Породистая гниль

    Его породистое лицо махрового интеллигента и  матерого барыги служило ему визитной карточкой, эдаким пропускным талоном в директорию  сильных мира  сего, где часто его принимали за своего.

           Эта смесь породистой лайки и бультерьера вводила в заблуждение даже бывалых аристократов, даже манеры, которые оставляли желать лучшего, не вызывали ни в ком сомнения, что он из этих.   Из тех, кому дозволено всё, доступно недоступное и невозможное, что он из тех королей жизни, которые приходили в этот мир уже будучи победителями, их предназначением было побеждать, чтобы потом уйти и оставив о себе след в памяти многих, почти увести их за собой, на тот край света, где они оказывались,  как правило,  раньше положенного срока.

      Они приходили в эту жизнь,   и уже готовые созревшие плоды,   словно отяжелевшие от своей перезрелости сочные фрукты, срывать    с дерева   жизни,  даже  не протягивая к ним руки,   они сами падали к их ногам, застревая по дороге во рту между зубов,   откуда их с  трудом выталкивал шероховатый, налитый вкусовыми ощущениями язык, такой же пухлый, как  сами фрукты, ставшие такими от перезрелости.

        Они   приходили  в эту жизнь уже с готовыми решениями, ложились  на кровать посреди этого жизненного пространства, в которое  так же  вошёл  и он,  и тоже  лежал теперь на кровати  в окружении таких же породистых, каким мнил себя,  телок,  будучи изначально с налетом интеллигентности, а в душе всегда сохраняя статус того барыги, махрового до мозга костей, когда принципы упирались только   в собственные не воплощенные в реальность желания, когда желалось всё, а   получалось далеко не всё и не всегда, вот тогда и включились эти принципы, дающие ему проходной балл в любой кулуарный застенок, где его имели за своего.

      Да, там огромную роль играла его породистая внешность бультерьера, означающая элитность и умение постоять за себя в случае отсутствия рядом  братков, а наличествующая доля интеллигентности подкупала во всём,    во всём остальном, что так не хватало бультерьеру, умело щерящиму и показывающему свои крепкие зубы, остававшиеся молодыми до старости.

       Как и те тёлки,  что вечно окружали  его, его мощную стать, тоже своей юной молодостью сопровождали до самого конца.

        Когда придёт время и он сменит одно ложе на другое, а их,  даже умертвив, как его вечных наложниц, не смотря на юность лет,  положат с ним рядом и засыплют сырой землей, которая почти сразу же превратится в прах, став сухой, как порох, как пыль, что покрывала  пути и дороги, по которым он без устали передвигался ещё  при жизни, оставляя за собой столбы той могущественной пыли, которые многие принимали за его харизму, за успех, достигнутый им в жизни.

      А весь успех упирался в его врожденную породистость его лица в том сочетании с тонкой интеллигентностью, которой случайно его одарила природа при  рождении, наградив такой визитной контрольно-пропускной карточкой в лучшие уголки жизни этого мира, от чего он, конечно же,  не смог отказаться, от   такого подарка судьбы, не обладая больше ничем, ни умом, ни даже душевным обаянием, да ему это и не нужно было, ведь люди   были настолько непритязательны, что им хватало только его внешности, а что за ней стояло, они не знали и не хотели знать,  им было достаточно этих  черт, сочетающих  в себе интеллигентность мопса и драчливость бультерьера, означающую, что он,  этот бультерьер всегда постоит за мопса и  с лихвой накажет каждого, кто только посягнет на дарованное ему благополучие в этой жизни,  вот этих мелких деталей  и  хватало, чтобы перед ним открывались все двери, почти  ворота, пропускающие в рай ещё  при жизни, не допускающие даже толики сомнения, что он какой- то не такой,  ведь и они,  эти люди, что считали себя ровней ему, сами были какими-то не такими и потому их совсем не волновало, что же на самом деле скрывалось за его такой необычной внешностью.

    Они даже где-то боялись прикоснуться к этой его тайне, раскрыть ее, догадываясь в глубине души, что за ней стояло, им легче было уложить потом вместе с ним в могилу тех тёлок, чтобы самим продолжить жить, а не лечь рядом с ним.


       Воистину жизнь играла дурную шутку с такими, готовыми лизать ноги барыге и  преступнику, преклоняться перед ним, и в первую очередь,  перед его внешностью, которой его одарила природа и в чём не было его ни малейшей заслуги, но чем он не преминул воспользоваться, став королем жизни и даже покинув её  в том же статусе, который пронесли на руках совершенно неизвестные ему люди, всегда готовые чему -нибудь поклоняться, даже дорогому фантику с дешевой начинкой, лишь бы ценник на нём был соответствующий и их устраивал по всем статьям, а когда ещё и сам фантик  выглядит на  все сто, тогда и вовсе шапку долой перед гнилым нутром.

1.05.2020 г
Марина Леванте