Отражение в зеркале. 2. Как давно это было...

          Перебравшись через колеи, Аня свернула с тропки к тополю на краю пустыря. Присев, она провела пальцами по вырезанным на стволе у самой земли буквам - “Юрка дурак”, “А+П= любовь”. Рядом было накарябано кривоватое сердечко, и еще что-то неразборчивое, тщательно затертое.

      - Петька вырезал... – Аня обняла дерево и рассмеялась, вспомнив дразнилку, которой их когда-то донимали пацаны в школе и на улице. За что и бывали частенько биты до крови рослым не по годам Петром. - “Жених и невеста замесили тесто, а тесто упало, невеста пропала”,  - тихонько пропела она. - “Невеста” вот она, никуда не пропала, - А “жених”... Где-то он теперь...

     Немного посидев на пригорочке возле любимого дерева, она легко поднялась и двинулась дальше по знакомой тропке через пустырь.

     - Странно, - размышляла она, - и что за срочность? Я и так приехала бы через три дня, как раз ко Дню Победы.

Но брат зачем-то поторопил ее, уговорив приехать именно сегодня, дескать, чтобы успеть повидаться. А сам даже не встретил. И почему “успеть”? Куда это он собрался интересно... И ведь не признался, как она ни допытывалась. Впрочем, это было так похоже на него – из всего делать тайну.

      Знала бы она, что на сей раз ожидало ее, и что скрыл от нее брат. Из благих, конечно же, помышлений.

     Улыбаясь во весь рот в предвкушении радостной встречи с дедом, братом и Петровной, конечно же, приготовившей к ее приезду свои замечательные пироги, Аня вышла из перелеска. Быстро свернув на свою улочку, она непроизвольно замедлила шаг при виде странной толпы вдали.

     - Это не у нашего ли дома? – теперь она уже почти бежала. Непонятно откуда взявшееся дурное предчувствие холодной удавкой перехватило ей горло.

     Стоящие у настежь распахнутых ворот люди молча расступились перед ней. Аня прошла по дорожке меж цветущих кустов сирени к дому. Дверь в него была широко распахнута и подперта обломком красного кирпича. Внутри были видны снующие туда-сюда женщины, а на улице, перед самым крыльцом, под нестерпимо благоухающим кустом белой махровой сирени стоял гроб. У его изголовья на табурете сидел брат, отмахиваясь от мух сломанной веткой. Вокруг стояли люди.

     Одна из соседок вдруг суетливо подскочила к Анне, и цепко ухватив ее за руку, повела к изножью гроба, шепча на ухо: “деточка, надо тебе подержаться за дедушкины ноги. Ох... Царство ему небесное... Так надо, - крепко сжала она Анину руку, когда та попыталась вырваться, - это чтоб не снился тебе покойник”.

     Увидев растерянное лицо Ани, брат резко поднялся, оттолкнул рьяную соседку, тихо сказав ей что-то сквозь зубы, и усадил дрожащую, бледную до синевы сестру на табурет у изголовья. А она больше ничего не чувствовала, ничего не слышала, ничего не понимала. И только удивлялась тому, что глаза ее отмечают каждую несущественную мелочь – соринку на щеке деда, венчик у него на лбу, обломанную ветку, воробья скачущего вдали по дорожке, муравья ползущего по красной обивке. Не было мыслей, не было чувств, а после совсем ничего не стало.
Последнее, что она еще помнила – прорезавший тишину тонкий вой Петровны, с которой довелось доживать свой век ее деду, да еще мучительный истошный крик -“дедуууусенькааа”…

Ее собственный крик.

***
     Вероника отодвинула тетрадь и откинулась на спинку стула пытаясь унять сердцебиение, настолько ярким было воспоминание.

     - Что это я так разволновалась... Ведь давно это было… Смотри-ка,  даже руки дрожат. Нужно успокоиться,  –  прошептала она. Глубоко подышав и пройдясь по комнате, подошла к зеркалу. - Боже мой, где же та девочка с точеной фигуркой, темными полукружьями бровей над серо-зелеными глазами? С такой искренней и открытой улыбкой, что никто не мог оставаться к ней равнодушным - все улыбались в ответ.

      В зеркале отразилось бледное лицо уже довольно немолодой, светловолосой с проседью женщины. Просвещенные родители дали ей имя Вероника в честь почитаемой ими святой.
 
По преданию, святая Вероника подала платок Иисусу Христу, несущему свой крест на Голгофу. Слившись с толпой иудеев, она неотступно шла вслед за ним, и сердце ее разрывалось от горя при виде его мучений. Когда пал он под тяжестью креста, переполненная жалостью и сочувствием, подбежала она к нему, напоила, отерла своим платком пот и кровь с его лица. И на платке чудесным образом запечатлелся Его лик. Сама же Вероника получила исцеление от недуга, едва прикоснувшись к краю Христовых одежд.

     Нике посчастливилось увидеть “Плат Вероники”, когда вместе с театром она была на гастролях в Италии и посетила собор Святого Петра. В это время, в пятую воскресную вечерю Великого Поста, единственный раз в году, “Плат Вероники” был вынут из колонны, где хранится, и выставлен для всеобщего обозрения на высокой лоджии Столпа Святой Вероники.

      - А теперь, день почитания святой отмечается еще и как профессиональный праздник – День фотографа. Надо же, как это, однако, дерзко - сравнивать фотографию с нерукотворным ликом Христа - icona vera, “истинным изображением”. Только вопрос-то весь в том, истинное ли изображение видим мы на фото? - тихо произнесла Вероника, продолжая задумчиво изучать свое отражение в зеркале.

     Ей невольно вспомнились слова Лиса, обращенные к Маленькому принцу  - “Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь”.

     - А что же я вижу сейчас? - пристально вглядывалась она в свои глаза, пытливо глядящие на нее из зеркала. - Себя? Только где же главное - мои мысли, чувства, моя душа? В зеркальном отражении передо мной лишь их обертка, пустой фантик. А где же я настоящая? И кто я? Но уж точно, не святая, - скептически хмыкнула она. - Хотя с таким именем, по воле родителей давших мне его, должна бы я стремиться всю свою жизнь к святости. А в романе, который намереваюсь написать,  стремиться еще и к “icona vera” нашей нынешней печальной действительности. По правде говоря, и то, и другое, довольно проблематично, - скривила она губы в горькой усмешке. Сама уже профессия моя не очень-то располагает к святости.

     С самого детства душу Вероники тревожило и настойчиво рвалось из нее нечто невыразимое, чем страстно хотелось ей поделиться с окружающим миром. Но как? Отчего-то казалось ей, если станет она актрисой, эта мечта непременно осуществится, жизнь превратится в праздник, в настоящее волшебство, такое же, как в сказках из ее детства. И этим волшебством она сможет делиться со всем миром, сможет прожить не одну только свою жизнь, а множество самых разных жизней и судеб.
Как наивна бывает молодость...

     Конечно, для  актера очень важно быть безыскусным как дитя. Ведь он художник, он пользуется своими нервами, сердцем, душой, будто кистью. Он рисует собой.

В театральных вузах обучают непосредственному, детскому восприятию мира. Для этого придумано множество актерских техник, помогающих раскрепоститься, избавиться от зажимов и комплексов. Однако раскрепощая и освобождая, они неизбежно расшатывают психику, делают ее очень уязвимой и ранимой. И вот тогда перед актером встает самый важный в его жизни вопрос - что делать с этой свободой, как распорядиться ею? И если не защищен он нравственным воспитанием в семье, знаниями, верой, то душа его подвергается смертельному риску. Сталкиваясь с реальностью, она часто не выдерживает его несправедливости, не выдерживает испытания славой. В ней происходит надлом, и вот уже профессия становится проклятием - алкоголь, распутство, неадекватные поступки.

     Вероника по личному опыту знала, насколько это сложно - перевоплотиться в образ сценической героини и не сделать ее страсти своими собственными. Именно из-за этого, многим актерам сыгранные ими роли стоили душевного здоровья, а иногда и самой жизни.

Воистину справедлива поговорка: “Легко быть святым, сидя на горе Тайшань. Гораздо сложнее оставаться святым, сидя на базаре”. Слишком непросто преодолеть пропасть между славой, успехом, поклонением зрителей и реалиями жизни. Какой опасный соблазн для души актера, ощутив внимание зрительного зала, позволить себе наслаждаться властью над ним, играть его чувствами.

     Ей и самой доводилось испытывать чувство торжества и ликования от ощущения безграничного господства над залом, когда зрители, казалось, переставали дышать, внимая ей. К счастью, вовремя удалось ей избежать этой опасности.

     - Да, к счастью... Главное, что мое искусство находило отклик в душах, меня не только слушали, наслаждались пением, но и сопереживали моим героиням. Так ведь? – улыбнулась она своему отражению в зеркале. Улыбка была все той же. Это осталось, пожалуй, тем единственным, что преображало ее уже несколько поблекшее, тронутое морщинками лицо, делая привлекательным, как и прежде.

     - Как и прежде? Это вряд ли... – вздохнула она принимаясь за работу.

_____________
Продолжение http://proza.ru/2020/05/02/1009
Предыдущая глава: http://proza.ru/2020/05/01/1118