Дочка священника Глава 56

Хильда ковыряла вилкой остывший картофель, служившим её обедом. Маринованные огурцы, овощной салат и тёртая репа, её привлекали ещё меньше. Время от времени она отпивала из чашки компот, продолжая сидеть в раздумьях за столом.
— Ты так ничего и не ела, — сокрушённо покивала головой бабушка Аня, хлопотавшая возле Хильды, пока я был на каноне.
— И что, весь пост будет такая пища? — скривилась девочка, наконец отодвинув от себя миску с картофелем.
— Не нравится? – улыбнулась бабушка Аня. — Эх-хе-хе, молодёжь нынче роскошная. Всё у вас есть. Еда в изобилии… Только деньги подавай. В моём детстве, такая еда казалась мне роскошью. Ладно. Ты скажи что, я тебе приготовлю.
Но Хильда оставила без внимания предложение бабушки Ани. Она допила компот и с тем же задумчивым видом спросила:
— А вы тут родились? В этом селе?
— Да. Тут родилась, здесь школу закончила, проработала до пенсии.
— И войну помните? Ту, с немцами?
— Не-ет. Бог миловал. Отец мой до самого Берлина прошёл, вернулся домой, а через два года брат мой родился, затем я, как раз в тот год Сталин помер.
Хильда грустно вздохнула, проговорив тихим голосом:
— Жаль.
— Чего жаль? Что войну не помню? Что ты, милая, разве о таком жалеть стоит? Мне мама рассказывала, какие ужасы пришлось пережить. Тут лагерь для военнопленных находился, где-то в районе старой тюрьмы. Без конца происходило какое-то движение. Одних в Германию отвозили, других расстреливали. И без конца эшелоны прибывали с солдатиками нашими. Мама говорила, на них невозможно смотреть было без слёз: угрюмые, исхудавшие, грязные. Их конвоируют, а они нашим показывают, мол есть хотят, хоть что-нибудь. Немцы-конвойные, бывало, позволяли селянам быстренько кое-что сунуть в руки. А если наши конвоировали, из полицаев; те гоняли, ругались, могли ещё и стегнуть. Витька Рябой у них главным считался. Люди говорили лютым зверем был, что к малому, что ко взрослому.
— А мама Светки Роговой?
— А что её мама?
— Она в войну здесь находилась?
— Да нет. Мы с покойной Варварой почти одногодки… А вот бабка ихняя… — бабушка Аня помотала головой, перекрестилась на иконы, добавив. — Прости Господи, за осуждение, пожилые селяне рассказывали, мол их бабка с немцами путалась. С карателями. Её, вроде, даже расстрелять хотели, когда Красная армия село освободила. Офицер какой-то вступился, из СМЕРШа. Мама любила шутить, что Лукерка, так бабку Роговскую звали, успела и со СМЕРШами закрутить. Но, в совхоз, на работу, её не брали. Так всю жизнь просидела в магазинчике, где керосин продавали.
— Керосин? Хм, зачем нужен для керосина магазин? Помню, мы его брали для разжигания костра для шашлыков. Маленькая такая коробочка из жести. Его чуть плесни и уже пламя.
— Это сейчас керосин нужен разве что для разжигания костра, а в моём детстве его широко использовали в приборах, чтоб приготовить еду. Керогазы, примусы, всякое такое. Печку летом жарко топить, газом ещё не пользовались. Примусы только выручали. Ох и намучилась с ними, в своё время. То засорится, то вспыхнет, а то и вовсе сломается. На керосине работали. Пойду, канистру куплю у Лукерки, есть на короткое время. Потом снова…
— Ясно, — слегка улыбнулась Хильда. — Времечко было ещё то.
Девочка поднялась из-за стола и учтиво поблагодарив бабушку Аню, отправилась в свою комнату.
— Ох, едоки-едоки, — сокрушалась старушка, убирая со стола.
Едва только Хильда включила компьютер, как тут же, словно по мановению волшебства, раздался звонок видеосвязи. Хильда тут же ответила, в надежде, что звонит мама. Она не ошиблась. Неринга сидела в захудалой комнатушке с весьма удручающим пейзажем из потемневших, изорванных обоев, грязной тюли у окна и старого-старого шкафа, у которого была оторвана одна дверца.
— Мама, как хорошо, что ты позвонила, — обрадовалась девочка. — Я так сильно соскучилась!
На уставшем лице матери блеснула улыбка.
— Ты одна? – опасливо оглянувшись спросила Неринга у дочери.
— Одна. Папа на службе, будет позже.
— Это хорошо, — говорила Неринга, но в голосе чувствовалось волнение и некая нерешительность.
— Как ты там? — спросила Хильда. — Когда ты, наконец, заберёшь меня отсюда? Мне так грустно.
— Об этом и хотела поговорить.
— Правда? Значит мы скоро увидимся?
— Ну… — Неринга словно выдавила из себя слово, опустив голову, в надежде спрятать глаза. — Понимаешь, у меня сейчас весьма трудная ситуация. Свалились очередные неприятности и… Одним словом, мне нужны деньги.
— Деньги?.. Много?
— Прилично, — тяжело вздохнула Неринга.
— И тогда ты приедешь и заберёшь меня? – Хильда почувствовала, как задрожал её голос.
— Возможно. Но, деньги нужны срочно, понимаешь?
— Понимаю… Только не понимаю, как я могу тебе помочь? Все мои сбережения я потратила. Осталась мелочь и те 20 евро, которые ты подарила на день 8го марта.
— Знаю, что у тебя нет, но… Но, ты можешь попросить у отца. Если это сделаю я, он просто выругает меня, как это часто бывало и на этом всё. А тебе, может он не откажет.
— Хорошо. Я попрошу. Сколько нужно?
— Две тысячи евро. Надо больше, но хотя бы это.
— Две тысячи? Так много…
Неринга изменилась в лице и её глаза наполнились неподдельной грустью.
— Да, конечно. Две тысячи вы вряд ли осилите. Я так… А вдруг, — женщина неожиданно заплакала, обхватив ладонью лицо.
Сердце Хильды бешено затрепетало. Ком подступил к горлу и возникло непреодолимое желание, вот сейчас вот прильнуть к матери и обхватив обеими руками, сотворить чудо. Но, что она может? Она знала моё финансовое положение, хотя мысли вселяли оптимизм: у взрослых имеются сбережения, на чёрный день. Возможно, у отца они также есть и ей удастся уговорить помочь маме, которая так горько сейчас плакала.
— Я постараюсь! – воскликнула Хильда. — Ты только не переживай так. Я найду эти деньги!
— Милый мой ангел, — почти прошептала Неринга, улыбаясь сквозь слёзы.
Она протянула руку к монитору и провела пальцами по нему, словно пытаясь погладить дочь. А затем, видно чтоб не разрыдаться в эфире, захлопнула крышку ноутбука.
— Я обязательно найду деньги, — прошептала Хильда, чувствуя, как две горячие слезы текут по её щекам. — Я тебя люблю.
Вернувшись домой под вечер, я застал Хильду за уборкой гостиной, служивший, в то же время, и моей личной комнатой. Надев на себя фартук бабушки Ани, дочь деловито смахивала со старенького серванта невидимую пыль. Комната заметно преобразилась. Поменялись местами журнальный столик и кресло, теперь оно оказалось рядом с диваном. Стол покрывала новая скатерть, поверх какой красовалась ваза со свежими весенними цветами и веточками вербовых деревьев. На её лице играла заговорщицкая улыбка.
— Вот, решила немного прибраться, — сказала Хильда, подскочив ко мне, прижавшись на секунду к груди и тут же подавшись к печке, достала оттуда миску чего-то похожего на суп. — Раздевайся, ужин готов.
— Я буду только чай, — не в силах удержаться от радостного переполнения, произнёс я. — Но, всё равно, спасибо.
— Хорошо, — Хильда вовсе не расстроилась. — Знаешь, а я тоже решила попоститься. Попробовать как оно. Будем вместе есть сухари и пить отвары из трав бабушки Ани.
— Не узнаю тебя, — сказал я, удивлённо наблюдая за порханием дочери по комнате. — Что такое вдруг произошло? Тебя, словно подменили.
— Разве это плохо?
— Я не знаю. Должна быть причина такой перемене. Расскажешь, чего случилось то, пока я читал канон.
— Пап, — Хильда умостилась в кресло, передвинутое ею самостоятельно, и пригласила меня сесть рядом, на диван. — Я тут подумала, когда закончатся все эти посты, каноны, давай поедем на пасху в Большой город. Походим по паркам, заглянем в музеи, покатаемся на речном трамвае, прямо к морю, через шлюзы. Мне Маричка рассказывала, как они через шлюз на катере к морю поднимались. Я ж толком ещё не была в Большом городе. А так хочется!
— Хорошо, давай. Я не против.
— Отлично! Только нам понадобятся деньги. Ну, в ресторанчик там зайти, в музей. А прогулка на катере к морю, Маричка говорила, сейчас о-очень дорого стоит. У тебя же есть деньги? Скажем тысячи две евро? Этого должно хватить.
Я рассмеялся. За всё время, впервые видел дочь в таком настроении. Она очень напоминала Нерингу, то время, когда мы только познакомились на узкой улице Паланги. Та же улыбка, озорной взгляд и лёгкость, с которой она могла вскружить голову.
— Для поездки в Большой город, нам не нужно так много денег, — сказал я. — Достаточно взять пару тысяч в местной валюте. Ну, плюс-минус на непредвиденные расходы. Да и нет у меня двух тысяч евро. Откуда им взяться?
— Но, я хотела, чтоб это была незабываемая прогулка. Знаешь, как в кино показывают, — лицо Хильды коснулась грустинка.
— Не знаю, как там в кино, но прогулку организуем ничуть не хуже.
— Тогда давай собирать деньги уже сейчас, — опять озорные огоньки блеснули в глазах дочери. — Сколько у тебя имеется? Доставай, сейчас посчитаем.
— Так, Хильда, — сказал я, ставя чайник на плиту в кухне, — давай до пасхи доживём, там и деньги посчитаем. Хорошо?
Но, ответа не последовало.
— Эй, ты что замолчала? – переспросил я.
— Я просто хотела… — девочка оборвалась на половине фразы.
Беспокойство охватило меня. Тут что-то не так. Что-то произошло.
— Не ходи вокруг, да около, — сказал я. — Рассказывай, что сталось, пока меня не было!
— Мне нужны деньги, — тихо проговорила Хильда.
— Две тысячи евро?
— Да.
— Зачем так много? Ты куда-то влезла? Это шальная Маричка тебя впутала в какую-нибудь историю?!
Девочка отрицательно покрутила головой.
— Тогда, что произошло? Ответь, наконец!
Хильда хотела пуститься во враньё. Нагрести кучу вороха из выдумок и нелепиц, но в голове, как нарочно, всё перемешалось. Возникавшие фантазии могли получиться нелепыми и неправдоподобными. Ей, в конце концов стало неимоверно стыдно за себя.
Хильда тихо зашла в свою комнату и плотно закрыв дверь, прилегла на постель. Её глаза покрыла влага, а лицо краска. Было больно и горестно. От лукавства, от беспомощности, от, казалось бы, безвыходной ситуации.
Дальше будет...