April

April, come she will
When streams are ripe and swelled with rain
May, she will stay
Resting in my arms again
June she'll change her tune
In restless walks she'll prowl the night
July, she will fly
And give no warning to her flight
August, die she must
The autumn winds blow chilly and cold
September, I remember
A love once new has now grown old

Paul Simon



            Апрельский вечер. Пятница. Чертовски сильно тянет на улицу. Но я знаю, что никуда не пойду. Ни сегодня, ни – вероятнее всего – через неделю. Может и через месяц я все еще буду смотреть на майскую зелень через толстое стекло своего окна.
            Мой друг, товарищ и "Брат" пишет мне в мессэнджере, а я отвечаю, и от такой беседы легче не становится ничуть.
      - Раньше-то в голове всегда была мысля, дескать "можно устроить, когда захочется"... но вот сейчас подобные гулянки обретают новую ценность. – Он бьет по больному, и не успокаивается. - Начать, когда еще светло, и так до темноты...
      - Именно до темноты, и именно с медленным погружением в вечер. – Моя память с ним заодно, и я сам себя накручиваю манящими ассоциациями. - С опускающимся за горизонт солнцем. Или с отражающимся в водах канала.
Так мы болтаем еще некоторое время, потом переключаемся уже на какие-то другие темы, но для меня разговор отходит на задний план, и я всецело погружаюсь мыслями в прошлое.
            Возвращаюсь к весне 2013-го. Мы с "Сыном" сидим в одном из сотен тихих двориков Московского района. Пьем дешевый джин. Слушаем Kansas. Играет «Dust in the wind». Когда песня заканчивается, Сын делает смачный глоток из бутылки и с энтузиазмом принимается рыться в телефоне в поисках видео. Он впервые показывает мне клип на песню «Touch me» моих любимых Дорзов. Мне сложно принять и композицию, и радостное настроение ролика. Чересчур все это напоминает выступление артистов советской эстрады. Моррисон и компания слишком уж сильно оторвались от привычного «гаража» и камерной психоделики. Тогда я бы и не заподозрил, что «Soft Parade» станет вскоре моим любимым альбомом. Тогда мне хватило и того факта, что после глотка джина, и после очередного пересмотра, видео показалось в разы более достойным, чем после первого знакомства. Несколько минут спустя мы просто сидим и болтаем с другом ни о чем. Я оглядываю серую арку одного из домов и заледеневшие лужи под закрытыми воротами, он озирает серое – без просветов – небо над нами. Начинает играть «People are strange», и мы увлеченно возвращаемся к обсуждению «Клуба 27». Вопросы жизни и смерти забавляют, когда, в сущности, не знаешь ни того, ни другого. Потом мы снова просматриваем отрывок одного из моих любимых выступлений Моррисона – "Live In Europe 1968", композицию «Spanish Caravan». Ветер усиливается. Мокрый снег валит клочьями. Мы обсуждаем потрясающее соло на гитаре и глубочайшую экспрессию лидсинера, прорывающие барьер между десятилетиями, даже несмотря на черно-белую пленку. Видео давно кончилось, я снова вернул свой трек-лист, но все еще продолжаю восхищаться давно смолкшей композицией. Эту тему я способен разбирать чуть не часами, и только кроткое начало «Crystal ship» и своевременное замечание Сына заставляют меня заткнуться…
            Апрель 2014-го. В город как раз приехала наша с Братом общая подруга. Мы втроем знакомы с детства, наши родители тоже дружили с юных лет. Я встретился с ней впервые за долгие годы, и мы сразу направились в бар. Мы все трое неплохо поддали, когда она предложила перенести встречу в место чуть более людное и громкое, например, в один из многочисленных ночных клубов нашего города. Идея показалась мне просто чудесной, и мы с другом полностью её поддержали. План был: перегруппироваться – ей переодеться, нам поболтаться в это время где-нибудь в городе, – и собраться уже на «Бродвее», в полной боевой готовности. Так уж вышло, что столь серьезные парни как мы просто не могли тратить время впустую, и потому, только спровадив «подруженцию», приступили к рекогносцировке. Неподалеку располагался парк с озером, куда мы, не задумываясь, и двинули на всех парах, задержавшись единственно, чтобы прихватить пару бутылок вермута. Вечер баловал нас ласковыми теплыми дуновениями ветерка и ясной, почти безоблачной погодой. Играла музыка. Мы смаковали, как солнце скатывается за край мира под «Louie Louie» группы Kingsmen, «Kicks» Рейдеров, «El condor pasa» в исполнении Саймона с Гарфанкелом, а еще – этого я уже точно не помню, но наиболее вероятно, - композиции Боба Дилана и Билли Джоэла. Когда же сумерки принялись отбирать день у ночи и пришло время отправляться в путь, мой друг предпочел передислоцироваться в свои апартаменты, а я в одиночестве двинул к месту встречи. Я потратил некоторое время, чтобы отыскать подругу среди ютящихся один на одном ночных заведений. Я поведал ей, что наш общий товарищ смертельно устал, и, не желая портить никому вечер, буквально принеся себя в жертву, решился пропустить вечерний променад, и что он выражает по этому поводу глубочайшее что-то там… Кажется, она поняла. Я не был уверен.
            2016 – или нет, - 2017. Или, все же, 2016? Снова апрель. Дело происходит все в той же местности. Мы с Сыном устроились на обочине узкой асфальтированной дорожки. Разложили куртки на траве, сели на них, как на пледы, и мирно подпиваемся под «Califorinaction» RHCP. Мимо проходят люди, - видимо, чешут с расположенной неподалеку железнодорожной станции, - нервно оправляются, стараясь не пялиться в нашу сторону. Нас это устраивает, это успокаивает: и то, что станция рядом, ведь когда-то все же наступит то время, когда мы отправимся туда (у нас в планах наведаться на дачу Внука). И то, что обыватели торопятся, спешат куда-то – это как смотреть на огонь, действует завораживающе. Мы сидим, пьем вино и еще какую-то дрянь, он – в полудреме, за пеленой солнечных очков, я – пожевывая травинку и скользя ленивым взглядом по округе. Перед нами, на другой стороне дороги, под кромкой листвы, из зеленой глуши кустов торчит какая-то электрическая коробка. Позади, за спиной – пустая парковка, заросшая мхом и усеянная островками пробивающейся сквозь асфальтовые трещинки молодой травки. Не дать, не взять – End of the world. Но тут старушка Дасти затягивает «Son of a preacher man», и мы срываемся с этого уже такого родного места в поисках нового…
            В мае 2018-го мы с "Внуком" встречаемся в моем захолустье и предпринимаем путешествие через все попадающиеся нам по пути садики и парки. На одной безымянной аллее в тени раскидистого вяза мы договариваемся до того, что вспоминаем совсем уж далекое, давно ушедшее прошлое. Выясняем, что в разное время в юности каждый из нас обучался танцам. Сигареты подходят к концу и мы, совместно решив, что и так уже довольно задержались, продолжаем путь. В одном диковатом лесопарке мы вновь останавливаемся. Грейс Слик поет о том, что каждому нужна любовь, а я тем временем объясняю Внуку идею нового рассказа. Он цедит яблочный сидр и выглядит рассеянным, но как только я замолкаю, он с увлечением втягивается в обсуждение. Следующий трек – Doors «Break on through». Теперь он делится со мной своей идеей. Голубое прозрачное небо и яркое полуденное солнце озаряют зеленые дебри, раскинувшиеся перед нами. Мы сидим на стволе поваленного ветром дерева и говорим о творчестве, о важности момента, об инфантилизации всего и всех, и о том, что стоило бы, кажется, взять что-нибудь покрепче яблочного сидра.
            Ранняя осень 2019-го. Я, возвращаясь с поминок Внука, случайно пересекаюсь с Братом. Мы идем пить в бар. Я на мели, и он угощает. Тики-коктейли и крепленное пиво делают свое дело, и вот, когда солнце скрывается за горизонтом, мы готовы двинуться навстречу ночи. Снова парк и все то же озеро. Только теперь с нами бутылка Бакарди. Мы сидим у воды и следим за подступающей тьмой, оживающей в переплетениях теней и неспешном движении облаков в вечернем небе. Под «Crazy» Гнарлс Баркли, мы уходим в темноту уснувшего парка. В какой-то момент трек-лист добирается до «Where is my mind» группы Pixie, и надолго застревает на ней. Мы с «братом» стоим на холме у дерева, наблюдая за утопающим в ночных сумерках озером. Мы поминаем жизнь и смерть, но в основном говорим об этом вечере, и лишь для того, чтобы еще глубже ощутить его. Мы движемся дальше, и он предлагает заглянуть на уже закрывшуюся лодочную станцию – «скататься на катамаране до другого берега» и там, просто оставив плавучее средство, отправиться дальше. Ему плевать на деньги, и на то, что в залог необходимо отдать паспорт, но к нашему счастью, станция закрыта – никого нет, нас лишь облаивают собаки…
            В настоящий момент я битый час сижу в кресле и бездумно пялюсь в окно. Беседа с Братом в мессенджере подошла к своему логическому завершению. Ностальгическая пелена спала с глаз, и теперь я почти наверняка уверен, что этот рассказ не наделен глубоким смыслом, в нем нет подводных камней. Он просто воспоминание. О друзьях, прекрасных закатах, музыке и выпивке, будоражащих кровь. Словом, о том, из чего складывалась жизнь для некоторых из нас.
            Апрель 2020-го тоже запомнится, но, как и многим людям, по иной причине. Он уже вошел в историю. Все происходящее – часть истории. Она скучна и обыденна, потому что все мы вынуждены быть ее частью, именно обязаны, и не имеем возможности выбрать иной расклад. В этой всемирной предопределенности я ощущаю странное до жути чувство уюта. Весь мир в одной заднице, и сегодня мне, как и многим другим из нее не выбраться. Сегодня я не смогу вернуться к ленивым разгильдяйским забавам – к гулянкам без цели и оглядки – не потому что снова занят работой и не потому, что мои друзья так же, как и я, становятся все старше, и все реже ищут возможности убежать от рутины. Сегодня вечером я просто очередной добропорядочный ответственный гражданин своей страны. Но этот гражданин все еще способен, если хорошенько постарается, поставить какую-нибудь пластинку («Man who sold the world» Bowie, думаю, подойдет как нельзя лучше), достать немного рома из закромов. И, пожалуй, 7-up. И ананасовый сок…