Тунцеловы. Глава 4

                4
       В семь часов утра было еще темно. За кормой виднелась гирлянда огней города, причалов, судов. Словно рыба-кит лежал остров у входа в гавань – бывший французский сторожевой пост со старинными пушками. На нем мелькали редкие огни маяка. Дул прохладный ветер.
       На палубе повар Мохов пожаловался, что на камбузе нет теплой воды для мытья посуды, и её приходится подогревать на плите самим. И в душевой тоже нет теплой воды, а он с камбузником ведь не моржи. Я увидел на палубе стармеха Малыгу, и попросил его наладить теплое водоснабжение и установить на камбузе электрокипятильник. Стармех пообещал сделать всё возможное.
       В половине девятого мы уже были в открытом океане. Горизонт земли исчез. Над головой голубело небо, над горизонтом висели редкие белые облака, на поверхности океана серая зыбь. Мне вспомнилось четверостишие одного стихотворения:
            Шуршит над нами крыльями мечта,               
            душа стряхнет незримые оковы.
            И под сиянье Южного Креста
            на промысел уходят тунцеловы.
      Судно лениво покачивалось с боку на бок, его корпус вибрировал. После обеда температура воздуха была 27 градусов. Чувствуется потепление. На корме готовили кое-какие снасти. С кормы спустили вниз на палубу жестяное корыто (стамп), из которого будут подавать через палубную горловину улов на засолку в чанах с 17-процентным солевым раствором. Следом за корытом спустили на палубу каплёр – круглую, похожую на огромную волейбольную сеть с гирей внизу. Это своего рода черпалка рыбы из невода. Лебедчик настраивал свои стрелы и выборочные машины. Тралмастер с матросами проверял невод и заделывал в нем прорехи, кое-где  прикреплял к верхнему его краю балберы (поплавки), а к нижнему подвязывал полутораметровыми крепкими гужиками (веревками) кольца, через которые проходил стягивающий трос.
       Идем на юг второй день, третий. Утром температура воздуха 27 градусов. На горизонте дымка. Затем взошло солнце в виде золотого круга с тускловатым свечением и розовым фоном вокруг. На воде серая зыбь и редкие белые барашки.
       Судно стояло. После ужина я увидел, как лебедкой была поднята целая гора, свернутого в кольцо, толстого ржавого троса и выброшена за борт.
– Жаль, – сказал я. – Он всё же стоит больших денег.
– Есть запасной, – сказал стоявший рядом акустик. – А этот мог бы порваться в любой момент и убить кого-нибудь. Никто не хочет работать с такими тросами. Люди пришли сюда работать, а не калечиться. Вы же выбрасываете просроченные таблетки.
– Но ведь этому тросу можно было бы найти где-то другое применение. Даже продать на металлолом.
       Вечером механики промыли насос и трубопровод и давление топлива стало снижаться. Теперь мы можем продолжить свой путь на юг. А воздух становился всё жарче. Вечером в моей каюте было 31 градус.
      Зато на следующий день температура понизилась до 20 градусов. Сопровождаемый ритмичным гулом моторов и шумным плеском воды наш тунцеловный сейнер шел вперед, на юг. Временами от его борта испуганно шарахались летучие рыбы, похожие на птиц, оставляя на океанской зыби следы своих лапок, которые тут же исчезали. Их полет 15 секунд на полкилометра или километр. Светило солнце и отблеск лучей от волн резал глаза. Кружились одинокие серые чайки. Потом в нескольких местах рядом с бортом судна забурлила вода.
– Не тунцы ли это? – спросил я у стоявшего рядом на палубе камбузника.               
– Нет, это, возможно, дельфины. Там, где находятся тунцы, обычно летает около десятка чаек, которые ждут, что тунец им что-то отрыгнет.
       Я поднялся на верхний мостик, где был установлен бинокуляр и стал осматривать через него окоём. Но ничего не обнаружил.
       Продолжаем свой переход. По пути мы подошли к транспортному судну “Навигатор“, на котором для нас имелось снабжение. Через борт я переговорил с судовым врачом, который, работая в инфекционной больнице, запомнил меня, бывшего работника “скорой помощи“.
Он обижался на скудный запас медикаментов: мало денег на них отпускают. Сказал, что на транспорте нет амбулатории, а вместо нее такая же санкаюта, как и у меня. А в следующий рейс “Навигатор“ вообще пойдёт без врача.
       Наконец, снабжение принято и наши суда разошлись. Мы получили продукты, пиротехнику и воду в восьмилитровых бадейках. На каждого пришлось по 14 бадеек. Я занес свою воду в каюту и сложил бадейки в углу под иллюминатором.
       Вечером рефмеханик проверял наличие в цистерне фреона, и при этом газ внезапно шикнул ему в лицо под левый глаз. Он пришел ко мне. Я увидел красноту под глазом и установил ему диагноз: химический  ожог. Сделал ему глазную ванночку с офталмолом и смазал кожу гидрокортизоновой мазью. Через десять минут больному стало легче.
       На следующее утро возле судна обычная картина: заалел, зажелтел восток, но солнце пока не выбралось из туманной дымки. Наконец прорезался ярко белый нечеткий диск и залил океанскую рябь тусклой белой полосой света, которая с каждым мгновением становилась всё ярче. Третий помощник измерил температуру океанской воды, вынутой из глубин в батометре. Она равнялась 26 градусам. Такая температура вполне подходит для обитания тунцов.
       Я снова поднялся на верхнюю палубу к бинокуляру в надежде обнаружить скученные всплески стаи тунцов. Но кроме черных спин дельфинов ничего не увидел. Заметил, что здесь они почему-то вялые в отличие от тех, которые я видел у берегов Марокко.
       Ко мне подошел тралмастер, сорокапятилетний стройный тунцелов с зачесанными кзади короткими русыми волосами и темно рыжими усами на сухощавом обветренном лице. Он был одет в тоненькую футболку.
– На службе или просто интересно? – спросил он.
– На борту – значит на службе, – ответил я.
– Да я просто к тому, что сейчас у бинокуляра стоят по вахте один час.
– Нет, я не стою.
       Вдали показалась стая чаек. Это значит, что рядом есть тунцы. Эти чайки кормятся возле них и их же выдают тунцеловам своим поведением. Нечестно как-то!
       По судну объявили аврал (три коротких звонка) – подготовка к замёту. Но, подойдя к стае чаек, убедились, что косяк маленький, всего две тонны, и потому замёт не сделали.
– А все ли тунцы с черными спинами и хвостами? – спросил я у тралмастера.
– Нет. Бывают еще полосатые и желтопёрые. Желтопёрые тунцы дороже черных в четыре раза: две тысячи долларов за тонну.
       Бригада матросов-добытчиков в желтых касках разошлась с кормы. В океане стоял безбрежный штиль. Давно я такого не видел. Совсем не то, что в Норвежском море, где я был в этот же сезон в прошлом году. И подумал, что в это время там рыбаки мерзнут под снежным зарядом и идут подсушиться и согреться в сушилку, а здесь я сижу у открытого иллюминатора в одной рубашке. На горизонте показались три судна, подобных нашим тунцеловным. Они всё увеличивались в размере. Одно из них делало замёт – от его кормы тянулись тросы невода, а рядом чернел судовой буксир, подобный нашему “скифу“.
       Дважды замечались множественные всплески на воде, но оказывалось, что тунцы маленькие, около полуметра и, судя по их резвости, их там было немного. Когда их много, то вода прямо кипит и тунцам негде резвиться, сталкиваясь друг с другом.
       После обеда сделали замёт. Лебедкой было приподнято ожерелье невода, и спущенный на воду буксир “скиф“ потянул ожерелье балберов с сетью невода по гигантскому кругу. Конечно, это было сделано не с целью улова (в этом месте ни один тунец не плеснул), а, скорее всего, для приведения невода в рабочий порядок: слишком много в нем было дыр. Затем буксир потащил длинный толстый трос, прикрепленный к корме нашего судна. Чтобы судно не запуталось в неводе, он оттягивал корму к себе. Второй помощник и акустик спустили на воду шлюпку (спидбот) и прокатились на ней. Затем лебедка потихоньку сматывала обратно на корму ожерелье балберов (поплавков). Некоторых не хватало. Я вспомнил, что один негр выменял несколько поплавков за бутылку виски.               
                (продолжение следует)