Дорогой портрет

Учителя старались привить нам и благородные качества, не знаю, что за наказание ждет ее, надеюсь ее не выгонят. Следом разумеется летели рассуждения и осуждения. Я боялась возвращаться в комнату, там с девушкой осталась Фива. Нужно было возвращаться, пора было готовиться ко сну. Я прошла по коридорам, мысленно успокаивая себя что ко мне это не относится. Хотя не знаю почему именно я отвела того ученика к врачам. Вернувшись в комнату меня ждали расспросы об этом.
Фива нервно ходила от стола к столу, явно чего-то ожидая.
- Наконец то ты пришла. Что говорят врачи.
- Да ничего особенного, никаких повреждений нет. А у вас что?
- У Леи небольшая истерика. Стефа ты можешь объяснить, что произошло.
- Нет, я думала ты мне расскажешь.
- Я сама ничего не знаю.
Говорила она поправляя браслет, глядя на остывший чай.
- Я ее успокаивала, чаем с пустырником.
- Педагоги ничего не говорили.
- Она не рассказала.
Мы ложились спать. Краски прошедшего дня тускнели, произошедшие за день события не укладывались в голове. Можно было долго смотреть на ночной фонарь на улице или в комнате, от этого ничего не измениться. Но меня волновало то что меня раскрыли. Меня обуяло какое-то волнение, что будет если он узнает, что я храню его портрет.
Он стал олимпийским чемпионом, я с детства много раз пересекалась с ним. Он побеждал на множестве соревнований и в разных странах. Я много думала о том чем он занимается, и мы просто пересеклись в школе. Он был старше имени его я не знала, но молодежь явно им восхищалась и не только одной страны. А портрет я нарисовала случайно. У всех же бывают открытые уроки, бывает и так что приезжают ведьмаки. Я не могла знать кто он и откуда, но когда мне был назначен урок я появилась вовремя. Я могла выбрать любого ученика, но почему-то выбрала его. Учитель меня всячески отговаривал от этой затеи. Говоря что такой нос сложно нарисовать и он был прав. В конце учителю пришлось помочь мне с зарисовкой. А спортсмен ушел, и только потом я узнала, чем он занимается.
Каждый раз смотря как сложно был нарисовать столь графически сложный портрет, я понимала, что невозможное возможно. Сравнивая его с древними преданиями, видела в нем что-то от ястреба. Легенды о симбиозниках уже тогда занимали меня. Другие планеты виделись в нем открыто, но он был старше и нам не, о чем было разговаривать. Теперь же, когда он узнает, что я в академии, неизвестно что он подумает о том, что я храню портрет. А он просто был и есть, мне дорог.