Болотце с лягушками

                Евстигней пейзажистом от Бога был. Про цветочки, про болотце с лягушками, про деревце, что одиноко на полянке растёт, уж так писал про них, так писал. А потом деревце спилили. То самое. К чертям собачьим. И начали коттеджный посёлок возводить, а болотце вдруг вообще фекальными стоками оказалось. Вонючими, притом. То, про которое Евстигней годами писал. Вдохновенно. И с любовью…
          «Как же я не замечал этого раньше? — думал Евстигней и вспоминал то счастливое время, когда он ещё не чувствовал всей этой жуткой вони, исходящей от любимого сказочного водоёма. Этого смрада. — Молодость? Надежды? Непонятная вера в будущее? Отчего мы порой не различаем очевидного? Шоры?»    
          Так или иначе, но надо было делать выбор. Либо стоять на своём до конца. Либо сознаться в том, что всю жизнь воспевал экскременты, отречься от прошлого, признать ошибки молодости, заблуждения и покаяться. Перед всей деревней. На собрании…
        — Ты когда новый стих сочинишь? Про болотце. С лягушатами. Народ ждёт, — вдруг прервал трудные размышления Евстигнея чей-то голос. Это сосед его — дед Демьян спросил. С которым они вдруг у старого колодца повстречались.
           Вздрогнул Евстигней. От неожиданности. И во всём признаться ему вдруг захотелось. Первому встречному. Во всех ошибках своих, в заблуждениях, в том, что дерьмо он воспевал целую жизнь. Хоть и случайно. И что славил не то. И что прощения он просит у всей деревни…
           — Смотри. Собрание на носу. Народ за тебя, в основном. Фролова проза нам всем как-то не очень. Не по нутру. Мрачновато. И один стих решит всё в твою пользу. На выборах, — сказал дед Демьян и пошёл своей дорогой…
             В общем, не смог Евстигней. Признаться. Духу не хватило. Да и что, ему, в конце концов, больше всех надо, что ли? Если другие сказочное болотце с лягушками от фекальных стоков отличить не могут. Или не хотят. Плевать. Значит, так тому и быть. А деревце новое посадим… потом…