Барды и не только. моя гитара, или как не научитьс

Моя гитара, или Как НЕ НАУЧИТЬСЯ на ней играть.

«Моя гитара меня пленила…» (неизвестный мне автор).

«Дети! Если и впрямь хотите учиться игре на гитаре, никогда так не делайте. Работать надо, однако!» (известный мне автор. Это – я сам).

Несмотря на то, что еще в юности посчастливилось попасть в песенно-гитарную компанию, расширять свои исполнительские навыки или обретать новые я не спешил. Меня вполне устраивал статус поющей в массовке единицы. Хоть песни бардов ложились на душу, да и петь их в компании друзей тоже очень нравилось. Но потребности самому взять гитару в руки почему-то не ощущал. Однако старший брат Андрей, вероятно несколько подуставший от моих восторженных рассказов о песнях у костра, принял волевое решение гитару мне купить. И, не желая это ответственное дело пускать на самотек, лично возглавил поход в отдел музыкальных инструментов нашего ГУМа.

Там ему приглянулась семиструнка «Ленинградской фабрики кривых гитар» (Слава Сэ). Семиструнная, потому что нечего выделываться, а надо как классики, по старинке. То, что почти все наши ребята играли на шестиструнных гитарах, его ничуть не убедило. «Дрова» производства Борисовской фабрики по цене 7 р. за штуку отверг сразу и бесповоротно: в такую дурацкую цену ничего приличного в принципе быть не может. Положил глаз на самую дорогую из имевшихся в наличии. Аж 17 рублей! И началась ответственная процедура обследования инструмента. Гитару Андрей выбирал сам, руководствуясь лишь одному ему известными критериями. Я на всякий случай скромно помалкивал, хоть и подозревал, что его познания в этой области уступали даже моим. Но зрелище было настолько захватывающим, что весь персонал отдела стоял навытяжку, зачарованно наблюдая его манипуляции.

Два инструмента брат забраковал сходу, не снисходя до объяснения причин. Третья гитара вроде бы устроила. Она была придирчиво осмотрена со всех сторон, гриф проверен на прочность крепления, количество струн соответствовало, все колки крутились (бывает же такое!) и даже без скрипа. Сначала долго и внимательно смотрел, а потом зачем-то подул в дырку деки. Настраивать инструмент мы посчитали ниже своего достоинства (попросту не умели), а велели запаковать так. Чем вызвали отдельное восхищение зрителей. Надо же было как-то держать марку, чтобы они не расслаблялись. И отправились домой. Как говорится: усталые, но довольные. А, вот еще! По пути в соседнем с ГУМом магазине «Ноты» прикупили самоучитель, где рассчитывали прочитать, как гитару для начала хотя бы настроить.

Дома братец еще раз придирчиво осмотрел инструмент и покупкой остался с большего удовлетворен. С грехом пополам совместными усилиями настроили и даже получилось извлечь относительно гармоничный звук. Это если провести рукой по открытым струнам сверху вниз. И я приступил к освоению уже самостоятельно. Довольно быстро воспроизвел «В траве сидел кузнечик» одним пальцем на первой струне и восхитился совершенно. Но дальше этого дело не пошло. Вскоре энтузиазм иссяк, и бедная гитара потихоньку «ушла в пыль» на шкаф.

Ехидное пророчество Славы Сэ сбылось. Инструмент, что называется, «не строил». То есть чистое звучание получалось либо на открытых струнах, либо на конкретном аккорде. А чтобы сразу везде, так для ширпотребовских гитар отечественного производства это было за гранью реальности. Разве что чисто случайно, и то по грубому недосмотру «мастеров». Ну не было среди них Амати с Гварнерями!  Плановая неровность грифа непременно проявлялась. Что выяснилось уже позже, когда гитара попала в опытные руки кого-то из моих друзей. Скажу сразу: этот нюанс никаких особых проблем мне не доставлял ни тогда, ни в дальнейшем. На долю первого в моей жизни инструмента выпало прожить долгую, трудовую, богатую разными событиями и приключениями жизнь. Гитара в походы ходила, падала вместе со мною с горы, но осталась жива. И толстой попой на нее садились: пришлось отдавать в ремонт. Потом еще мой юный сын Андрюшка осваивал гитарную технику именно на ней. А в конце своего славного пути с уже расклеившейся и неремонтопригодной декой была с почётом препровождена в мусорный бак.

В одной из любимых мною песен Владимира Ланцберга есть такая строка: «А осень? Она не торопится мусорить златом. А осень считает, что золоту надо б созреть». Хотя применительно к себе на «злате» не настаиваю, но этап созревания тоже имел место. Года, примерно, полтора. Я давно пришел к выводу, что научится играть на инструменте, – если не брать за основу принудительный метод, – можно лишь тогда, когда возникает настоятельная внутренняя потребность. У меня же она возникла далеко не сразу.

Летом 1977 года мы возвращались в Москву из похода по Центральному Кавказу. Ехать предстояло почти двое суток. Денег не было (три рубля на четверых), жрать хотелось неимоверно и Сергей Иванович Пытлев, чтобы хоть как-то отвлечься от навязчивых мыслей о еде, взялся обучать меня аккордам. Разумеется, из числа тех, что знал сам. А через пару недель, уже в Карельском стройотряде, мое образование продолжил Эдик Островский. Он играл вполне прилично и даже, в отличие от Сережки, окончил пару классов музыкальной школы. Потому был знаком с некоторыми азами теории. Просветил, что существует всего лишь немногие основные типы аккордов, а не такое пугающее разнообразие, как это может показаться со стороны. Оказалось: то, что изображают мастера или «продвинутые» гитаристы – не более чем вариации аккордных построений, без которых в принципе можно обойтись. Если, конечно, нет большого желания выпендриться. Это новое знание меня сильно окрылило и придало уверенности. А то я все недоумевал, как такое можно заучить или хотя бы запомнить. Так они же, поросята, еще играют, не глядя на струны!

По прибытии домой, снял со шкафа истомившуюся гитару. Бережно стер с нее пыль и решительно взялся за дело. Прежде всего, поменял самоучитель, поскольку все освоенные мною аккорды были для шестиструнной. Ну и, ясное дело, отвинтил ставшую лишней седьмую струну. А заодно и дребезжавшую пластиковую накладку под струны, непонятно зачем навязанную гитаре чьей-то больной дизайнерской фантазией. Купил гитарный ключ (регулировать высоту грифа) и язычковый камертон (дудеть ми-си-соль-ре-ля-ми по мере настройки). И принялся за работу.

Новый самоучитель ясности не добавил. Все эти рассказы в картинках про правильную гитарную посадку и классическое расположение пальцев на грифе только раздражали. Сидеть, как предписывал рисунок, было жутко неудобно. Я думаю, всё дело было в отсутствии специальной скамеечки (подушечки) под левую ногу. Противоестественно вывернуть кисть рекомендованным  образом тоже никак не получалось. Тем более что я своими глазами видел: никто из наших так не играет! В довершение всего и аккорды какие-то непонятные. А эти ноты!? Нафиг они мне сдались?

В почти тупиковой ситуации помог Сережа Филимонов. Он подарил, а точнее нарисовал от руки, весьма доходчивый самоучитель всего на одной тетрадной страничке в клеточку. Там были крестиками на струнах обозначены все основные типы аккордов и несколько часто используемых дополнительных. Еще таблица с указанием номера гитарного лада, на котором следовало брать баррэ (пережатие струн указательным пальцем левой руки по всему ладу, искусственный порожек). Даже слово «тоника» меня не сильно испугало, хотя и до сих пор смутно представляю, что это такое. Однако латинское обозначение аккордов, понятия «диез» и «бемоль» освоить пришлось. Ну, так в сравнении с нотами это вообще плёвое дело!

Вооружившись самоучителем имени Сергея Алексеевича Филимонова, припомнив всё, что подсмотрел у наших гитаристов, приступил к обучению с новой силой. Честно говоря, поначалу шло туго. Пальцы левой руки приходилось выставлять правой. Сиденье с гитарой перед зеркалом только запутывало: там картинка была, черт побери, перевернутой. Звукоизвлечение категорически не получалось: нечто глухое, придавленное, смазанное. А хуже всего пресловутое баррэ: к точному прижиманию струн в нужном месте грифа и с нужной длительностью тоже следовало привыкнуть. Дешевые витые струны натирали пальцы до крови так, что приходилось на время бросать занятия, чтобы подушечки зажили. Вот сколько мучений! Оно мне было надо? Как выяснилось – надо. Поскольку руки буквально каждую свободную минуту сами тянулись к гитаре. Представляю  «счастье» родителей, терпеливо внимавших этим немузыкальным звукам. А наш бедный пес Тишка и вовсе сходил с ума. Едва завидев или заслышав гитару в моих руках, он приходил ко мне, садился напротив и начинал «подпевать». То есть попросту выл. Чем, естественно, мелодичности моим занятиям не добавлял.

Однако дело, хоть и со скрипом, но пошло. Первой песней, которую получилось выучить самостоятельно, была «На братских могилах не ставят крестов» Высоцкого. И сразу аж на шести аккордах! Я ведь тогда еще не знал, что есть произведения на трех и даже на двух. А то с них бы и начал. Дальше дело пошло быстрее. Через пару-тройку месяцев набрал такую технику, что рискнул показаться кому-то из друзей. Уже не припомню кому, но точно, что лучшему гитаристу нашего факультета Саше Кузьмину остерегся. Был одобрен и даже простимулирован похвалой. Понадеялся что искренней. Тем не менее, вписываться в компанию штатных гитаристов не спешил. И до сих пор предпочитаю брать гитару в руки только тогда, когда полагаю, что из присутствующих лучше меня никто не сыграет. Или просто больше некому.
 
Со временем, помимо стандартного «ля-минора», с которого, как и все, начал, относительно сносно освоил игру еще в трех тональностях. Оказалось не так и сложно: аккорды те же, только их последовательность меняется. Зато эта важная мера помогла расширить возможности пополнения песенного репертуара. А то в привычном «ля-миноре» далеко не всё из желаемого получалось спеть. Заодно и пальцы научились сами находить нужную струну. Представляете? Я уже играл, не глядя на гриф! Настала пора изыскивать новые ресурсы. Например, поработать над комфортом.

От снятой за невостребованностью седьмой струны осталось место на грифе. Где-то около сантиметра. На начальном этапе обучения было не до того, да и скорее помогало, чем мешало: если уж научился попадать в узкое расположение струн, то в широкое попроще будет. Поступил как и все в таких случаях: с помощью тонкого ножовочного полотна распилил порожек под шесть струн. Получилось немного неровно, потому что не учел различную толщину струн. Но играть стало ощутимо удобнее. Потом занялся и самими струнами. Посеребренные витые были чуть мягче, но все равно не устроили. Попытка поставить немецкие нейлоновые ни к чему хорошему не привела: они откровенно конфликтовали с моей плебейской гитарой и в знак протеста звучали омерзительно глухо. А я так на них рассчитывал! В конце концов, уж не помню по чьему совету, попробовал струны для электрогитары. Эксперимент удался, на том и остановился. По всему, пришло время двигаться дальше. Потому что в полном соответствии с законами философии количество, наконец-то, перешло в качество. Чем должно было вызвать к жизни скачкообразное изменение.

В принципе, к гитаре я привык и даже успел ее полюбить. Во всяком случае, был уверен, что по своим возможностям она превосходит уровень моего мастерства. Наши ребята играли на самых разных инструментах. Главным образом, отечественного производства. Вот Кузя был универсален. Меня восхищало его умению играть на гитарах, практически, любой степени пакостности. Если уж возникала такая необходимость и выбора не было. Не привередничал, а безошибочно находил те немногие тональности, где гитара еще могла издавать приемлемое звучание. Коль было уж совсем худо, то болезненно морщился, но все равно не сдавался. Ну, так это же Кузя! При том, что у него была своя очень хорошая чешская «Cremona», предмет моей зависти. Но Саша ее по понятным причинам берег, в лес старался не брать. Стоила в два раза дороже моей: 35 рублей!

Не считая барда Владимира Борзова, чья заказная гитара ручной работы с его слов обошлась в заоблачные 500 или даже 700 рублей (по мне так почти автомобиль), ребята в КСП «Купалинка» играли преимущественно на немецкой «Resonata» (ГДР). Хоть и заводской, но очень качественный инструмент концертного типа с нейлоновыми струнами и ценой в 70 р. Пожалуй, лучшее, что можно было в то время купить в СССР. Их завозили в московский магазин «Лейпциг», торговавший товарами производства ГДР. Да и там бывали, по слухам, крайне редко. В Минске не продавалась вовсе. Одна такая «Resonata» постоянно дежурила в клубной комнате «Купалинки» и иногда выдавалась в надежные руки для ответственных выступлений. Когда мне впервые выпало счастье подержать этот божественный инструмент (кажется, Фил «угостил»), я чуть не расплакался. Но примерить что-либо подобное к себе и в мыслях не допускал. Из-за твердого убеждения, что для начала следует научиться играть так, чтобы не позорить гитару. Ну, не комильфо дворнику рассекать по городу на «Роллс Ройсе»! Да и острой потребности, честно говоря, не ощущал. Так, баловство одно.

Однажды случайным образом встретил в городе «купалинковца» Гришу Эпштейна и доверительно рассказал ему о своих гитарных изысканиях. Гриша выслушал доброжелательно. А потом дал ХОРОШИЙ СОВЕТ: «Если хочешь научиться играть, то отбрось глупые предрассудки и купи себе приличный инструмент. Лучший из того, что позволят возможности. Поверь, не пожалеешь». Совет я поначалу всерьез не воспринял. Умом не воспринял. Но руки-то хранили память об окрыляющем чувстве прикосновения к классной гитаре! И оно стало возвращаться помимо моей воли. Все чаще и навязчивее. Короче, я заболел идеей покупки новой гитары.
 
Как ни странно, родители одобрили и даже согласились спонсировать. Дело стало за малым: что именно купить и где? Вот, скажем, «Cremona» (как у Кузи) меня бы устроила вполне. Да где ж ее взять? Большой дефицит, однако. Начал методично прочесывать музыкальные отделы универмагов и периодически навещать единственный в нашем городе специализированный магазин «Музыка». Нигде ничего, и даже не обещали. А никакого блата у меня, понятное дело, не было. Пришлось запастись терпением. В магазинах ко мне привыкли и сочувственно качали головой при одном лишь появлении на пороге. Долго так продолжалось.

Как-то вечером, будучи неподалеку, по привычке забежал в «Музыку». И – обомлел! На прилавке была выставлена «Resonata»! Та самая, которая за 70 рублей и в Минске по определению никогда не бывает! На всякий случай уточнил, не выставочный ли экземпляр, продается ли? На меня странно посмотрели, но подтвердили, что не муляж. Спросил, не последняя ли? Оказалась не последняя, но их мало. Глянул на часы и понял, что домой за деньгами уже никак не поспеваю. Вот ведь как в жизни бывает: хоть видит око…  Надо было что-то предпринять, причем срочно. Уговорил продавца отложить одну хотя бы до закрытия магазина. Вышел, закурил и стал напряженно думать. Да! Успел позвонить из автомата Эдику Островскому, который тоже давно мечтал о хорошей гитаре. Эдик недоверчиво переспросил и, убедившись что не ослышался, быстренько отключился. Тут же пришла спасительная мысль: по счастью в этом же доме жил мой школьный друг. Рванул к нему, перепрыгивая через ступеньки. Сегодня удача была со мной: товарищ оказался дома. И деньги нашлись, и без лишних вопросов согласился одолжить до завтра нужную сумму. Обратно я уже не бежал: понял, что и так успеваю.

В отличие от братца, выбор инструмента занял у меня не более пяти минут. Устроил первый же экземпляр. А чего там было выбирать? Внешний осмотр, проверка колков, провел рукой по струнам. В дырку деки не стал дуть. Так, только посмотрел. Подстраивать даже не пытался: знал, что нейлоновые струны имеют свойство некоторое время тянуться. Да и зазвучала она сразу очень близко к настройке. Как это ни странно, тут же нарисовался Эдик. Я еще успел подумать, что наверное приехал на такси. Он также быстро разобрался со своей гитарой. Вышли из магазина, покурили. Он нахлынувшего счастья и поговорить толком не успели. Трепетно прижимая к груди каждый по инструменту, разбрелись по домам.

Вот тут, если честно, уверен не вполне. То есть, сама картинка сохранилась именно такой, однако запросто допускаю очередное искажение «памятно-временного континуума». Так что Эдик, возможно, купил себе гитару не одновременно со мной, а уже назавтра с утра. Но что не стал тянуть с покупкой, уж это наверняка. Они же (гитары) разлетелись бы побыстрее горячих пирожков!

И началась у меня прямо с того вечера новая жизнь. «Резонату» настраивал не спеша, в три приема (струны-то тянутся). Проверил свой репертуар. Первым делом выяснилось, что гитара сама его играет. И почти без моей помощи! Достаточно не очень ей мешать. Мягкие нейлоновые струны отзывались даже на легкое прикосновение. При том звучание выходило глубоким, сочным. В состоянии некоторой эйфории за какой-то месяц получилось набрать технику, о которой до того и не мечталось. Разучил несколько прежде изрядно сложных (для меня) вещей. Опробовал ранее казавшиеся недоступными, по случаю подсмотренные и подслушанные приемы для правой руки – сработало!  Рискнул проверить на себе откровенные излишества вроде простеньких тремоло или флажолета – и это вышло! Ох, как прав оказался маэстро Гриша Эпштейн.

Попади в мои руки подобный инструмент раньше, лучше всего с самого начала, и моя гитарная манера была бы, скорее всего, иною. Какой не знаю, но другой. А так она с большего успела сложиться и меня вполне устраивала. Собственно, таковой, ритмово-аккомпаниаторской, и осталась. Иная техника (Фил, Эдик) предполагает более сложные аккордные построения. Хоть новая гитара это и позволяет, я играю как играл: на простых аккордах, уделяя больше внимания правой руке. Здесь для меня желательным, но недостижимым идеалом всегда был и остается Кузя.
 
Сашина мощная отточенная манера просто идеально подходила для коллективного исполнения или аккомпанемента. Он тоже не использует сложные аккорды. Петь может и сам, причем очень хорошо, но не любит. Практически все наши ребята, в том числе и я, тяготеют к сольному исполнению. Но только не Кузя. Ему нужно, чтобы под его гитару пели все. Тут он прямо-таки заряжается энергетикой и щедро одаривает ею окружающих. Обычная картина у костра: Саша играет привычный нон-стоп, заканчивая одну песню и без пауз начиная следующую. При этом еще успевает выразительно показать взглядом: мол, давай-ка не сачкуй, а пой. Куда тут денешься! При этом умеет использовать большую часть длины грифа и, соответственно, любые тональности. Я же никогда не отдаляюсь от привычной и уютной верхней его части. И, в довершение картины, совершенно фантастическая Кузина правая рука: огромное количество всевозможных боёв и ритмов. К примеру, знаменитая весьма затейливая «восьмерка» у него получается блестяще: идеально слитно и одним звуком, без пауз. Даже у Высоцкого, любившего и часто использовавшего этот эффектный бой, она звучала не так безукоризненно. Про себя лучше промолчу. Хоть технику «восьмерки» худо-бедно и постиг (разумеется, без должной слитности), но хуже всего, что сразу же сбиваюсь, как начинаю под нее чего-нибудь пытаться спеть. Потому даже и не пытаюсь.

Вот еще сама манера исполнения конкретной песни. Тут учиться, в принципе, бесполезно. Оно либо получается, либо нет. Я не имею в виду классическую вокальную технику: дышать диафрагмой и прочая там фигня. Не наше это, наносное. Что-то путное может возникнуть лишь тогда, когда поёшь песню, которую очень хочется спеть. Ну, тут я никакой Америки, полагаю, не открыл. Как говорил еще Леонид Осипович Утесов: «Голоса нет, потому пою душой». Если песню «пропустить» через душу и стать как бы полноправным соавтором хотя бы в смысле исполнения, то непременно получится.

Обычно наши ребята старались придерживаться каждый своего любимого репертуара. И потому всё, что они пели мне памятно и очень дорого. Скажем, песни Арика Круппа и Александра Краснопольского у меня всегда ассоциировались с Колей Игнатенко. Но он не так часто брал гитару, как мне того хотелось бы, хоть и владел ею вполне прилично. Эдик специализировался на песнях Владимира Ланцберга и Виктора Луферова. И много в том преуспел. Большая часть из них мне до сих пор слышатся именно в его исполнении. А сколько песен знал Фил, он и сам точно сказать не мог. Полагаю, уж никак не менее тысячи. Причем самых разных авторов.

А еще Сергей Иванович Пытлев, со своим необычным репертуаром и даже без гитары в руках. Как рассказывала Галочка Ивашкевич: «Сережа сидел у нас на кухне и вдохновенно пел песни. Один и сразу на три голоса!». Да, именно так Сережка делал. Живо себе представляю. И ведь, что любопытно, действительно пел на три голоса! Сам себе один! Но – очень задушевно. «Ходят ко-о-они над реко-о-ою, ищут ко-о-они водопо-о-ою. А-а-а… Как же коням быть? Кони хочу-ут пить…».

Или Володя Ломский. Счастливый обладатель чистого и красивого голоса, прекрасного музыкального слуха, хранит в памяти массу песен. Очень хорош при коллективном исполнении, будь то нечто бардовское (поет негромко, душевно), попса нашей молодости (громко!) или классика революционной песни (еще громче!! Особенно если под Кузину гитару). Однако близкие друзья знают, что Владимир Михайлович сам может взять в руки инструмент и что-нибудь спеть. Для меня многие годы было загадкой, почему Вовка, по жизни не любящий проигрывать или в чем-либо даже уступать, еще со школы имевший рядом такой могучий стимул как Кузя, относительно скромно играет на гитаре. И это при таких-то способностях к музыке! Потом посетила очень простая и совершенно очевидная мысль: Володя – ярко выраженный левша. Если бы учиться начинал с «леворукой» гитары (как у Пола Маккартни или Джимми Хендрикса), то и результат, не сомневаюсь, был бы иным. Но так уж случилось, что осваивать пришлось неудобную правую руку. Однако мне чрезвычайно дороги звучание гитары в его руках и довольно скромный собственный исполнительский репертуар. В любом случае, те немногие песни, которые Вовка умеет играть, стараюсь не исполнять. Тем более, никогда не стану этого делать в его присутствии. Вот только жаль, что он балует нас нечасто.

Александра Анатольевича Александровского (Шуру) природа не наделила ни голосом, ни музыкальным слухом. Хотя песен знает великое множество. Полагаю, существенно больше меня. В компании всегда поет с удовольствием. А я при этом стараюсь вслушаться именно в его негромкий голос, безбожно игнорирующий мелодию. И, если это получается, какое- то умиротворяющее тепло разливается в душе. Воистину: когда поют солдаты – спокойно дети спят.

Все-таки Гришино предсказание сбылось не в полной мере. Но вины его в том нет. Потому что, достигнув определенного уровня гитарной техники, в развитии я остановился. Не настолько самонадеян и честолюбив, чтобы рассчитывал однажды увидеть себя хорошим гитаристом. Музыкальные способности более чем средние, подвижность пальцев тоже оставляет желать лучшего. Не скажу, что нащупал предел возможностей, но дальше уже начиналась методичная и кропотливая «работа над ошибками». А я всегда был жутко ленив. Короче, удовлетворился и успокоился.

Теперь понимаю, что лучшего для себя результата достиг именно тогда, на протяжении где-то года-полутора после покупки «Резонаты». Но, даже лишь для поддержания определенного уровня, нужно заниматься гитарой постоянно. А я на протяжении уже многих лет беру инструмент в руки один-два раза в год. Как результат, сегодня неспособен сыграть и треть того, что умел ранее. Что любопытно, забываются не столько тексты песен, сколько техника игры на гитаре и нужные аккорды. Потому перед тем как исполнить что-нибудь подзабытое, приходится иногда слегка порепетировать, чтобы не вышло совсем уж позорно. Но друзья прощают.

Могу лишь констатировать, что я не одинок в подобном сомнительном «достижении». Даже Сашу Кузьмина, берущего в руки гитару куда чаще чем я, чаша сия не миновала.  Володя Ломский как-то пошутил, что у Кузи все исполняемые им песни с годами разделились на два вида: вальс и марш. Это, конечно же, не совсем так: Сашина гитара и поныне не утратила былой энергетики. Но тенденция к упрощению всё ж имеет место. Года три назад Евгений Борисович Макаревич нашел и воскресил к жизни (оцифровал) старую запись, сделанную им в общежитии еще на катушечный магнитофон. Так вот Кузя образца 1977 года и нынешний, как говорят в Одессе, – две большие разницы. Ну, ведь более сорока лет прошло. Срок-то не малый.

Когда сыну Андрюшке исполнилось 14, мне пришла мысль научить его играть на гитаре. Наши песни в лесу он слышал и даже с удовольствием подпевал, некоторое образование было (школа с музыкальным уклоном, у него – аккордеон), ноты читал легко. Слух от природы куда лучше моего, пальцы подвижные, разработанные. Сын не возражал. Начальные аккорды усвоил быстро. Но дальше этого дело не продвинулось. Спустя некоторое время я попытался опять – с тем же результатом. Ну, не созрел еще парень. Или, – цитирую себя, – «не ощутил внутренней потребности».

Но примерно через год пришел уже сам. И вот тут-то процесс, что называется, пошёл. Он почему-то выбрал мою старую гитару, «боевую подругу». Репертуар, конечно же, был свой: Цой, «Наутилус», ДДТ, «Алиса», «Ва-банкъ», Чиж. А в 10-м классе уже участвовал в школьном ансамбле в качестве ритм-гитариста и второго вокалиста. Даже на выпускном они играли. Помнится, мы с женой тогда очень гордились этим обстоятельством.

Надо сказать, что сыновняя гитарная техника значительно превзошла мою. Это если быть честным. Естественно, стили совершенно разные, потому что кардинально отличался и репертуар. Мне даже немного жаль, что гитару в руки очень давно не берет. Да и нет у него дома никакого инструмента. Аккордеон и тот продал. Хотя музыку любит и слушает постоянно, но чаще – за рулем.

А чуть более 20-и лет назад у нас даже случился опыт совместного выступления. Дело было так. Моим юным друзьям Лёше и Артурчику пришла в голову мысль попеть немного песенок в подземном переходе. Не для заработка, просто послушать звучание самих себя. Попросили меня их поддержать. Я же – взял да и согласился! Предложил 16-летнему Андрюше поучаствовать. Он проявил живой интерес. Тем более что ребят знал хорошо, да и по возрасту были они ближе ему, чем мне. Жена решила, будто я сошел с ума. Она считала, что нас непременно арестуют. Хоть ребёнка, в конце концов, со мной и отпустила, но с тяжелым сердцем.

Решили, что одной Лёшкиной гитары хватит вполне. «Зажигали» в основном инициаторы мероприятия, мы с сыном – реже. Гитарный футляр, – а вдруг кто оценит? – даже не раскладывали.  Просто так пели, для души. Нечастые прохожие задерживались не слишком надолго. И то главным образом молодежь. Ну, репертуар такой: рок (ребята), авторская песня (я). Люди постарше, проходя мимо, ускоряли шаг. Иногда осуждающе косились на меня, сорокалетнего дядю. Я же, храня невозмутимость, делал вид, что в качестве худрука-продюсера «выгуливаю» подающую надежды молодёжь. И, между прочим, никто нас не арестовал!

Зато теперь с полным основанием считаю, что имею опыт в части публичного исполнения песен в подземном переходе. Так что если попрут с работы, без заработка как-нибудь не останусь. Держу эту мысль на прицеле.

Хотя много, скорее всего, не подадут. Тут – не обольщаюсь. А вот работать надо было, однако!