Особые точки

Наглый выскочка, чсвшник, жлоб; дрыщ и душнила, залупа кудрявая; заносчивый и высокомерный задрот, зубрила, козёл с недоёбом и неудачник, - как только меня на мехмате не называли. Всякое упоминание меня в беседе группы сопровождал стикер "тошнит", а на потоковых лекциях, сидя на первой парте - один на шесть мест, я нередко слышал разговоры по типу:

— Может на первую пересядем? - предлагал какой-то переведённый, непосвященный в традиции, парень

— Ха! Запомни, салага. Лучше отъебать корову, чем подсесть к Мещерякову

Стоит ли говорить, что сидел я обычно один: мне было уютно, комфортно

— А что не так с этим Мещеряковым?

— Ха! Да он сука зазнаистая! Уёбок, каких поискать! Всегда всё знает, а не подсказывает. Не человек - ****ец

— Прекрати, — вступался третий, наш староста, - Мещеряков, конечно, не айс, но если бы не его лекции и задачки решённые, мы бы ангем не сдали

— Ха! Ага! Его лекции! Помнишь, сколько он с нас содрал за свои-то лекции? Гадюшонок! И задачки - по сотне за штуку. ****ь, как таким быть вообще! Нормальные студенты так не поступают, нормальные делятся, а он - конч!

— Ну да, нехорошо

Речи такие меня не задевали совсем. Сами подумайте, как можно обижаться на тех, кто готов не только стегать по сотне за изи-задачку, но ещё и пиарить услуги мои своими стишками, распыляя их по всему универу

За два года учёбы я написал и продал 22 курсача, 3 дипломных и 124 лабы. Четырежды защитился. Я не был умнее других, просто очень любил математику

Учёба давалась легко, даже слишком. Порой преподы, вроде тополога, потакая студенткам, их жалобным высокоголосым стенаниям, говорили "ну ладно, давайте последние главы не будем проходить". В такие моменты что-то внутри обрывалось, рушилось. Я, поступавший на специальность "Фундаментальная математика", чувствовал себя обманутым, разрасталась обида

— Так мало того, — не унималось выше, — этот Мещеряков, взбычил тогда на препода по топологии, мол почему мы многообразия не проходим! Просто в край ёбнутый! Ха! Чеканашка, ****ь!

Ровно в девять двери аудитории распахнулись, и быстрым шагом к преподавательскому столу прошла невысокая, коротко стриженная, опрятная женщина лет тридцати пяти, - новый преподаватель. Стопка бумаг впечаталась в стол. Аудитория притихла. Преподаватель ступила к доске

Почерк у ней был яркий, ясный и чёткий; от уверенного и жёсткого нажима искрами осыпался мел

На доске она вывела:

"Митрякова Татьяна Михайловна"

И ниже:

"Теория функций комплексного переменного", - так красиво называлась её дисциплина

Часа хватило, чтобы все поняли, пары Татьяны Михайловны - это не отдых на пляже, а, если угодно, суровый подъём по скользкой и узкой тропке высокогорья: опасный, удушливый, трудный. Лишь раз оступись и всё

— Вы! Да, да, вы, задняя парта! Что вы там в телефоне ищете?

От её голоса, звонкого, строгого, - скопом неслись по телу мурашки

— Да так, ну, ничего

— Повторите, пожалуйста, определение комплексного числа

— Ха! Без проблем. Это корень из минус один, и там плюс число какое-нибудь и умножить, вот

— Неверно. Выйдите, пожалуйста, из аудитории. И можете на лекциях больше не появляться! Выйдите, я говорю. Я не желаю вас здесь видеть!

Трое выбыли из-за этого вопроса

— Так, теперь вы! — обратилась она ко мне

— Комплексное число, — это пара... упорядоченная пара действительных чисел

— Хорошо, — её голос смягчился, — что ж, продолжим

Любимчиков у Татьяны Михайловны не было. Сколько я ни пытался своими ответами её впечатлить, кроме сдержанного "неплохо, Мещеряков, очень неплохо", ничего не слышал. Домашки я делал, расписывая всё, как на продажу: подробно, тщательно, чертежи выполняя карандашами разных цветов, разной жёсткости, тратя на номер по два-три часа. Теория функций комплескного переменного оказалась сложной и невероятно интересной дисциплиной

На пару я бежал так, что брызги летели из-под подошв, бежал под истошные крики клаксонов, свист патрулей, по мостам и по серпантинам, по взгорьям и рваным оврагам, вдоль цепи горбатых автомобилей; обгоняя ручьи бежал; бежал как бежит годовалый ребёнок к матери, или как парень к девчонке бежит, как бежит, подгоняемый ветром, снег по склону, как кометы, сгорая, мчат, рассекают небо, чертя, словно гелем ручки, яркие линии. Это было прекрасное время!

Татьяна Михайловна любила предмет - то было видно: в каждом движении её хрупкой кисти, в каждой формуле, в каждом рисунке, в том, как скромно, едва уловимо, мягко, поджав по-заячьи губы, она улыбалась, когда на доске серебрилось правильное решение

А вот мехмат Татьяну Михайловну невзлюбил. После одной из лекций, как только Татьяна Михайловна вышла, с задних парт донеслось:

- Коза недоёбанная! Блевать тянет с её пар! Заносчивая высокомерная сучка! Что я там в телефоне делаю, её вообще не должно ****ь! Мне что теперь, монахом заделаться, чтобы успевать все домашки её делать! Нормальные преподы по десять номеров не дают! – и вот такие речи мне уже не нравились, - Ха! Да у ней недоёб точно! Да уж! Лучше отъебать корову, чем Татьяну Митрякову!

— Угомонись, а! — сказал я тогда, сам не зная, откуда взяв смелости

— О-о-о, ну да. Вот в тебе я не сомневался, Мещеряков, что тебе это уёбище по душе

— Слушай, ты, — я прокашлялся, — ещё хоть одно слово о ней скажешь в моём присутствии, и никаких решений и лаб тебе не видать, ясно? И всему потоку!

Он чуть не брякнул что-то, но ребята рядом тут же его остепенили

Помню, в тот день выпал первый снег. Грязи не стало. Вся вязкая чернь улиц исчезла, словно постыдное воспоминание, представляясь уже чем-то далёким, нездешним, из мира делириев, гадких снов. Город вмиг обелился и заблестел, и, подбитый мехом, выглядел чинно, внушительно, походя на уважаемого господина, а не на анемично-бледного ботаника, как раньше

Заявки на работы по ТФКП неслись водопадом, и я писал их с упоением, страстью, и даже продавать их было как-то неловко, неприятно, но, учтя ценник, сносно. Деньги копились, множились. На новый год я запланировал поездку в горы - в итальянские Доломиты

В скрипе дверей МФЦ и консульств, в комарино-назойливом писке касс, в злобном басе работниц паспортного стола, - всюду упрёк чудился, будто бы я сейчас вот сижу, получаю шенген, а лучше бы позанимался. В консульстве мне указали прийти во вторник в восемь, а в девять уже начиналась пара Татьяны Михайловны. Так я впервые опоздал к ней

Уверенный, что мне, как лучшему студенту, это простится, я вошёл, произнеся с неровной улыбкой:

— Здравствуте. Можно?

Татьяна Михайловна записывала на доске определение вычета

— Здравствуйте. Нет. До свидания

— Что?

Мириться с подобным я не хотел, но и оправдаться не мог. Так и стоял, ухмыляясь нелепо, как мальчик-олигофрен, пока Татьяна Михайловна не повернулась:

— Покиньте, пожалуйста, аудиторию, - отчеканила она звонко

— Но я...

— Объяснения в письменном виде - в деканат

— Изви...

— Что вы, не стоит, Мещеряков, идите! - не отступала она, - а если вы себя самым умным считаете, можете ко мне на пары вообще не ходить, но и экзамен вы не сдадите

Добавив про устав, запрещавший опаздывать, про наглость улыбки, под торжественные смешки, она всё же выставила меня за дверь

Совестно было, и грустно, что пропустил тему, и что пришлось гуглить, искать вычеты на сомнительных сайтах, где поля выстланы тизерными рекламами про укрупнение гениталий и преткновение стула, - этими вышедшими из-под власти адблока хтоническими существами – и к чистому научному интересу теперь подступал лёгкий, доселе неведомый страх неуда

Ко дню экзамена все записи, все лекции плотно осели в памяти. Казалось, моргая, я видел на исподе век верный ответ на любой вопрос. Ровно в девять дверь с надписью "Не отвлекать! Идёт экзамен!" распахнулась

Поток притаился. Татьяну Михайловну встречали покорным молчанием и благоговейным трепетом, с каким в пору встречать апокалипсис

Татьяна Михайловна раздавала билеты. Парень сзади меня дрожал. Судорожно моргали лампы, и даже пыль вокруг встала от напряжения. Мне на парту скользнуло:

"Определение вычета"

— Но я знаю все остальные вопросы! - уверял я Татьяну Михайловну спустя три часа, не сдав письменную часть

— И что? — спокойно отвечала она, - Вы не можете написать определение вычета. О чём можно вообще с вами говорить?

— Я написал! Вот! — я развернул прямо перед её лицом формулу

— Это формула, а не определение

— А что надо было написать?

Она подсела и расписала

"Вычет в изолированной особой точке однозначного характера равен", - дальше формула и ещё пояснения к ней. Её ответ вышел в три раза объёмнее моего

— Вот так надо отвечать, чтобы хотя бы три получить, Мещеряков. Пока что у вас - неуд. Давайте, до пересдачи

Я вышел. Ребята ждали вестей

— Ну чо, ты-то хоть сдал?

Это был первый мой неуд за пять семестров. Мир обрушился, раскололся, и осколки его кружили в глазах: коридор, порог универа, дорога, серпантин, мост, и потом: аэропорт, самолёт, таможни, Италия, горы, горы, снег, тесный дешёвый номер, в котором безвылазно я провёл все праздники, готовясь

Холодные властные Доломиты глядели в окошко у потолка, как надзиратели, и шелестели, летя, листы с решениями на вычеты, дробно-линейные функции, конформные отображения, на ряды Тэйлора, Лорана, Фурье

За неделю на итальянском я выучил только одну фразу:

"Quaderno. Novantasei fogli" : "Тетрадь. 96 листов", и, подобно тому, как завзятый курильщик исчисляет скуренное не сигаретами и не пачками, а числом зажигалок, истраченных за день, исчислял я написанное истекшими ручками, коих шесть штук истрачено было в Вероне

Я знал весь материал. Выучил вычеты так, как она требует, знал наизусть определения, пояснения и доказательства из трёх методичек. Учить больше нечего было. И потому страх обуревал с новой силой. Вдруг чего-то не знаю? Вдруг надо ещё что-то?

Страх загонял меня порой в угол, где я дрожал, обливался потом, и как-то раз горничная, миловидная итальянка, застав меня так, спросила:

"Tutto bene, signore?"

И в ответ я, кивая, бубнил определение вычета функции в изолированной особой точке однозначного характера

Весь рейс назад, кататонично застыв, я таращился в записи и непроизвольно шептал, как аят из корана, определение вычета. Сосед мой, потный дебелый невротик, отсел. Сквозь шёпот слышались, как из длинной трубы, голоса стюардесс: "не бойтесь, всё в порядке, скоро приземлимся"

Назавтра от моего возвращения назначили пересдачу. Уставом давалось всего три попытки на сдачу, за третьей следовало отчисление

По приезду я, чтобы унять тревогу, проглотил пол-флакона какиих-то таблеток, вроде валерианы - не помогло. Поучил ещё. Понимание, что я знаю всё идеально, затмевалось страхом. Где-то прочёл, что от напряжения у человека могут случаться отказы памяти, и да: тогда, провались моя память, я скорее б забыл, как дышать, но тревога всё не оставляла, и безопасности ради я накатал шпору – первую в жизни. Меченый лист вошёл меж дюжины чистых. Началась пересдача

Вопросы были несложными. Решение плавно и ровно шло. Текст вился вокруг чертежей, старательно заштрихованных. Шпора совсем не понадобилась. Становилось легко, воздушно. Дыхание выровнялось, воздух казался сладким и свежим, а сердце стучало в такт каблукам Татьяны Михайловны, мерно шагавшей по аудитории, наблюдая за студентами. Дошла до меня. Окинув бегло мою работу, она улыбнулась - всё "от" и "до" в ней верно было

Улыбка исчезла. Она обратилась к парню сзади меня

— Так, что это у вас там? Под листочками!

— Ни-ни-ничего..

— Покажите

— Ну, я не списывал, правда, - она рассмотрела его листки

— Для вас пересдача закончена. Выходите!

— Да пра...

— До свидания! Так, а сейчас все показывают свои листочки

Вмиг взмокшие, пальцы мои перебрали листы, нашли меченый. Понимая, что что-то срочно надо делать, суетясь, в полной растерянности, я, без навыка скатывать, взял листы, скинул их все в проход – вроде как не мои - но приземлились они аккурат к ногам Татьяны Михайловны, прямо на туфли, и, если парень сзади с полупустой работой мог ещё убеждать её, что не списывал, то я со своим идеальным, словно скопированным и вставленным, текстом, скажи так, выглядел бы шутом и насмешником

- От вас я такого не ожидала, Мещеряков! Выходите! - приказала она, задетая, обманутая лучшим студентом, - выйдите, я сказала! Наглецы! - потом добавила: - Комиссия через неделю

В потоке за обе сдачи было сорок три неуда, один из которых - мой

Силы иссякли. Придя домой, я сразу свалился в постель, и лежал так, в оцепенении: слабый, но напряжённый, держа голову над подушкой на жёсткой шее и не смыкая глаз, заливая всё вокруг потом, пока вдруг не выпал резко, как в обморок, в беспокойный сон

Снилась армия. Снился тяжёлый ботинок прапора, прижимающий к мокрой холодной земле, и я просыпался - в мокрой холодной постели, вставал, брался за лекции, понимал - ничего нового я не узнаю, засыпал снова

В этом полубреду пронеслись три дня. Сам виноват, думал я, сам виноват, что такой шараханный, такой загнанный и трусливый. Вспоминал, как глянув за миг до палева на мою работу, Татьяна Михайловна улыбнулась, понадеялась, верно, что наконец кто-то знает её науку достойно, что кто-то разделяет её любовь к предмету. А потом всё это рассыпалось, обратилось обманом, ложью, предательством

На исходе четвёртого дня пришло сообщение от старосты. В нём он писал, что группу могут ликвидировать, если сдаст меньше трети, а в конце сердечно просил помочь - собраться и порешать вместе. Было там даже "на тебя вся надежда, приходи, пожалуйста"

Я согласился. Всё лучше, чем бредить до комиссии

Староста выбил нам аудиторию. Я пришёл ровно в девять

— Дима! — так меня звали, — чо с интегралами по кривой делать? - сходу выпалила какая-то девчонка, и сразу все, как на рынке, кричать начали, пока староста их не осёк:

— Тихо! — его слушались, — давайте, в очередь. По алфавиту. Дима, - он подошёл, - по сколько нам скидываться на занятие?

Я чуть было не рассмеялся

— Издеваешься что ли? Я сам не сдал и теперь деньги возьму? Что я, совсем идиот?

Кажется, они приятно удивились

В свете солнца доска зацвела синими, красными, ярко-зелёными графиками. Теорему Коши для многосвязной области хором зубрили, потом разбирали доказательство. Ребята понимали всё больше. Я декламировал:

— Это же замечательно! Если мы знаем, что функция хоть раз дифференцируема, то можем точно сказать, что она дифференцируема и два, и три, и бесконечное количество раз. И, смотрите, почему

Иной раз доносилось "вау!" — некоторые разделяли мой энтузиазм. Лица других трогала добрая улыбка

— Слушай, Дим. — сказал староста, — Если ты не сдал с такими знаниями, что же с нами станет?

— Прорвёмся

— Мы у тебя все в долгу, считай!

Занятие шло на три часа от заката. Зажглись огни студгородка

— Бухаем за мой, если сдадим! — объявил кто-то, — и ты, Дима! Твоё присутствие обязательно, чувак! Бухать без Димы не начнём, всем ясно?

— Да погоди ты бухать. Сдать ещё надо, — опасался староста

Седоусый толстяк со взглядом олигофрена, голосом ревуна и повадкой завхоза обязал нас покинуть аудиторию

— Ха! А ну-ка, Петрович, съебись! Не мешай нам науками заниматься!

— Тихо ты. — вступил староста, — Это наш препод по методам вычислений

На следующий день опять собрались всей группой. И на следующий. Три дня по восемь часов - почти все лекции Татьяны Михайловны я прочитал по-новой. Так появилась общая тема для разговоров с одногруппниками. Даже их имена выучил

Одна, Климентьева Катя. Точно Клементьева. Помню, весь последний день занятий, мои глаза всё обращались к ней, как намагниченные. И как я не замечал её все эти годы. Такая хрупкая, скромная, темноволосая, с ровной, как натянутая струна, спиной, она сидела и тихо, молча за мной записывала, и даже не спросила ничего. Вечером, дома проверил - она у меня даже не покупала ничего за это время. Видно, отличница. Надо будет познакомиться, если пересдадим

"У тебя что было на экзамене?", - написал ей

Она скинула интеграл, я скинул решение. Искра, буря, и вот уже настал день последней, решающей пересдачи

Из рюкзака и карманов вытряхнул всё, что могло за шпору сойти - все чеки, купюры, черновики. Зачётку и телефон в куртке оставил, а куртку сдал

Письменную часть сдали. Устную, кроме Татьяны Михайловны, ещё два преподавателя принимали

Отвечали ребята достойно. Один за одним выходили они с удовлами, и громкие возгласы радости слышались из-за двери. Кто-то на радостях верещал

Татьяна Михайловна объявила:

— Клементьева и Мещеряков!

Катя сдавала тем двоим, я - Татьяне Михайловне

— Итак, — она окинула письменную часть, - у вас всё очень неплохо. Сформулируйте, пожалуйста, теорему Коши для многосвязной области

Я ответил

— Теорему Морера и определение особых точек

Я ответил. Краем уха слышал, как Катя не может рассказать про симметрию относительно обобщённых окружностей

— Мещеряков, куда вертимся? — осекла Татьяна Михайловна, - определение интеграла, будьте добры

Каким-то неимоверно косноязычным образом вклинил я в свой ответ подсказку Кате "... и так как точки, симметричные относительно обобщённой окружности в прообразе, симметрична относительно образа окружности в образе..."

— Причём тут симметрия? — спросила Татьяна Михайловна

— Да так, к слову

— Формула Муавра, — ответил, — Теорема Коши о вычетах. А Лорана? А Коши-Римана? даже Сохоцкого-Вейерштрасса знаете? Правда? А доказать сможете?

— Да, письменно

— Пожалуйста

На протяжении получаса, гонимый надеждой на оценку выше, чем три, я расписывал доказательство. Стержень ручки вился по клеткам листа. Катя вышла уже с удовлом, а оба члена комиссии удивлённо глядели на мой листок - теорема Сохоцкого-Вейерштрасса вообще в курс не входила - так, из интереса прочёл. Сразу вспомнилась осень, зима. Те прекрасные вечера наедине с наукой Татьяны Михайловны

- Ладно, Дмитрий. - говорила она, глядя на доказательство, - вы неплохо усвоили материал. Даже очень. Видно, что вы серьёзно поработали над своими ошибками. Я приятно удивлена, - она улыбнулась, но улыбка её вмиг из радостной стала печальной, - Но больше, чем три, на комиссии ставить не принято, увы, так что - "удовлетворительно"

Я вышел, встретив ребят скорбью и разочарованием

— Ты.. Ты же сдал?

— Да. Сдал еле-еле

Так все и крикнули. Поздравлять меня стали с этим позорным, выстраданным удовлом. Я отвёл старосту от толпы и потребовал

— Дай, пожалуйста, номер Татьяны Михайловны. Срочно нужен

— Зачем?

— Хочу написать ей всё, что о ней думаю!

— Эй-эй! Ты погоди, там ещё наши сдают!

— Нет, не погоди. Дай, пожалуйста, номер

— Ну...

— Не ну! Ты у меня в долгу, помнишь? — он выдохнул, за голову схватился, — да успокойся, всё норм будет, — не отвечая, он показал мне экран телефона с номером, я переписал, отблагодарил, а он, опять же не отвечая, вернулся к толпе

Я тем временем набрал сообщение и отправил. И выдохнул с облегчением. Стало воздушно, легко

По слухам, то сообщение довело Татьяну Михайловну до слёз. Солнце скрылось за облаками, а на экране её телефона высветилось:

"Образование здесь станет высшим только тогда, когда каждый преподаватель будет таким же строгим и требовательным, как вы. Спасибо вам, Татьяна Михайловна, вы действительно дали нам знания. Теория функций комплексного переменного - лучший раздел математики!"

И дальше, потными от волнения пальцами я набрал:

"Не могли бы вы.."

Стёр

"А вы можете.."

Стёр

"Будете моим научным руководителем?"

Две снежинки коснулись крыши главного здания