Повесть Солдаты ДОТа 205. Глава 9

Глава девятая

На формировочном пункте. Танкист Тимоха. В полк к Воробьёву.

В просторной деревенской избе, куда зашёл Николай Щербаков, за большим столом сидели командир пулемётной роты старший лейтенант Иванов и его сослуживец младший лейтенант Гаврилов. На столе перед ними стояли солдатские котелки.

Ведя бои на подступах к Смоленску, Иванов потерял убитыми и ранеными половину своих солдат и теперь шёл с остатками роты на переформирование и пополнение.

– Садитесь, будем знакомиться. Откуда и куда идёте? – спросил Иванов, подавая руку Щербакову.

– Из-под Полоцка от станции Фариново топаем. После боя ДОТ свой оставили и с того дня в походе.

– Как же вы умудрились не попасть в лапы к немцам? Линию фронта как удалось перейти? Хотя её фактически и нет. Сколько же у вас бойцов?

– Мало. Нас было двадцать один человек, троих потеряли, осталось восемнадцать.

Щербаков подробно рассказал Иванову обо всём, что было с ними за время, прошедшее от сражений у станции Фариново до вчерашнего форсирования Днепра.

Иванов тяжко вздохнул, выслушав его рассказ.

– Да, всё же много ты со своими людьми причинил немцу урона. У меня не то. Три-четыре атаки выдержали с большими потерями, и пришлось отходить. Ну, пойдём спать. Завтра ещё нам до запасного полка шагать и шагать. Там куда-нибудь определят.

Иванов уснул, и сразу же послышался его протяжный храп. «Устал бедняга. Тоже побывал в дыму и в огне. Вишь, какую бороду отпустил!» – подумал Николай, повернулся на бок и тоже заснул.

Боевые друзья Щербакова и Иванова спали в сарае на прошлогодней соломе. Хорошо отдохнув, утром они поели горячего супа с кухни какой-то части, находящейся тут же, в деревне.

– Как спалось? – спросил Щербаков своего нового знакомого.

– Впервые за двадцать дней, как говорят в народе, «спал, что пшеницу продавши». Даже ни разу не проснулся.

Достав из кармана маленькое зеркальце, Иванов погляделся в него и не узнал себя.

– Ну и бородища! Когда только успела так отрасти? И морщин появилась уйма.

Щербаков не стал дожидаться Иванова.

– На сборном пункте встретимся. Малыми группами легче идти, – сказал Николай ему на прощание.

На формировочном пункте было полно солдат разных родов войск.

В тени большого дерева танкист с перевязанной рукой рассказывал, как он на переправе Днепра бил по немецким танкам и как, уже раненный, захватив здоровой рукой плывущее бревно, переправился на другой берег.

– Он сказки рассказывает! – подковырнул его рыжий веснушчатый солдат. – Сам, небось, и танка не видел?

– Как это не видел?! – вскипел от гнева танкист. – Это ты, горькая пехота, брюхо – в землю, а зад торчит, лежишь, пока тебя танком не раздавят. А танкист как появился со своим танком, так и носится, пока его пламя и дым из машины не выкурят.

– Ты расскажи, как тебя подбили? – спросил тот же рыжий солдат.

– Меня уже два раза подбивали. В первый раз так было: мы пошли в атаку на какую-то деревню, уж не помню названия. Ночью немцы наших оттуда выбили. Вот мы и давай ломить их в той деревушке. Командир танка кричит мне: «Дави их, Тимоха! Не жалей их костей!» Вот я свою махину и попёр на сарай, в котором засели фашисты, и стал давить их, что капусту. Вывернул я во двор, вижу – уцелевшие немцы бегут во второй сарай. Я – за ними и давай их утюжить. Потом вышел я на окраину деревни, вижу – бегут фашисты к речушке, думают, вода их спасёт. Командир меня подгоняет: «Кроши их, Тимоха! Ломи гадов!» Не помню, как я оказался на другом берегу речушки. Командир кричит: «Давай, Тимоха, назад! Там в кустах батарея. Жми на всю катушку!» Развернулся я – и бултых в воду! Машина речушку мигом переползла, но вот беда – завязла в грязи, ревёт, гремит и ни с места, только грязь во все стороны летит. Тут немецкая батарея давай по нам, как по мишени, бить. Раз, другой, третий по танку угодили, и танк загорелся. Пришлось нам вылезать через люк. Сначала командир вылез, за ним радист-стрелок, а за ними – я. Тут снарядом и накрыло нас. Меня взрывом отбросило от горящего танка, а товарищи мои так и остались там. Погибли.

– Ну, ты, Тимофей, и наговорил нам! Только вот сомнение имею насчёт сараев. Ты, наверно, в ворота въезжал, а не прямо стены ломал, – высказал с ехидной улыбкой своё мнение тот же рыжий солдат.

– Эх ты, дубовая голова! – сгоряча крикнул танкист. – Да мой Т-34 вот это дерево, как соломинку, срежет, – показал он на высокую толстую липу. – А что твой сарай? Он только хрустит, как семечки на зубах. Эх, братцы, чудная эта машина! Фашистский танк против Т-34 нашего – яичная скорлупа. Под Смоленском я немецкой «пантере» так врезал по мозгам, что с неё сразу все гусеницы слетели.

– Ну, это ты загнул, – возразил ему тот же солдат.

– Мозги у тебя не в ту сторону загнуты. Плохо ты разбираешься в нашей технике. Нашу хаешь, а перед немецкой пилотку снимаешь.

Солдаты разразились хохотом.

На крыльце дома появился писарь штаба сборного пункта и крикнул:

– Лейтенант Николай Щербаков, срочно к начальнику штаба!

В большой комнате за столом сидели полковой комиссар и начальник штаба.

Комиссар – высокий, худощавый, пожилой, с усталым морщинистым лицом, с седеющей головой. Начальник штаба – среднего роста, полный, с большой лысиной и большими усами.

– Садитесь, товарищ лейтенант. Расскажите, где воевали?

Щербаков кратко рассказал о своём походе.

– Где же ваш раненый? – спросил комиссар. – Может, ему нужна медицинская помощь?

– Нет, товарищ полковой комиссар, наш военфельдшер оказывал ему медицинскую помощь, и он уже почти здоров. От нас не желает уходить.

– А что, Андрей Софронович, – обратился комиссар к начальнику штаба, – не направить ли нам Щербакова к полковнику Воробьёву на должность командира батальона? Человек он обстрелянный, волевой. Как ты думаешь?

– Согласен, – ответил полковник. – Нам бы теперь побольше таких командиров. А ты, лейтенант, как думаешь? Сможешь командовать батальоном?

– Тяжеловато будет. Опыта нет большим подразделением командовать. Но постараюсь справиться.

– Вот и хорошо! Сейчас и приказ напишем. Людей-то нам своих покажи.

Щербаков вышел на крыльцо и, увидев Орехова, велел ему построить отряд. Вскоре вышли на крыльцо полковой комиссар и начальник штаба.

– Смирно! – подал команду Орехов, и все солдаты вытянулись в струнку и замерли.

– Вольно, товарищи, вольно! – улыбаясь, сказал полковник. Потом, внимательно оглядев солдат, обратился к Щербакову: – Да, молодцы у тебя солдаты, только вот пообносились. Надо обмундировать и новые сапоги выдать. Оружие-то у вас больше немецкое. Тоже надо сменить. А что это такое железное у вас? – показал полковник на ключ и лапу.

– Это подарок белорусского деда Тимофея с интересной фамилией – Голуб. Он железнодорожник. Этим инструментом мы два немецких эшелона под откос пустили, а возле Рудни немецкую охрану уложили и наших пленных освободили.

– Да, грозное оружие. Его надо как боевую реликвию в музей после войны поставить, – улыбаясь, произнёс комиссар. – Теперь оно вам не пригодится. Оставьте у нас в штабе.

– Это ваш раненый? – спросил начальник штаба, увидев Чуева с перевязанной рукой. – Как себя чувствуете, товарищ боец?

– Чувствую себя хорошо, товарищ полковник. Вот оплошку допустил, не заметил фельдфебеля за печкой. Он успел всадить мне пулю, но я потом его пристрочил к кровати.

Полковник с комиссаром засмеялись и похвалили Чуева за отвагу.

– Может, вас в медсанбат отправить?

– Рана моя – пустяки. Могу хоть сегодня в бой идти.

– Хорошие у вас люди, товарищ Щербаков, – сказал комиссар. – Такие орлы Гитлеру быстро голову свернут.

– Только бы он попался нам! – воскликнул Ахмед. – Живого не выпустим.

Солдаты, которые стояли здесь же толпой, дружно рассмеялись. Один из них толкнул своего приятеля в бок:

– Степан, гляди, ей-богу, это тот командир, что нас из плена высвободил.

– Что ты, Андрей, выдумал? Тот был высокий, а этот, гляди, совсем не похож на того.

– Тот, говорю тебе! Пойди, спроси!

Писарь вынес бумагу. Полковник и комиссар тут же подписали её и, крепко пожав Щербакову руку, пожелали ему удачи. Лейтенант повёл своих солдат на склад.

– Беги, Степан, узнай, пока не поздно. Если он, то, может, и нас возьмёт. Чего мы тут будем околачиваться.

Степан догнал идущего позади солдат Орехова:

– Скажи, товарищ, это тот командир, что около Рудни пленных освободил? Я с моим земляком Андреем тоже был освобождён.

– Тот самый, – ответил Орехов. – Щербаков его фамилия.

– Ну, спасибо. Побегу проситься к нему.

Догнав лейтенанта, солдат стал перед ним и, подняв руку к пилотке, промолвил:

– Товарищ командир, возьмите и нас с собой.

– Кто вы? – спросил Щербаков.

Степан замахал рукой, подзывая к себе Андрея. Орехов подошёл и пояснил:

– Товарищ командир, этот солдат и его товарищ из тех бывших военнопленных, которых мы тогда из сарая выпустили. Они просят, чтобы мы их взяли с собой.

Тут и Андрей подбежал и, козырнув Щербакову, стал проситься в отряд.

– А воевать хорошо будете?

– Не подведём, товарищ командир.

– Как, ребята, возьмём их с собой? – обратился лейтенант к своим солдатам.

– Возьмём! Надо взять! Пусть идут с нами! – раздались голоса.

К вечеру солдаты Щербакова были обмундированы. Вокруг них толпились сотни ещё никуда не определившихся солдат. Ахмед, Лазаренко, Фомин, Фролов и другие рассказывали им о себе, о том, как дрались с немцами и как прошли всю Белоруссию с запада на восток.

– К Воробьёву идём, – восторженно говорили бойцы. – Он для солдат – отец родной. Начальник штаба и полковой комиссар хвалят его.

Два дня вёл Щербаков свой отряд по фронтовым дорогам, но теперь уже не на восток, как прежде, а на запад. На пути им попалась небольшая группа раненых солдат.

– Откуда, ребята? Как там дела? – поинтересовался лейтенант.

– Да вот, товарищ командир, поцарапало нас. Идём в тыл, в госпиталь. Просились остаться в строю – не разрешили.

– А не знаете ли, где полк Воробьёва?

– Как не знать? Мы же – воробьёвцы.

– А по карте вы сможете показать?

– Зачем по карте? Давайте я отведу вас! – предложил один солдат. – Вы не глядите, что рука на перевязи, это пустяк. Кости целы. Тут недалеко, километров двадцать. Я проведу вас и назад. А может, у себя оставите, я и одной рукой смогу стрелять.

– Ну что ж, проводи нас, – ответил Щербаков. – У меня опытный военфельдшер. Он осмотрит твою рану, если неопасная, то возьмём к себе.

Солдат Синицын (так звали проводника) вместе с Ореховым шли позади командира.

– На привале я осмотрю твою руку, – сказал Орехов. – А что ваш полковник? Каков он?

– Дисциплина у него крепкая, – сообщил Синицын. – Немцы о наш полк, как о скалу, разбиваются. Наши позиции у речушки. Фашист лезет в эту речушку, а мы сечём его пулемётным огнём. Столько повалили, что по трупам через речку пройти можно. И танков немецких десятка три в этой речке утопили. А в боях вы бывали?

– Мы уже обстрелянные, – произнёс Ахмед. – Воюем с первых дней.

На привале Орехов разбинтовал руку Синицына, смазал рану йодом и заключил:

– А всё-таки в медсанбат тебе, дорогой, придётся идти, рана воспалённая, лечить надо.

У Синицына расспросили, как добраться до расположения полка Воробьёва, и он, с неохотой оставив отряд Щербакова, пошёл догонять своих раненых однополчан.