Двое в городе

               
      В одном из районов шумного города, на левой стороне улицы, жила Она, в однокомнатной квартире с канарейкой, вернее кенаром, потому что это был он. На комоде стояла старая фотография умершего мужа, то есть он где-то жил и здравствовал, но для неё - давно умер. В углу на тумбочке стояла старая швейная машинка «Зингер», которую ей подарила бабушка, а посреди комнаты – стол, за которым Она ела и строчила на машинке.
            
      А на правой стороне улицы, в доме, напротив, в такой же однокомнатной квартире жил Он. В хорошую погоду любил, сидя на балконе, просто смотреть на улицу, снующие туда сюда автомобили и прохожих, любоваться геранью, которой очень гордился потому, что далеко не у каждой женщины росли цветы на балконе. Однажды, Она, как всегда, рассматривала в старый армейский бинокль, доставшийся ей от деда, воевавшего в прошлую компанию, улицу. Это было любимым развлечением с той поры, как у неё не стало единственной подруги и мужа одновременно, а старая фотография на комоде была скорее данью прошлому, когда в её жизни был Он. После того, как Он исчез из её жизни, Она предпочла ирреальный мир, увеличенный, приближенный к ней и в тоже время удалённый, который можно было хорошо и отчётливо видеть, но нельзя было с ним соприкоснуться, что вполне устраивало.               
       
      Теперь единственным другом стал кенар, который был тёзкой тому, с фотографии. Каждый раз, обращаясь к нему по имени, в ответ неизменно слышала один и тот же незатейливый мотивчик, в котором слышались лай собаки, мяуканье кота, трели снующих по улице автомобилей и покашливание старушки живущей за стеной, да ещё старый шлягер, услышанный им когда-то в юности.

      И вот случилось то, что должно было случиться. Случайно отведя бинокль от девочки, игравшей на асфальте в классики и от людей, которые перетаскивали диван из фуры в подъезд, Она увидела Его. Нет, это был не тот мужчина, который последние десять лет смотрит на неё с фотографии и улыбается так, как это умел делать он один. Этот был крупнее и осанист. У него была уверенная манера держаться, на что Она обратила внимание. А в прочем и тот, с фотографии, стал, наверное, таким же с годами, но, прожив долгие годы порознь, это можно было лишь предполагать.
 
      Он видел наведённый на него бинокль, но по-прежнему продолжал переносить цветы с квартиры на балкон и, казалось, не был этим ничуть обеспокоен, но в какой то момент руки его дрогнули, и ящик с геранью едва не свалился на голову случайному прохожему.
 
      Самым удивительным было то, что Он её ничем не раздражал, а может, просто не успел. В этот момент Она подумала, что соврала самой себе, лёгкий раздражающий фактор всё же был – герань. У неё на балконе не было цветов, всё как-то руки не доходили.
 
      Почувствовав себя слегка уязвлённой, перевела бинокль прямо на него и вот тут-то, и появился второй раздражающий фактор, вернее сказать задевающий. В тот момент, когда Она пристально его рассматривала, на лице его промелькнула сардоническая полуулыбка, и Он чем-то неуловимо напомнил того, с фотографии. Чему Он улыбается? Что Она смотрит в бинокль на такое короткое расстояние или что у неё нет на балконе герани и Она не нашла ничего лучшего, как рассматривать в свой допотопный бинокль улицу? Уж лучше бы помыла окно или поухаживала за собой и тут же представила себя со стороны. В перешитом платьице и старом переднике, с косматыми, изрядно поседевшими волосами, своё неухоженное, без макияжа лицо и вся покраснела от недовольства собой, а так же тем, что всё это мог увидеть Он. И продолжая думать об этом, скрылась в комнате. Судя по его уверенной манере держаться, это был человек, когда-то преуспевающий, умеющий владеть собой и воздействующий этим на окружающих. Видимо был раньше начальником. Аккуратно уложенные назад седые волосы, гладко выбритые щёки и не новый, но тщательно выглаженный костюм, из-под которого выглядывала свежая белая сорочка – да он франт, подумала Она и представила себя рядом с ним, а я ведь моложе лет на восемь, но выгляжу как его бабушка. Подумала так специально, чтоб досадить себе посильнее. Завтра же в парикмахерскую и скинуть этот затрапезный наряд, который давно надоел и ловит себя на мысли, а давно ли? А ещё следует больше бывать на воздухе и бассейн, обязательно бассейн. Купить абонемент на пол годика, это подтянет начавшую оплывать, от мало подвижного образа жизни, фигуру, на которую до сих пор оглядываются. Всё, стоп, начать обязательно с парикмахерской – это придаст сил на всё остальное. В завтрашний день, как в новую жизнь и с этой мыслью в постель.

      Что думал Он, когда увидел наведённый на него совсем не случайно бинокль. А ничего особенного, хотя это как посмотреть. Он думал, что не думал при этом ничего, вернее хотел так думать. Она – высветилось в мозгу большими буквами, больше чем остальной текст, хотя и не заглавными, это его успокоило. В этот момент у него на лице и возникла та самая полуулыбка, которая была правильно расценена ею, как сардоническая. Вот только относилась она не к ней, а к нему самому. Да и остальные суждения о нём были далеки от действительности. Он никогда, до самого ухода на пенсию, не работал начальником, а привычка быть во всём аккуратным сохранилась со времён службы в армии. Строгий сержант, сумевший закрепить эту привычку у своих подчинённых, до сих пор вызывал у него отрицательные эмоции. Ничего другого Он и не мог подумать, потому, что был без очков, которые не носил из пустой бравады, чтоб не так был заметен возраст. Вот та причина, по которой разглядеть в деталях как Она выглядела и, тем более, её не мытые окна, Он не мог. Пожалуй, следует заказать себе контактные линзы, ещё подумал Он, тогда газету можно будет действительно читать, а не делать вид, что читаешь, когда на тебя смотрят, да ещё и в бинокль. О новостях, узнавая по телевизору, услышал о контактных линзах, но всё не досуг было заниматься этим вопросом. Да и накладно с небольшой пенсии, но можно будет открыть для себя новый большой мир, в котором находилась и Она, смелая неординарная женщина. Вот и эпитеты уже есть, подумалось совсем без улыбки. Кстати брызнувший дождь позволил ему ретироваться в комнату. На балконе, без очков, под прицелом её бинокля, Он чувствовал себя, как на поле боя, абсолютно незащищённым.
   
      На следующий день Она бодрой походкой направилась в парикмахерскую, где сделала укладку и её седые волосы стали смотреться очень даже ничего. Затем в магазин, где приобрела недорогое, миленькое платьице. Надев его на себя там же в магазине, а старое, положив в кулёк, совсем уже упругой, молодой походкой направилась домой. Вечером, сидя за столом и отпивая мелкими глотками кофе, захотела поозорничать. Взяла несколько листов бумаги, склеила из них подобие транспаранта и написала на нём фломастером «С ДОБРЫМ УТРОМ!» крупными печатными буквами. Не потому, что знала, что Он близорук, а потому, что и сама без бинокля ничего не смогла бы разглядеть через дорогу.
 
     На следующее утро её разбудил кенар, который выводил свою обычную песню сегодня как-то по-особому. То ли потому, что день обещал быть солнечным и ясным, то ли потому, что не узнавал со вчерашнего дня свою хозяйку. От этого страшно волновался и обычное его гавканье, мяуканье, покашливание и автомобильные гудки со старым шлягером, показались ей гимном новой жизни. Накинув халат и, ещё не умывшись, вышла на балкон. Быстро, чтоб не передумать, подняла плакат, на котором с вечера было выведено «С ДОБРЫМ УТРОМ!».

     Но даже крупно написанный текст, Он, поливая на балконе герань, как ни всматривался, не мог разобрать, при этом щурясь и глупо улыбаясь. Понял одно, в ней со вчерашнего дня что-то неуловимо и бесповоротно изменилось. Это была уже не та робкая женщина, рассматривающая такой далёкий от неё мир и его самого, как часть этого мира, в бинокль. Надо обязательно сделать ей что-то приятное, подумал Он, пойду и куплю ей цветы, и пусть это будут розы, а не герань, которую она может видеть в свой бинокль, когда пожелает.
 
     Затем Она видит, как Он исчезает в глубине квартиры и через время появляется на улице, быстрыми шагами направляясь к киоску с цветами. Покупает букет роз и так же быстро идёт назад, но к её подъезду. Уже слышит его шаги по коридору, гулко отдающиеся в её сердце, успевает машинально поправить причёску, увидеть в дверной глазок Его, стоящего с цветами перед дверью. Вот и началась новая жизнь, подумала, сбрасывая дверную цепочку.