Душа ведьмака. Часть 2

Страх…
Ночь пропитана этим чувством, словно салфетка на чайном блюдце. Страх ползет по спине струйками холодного пота, душит горло скользкой удавкой, подкашивает дрожащие ноги. Но девочка в белой ночной рубашке не может остановиться, не может шагнуть в сторону или повернуть назад. Только вперед, куда этот тошнотворный страх тянет ее словно цепями…
Когда ей становится совсем плохо – она сжимает кулачки, призывает на помощь гнев. И любовь. Там впереди – братик. Один на один с ней. Девочка не может этого допустить!
Под маленькими босыми ступнями – холодные плиты бесконечных коридоров старого замка. Мертвенно-фиолетовый свет луны призрачными пятнами расползается по душным гобеленам, очертаниям дверных проемов и боковых лестниц. Девочка медленно идет в бесконечном сизом сумраке  ночных коридоров. Вот и поворот на винтовую лестницу, ведущую наверх, в башню… Страх прорывается наружу тяжким грудным стоном… Вот и дверь на самом верху лестницы – тяжелая, отвратительная на ощупь, как дверь склепа…
Девочка толкает ее обеими руками, и открывается вид комнаты, озаренной множеством красных свечей, среди которых на возвышении сидит она – красивая и страшная, но девочка смотрит только на коленопреклоненную фигурку возле её ног. Вышек… Он уже без сознания, голова бессильно уронена на грудь, но она  не позволяет телу мальчика  упасть. У его ног – всё тоже: окровавленное тельце котенка, живого, корчащегося, и – окровавленный ножик…
- Ничтожный слабак! Трусливый слизняк! Безвольный агнец! Ты ни на что не годен!..
Склонившись с кресла, она хватает тельце замученного котенка, с размаху бьет его головой о ступеньку – так, что на детские ночные рубашки летят кровь и мозги, - вышвыривает трупик в раскрытое окно.
- Теперь ты! Ты будешь играть мне на лютне! Мы повторим урок. Бери!!
Девочка шатается и смотрит на свое орудие пыток – кусок черного дерева с натянутыми вдоль него скользкими струнами… и сразу же её маленькие пальцы пронзает жестокая боль…

… Злата резко распахнула глаза. Потолок спальни качался перед запрокинутым лицом. Она ощущала, как стекает по вискам, шее, груди холодный пот. С трудом села, опершись на дрожащие руки. Потом скользнула босыми ногами на пол, прошла, покачиваясь, в умывальную комнату. Почерпнула ладонями воду в купальной чаше, долго плескала прохладной водой в зажмуренное лицо. Взглянула на руки и вздрогнула: кровь на ладонях?!.
Нет, это просто всходило солнце. Розовое марево рассвета обнимало город…

***
  Деликатно постучав, с поклоном вошел тиун.
- Аудиенции Вашей светлости просит господин Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой.
Брови Златки изумленно поползли вверх:
- Проси!
Она вышла вслед за тиуном и увидела, как через анфиладу комнат входит объявленный гость. Выглядел Регис как обычно – в длинном бежевом сюртуке, старом черном жилете, перепоясанным кожаным ремнем, с  излюбленной ароматической торбой через плечо; голова с открытым лбом и крупным носом высоко вскинута, словно голова ворона, с которым вампир поддерживал свою удивительную многолетнюю дружбу.
Не доходя нескольких шагов до княженки, Регис отвесил изящный поклон.
- Сколько нужно веков, чтобы отучить тебя от этих церемоний со мною, мэтр Регис? Люди столько не живут! – со смехом произнесла Злата.
- Ошибаешься, юная правительница, ошибаешься! – покачал головой вампир. – Не мне нужно отучаться от правил человеческого этикета, а тебе осознать их необходимость и начать внедрять в свою жизнь. И я не устану тебе об этом твердить! Коль судьбе угодно было даровать тебе поприще правления этим краем, надо  применять правильные инструменты для такого дела. Не будешь же ты размешивать пищу в котле кузнечным молотом или сгребать навоз рыцарским мечом! Понимаю, что, лишившись в весьма юном возрасте родителей, ты лишена была и соответствующего обучения роли будущей правительницы, потому руководствуешься своим здравым смыслом и добрым сердцем. Но я всё же настоятельно советую тебе озаботиться вопросом церемониала и поддержания разумной дистанции, пригласить мудрых учителей и церемониймейстеров. Пойми, что это нужно не столько тебе, сколько твоим подданным. Люди – странные существа! Они совершенно не способны ценить простое и доброе к ним отношение, считают это за слабость и безволие власти, норовят залезть на шею, а то и чего похуже учинить. Дистанция и еще раз дистанция!
Злата терпеливо, улыбаясь, дослушала до конца.
- Всё? Теперь я могу обнять тебя?
Регис широко улыбнулся, показав острые зубы, и  тоже распахнул ей объятия.
В своих комнатах Злата предложила вампиру располагаться в креслах, тиун принес разнообразные настои и ликеры, которые гость любил дегустировать, и беседа продолжилась. Регис явно не намеревался сходить с избранного курса.
- Сейчас край Вырицкий, Лишанский и Захолминский благодаря твоим стараниям благоустраивается, экономически крепнет. Но не забывай, что удельные  княжества, из-за слабости нынешней королевской власти, поглядывают на Вырицу отнюдь не ласковыми, а скорее жадными волчьими глазками. Их князья видят в тебе милую девочку, не знающую толк в жизни, и потому днем и ночью мечтают тебя этому толку обучить. Если удастся – путем мирным, брачным, благо красотою ты  не обделена. Ну, а не выйдет – поверь, пойдут войной. Это только вопрос времени. И хоть характер у тебя – стальной клинок, но ты отнюдь не воинственная Львица из Цинтры, и вести войска к победе – не твоё. Тут нужен князь!
Злата всегда терпеливо выслушивала длинные речи вампира Региса, уважая его за мудрость и за то, что говорил он всегда от собственного сердца, не примыкая ни к чьей стороне в борьбе за власть. Нового для нее сказано сейчас не было, но княженка дивилась, что в этот раз Регис подошел к теме настойчиво и прямо, без многоходовок и отвлеченных рассуждений, на которые был большой мастак.
Она слушала, опустив глаза, поигрывала кисточкой на пояске.
- Сердцу ведь не прикажешь, дорогой мэтр. А в моей ситуации вообще руку отдавать надо тому, кому сердце не отдашь, кого совсем не жалко! Потому как счастья не принесу я никому из мужей.
- Причем здесь сердце? – удивился Регис. – Разве я говорю с наивной крестьянской девочкой, влюбленной в красивого барчука? Ты ведь жизнь свою кладешь на благо Вырицы, княженка. В твои сердечные дела я и не подумал бы влезать!
Злата  вздохнула.
- У тебя есть кандидаты, чьи партии мне желательно рассмотреть, мэтр?
Тут вампир рассердился – деланно или всерьез.
- Вот только свахой Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой еще не бывал!.. Я могу лишь дать совет – ум в муже тебе не так уж важен, ты сама умна. Сильная преданная рука тебе нужна, умеющая и меч держать, и воинов в подчинении.
Злата промолчала.
- Кстати, - вкрадчиво произнес вампир. – Откуда такое упадническое настроение в столь молодом возрасте? То, что твое сердце пока никто еще не завоевал, не повод думать, будто оно у тебя совсем каменное или обреченное на вечное одиночество!
Княженка коротко улыбнулась и грустно покачала головой:
- Причина есть. Ты не знаешь, мэтр.
- Не знаю? А если угадаю?
Она рассмеялась.
- Ну, если сможешь и это угадать, тогда я буду тебя слушаться во всем!
Вампир кивнул. И тихо, твердо произнес:
- Мериамла.
Княженка вскинула на него глаза, побледнела, покачнулась…

***
По унылому низкому небу летели рваные сизые облака. Промерзший бурьян глухо хрустел под копытами лошадей, когда они приблизились к этому заброшенному пустырю на окраине кладбища. Одинокая могила – неухоженная, провалившаяся, - была отмечена лишь черной, занесенной снегом, косо лежащей плитой.
Регис спрыгнул с седла на землю. Злата осталась сидеть верхом,  плотно укутавшись в дорожный плащ и не снимая с головы капюшон.
Вампир подошел к могиле и долго стоял над ней, держась одной рукой за ремень торбы. Потом вернулся, задумчиво покачал головой.
- Ничего не чувствую. В могиле тихо. Если только она сама в могиле… Но вскрывать захоронение – это последнее из того, что я хотел бы. Ты видела, как всё происходило?
- Да, - глухо ответила Злата. – Сначала ее повесили, потом отрубили голову серебряным мечом. Долго читали какие-то ритуальные молитвы. Когда уложили в гроб, то пробили грудную клетку осиновым колом. Могилу тоже чем-то долго кадили и кропили. 
Регис кивнул.
- По венсентскому обряду. Крепко она перепугала всех, раз так тщательно провожали на тот свет. Но нам это ничего не дает. А на суде ты присутствовала?
Злата опять кивнула.
- И на суде нас обязали быть. Давать показания, вызывать сочувствие судей и народа. Брату плохо стало на том суде. Мачеха всё время смотрела на нас и улыбалась. Когда ей дали последнее слово, она крикнула: «Дети всегда моими будут! Никому не отдам их. Они мои!»
Регис внимательно смотрел на нее. Потом снова взобрался в седло, и они поехали дальше, минуя заснеженное кладбище, запущенный яблоневый сад, и за поворотом на взгорке показался старый темный замок Лишанский. Его окружали черные деревья, кроны которых возвышались над разваливающейся оградой. Дорога вела вокруг усадьбы, и Регис внимательно рассматривал высокие круглые боковые башни под черными конусами черепичных крыш, прямоугольник центрального строения, поблескивающий темными окнами. Наконец показались столбы центральных ворот, но самих воротных створ уже не было, и они проехали беспрепятственно на внутреннюю территорию замка. Привязали лошадей, поднялись по высокой лестнице крыльца.
Злата была бледна, подавлена и даже не пыталась этого скрывать. Она прошла с Регисом внутрь здания, провела его по нескольким этажам и помещениям, но скоро запросилась наружу, предоставив вампиру провести осмотр замка на его усмотрение.
Регис сам не знал, что ожидал обнаружить здесь. Видно было, что некоторое время на нижнем этаже жила прислуга, но теперь замок был совсем оставлен людьми. Злата поясняла, что после казни Мериамлы ее пасынков, которым тогда было по десять лет, забрали родственники по матери: сначала обоих в Вышеград, а затем, когда мальчику исполнилось четырнадцать, его увезли к дяде в Вырицу, стали готовить на княжение. Сам замок какое-то время использовали, но потом - то ли из-за его дурной славы, то ли по каким другим причинам – это место пришло в запустение. 
Выйдя во двор, Регис подошел к Злате, понуро сидящей на каменной скамье. Она тихо проговорила:
- Отец познакомился с ней в столице, когда приехал вместе с нами на церемонию коронации принца Ланстера. Тогда же в Вышеграде, после присяги удельных князей молодому королю, был устроен детский бал. Мериамла была вышеградской чародейкой. На том балу она и увидела нас – меня и брата. Черноволосая красавица подошла к отцу и заявила ему: «Какие прелестные дети! Чародейки лишены возможности стать матерями, но я все на свете отдала бы, если бы могла посвятить себя таким детям!» И наш отец влюбился в нее без памяти…
И помолчав, тихо добавила:
- Если позволишь, хочу еще заехать на могилы родителей и брата. Давно не была там. Я не задержу тебя долго, мэтр.
- Ничего не имею против, - ответил вампир. – Мы даже можем посетить вашу семейную усыпальницу вместе. Если тебе это не покажется неуместным…
Злата покачала головой, молча пожала ему руку.

***
В отличие от вампира Региса, ведьмак Радмир церемоний не придерживался. И то, что тиун Матеус при виде этого гостя всегда поджимал губы  - не позволяя себе, впрочем, никакого другого проявления антипатии, - ведьмака мало беспокоило. Обеспокоило его только то, о чем тиун счел нужным уведомить посетителя, -  что его госпожа  «слегка приболела после верховой прогулки с господином Регисом» - погоды-то нынче стоят такие ветреные и холодные!
Радмир внимательно выслушал его, однако, вопреки надеждам тиуна, от посещения княженки не отказался,  напротив, незамедлительно устремился в её покои.
Злата одиноко сидела в кресле у горящего камина, отрешенно смотрела в огонь. Увидев гостя, несколько секунд неподвижно смотрела в его сторону, словно не зная, как ей поступить… потом протянула в его сторону руку и радушно заулыбалась.
От Радмира, однако, не укрылось это её секундное замешательство. Когда девушка поднялась и пошла ему навстречу, он внимательно смотрел в ее лицо. Следов простуды не заметил, и если что-то и точило девушку, то явно не простуда.
- Хорошо, что так скоро вернулся. Все удалось?.. Подожди, расскажешь позже. Сначала поешь, помоешься с дороги.
Она призвала тиуна, дала ему распоряжения, усадила гостя у камина. Радмир сел, молча взял ее руку – она была какая-то безвольная, едва заметно дрожала – стал гладить палец за пальцем медленными, ласковыми круговыми движениями.
Потом негромко произнес:
- Проблема не в Вырице. Про Вырицу ты сразу мне сказала бы. Чтобы спросить совета и решать, как быть. Про беды друзей тоже не таила бы. Знаешь, что всегда помогу, чем могу. Тогда в чем беда? Разве что во мне? Поэтому мучаешься и молчишь?
Рот княженки повело – словно она еле сдержала изумленную ухмылку. Но осталась серьезной, только глаз уже больше уже не отводила – больших, нездорово блестящих.
- Нет. Не в тебе. Во мне.
- Верю, - сказал Радмир. – Знаю. Еще когда говорил тебе, что все твои страхи и тревоги чувствую. Я ж ведьмак. Ты тогда – в таверне - разговор отвела. На житейское перевела. А я чувствовал, что не насилия мужского ты боялась. Ты ночи боялась. Того, что ночью тебя мучает. А я смог бы тебя защитить. Почему не доверилась?.. Почему не доверишься?..
Княженка долго смотрела на него мрачно хохочущими глазами.
- Ведьмак… ведьмак ты… с чудовищами дерешься!.. –  кривясь в злой усмешке, выцедила наконец она.  -  Что же ты чудовища рядом не чуешь?! Какой же ты ведьмак!! О чем говорить нам! Кому мне доверяться?!
Радмир медленно откинулся в кресле. Долго смотрел на нее цепкими ведьмачьими глазами. Потом медленно покачал головой.
- Я не ошибаюсь.
Опустил глаза. Подумал. Вскочил. Рывком поднял ее из кресла, сжав плечи так, чтобы не вырвалась.
- ЗАЧЕМ это говоришь? Нет здесь никакого чудовища! Если хочешь избавиться от меня – скажи это прямо. Знаю ведь, что не пара я тебе, что помешаю жизнь тебе княжескую устраивать!  Всё ведь это понимаю. И не лгал тебе никогда. За что такое слышу?! Чем заслужил оскорбление и напраслину?
Злата закрыла глаза, из уголков которых брызнули злые слёзы.
- В своих руках чудовище ты держишь… Отпусти меня! Не буду и я лгать. Оставь меня, Радмир! Прости, что не сказала это сразу,  не задушила свое больное сердце! Уйди. Не возвращайся больше! А если вернёшься – знай: всё, что хочу от тебя – милосердия! Удара меча твоего… от твоей руки хочу…
… Через некоторое время в покои княженки влетела сердитая Йеннифэр.
- Чуть не сбил меня в воротах, животное! – рычала колдунья. – Выставила? И правильно  сделала!!. Золото… стой-ка… что с твоим лицом? Ты плакала?! Он обидел тебя?
Златка медленно покачивала головой. Йеннифэр схватила её за плечи:
- Я же вижу – ты … как надломленная веточка… ЧТО он тебе сделал?!

***

К ночи похолодало. Пар валил от лошадиных боков. Усталый конь, которого снова выгнали в ночь, сердился, поскальзывался на обледенелой дороге. Радмир вдыхал студеный воздух сквозь зубы, по-волчьи, внимательно и мрачно  разглядывал редких горожан, бредущих в свои теплые дома.
Его внимание привлекли двое у входа в таверну – один вытаскивал другого за локоть, второй сопротивлялся, пытался вернуться  и многословно пояснял - почему.
- Это не была дискуссия, Лютик, тебе просто собирались бить морду, - объявил первый.
- Даже если бы и так, ты ведь знаешь, как дорога мне истина, Геральт! Этот вздорный идиот и полный невежа в вопросах версификации насмехался над святым для каждого порядочного поэта именем Лафаля де ла Венфьера, который, еще будучи студентом Оксенфуртской Академии…
- Советую тебе поднять эту тему на праздничном ужине у княженки. Во-первых, там твой ум и эрудицию оценят стоя и с аплодисментами, во-вторых, твоя физиономия сохранит свой первоначальный наглый  вид без видимых телесных повреждений.
Трубадур внезапно отстранился и посмотрел на своего друга с восхищением:
- Геральт! Как благотворно влияет на твое интеллектуальное развитие общение с такими риторами и философами, как я! Ты начинаешь говорить достойные всяческого внимания и одобрения вещи!  Да, полемика, которую я смогу открыть на банкете в честь дня рождения нашей очаровательной светлости…
Всадник, остановившийся неподалёку, привлек внимание Геральта. Радмир слегка поклонился, второй ведьмак ответил аналогичным кивком, а бард еще некоторое время был не в силах оторваться от мысленного созерцания своего грядущего  триумфа, поэтому слегка замешкался.
- Мне нужен цирюльник Регис, - глуховато сказал Радмир. – Не знаете ли вы, где можно его найти?
- Старина Регис! – воскликнул очнувшийся Лютик. – А как же! И десяти минут не прошло, как мы виделись с ним в таверне.  Мы можем даже вернуться и помочь в его поисках, да, Геральт?..
- Ведьмак справится сам, Лютик.
- Без сомнения! - уверил Радмир, спешиваясь.

***

В день своего рождения княженка принимала поздравления прибывающих гостей и вводила их в общую залу, где был накрыт праздничный стол и играли менестрели. Именинница была прелестна в своем нежно-голубом платье с охватывающим бедра серебристым пояском,  в тонкой диадеме с лунным камнем и с таким же камнем в длинном кулоне.
Гостей было немного, только те, кого она сама пригласила и пожелала увидеть,  поэтому получился скорее теплый домашний вечер в кругу старых друзей.  Ожидали только вампира Региса, который находился в отъезде, но должен был вот-вот прибыть.
Лютик вновь порадовал слушателей исполнением своей прекрасной баллады:
- Уж осень зиму ветром кличет,
Слова теряют смысл и звук,
И бриллианты слёз с ресничек
Дождинками спадают вдруг.
Где ты живешь, белым-бело от снега,
Покрыты льдом и речки, и поля,
В твоих очах печаль, призыв и нега,
Но зимним сном охвачена земля…
…Весна вернется и, как прежде,
Дождем омоет скоротечным,
Так есть и будет. Ведь надежда
Всегда горит Огнем Извечным!
Потом Трисс Меригольд рассказала о забавном танце, который танцуют на свадьбах в землях Алатеруса, что посетила она в прошлом году по поручению Ложи Чародеев, а потом и охотно продемонстрировала этот танец под одобрительные возгласы гостей.
Йеннифэр была бы тоже не прочь поддержать это развлечение после бокала-другого доброго вина, но её беспокоили глаза хозяйки дома, периодически тускнеющие, когда та забывала наполнять их привычным  радушием.
Вскоре тиун доложил о прибытии Региса.
На пороге гостиной вампир традиционно раскланялся и приветствовал хозяйку с пожеланиями здравствовать, процветать и украшать собою мир еще долгие и долгие годы.
- Какими хлопотами ты был озабочен все это время, мэтр Регис? – спросила княженка, проведя его к гостям.
- Очень важными. Я старался решить твою проблему, прекрасная правительница Вырицы.
Злата подняла на него прищуренные, странно потемневшие глаза:
- Вот как? Для моего блага старался?.. И как же? Разрешил все вопросы?
- Почти все, моя повелительница. Лишь один вопрос у меня остался. Может, сама на него и ответишь?
Регис подошел на два шага ближе, встал напротив Златки:
- Где Мериамла? Куда ты дела её, княженка?

***
Голова девушки стала медленно и высоко запрокидываться, словно она всеми силами старалась отстраниться от надвигающейся беды. Лицо застыло, покрылось мертвенной бледностью. Из-под опущенных век с густыми ресницами темнота смотрела на вампира, а стиснутые до синевы губы спаялись, не издавая ни звука.
  В холле застыло молчание.
В полной тишине послышались из прихожей шаги, сопровождаемые чуть слышным шелестом, сходным со змеиным шипением, – на пороге возник ведьмак Радмир, извлекший из-за спины меч.Одним лишь взглядом одарил он безжизненное лицо княженки, развернулся к остальным, оглядел их угрюмо и твердо, держа меч перед собой.
 Молчание длилось.  Никто не шевельнулся, не произнес ни слова.
Тогда Радмир  с тем же змеиным шелестом закинул клинок обратно за спину, расстегнул пряжку на плече, скинул свой длинный плащ и укутал в него княженку. Подхватил ее, близкую к обмороку, на руки и понес к выходу.
- Регис! Что ты устроил здесь?! – зарычала Йеннифэр. – Куда?.. я не позволю ему!..  Геральт!..
Но Белый Волк только отрицательно покачал головой.
Регис раздумчиво поглаживал бакенбарду.
Тогда Йеннифэр кинулась из залы.
- Остановись, Йен! -  приказал Геральт.
Она обернулась, раскинув в стороны руки и пытаясь что-то сказать, но Геральт  властно произнес:
- Никто из нас не сможет тут помочь. Никого из нас не пустила она в глубины своего сердца, в самое торнадо ужаса и боли. Лишь его одного. И сейчас он находится в эпицентре… Нам остается только ждать и верить…  кто может – и молиться…
- Это  работа для ведьмака, Йеннифэр, - подтвердил Регис.- Для ЭТОГО ведьмака.

***
…А в эпицентре было тихо. Лишь глухо бились о наледь дороги лошадиные копыта, поскрипывало  седло. С низкого неба, медленно кружась, осыпались снежинки. Тишина стояла во всем мире такая, словно пространство и время остановились, поглощенные белесым туманом.
- Куда ты меня?.. – глухо спросила Златка. 
- Никуда, - спокойно ответил Радмир. Протянул свободную руку и плотнее укутал ее ноги полой плаща. - Ты ведь именно этого хочешь – не попасть никуда, не видеть никого… не прятать лицо от чужих глаз… провалиться сквозь землю… остаться там, где ничего больше не произойдет… где нечего и некого бояться… ни себя, ни других… а особенно – любимых друзей, которые могут выведать тайну…
Долгое время ничего больше не происходило, только покачивались теплые бока шагающего коня, звонко цокали подковы.
- Закрой глаза. Постарайся уснуть. Я рядом. Я отгоню любой дурной сон. Здесь ничто не произойдет – ни через день, ни через год. Это Эскоттальфаим - Дорога Вневременья. Мы можем ехать по ней долго… сколько захотим… пока не прорастем жилами друг в друга, не покроемся древесной корой – от всего мира, от всех взоров, от всех событий  - и горьких, и веселых, и страшных…
- Ты не знаешь… не знаешь…
- Я всё знаю. Сейчас просто усни.

***

Эмиель Регис расхаживал в центре залы, а гости княженки, расположившиеся на диванах и креслах в комнате и на галерее, внимательно его слушали.
- … Личность князя Лишани была очень значимой в Вышеградском королевстве на тот момент. И так как шла упорная борьба за влияние на душу молодого короля, в ход могли пойти абсолютно все средства. Поэтому  вопрос – виновна ли в смерти мужа  чародейка Мериамла  - открыт до сих пор.  Очень вероятно, что именно те, кто скрывались за ее фигурой и действительно были виновны,  бросили эту женщину на заклание – уж очень единодушно и категорично ее обличили и приговорили.
Мериамла была сильной и опытной чародейкой Вышеграда, пользовалась безусловным покровительством старого короля. Но была у нее одна неудовлетворенная страсть, на которую обречены все колдуньи – она была бесплодна, что само по себе является платой за преображенную природу и колдовское могущество. Увидев на королевском балу красивых детей князя Лишани, чародейка загорелась желанием заполучить их. Злате тогда было пять лет, она обладала характером более сильным, нежели брат, совершенно отцовским характером. Память об умершей матери была еще свежа в девочке, и она категорически не приняла мачеху. Вполне возможно, что первые годы Мериамла старалась действовать исключительно человеческими способами, пытаясь завоевать сердца полюбившихся ей детей. Об этом говорит и то, что она не лишила Злату сильного защитного амулета, унаследованного девочкой от матери. Если и было принуждение, то только потому, что, имея горячий характер и полное отсутствие материнского опыта, Мериамла могла перегибать палку в вопросах воспитания.
Спустя годы, княженка Злата сумела иначе посмотреть на события с мачехой. Рассказывая о суде, она произнесла фразу о том, что сирот принудили присутствовать в зале суда и во время казни, чтобы «произвести впечатление на судей и народ». Княженка стала понимать, что в экзекуции ее мачехи присутствовали больше фарс, политическая постановка, а не торжество справедливости. И на пороге смерти мачеха смотрела только на детей, которых любила, а потом поклялась, что никогда этих детей не покинет, что это всегда будут «её дети». Возможно, это и был тот момент заклятия Джевер Аджимер, которое отразил амулет Златки, а Вышеславу в тот момент «стало плохо». Само по себе это мощное заклятие означает только то, что против его силы нет контрсилы, способной его снять, а что несет на себе само заклятие – порчу, проклятие или приворот, это знает лишь сердце того, кто заклятие послал.
После того, как дети князя Лишани освободились от опеки мачехи, должен был наступить момент их торжества и расцвета. Однако события пошли совсем иначе. Князь Вышеслав, как известно, не смог создать семью и добровольно принес себя в жертву ради спасения своего народа при нашествии чумы. Было ли это действие колдовского проклятия или же нечто другое? Я не имел возможности оценить князя на предмет наличия на нем проклятия, поэтому могу предположить иное. Что, возможно, никакого проклятия не было  вообще. Просто мальчик сумел полюбить свою мачеху, но под влиянием более сильной и авторитарной сестры старался скрывать, утаивать это чувство. Возможно, при даче судебных показаний он заставлял себя повторять вслед за сестрой аргументы не в пользу Мериамлы – по сути, слова предвзятости, обиды, субъективного детского неприятия мачехи. А в дальнейшем – не смог простить себя за это! Брат и сестра всю жизнь  крепко дружили, Вышеслав любил и уважал свою сестру, но сознательное или подсознательное, сильное подспудное чувство вины перед казненной мачехой продолжало мучить его все оставшиеся годы. И в результате смерть показалась ему наилучшим выходом.
Что же было со Златой?
Более, чем уверен – тоже самое! Иначе отраженное заклятие Джевер Аджимер не имело бы над девушкой никакой силы. Злата была уверена в своей вине, в том, что именно она способствовала гибели женщины, которая ее любила. Так как уже ничего исправить было нельзя, спустя годы Злата совершила то единственное, что могла – перенесла тело мачехи в освященные пределы кладбищенской ограды и  похоронила рядом с могилой отца. 
Подтверждение этому я получил, когда Радмир раздобыл и принес мне завещание князя Вышеслава, в котором тот поручает сестре похоронить его рядом с отцом, в могиле матери. Однако при посещении родового кладбища князя Лишани, Злата показала мне три могилы, а не две. Я увидел, что могила княгини Лутеции не была потревожена, но, если княженка похоронила  брата рядом с отцом, то значит ли это, что второй пункт его завещания она нарушила? Я понял, что – нет: именно Мериамлу Вышеслав считал матерью и уже тогда он знал о наличии третьей, более свежей  могилы в их усыпальнице.
Тем не менее, что давало мне всё это знание? Каким образом оно помогло бы одолеть губительное действие отраженного проклятия, которое питалось муками совести самой девушки? Тут мне нужен был профессиональный совет ведьмака, и этот совет не замедлил появиться вместе с самим ведьмаком, который нежданно посетил меня в таверне и буквально шваркнул об стену с вопросом – что такое я сотворил с его княженкой?!
В ту ночь, обсудив все, мы с Радмиром решили объединить наши усилия…

***
…Снежинки танцевали и медленно вились над ледяной дорогой. Стук копыт… скрип седла… теплый пар от лошадиных боков…
Радмир почувствовал, что Златка проснулась, потому что ощутил на шее ее внезапно участившееся дыхание.
- И вовсе не была она злой… - срывающимся голосом проговорила девушка. -  Любила вечерами играть отцу на лютне… готовить нам душистые чаи… бегать  с собаками наперегонки по лугу… Бывала гордой и упрямой, могла обидеться, могла рассердиться… но нас не наказывала никогда… Она была несчастной, которая очень хотела  стать счастливой… или казаться ею… а я не могла ей этого позволить! Не могла простить того, какими влюбленными глазами смотрел на нее братик… того, как смеялся и сиял, общаясь с ней, отец… того, что она пыталась стать хозяйкой в нашем доме… где Белой Королевой всегда была мама … где должна была стать королевой я!.. Всё, что ни делала она, я старалась очернить… Когда какая-то злобная тварь стала душить цыплят и кошек в амбаре, я приносила их тайком под ее окно… и уверяла всех, что это - дела рук злой чародейки! Когда она ухаживала за заболевшим отцом, которому становилось всё хуже, я говорила слугам и соседям, что это мачеха готовит ему губительные зелья… Меня-то все любили, мне абсолютно верили… а я радовалась, видя, как испуганно округляются от этих моих мерзких «тайн» глаза братика… А мрачные слухи ползали, передавались по округе, преувеличивались… В конце концов я заблудилась в своем вранье  сама – сама же и поверила ему… Когда был суд, она нам  объявила, что мы будем помнить ее всегда… мы и остались с тем, что помнили о ней… Брат – со всем своим самым светлым… я – со своими чудовищными сказками… Она ушла… а мы остались… с этим!..  навсегда!!. Всё зло, что родила я, что я вынашивала в себе – осталось жить во мне! Срослось со мной, вросло в меня… и стало моей явью… моим кошмаром… мной!..
- Нет, - спокойно возразил Радмир. – Не тобой. Твоим оберегом.
- Что?!.
- Конечно, я лишь бездушный ведьмак, про которых люди говорят, что прикупить мораль и совесть им не в нужду и не по карману, но видно даже мне, что благодаря этому оберегу  ты есть то, что есть. В тебе остался лишь единственный из страхов – страх вновь совершить какое-либо зло. Ты даже смерти не боишься! Ты умертвила себя вместе с Мериамлой. Наказала себя за нее сполна. И ведь не только из-за стыда за свое содеянное ты не обращалась к ведьмакам за помощью в избавлении от кошмара. Ты несла его себе в наказание - за нее! Ради нее! Ведь ты тоже ее любила! Сама себе не признаваясь в этом…
И Златка завыла…

***
… Стук копыт… качание седла… снежинки на плаще…
Она уже не плакала, обессилев от долгих и горячих слез. Распахнутые в  небо усталые глаза смотрели куда-то внутрь себя, не видя ничего вокруг. Поэтому не сразу и заметили, как беспросветную облачную хмарь разредили, распотрошили, а после и совсем прорвали стрелы нежных солнечных лучей.
И Златка тихо улыбнулась, сбрасывая оковы длительного ледяного сна. Её руки скользнули по корпусу ведьмака, и она крепко обняла Радмира – как самое свое желанное и бесценное. Потерлась о его плечо и грудь щекой, погрузила пальцы в жесткий хвост его волос. Он глянул удивленно, но смотреть пришлось недолго – Златка притянула его к себе за шею, прильнула губами к его губам – обветренным, не избалованным лаской - и долго не могла напиться ими, как сладкой влагой в знойный полдень. Целовала его в скулу, щеку, подбородок – куда только могла дотянуться, потом уткнулась лицом в горячую, бьющую пульсом жилы шею, прижалась снова крепко-накрепко, долго-надолго…
- Как ты там сказал? «Покроемся корою»?.. – прошептала наконец она.
- Если захочешь… Хочешь?..
- О нет, - и вздохнула, и улыбнулась Злата. – А как же Вырица?.. И мои гости?... Скажи мне лучше вот что - ты умеешь держать в подчинении воинов?
- Кого?.. Каких?.. Ну, разве что волколаков…
- Тоже неплохо. Повороти назад. В конце концов, мне тоже пришлось самой всему учиться.