богатырь династии Цин)

Фу Цинчжу задумался, потом произнес: «Если вы хотите сохранить свои мысли, то придется поступить так, как я скажу». Цайцзян торопливо закивал головой. Тот багатур, хоть и был изначально человеком твердым, но Фу Цинчжу его одолел, и он понимал, что в случае отказа для него даже стать инвалидом будет завидной долей, а жизнь уж точно не спасти.

Фу Цинчжу быстро посрывал с евнухов детали их гардероба, велел Мао Хуаньлянь накинуть на себя, переодевшись тайцзяном. У евнухов привычки и поведение весьма женственны – Для Чистого Лотоса такая маскировка была в самый раз. Фу Цинчжу произнес: «Ты пойдешь впереди, если там будет охрана, ты скажешь, что я – придворный врач, которого вызвали к императору». Сказав это, он подошел к младшим евнухам, и одного за другим ударил пальцами по точкам немоты – теперь они разблокируются не раньше, чем через половину суток. Покончив с этим, Фу Цинчжу обернулся к батыру: «Пошли!» Чистый Лотос подхватила того тайцзяна, тот нетвердой рукой дотронулся до створки одной из скрытых дверей, сработал потайной механизм, и открылся ход на лестницу в несколько сотен ступеней, которая спускалась в подземный ход.

Подземный ход охранялся очень строго, через каждые десять шагов на страже стоял воин-богатырь. Похоже, что этот старый тайцзян бывал здесь уже неоднократно, так как стражи пропускали его без всякого подозрения, не задавая никаких вопросов, так что все быстро проникли внутрь. Довольно быстро они достигли окончания подземного хода. Фу Цинчжу и Мао Хуаньлянь, ведя батыра и евнуха, замерли на месте, не в силах сделать и шага. Сверху раздавался голос, хотя и не слишком отчетливо, однако они без труда его узнали – это был тот самый «Меч летящего дракона» Чу Чжаонань. Фу и Мао были потрясены – этот скотина и в самом деле не сдох!

Человек наверху, похоже, говорил все громче, и вот Фу и Мао услыхали повелительный и властный молодой голос: «Эта тварь У Саньгуй и вправду осмелился так поступить?» Чу Чжаонань с величайшей осмотрительностью отвечал: «Раб не осмелится лгать». После этих слов вдруг установилась тишина. Фу и Мао недоумевали, что там происходит, и в этот миг раздался грохот, и тоннель за ними оказался перекрыт железными воротами. Они оглянулись,и заметили только, что они и еще двое часовых оказались отделены от остального хода. А наверху тут же раздался громкий голос: «Кто это дерзнул у подземного хода подслушивать?»

Оказывается, этот Чу Чжаонань обладал превосходным слухом и зрением, он давно услышал, что в тоннеле кто-то есть. Пусть Фу и Мао старались идти как можно легче, но их спутники производили больше шума, к тому же был звук дыхания, а что до старого евнуха, то тот и шел тяжелее всех. Чу Чжаонань слышал приближающиеся шаги, потом люди остановились и не двигались, это внушило ему подозрения, и он тайком доложил императору.  Император подумал: «Мимо караула они незамеченными пройти не могли, значит, это кто-то из евнухов. Однако, евнухи не осмелились бы прийти без приказа, но прибез доклада задержаться перед входом, это очень подозрительно,

Фу Цинчжу обладал прекрасной реакцией, едва двери начали открываться, он швырнул к железным дверям тайцзяна и батыра, заблокировав им точки, к нему тут же рванулись ближайшие стражи, но их уровень был несравним с мастерством Фу Цинчжу, и они свалились на стальной пол с заблокированными точками. Стальные двери раскрылись, Фу Цинчжу крикнул: «Берегись!», – и оттуда одна за другой полетели стрелки – враг применил скрытое оружие.

Фу Цинчжу и Мао Хуаньлянь выхватили мечи, и их окружил ореол стального блеска. Летящие стрелки дождем носились в воздухе, отлетали от вращающихся мечей, врезались в каменные стены, летели прочь. Фу Цинчжу крикнул: «Прорываемся!», – и ринулся вперед, применив прием «Меча уцзи» «Сметать пыль от встречного ветра», Мао Хуаньлянь тоже вырвалась из подземного хода к свету, следуя за ним.

Чу Чжаонань – «Меч летящего дракона» уже был перед входом, и обрушил на противника вертикальный рубящий удар. Фу Цинчжу сбил его своим клиноком в поперечной защите, раздался свист, и силой удара обоих отбросило назад. Чу Чжаонань присмотревшись, удостоверился, что его противник действительно Фу Цинчжу, он впал в ярость, заорал: «Старый мерзавец, сегодня снова схлестнемся с тобой насмерть!» Он действительно начал рубиться насмерть, да и Фу Цинчжку тоже пошел вперед, сосредоточившись на атаке, и пренебрегая защитами. В этот миг Мао Хуаньлянь выскочила из-за его спины, и прыгнула вперед, схватив молодого человека, который попытался скрыться из комнаты.

Но в этот миг на крик из внешних покоев влетел целый рой вооруженных охранников, атаковавший Мао Хуаньлянь. Чистый Лотос отвлеклась на них, защищая жизнь, и император Канси выскользнул в боковую дверь.

Фу Цинчжу применил все свое искусство, его меч блестел, подобный ветру, разрывающему тучи, но его схватка с Чу Чжаонанем шла на равных. Стоявшие кругом враги жаждали покончить с ним, но он быстро нашел выход из ситуации: его меч на миг ушел в сторону, и один из окружавших его охранников закричал – его отрубленная кисть руки упала на землю, хлынула кровь. Фу Цинчжу вскричал, прыгнул в образовавшуюся брешь, прорвался в центр зала, и запрыгнул на буддийский алтарь.

Этот алтарь был огромен, на нем стояли изваяния шести Великих Предков и восемнадцати архатов. Эти двадцать четыре статуи были отлиты из чугуна, расставлены нерегулярно, Фу Цинчжу прикрывался ими, выскакивая для колющих ударов. Чу Чжаонань и охранники не могли взять его в кольцо, и им пришлось играть с ним в прятки среди лабиринта статуй.

В это время Мао Хуаньлянь носилась по залу как мышь, увертываясь от охранников, как скользкая рыба. Хорошо еще, что их лучшие мастера поспешили на подмогу Чу Чжаонаню, да и мастерство легкого тела у Чистого лотоса было самой сильной стороной – они пока так и не могли ее поймать. В самый критический момент с алтаря донесся громкий крик Фу Цинчжу: «Лотос, дай им ядовитого песка!»

Дело было в том, что, хотя Фу Цинчжу был прекрасным врачом, однако, сам он неохотно использовал тайное оружие. А вот Мао Хуаньлянь он обучил использованию особенного вида тайного оружия. Это секретное оружие называлось «Отнимающий жизнь волшебный песок». Этот тяжелый песок, содержащий железную руду, делился на два вида. Один вид был пропитан ядом, а другой был не ядовитым. Когда Фу Цинчжу обучал ее использовать это оружие, он неоднократно внушал, что использовать его можно только в самом критическом случае. Сейчас он велел ей применить его, и это был первый случай в их жизни.

Мао Хуаньлянь тоже в первый раз в жизни попала в такое большое побоище,  и в суматохе так и не вспомнила, что при ней такое опасное секретное оружие, пока крик наставника напомнил ей об этом. Она одела на левую руку перчатку из оленьей кожи, и просунула руку в сумку с ядовитым снадобьем. Она схватила пригоршню средства, махнула рукой в воздухе, и туманные струйки пыли полетели навстречу преследователям. Некоторым яд сразу попал в лицо, боли не было, но через некоторое время они почувствовали по всему телу онемение и зуд. Эти телохранители состарились на службе среди рек и озер, они уже были настороженными, когда услышали крик Фу Чжаонаня про ядовитый песок, и при первых необычных признаках как им было не запаниковать? А поддавшись испугу, разве смели они близко приближаться к Чистому Лотосу?

Но «Отнимающий жизнь волшебный песок» применялся на близком расстоянии, когда охранники взяли дистанцию в три сажени, он стал бесполезен.  Телохранители, выйдя за пределы поражения от яда, стали один за другим метать в Мао Хуаньлянь стрелки тайного оружия. Чистый Лотос отбивала их мечом, но это давалось ей нелегко. В этот момент раздался второй крик Фу Цинчжу: «Оставь меня, прорывайся сама!»

Чистый Лотос бросила в телохранителей еще две пригоршни порошка, и внезапно сменила направление движения, стрелой выпрыгнув через окно. Снаружи она тут же применила свой навык «ползающего по стенам геккона», и молнией взобралась на самую крышу Зала Будды.

Зал Будды в монастыре Чистоты и Прохлады был покрыт производимой в Пекине глазурованной плиткой, она была очень скользкой, и Мао Хуаньлянь заскользила по ней, как на коньках, до самого центра крыши. Вокруг переливались разноцветные фонари Будды, сияющие на пяти пагодах, окружающих храм Чистоты и прохлады, она была прекрасной мишенью на гладкой крыше, снизу в нее полетели стрелки тайного оружия, и уворачиваться от них на скользкой крыше было еще труднее, чем внутри храма.
;;
Мао Хуаньлянь извивалась и уклонялась, одна из стрел сбила с нее капюшон, обнажив прекрасные волосы. Она запнулась, и в этот миг снизу к ней со свистом помчалось нечто круглое и огромное, она поскользнулась, и в этот миг черепица перед ней с хрустом разлетелась в стороны – часть крыши снесло чугунное ядро! Мао Хуаньлянь уже падала вперед, и теперь летела, проваливаясь в это проделанное ядром отверстие в крыше!

По счастью, она свалилась сверху на огромную статую Будды, стоящую в центре зала Десяти царей. Она схватилась в падении за огромную руку изваяния, намереваясь так удержаться, и вдруг огромная статуя дрогнула, и пришла в движение. Она потянула этот рычаг – статуя заскрипела, и развернулась полукругом, а за спиной статуи показалась дверь. Спасаясь от преследования, Мао Хуаньлянь без раздумий устремилась в этот проход.

Она проникла внутрь, и взрогнула от ужаса. Это была тщательно отделанная монастырская келья, в центре ее сидел старый хэшан с развевающейся седой бородой, а подле него, опустив руки, почтительно стоял некий юноша. Она тут же узнала в нем императора Канси, которого так и не смогла только что схватить в зале Будды. Хэшан сложил ладони перед грудью в буддийском жесте, но ничего не произносил. Император Канси , похоже, был в затруднении – его губы слегка двигались, будто он собирался о чем то упрашивать, но не решался заговорить.

Мао Хуаньлянь была поражена, не в силах поверить, что слухи, которые до нее доходили, на деле оказались правдой. И в этот миг позади нее раздался свист воздуха, и могучая ладонь схватила ее за плечо, да так, что она не могла и пошевелиться.

Этот человек вытолкнул ее, и поставил прямо перед императором. Канси тут же узнал в ней того человека, который только недавно его преследовал, и сердце его вскипело яростью. Но тут он увидал ее развевающиеся волосы, и понял, что перед ним – молоденькая девушка, переодетая в костюм евнуха. Он не мог скрыть своего изумления, и вскричал во весь голос: «Да кто ты такая, в конце концов?»

В этот момент на лице старого хэшана приоткрылись щёлочки глаз, и вдруг его лицо преобразилось, будто он что-то вспомнил, и он озарился радостью, его глаза засверкали, и он неожиданно присоединился к разговору:  «Я знаю эту молодую госпожу!» Он вдруг начал читать нараспев следующие слова:
«Отринул и жизнь и смерть, годы летели мимо,
но душа не ушла в мир снов, она ничего не забыла!»
Он долго внимательно вглядывался в ее лицо, и забормотал, и было непонятно, то ли он к самому себе обращается с вопросом, то ли и вовсе не спрашивает: «Ты  человек, или дух, в конце концов? Ай, ты вся в нее пошла! Если ты не ее дух, то точно перевоплощение!»

Мао Хуаньлянь в этот миг уразумела всё, ее сердце облилось и горем, и гневом, она выпалила: «Так ты и есть ушедший на покой прежний император Шуньчжи! Что с моей матерью? Жива она, или нет, в конце концов? Она здесь, или во дворце? Ты должен ей сказать, что ее Лянь-эр приходила сюда искать ее!»

Мао Хуаньлянь так кричала, что император Канси совершенно вышел из себя, его лицо становилось то синюшным, то белым, его прорвало: «Да эта женщина совсем сумасшедшая, Янь Чжунтянь, на колени ее!» Янь Чжунтянь как раз и был тот самый приближенный к императору телохранитель, который изловил Мао Хуаньлянь. Когда старый хэшан начал говорить, он потихоньку отошел в сторону, держа в руке скрытое оружие, и стоял поодаль, чтобы не смущать господина. После яростного крика Канси, он приблизился в величайшем конфузе – только что в его уши, помимо его желания,  попала великая дворцовая тайна, и он в самом деле, не знал, на счастье это, или к беде.

Старый хэшан обратился к импературу Канси, его глаза блестели: «Не запугивай ее, когда ты был младенцем, ее мать тоже качала тебя на руках». Сказав это, он медленно обернулся к Мао Хуаньлянь, и приподнял ее, со вздохом произнес: «Твой отец ее потерял, да и я ее не удержал; она изначально не была существом из этого грешного мира,  куда мне теперь идти, чтобы передать ей твои слова?» Мао Хуаньлянь выпалила: «Я не разбираюсь в ваших чаньских речениях, скажи мне ясно, что с ней, в конце концов?» Старый хэшан произнес: «Ладно, если ты так скучаешь по своей матери, то я возьму тебя увидеться с ней». Сказав, он медленно встал на ноги, и повел ее за собой. Император Канси и Янь Чжунтянь молча пошли за ними следом, и вид у них был донельзя смущенный.

Старый Хэшан повел Мао Хуаньлянь через угловую дверку, они прошли в большой молитвенный зал, и услыхали доносившиеся из зала со статуями Будд лязг оружия и топот преследования. Фу Цинчжу вел там бой, его мастерство меча было превосходным, он носился туда и сюда между изваяниями, в одиночку сопротивляясь всем телохранителям. Старый хэшан спросил: «Кто этот человек, он пришел вместе с тобой?» Мао Хуаньлянь ответила: «Его зовут Фу Цинчжу, он пришел со мной». Старый хэшан обратился к императору Канси: «Сюанье, пусть они прекратят бой. Фу Цинчжу – близкий друг господина Мао Бицяна, он тоже является человеком, выдающимся за пределы этого миры. Не нужно преследовать его». Канси, хоть в сердце и не был согласен, перечить не посмел, отдал приказ остановиться. Фу Цинчжу вложил меч в ножны, стряхнул пыль с одежды, спрыгнул с алтаря, и слабо кивнул головой в направлении старого хэшана, не благодаря его, и не высказывая ничего вслух.

Старый хэшан левой рукой потянул Мао Хуаньлянь, правой потянул Канси, за ними в молчании последовали Фу Цинчжу и Янь Чжунтянь. Охранники застыли в изумлении, не смея и слова произнести, только Чу Чжаонань на почтительной дистанции отправился вслед за ними, сжимая в руке меч.

Они шли, стоявшие на пути охранники почтительно склонялись в поклонах, открывая им путь, но старый хэшан будто бы и не замечал их, по-прежнему молча шагая вперед. Через некоторое время они достигли тенистого сада с древними деревьями софоры, которые росли в глубине монастыря Чистоты и прохлады. В это время потускневшие звезды едва мерцали на предрассветном небе, с горы Утайшань дул ветер, его свист в сосновых верхушках сливался с мелодичным журчанием горных водопадов. Старый хэшан протянул руку, указывая Мао Хуаньлянь на заросшую высокой травой могилу: «Тут погребены одежды твоей матери, она перевоплотилась в бессмертную, и стала небожительницей».

Этот старый хэшан в самом деле был императором Шуньчжи, он души не чаял в Дун Сяовань, произвел ее в государевы наложницы. Но Дун Сяовань все время тосковала о своем муже Мао Бицяне и дочке Хуаньлянь, от этого император также становился удручен, что привело к недоброму отношению вдовствующей императрицы, его матери.

Увидев одинокую могилу, Мао Хуаньлянь бросилась к ней, упала на колени в высокую траву, отягченную ледяной росой. Два цветных фонаря бросали призрачный зеленый цвет на белоснежное нефритовое надгробие, исписанной древним почерком чжуань: «Могила Дун Сяовань, сокровища Цзяннани». Мао Хуаньлянь заметила, что в надписи нет слов «гуйфэй» и иных официальных титулов, ей стало немножко легче на сердце, она бросила взгляд назад, и увидела, что старый хэшан тоже рухнул на колени в беспорядочных зарослях густой травы, его лицо бледно, как мел, а император Канси в гневе отворотил лицо в сторону. Фу Цинчжу поднял взгляд к звездам, словно пытался решить сложную медицинскую задачу, вглядываясь в ночное небо, в тоже время стараясь понять тайны человеческих сердец.

Хотя Шуньчжи был основателем династии маньчжурских императоров Китая, «государем-основателем», но он был посажен на трон в малолетстве, всего шести лет от роду. Поэтому большую часть жизни он прожил под поддержкой регентов, на него оказывали влияние дядя Доргонь, и вдовствующая мать-императрица, которая впоследствии вышла замуж за одного из младших братьев его отца, это была удивительная драма. Эта ситуация была как в пьесе Шекспира «Гамлет» – Шуньчжи тоже подвергался постоянному давлению, и пребывал в меланхолии, после того, как он удалился от мира, пребывал в буддийском покаянии, искупая свою карму. Он был создан, чтобы править Поднебесной, но не смог даже завоевать сердце красавицы, это же насмешка над императорской властью! Он также глубоко раскаивался, что погубил семью Мао Бицзяна, своими руками разрушил их небесный союз любящих сердец, и сейчас, когда он рухнул на колени перед заброшенной могилой, в его сердце в один миг промелькнуло все добро и все зло, богатство и власть, слава и почет всей его жизни, будто под вспышкой молнии.

Мао Хуаньлянь совершила поклоны, поднялась, придерживая ножны своего меча, и оглянулась на Шуньчжи. Только сейчас она заметила, что старый хэшан скорчился на земле, как окаменевшее изваяние, невольно ее сердце дрогнула, а руки ослабли. Фу Цинчжу вздохнул: «Хуаньлянь, нам надо идти!»

Он еще не успел договорить, и не успел сделать и шага, как вдруг показалась девушка с вуалью на лице, убегающая от целой толпы стражников, и погоня с каждой секундой была все ближе. Мао Хуаньлянь взглянула, и не удержалась от вскрика: «Старшая сестренка Ланьчжу!»

Оказывается, когда Мао Хуаньлянь случайно столкнулась со старым хэшаном, у барышни И Ланьчжу тоже произошла удивительная встреча. И здесь нам нужно будет повести разговор о военачальнике Додо и его супруге.

Додо сильно пострадал от скрытого оружия Лю Юйфан, хотя жизнь его была вне опасности, но крови он потерял немало – вернувшись в монастырь Чистоты и прохлады, он тут же повалился на ложе, чтобы в покое залечивать раны. Супруга-наложница Добродетельного князя Налань Минхуэй, увидев мужа в таком состоянии, почувствовала в сердце необычайное сострадание, собственноручно готовила ему целебные отвары, охраняла сон. Все эти шестнадцать лет после своего замужества его супруга была к нему чрезвычайно холодна, но сейчас Додо был просто поражен, с какой заботой она за ним ухаживала, его сердце наполнилось сладостью, и он вскоре уснул. Его супруга после этого осталась подле него в одиночестве, она погрузилась в глубокие думы, и ее мысли путались все больше и больше. В это момент с докладом явилась служанка: «Княжич Налань явился проведать!»

Супруга-наложница Добродетельного Князя удивилась: «Такая поздняя ночь, отчего он еще не спит?» Отдала распоряжения, дверь открылась, и в комнату влетел обрадованный донельзя молодой человек в широкой накидке с капюшоном: «Тетушка, я написал кое-что новенькое!» 

Этот молодой человек был ее двоюродным племянником по отцовской линии, он был лучшим литератором среди маньчжурской аристократии, его звали Налань Жунжо. Его отцом был Налань Минчжу, который в это время исполнял обязанности канцлера, и носил придворный титул Тайфу – Наставника Двора. Налань Жунжо был необыкновенным талантом, прославленным по всей стране, и любимцем императора Канси – тот повсюду брал его с собой в разъездах по стране. Но вот что странно – Налань Жунжу, хотя и провел всю свою жизнь в среде высшей аристократии, но больше всего в жизни ненавидел ограничения и условности высшего общества, любил свободу, но был вынужден терпеть ограничения придворной жизни – он был бунтующей кровью в жилах аристократии.  Впоследствии некоторые специалисты по роману «Сон в красном тереме» приходили к выводу, что именно Налань Жунжо был прототипом Цзя Баоюя. Хотя, эти выводы и являются несколько притянутыми, но все же некоторые основания для этого имеются.

Среди всех придворных и родичей Налань Жунжо больше всех сошелся характером и интересами со своей тетушкой. Налань Минхуэй знала его вспыльчивый нрав, и со скрытой улыбкой произнесла: «Говорят, ты в последние дни кое-что написал, и там были такие слова:
«Бывают другие бутоны цветов, скоро они расцветут;
Это не те цветы что богатство и знатность в мире людей несут».
Батюшке-императору эти стихи весьма не понравились, ну, а теперь ты что еще написал?»

Налань Жунжо произнес: «Давайте-ка, я сыграю тетушке». Сказав, он извлек из-под накидки двуструнный «Цинь с лошадиной головой»  – вертикальную монгольскую скрипку, настроил струны, и заиграл, аккомпанируя песне:

«Больше всего мне жаль висящую в небе Луну,
Каждый вечер один за другим, ходит за кругом круг!
Но сияет чистым светом всегда, снегом холодным блестит,
Горячего солнца жар живущим она оставляет!
Увы, любовь так легко оборвать
Ласточка вновь и вновь к тому же окну прилетает
Без отдыха песню поет о холодной осенней могиле
скорбь свою изливает;
Среди пышных весенних цветов пара сидит мотыльков
слушают песню ее, и полностью понимают»

Цинь плакал печальной мелодией, Налань Минхуэй застыла в оцепенении, по ее щекам потекли слезы. В блеске слез появился призрачный силуэт – пред ней тенью явился Ян Юньцун, она вспоминала ночь перед замужеством шестнадцать лет назад, разве они не были тогда парой птичек, беззаботно порхающими в небесах? Но теперь… разве она теперь не заперта в тесную клетку? Печальный звук циня всплакнул последним переливом, и замер. В отзвуках музыки вдруг раздался голос молодой девушки: «Хорошие стихи!»

Тетушка и племянник вздрогнули от неожиданности, заметив девушку с вуалью на лице, которая грациозно прошествовала в центр зала. Налань Минхуэй обладала неплохими воинскими навыками, и не обнаружила ее появление только из-за того, что погрузилась в очарование мелодии циня.

Налань Минхуэй тут же вспомнила события сегодняшнего дня, когда эта девушка пыталась совершить убийство прямо перед воротами монастыря Утайшань, в замешательстве спросила: «Ты кто?»
Девушка произнесла сквозь плотно сжатые зубы: «Я преступница!»

Звук ее голоса показался ей странно знакомым, будто она уже слышала его когда-то прежде, да и очертания ее фигуры показались будто бы очень хорошо знакомыми, будто это кто-то из очень близких людей, у Налань Минхуэй вдруг появилось удивительное чувство, она будто силилась вспомнить,  в каком из снов она уже встречалась с ней. Она была такая близкая, и в то же время, такая незнакомая.

Налань Жунжу вгляделся в девушку – ее телосложение и манера держаться были удивительно похожи на его тетушку, он изумился: «Что за преступление ты совершила?» Девушка ответила: «Да мне и самой непонятно – какая на мне вина? Моя мать с самого моего младенчества меня бросила, не иначе, как за преступления в прошлой жизни!»

Супруга-наложница Добродетельного Князя вдруг вскочила на ноги, и бросилась к девушке, собираясь схватить ее за руки, но та отступила на несколько шагов, ее глаза огнем горели сквозь вуаль, но ее смех был холоден, как лед: «Не прикасайся ко мне, ты благородная наложница князя, ты же не бросала своих родных детей, как же ты не боишься оскверниться, дотронувшись до меня?»

Внезапно силы покинули княжескую супругу, и она опустилась в кресло, закрыв лицо руками. Трое замерли, и между ними повисла мертвая тишина. Долго, очень долго супруга Добродетельного Князя молчала, и вдруг спросила: «Как тебя зовут, ты можешь сказать?» Девушка ответила: «Меня зовут И Ланьчжу».
(Иероглиф «И» в фамилии девушки означает «Перемены»)
Княжеская супруга не сдержалась: «Твоя фамилия не Ян?» Девушка ответила: «С чего мне носить фамилию Ян? Княжеская наложница изволит жаловать данную фамилию особым отношением?»

Наложница Добродетельного Князя впала в оцепенение, ее губы бессвязно бормотали: «И Ланьчжу, И Ланьчжу…» Она вдруг вспомнила, что иероглиф «И» является половиной от иероглифа «Ян», а иероглиф «Лань» – «орхидея» – это второй иероглиф ее составной фамилии Налань, а детское имя, которое она дала своему брошенному ребенку, было «Бао Чжу» – «Драгоценная Жемчужина».

Супруга Добродетельного Князя медленно-медленно поднялась, с трудом опираясь о спинку стула, она была как в дурмане, силы совершенно оставили ее. И в этот миг в двери постучала служанка: «Добродетельный Князь проснулся, попросил пригласить к нему Княжескую Наложницу».  Только в этот момент супруга князя будто очнулась ото сна, и осознала своё истинное положение в этом мире, встав в дверях, приказала служанке: «Ты иди вперед, прислуживай Добродетельному Князю, а я приду следом». После этого она снова села, и обратилась к И Ланьчжу: «У тебя какие-то трудности, чем я могу тебе помочь?»

И Ланьчжу усмехнулась ледяной усмешкой: «Да нет у меня никаких трудностей, со всеми бедами я в одиночку справлялась». Наложница Добродетельного Князя спросила: «То есть, у тебя до сегодняшнего дня никаких проблем не было?» И Ланьчжу задумалась, потом спросила: «А если даже и были, то что с того?» Княжеская супруга ответила: «Если у тебя какие-то трудности, я для тебя все готова сделать!»

И Ланьчжу сделала два шага вперед, и вдруг произнесла: «Тогда, я попрошу тебя передать мне того юношу, которого сегодня захватили перед храмом Чистоты и Прохлады». Княжеская наложница изумилась: «Того юношу, который меня убить собирался?» И Ланьчу ответила: «Именно он, Княжеская Наложница не хочет его освободить? Должна тебе сказать, что он тоже сирота, его отец уже умер. Он сегодня не знал, что в паланкине находишься ты». Княжеская Наложница долго раздумывала, и вдруг ответила: «Хорошо, я его освобожу!» Сказав, она медленно поднялась, и вошла в задний зал.

Налань Жунжу широко раскрыл глаза, глядя на эту удивительную девушку, ее взгляд был подобен тугому арбалету, он блестел льдом, его пробрала ледяная дрожь, он, стараясь не глядеть ей в глаза, произнес: «Барышня, ты говоришь, что на нас есть какая-то вина, это только очередная добавка к нашей вине, что мы вообще родились. Например,  я – мне кажется, я виноват уже в том, что родился в императорской семье».

Едва он это сказал, как раскрылась дверь, и Наложница Добродетельного Князя вернулась, ведя за собой юношу, который сегодня пытался ее убить.

Этот пленный юноша был сыном полководца по имени Чжан Хуанъянь, этот генерал служил некогда под началом государя Лу-вана. Его звали Чжан Хуачжао. Он был ранен метательной стрелкой, пущенной рукой Наложницы Добродетельного князя, а потом схвачен. Рана паренька была вовсе не смертельной, но все же достаточно тяжелой. Додо собирался лично его допросить, но сам получил ранения еще более тяжелые, и пришлось пока просто держать его в заднем зале. Супруга Добродетельного Князя лично отправилась за ним, и сама привела.

Чжан Хуачжао, когда враги схватили его, находился в смятении. Сейчас его выводили, он не знал, что и думать. Войдя в зал, он увидел в центре его ту самую девушку с вуалью, которая вместе с ним и другими повстанцами пыталась убить Додо и его людей. Но сейчас она спокойно сидела в этом зале, непринужденно беседуя с юношей, одетым в роскошные одежды.

И Ланьчжу поднялась: «Чжан гунцзы, пойдем со мной! Есть силы идти?» Чжан Хуачжао поколебался немного, кивнул головой: «Смогу идти». Налань Жунжу сидел рядом, видел, что тот от потери крови цвет лица потерял, заметил, с какой стойкостью, гордо выпрямившись, переносит боль этот юноша, не сдержался и произнес: «Да вы же так никуда не уйдете, возьму на себя смелость обратиться с нескромной просьбой, собираюсь обидеть братишку, выдав его за моего библиотечного служку. Пусть он наберется сил, а там уже и в путь». Супруга Добродетельного Князя кивнула головой: «Все же ты как раз более предусмотрителен». Чжан Хуачжао метнул взгляд на Наложницу Добродетельного Князя, и произнес с непреклонным видом: «Я пожалован добрым отношением княжича, если вы меня не убьете, то я готов сам идти!»

Супруга Добродетельного Князя подумала, и обратилась к И Ланьчжу: «Раз вы хотите идти, не буду вас принуждать. Тут есть стрелка приказа, возьми ее, вам все же будет немного легче пробираться». Сказав, вытащила вырезанную из жадеита короткую стрелку, на которой были вырезаны маленькие иероглифы: «Добродетельный Князь Додо».

И Ланьчжу не стала скромничать, приняла жезл приказа,. Чжан Хуачжао стрельнул на нее взглядом, будто был недоволен, но все же пошел за ней следом. Наложница Добродетельного Князя обвила себя руками, ей не хватало дыхания, как будто она испытывала самую мучительную боль во всей своей жизни. Но ее душевные страдания были несравненно тяжелее, чем физическая боль. И Ланьчжу оглянулась на нее, приподняла вуаль – ее глаза полнились слезами. Наложница Добродетельного Князя шагнула к ней, протянула руки, но в этот момент Чжао Хуа не выдержал: «Что стоим?» И Ланьчжу будто очнулась от кошмара, увидела нетерпение и упорство Чжана Хуачжао , и к ней вернулся самоконтроль. Хотя кольцо яшмы на ее теле качалось, выдавая дрожь тела, что не укрылось от глаза наложницы князя, но она взяла себя в руки, развернулась, и шаг за шагом пошла прочь, увлекая за собой Чжана Хуачжао. Наложница Добродетельно Князя обернулась к ним спиной, и тут же рухнула на колени перед одним из изваяний Будды на алтаре. Налань Жунжо застыл подле нее, до его слуха доносились сдерживаемые рыдания.

И Ланьчжу и Чжан Хуачжао вышли на внешний двор, в этот момент луна умерила свой блеск в окружении потемневших звезд, по двору туда-сюда летали ночные совы, с отдаленной пагоды доносился дрожащий свет цветных фонарей, едва пробивавшийся через густые кроны деревьев. По двору тут и там ходили охранники, но И Ланьчжу достаточно было махнуть перед ними стрелкой приказа, и те проходили мимо, не останавливаясь. Они прошли немного, но тут Чжан Хуачжао начал клониться набок.

И Ланьчжу ужаснулась, схватило его, придерживая. Оказывается, каменная дорожка густо заросла мхом, ноги скользили, и получивший ранение Чжан Хуачжао не удержал равновесие, споткнувшись. Хотя она его и придержала, но юноша налетел грудью на суковатую развилку, ветка попала ему прямо в рану, и он не удержался от стона. И Ланьчжу спросила: «Что-то серьезное?» Он ответил: «Не стоит беспокоиться», – оттолкнул поддерживающую его руку, и во мраке пошел наощупь навстречу мерцанию фонарей.

На звуки подошел еще один патруль. Довольная возможностью беспрепятственного прохода И Ланьчжу протянула им жезл приказа, но один из служак оказался чрезвычайно дотошным. Сначала ему показалось незнакомым лицо И Ланьчжу, затем в свете желтых фонарей он заметил кровавые пятна на груди юноши, и закричал: «Хватайте их!», – и тут же рубанул паренька. Чжан Хуачжао, хотя и был ранен, но в критический момент собрался с силами, рванулся назад, и начал отпрыгивать вправо и влево. А тут И Ланьчжу выхватила меч, и вступила в схватку и с инструктором личной охраны императора. Помимо его, там было еще три охранника, они бросились на Чжана Хуачжао, но тот ударом руки по столбу выбил с навеса несколько кусков черепицы, и использовал их, как метательное оружие. После ранения сила у него была не та, но меткость не пострадала, двое охранников тут же отступили, словив удар.

Тут поблизости раздался звук трубы, среди сада с декоративными камнями тут и там замелькали человеческие силуэты. Чжан Хуачжао в замешательстве решил бежать как можно дальше от И ланьчжу, рванулся по темной тропке, которая привела его к маленькой постройке с красными стенами и зеленой черепицей. Он не раздумавая вбежал в открытую дверь, и тут же рухнул на пол – теперь силы совершенно оставили его.

И Ланьчжу увидела, как Чжан Хуачжао помчался прочь, не разбирая дороги, рассердилась, но бежать за ним не смогла – так бы за ней увязались охранники. Что поделать – меч свистнул в ножнах, и вспыхнул в ее руке стальной радугой сверкающих зарниц, отражая огни фонарей. Хотя инструктор императорской гвардии и имел неплохой уровень боевого мастерства, но и у него зарябило в глазах, и он был вынужден отступить. Мао Хуаньлянь выполнила прием «Юная ласточка пробивает занавесь», и выскочила из круга врагов, после чего быстро помчалась вперед, а за ней со всех сторон бросились стражники.

Вдруг преследующие девушку с вуалью стражники увидели странную картину: подле старой могилы стоял император Канси, а подле него девушка, которую они уже преследовали ранее. Та окликнула девушку с вуалью, и сделала ей знак рукой, чтобы та подошла. Охранники изумились, опустили руки, и в почтении остановились поодаль.



Тут сидевший на коленях в густой траве старый хэшан медленно-медленно поднялся на ноги, и обратился к императору: «Не стоит их беспокоить, пусть уходят с горы». Император Канси молчал, не давая никакого ответа, тогда старый хэшан сложил руки перед грудью, и обратился к беглянкам: «Вы все можете спуститься». Сказав, вытащил из рукава жемчужные четки, передал сияющее блеском сокровище Мао Хуаньлянь: «Возьми, это прежде принадлежало твоей покойной матери».


И Ланьчжу была поражена, вот это вот было еще более неожиданно, чем то, что недавно приключилось с ней. Дела этой ночи напоминали удивительный сон. Фу Цинчжу и Мао Хуаньлянь стояли рядом с императором, а устрашающий «Меч летящего дракона» Чу Чжаонань и еще какой-то могучий воин в черной одежде (это был Янь Чжунтянь) стояли поодаль, поглаживая рукоятки своих мечей. Она собралась с духом, и попросил: «Со мной еще попутчик, как с ним быть?» Старый хэшан ответил: «Спускайтесь все вместе». Император Канси не удержался, метнул быстрый взгляд, произнес: «Нам этого вашего отставшего попутчика, что, остаток ночи искать прикажете?» Старый хэшан изменился в лице, спросил у Канси: «Что ты сказал?»

Охранник Канси Янь Чжунтянь вышел вперед: «Их товарищ был схвачен, но у кого конкретно он сейчас находится, трудно сказать. Храм очень большой, быстро не найти. Пусть император прикажет своему рабу отыскать его, и я сам разыщу его, и провожу с горы». Канси бросил на него выразительный взгляд, и громко произнес: «Хорошо, возьми с собой сотню охранников, обыщите тут всё, да ищите получше!» Янь Чжунтянь только двинулся, как Канси вновь окликнул его: «Постой, передай эту заботу генералу Чжан Чэнбиню, и сразу возвращайся ко мне». Янь Чжунтянь откликнулся, и ринулся исполнять приказ.

Фу Цинчжи по их внешнему виду тут же раскрыл обман, но тут уж ничего нельзя было поделать. В такой ситуации, если не уйти сразу, то будущее могло быть и не столь удачным. Он слегка наклонил голову в сторону старого хэшана, сделал девушкам знак рукой : «Мы уходим!» Старый хэшан горько усмехнулся: «Ну вот, и ваш черед покинуть меня». Он перевел взгляд на Канси: «Издай указ, чтобы их не задерживали!» Канси с огромной неохотой произнес: «Пусть они уходят!» Охранники разом повторили приказ: «Пусть они уходят!» Крики пошли все дальше, затухая и снова передаваясь вдали. Трое, во главе с Фу Цинчжу, развернулись, и, как ни в чем не бывало, пошли прочь.

Император Канси, с каменным лицом вслед им смотрел
Чу Чжаонань, поглаживая меч, в их спины глядел,
пока эти трое вальяжной походкой выходили из ворот храма.

Эти трое в полном спокойствии спустились с горы, а вот сам монастырь в это время переворачивался вверх дном: сотня нукеров, которыми руководил лично заместитель командующего Чжан Чэнбинь, рыскала повсюду с обыском, пытаясь найти пленника, для которого монастырь стал западнёй.
А теперь мы расскажем о том, как Чжан Хуачжао пришел в себя. Его привела в чувство чашка холодной воды. Открыв глаза, он различил после себя юношу в ханьской одежде с чашкой в руке, который прыскал ему в лицо ледяной водой. Это был тот самый Налань Жунжо. Он огляделся вокруг, и обнаружил себя находящимся в утонченном кабинете, среди заполняющих все стены книг, и вьющимися клубами дыма плывущего к потолку аромата благовоний. Он попытался приподняться, но обнаружил, что сил совсем не осталось. Налань Жунжу рассмеялся: «Хорошо, ты очнулся, не дергайся, ты и так очень много крови потерял, кровотечение только что остановилось!»
Чжан Хуачжу несколько раз изумленно взглянул на знатного маньчжурского юношу, и был вынужден высказать ему благодарность. В этот миг за дверями послышался топот шагов, множество людей бежали с факелами, блики этих лучей врывались внутрь павильона, крики людей сливались с топотом шагов.
Налань Жунжу накрыл раненого с головой одеялом из утиного пуха, распахнул двери, и выскочил, крича: «Что случилось?»
Чжан Чэнбинь взглянул, и сразу понял, что в этом библиотечном павильоне, оказывается,  живет сын канцлера Налань Жунжу. Он торопливо опустил руки, произнес: «Раб получил повеление арестовать беглого преступника, не хотел тревожить княжича».
Налань Жунжу простер руку в изящном жесте: «Прошу внутрь, я как раз здесь специально прячу этого преступника!» Чжан Хуачжао, услыхав это, хотя и был под одеялом из утиного пуха, сразу покрылся ледяным потом.

Если хотите узнать, смог ли Чжан Хуачжао спастись от беды, прочитайте следующую главу.