Эх, дороги... 10. Деловые люди

   В любом коллективе найдутся проворные люди, умеющие на основной работе получить навар. Иногда способы настолько просты, что диву даешься как до этого не смог додуматься каждый. На первый взгляд иные выглядят совсем безобидно, во всяком случае, не приносят вреда своей побочной деятельностью предприятию и коллективу. Нередко даже пользу.
   Один такой самородок, Толя Шабанов, ни на чем сумел обеспечить себе благополучие, даже машину приобрел, что по тем временам придавало статус нешуточный. Жил он в частном секторе микрорайона Остров.
   
   Со слов старожилов во времена коллективизации, которая, как и все другие преобразования до Забайкалья докатилась с опозданием, единоличники из таежных деревень с верховьев Ингоды, не вступившие в колхозы и ускользнувшие от раскулачивания сколачивали по весне плоты из разобранных избушек. Грузили на них лошаденку с коровенкой, несколько овечек, сооружали шалаш и всей семьей отправлялись в путь по полноводной тогда реке.  Дорогой пробавлялись рыбалкой и охотой, благо тогда дичь можно было брать голыми руками. Сомы были такие, что запросто могли у зазевавшегося переселенца теленка уволочь темной ночью. Кстати, подобные случаи бывали и в наши времена.
   Прибивались к берегу в понравившейся луговине, косили траву для скота, набирали хворост, собирали дикоросы. Так и кочевали все лето до слияния Ингоды с Читой, «Читинкой» по-здешнему. Место это называлось остров. Там выволакивали свое добро, сено, заготовленное на зиму, плоты, подсушив, снова превращали в избенки, из заготовленных во время пути жердей строили хозяйственные закуты, обносили забором. Пока власти не пресекли эту миграцию, набрался целый микрорайон. Уклад жизни с тех пор мало поменялся насколько это возможно в условиях города. Ассимилироваться в пролетарской среде было не просто, да они и не стремились, жили обособленно. Даже между собой спайки не было, приплыли-то из разных мест каждый сам по себе. Никому не верили, объединялись в случае необходимости отбиваться от городских как  в феодальные времена. Понемногу отучили всех совать нос в свои дела. Власти, конечно, стригли и их, как и со всех собирая дань жизнями и здоровьем. Уцелевшие не менялись, сохранив ментальность зажимистых единоличников.
   Наш Шабанов даже в такой среде выделялся. Уже во времена перестройки, когда журналисты мешали истину пополам с фантазиями, в «Комсомольской правде» был напечатан очерк об истории этого рода. Якобы были они  скандинавского происхождения, волею судеб заброшенные на восток России. Со временем основали таежную деревушку, кажется, даже называлась Шабановка. Найти этот материал в интернете мне не удалось, но он тогда так впечатлил меня, что многое запомнилось, попытаюсь передать.
   Уникальность рода в том, что когда пришла Советская власть, они ей не покорились. Добраться до них было нелегко, чекистов и комбедовцев они выбивали на подходах, да так чисто, что никто о них больше не слышал.  Когда поняли, что не отсидеться, заколотили дома, законсервировали подворья,  надеясь на то, что покидают их ненадолго и ушли в Монголию. Там жили своим кланом, не смешиваясь с беглыми семеновцами. При окончательном определении границ между Россией и Монголией в пятидесятые годы, приграничным жителям было предложено определиться с гражданством и местожительством. Шабановы выбрали Россию. Вернулись в свою деревню, которая к тому времени была занята цыганами, по указу о переходе на оседлый уклад жизни кочевых народов. Новые жители приветливо встретили хозяев, но жилье возвращать отказались. Шабановы поселились на околице в землянках. С соседями не общались совсем, к себе тоже не пускали. Жить стали охотой, в каждой семье было по несколько винтовок, которые достали из тайников двадцатилетней давности. В их стороне неустанно визжали пилы и росли штабеля досок, отшлифованных и обожженных на кострах. В старом карьере добывали глину, наладили обжиг кирпича.
   У цыган стали пропадать животные, которых потом находили павшими. Ночами сгорело несколько домов, не все жильцы успели спастись. Подозрение падало на возвращенцев.
   Горластый табор после каждого происшествия пытался выяснять отношения. Навстречу им выстраивались суровые бородатые мужики, молча выслушивали, молча уходили. За лето от них никто не услышал не единого слова. Иногда после такого посещения загорался дом.
   Как-то у цыган пропала девушка. Нашли ее изуродованной в лесу уже попорченной зверьем. Установить причину смерти не представлялось возможным. Милиция никаких мер по обращениям цыган не принимала.
   На этот раз к Шабановым двинулась рыдающая толпа цыганских женщин. Опять вышли молчаливые мужики с кольями в руках и недобрыми взглядами. Цыганки погалдели, но приблизиться побоялись. В эту ночь сгорело еще несколько домов.
   Наутро цыгане исчезли. Дома были брошены в беспорядке, осталось много бытового хлама.
   Шабановы зашли в дома, каждая семья в тот который покидала при уходе в Монголию. Удивительным образом, домов осталось столько, сколько нужно. При этом в чужие дома никто не заселялся. Сгорели дома оставшихся и вымерших на чужбине.
   Быстро вынесли весь чужой хлам из домов, свалили в кучу на центральной площади, облили дегтем и смолой, сожгли.  Дома окурили дегтем, тщательно продрали с песком стены, полы, потолки. Перекладывались печки. Во дворах закипела работа. Стучали топоры, молотки, звенели пилы. Подправлялись заборы, загодя заготовленными плахами точно по необходимости. Обновлялись наличники. Хозяева уже знали огрехи в своих дворах.
   Изготавливались кровати, столы, комоды и сундуки такого качества, что должны служить внукам и правнукам.
   Приехавшая через неделю милиция покрутилась и ничего не добившись, уехала. Чужого здесь никто не брал. Действительно, заехали в свои дома, вещи свои, мебель новая. Исчезли цыгане, так какой с них спрос? Вольные люди, где хотят там и живут.

   Вот из этого славного рода был и наш Шабанов. В те времена их истории люди не знали, но шлейф какой-то таинственности за ним всегда тянулся. Одни его считали старовером, другие каким-то шаманом или ламой. Дескать, в Монголии буддистскую школу прошел. Словом, напускался туман, а Толя ничего не опровергал и не утверждал, еще более интригуя и настораживая коллег. Мне казалось иногда, что он всех дурачит, сам посмеиваясь втихомолку.
   Работал на молоковозе. Трехтонная цистерна на базе ГАЗ-51 с раннего утра выезжала на закрепленные за ней фермы Читинского района и к обеду уже возвращалась в город на маслозавод. Потом пропарка и мойка цистерны, перерыв на обед и вечером тот же вояж.
   График работы неудобный, но по-другому нельзя, молоко должно доставляться свежим. Водители роптали, молодежь не держалась, но люди постарше работой дорожили. Все дело в маленьком, но стабильном гешефте.
   При известном умении можно заливать жидкость в цистерну так, что фактический ее объем больше, чем значится в документах. Одни ставят машину под определенным углом наклона, другие договариваются с заведующими фермами, третьи пользуются их ротозейством, четвертые применяют все перечисленные ухищрения. И много других неизвестных автору. В результате имеют после слива неучтенного молока до двадцати литров с рейса.
   Все водители после рейса заезжают домой на обед, где у каждого  небольшое подобие эстакады, на которую поднимается передок машины для полного слива молока из цистерны.
   Этот способ с еще большим эффектом применялся ими при назначении на перевозку винно-водочной продукции. Иногда даже спирт приходилось возить!
   В советское время торговать на рынке продукцией сельхозпроизводства разрешалось, только имея соответствующую справку о наличии подсобного хозяйства. Продавались излишки от собственного потребления.
   Вообще торговля на базаре это часть работы труженика личного подсобного хозяйства. Продукцию нужно произвести, переработать, а потом уже лишнее продать. Размеры подворий, сколько труда не вкладывай, Рокфеллером стать не позволяли. От трудов праведных не наживешь палат каменных.
   Но там, где крутятся хоть какие-то деньги, всегда найдутся энтузиасты.
  Чуть не каждый водитель молоковоза имел свою или тещину корову, с поразительной удойностью.
   Это неплохо укрепляло семейный бюджет и обеспечивало безбедную жизнь.
   Толя Шабанов в этой массе советских предпринимателей не затерялся. Коллеги завидовали его талантам, обеспечивающим прибыльность в разы выше, чем у них.
   Дело в том, что его теща торговала не только молоком, но и сметаной. Жирной и густой как масло. И тоже ведрами. Подозревали, что он в сговоре с кем-то из заведующих молочной фермой и тот сливает ему продукцию прямо из сепаратора. Кто-то даже стукнул куда следует и на Толю наехал знаменитый ОБХСС (Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности). Его машину при въезде в город обыскали, но никаких дополнительных фляг и баков не нашли. Размонтировали даже запасное колесо. Толя пригрозил им ответственностью за задержку, если молоко скиснет. Тогда силовики за свои действия несли неизбежное наказание, поэтому с извинениями удалились.
   Пахал при этом Толя как черт. Никто не понимал, почему он выбрал для себя самые неудобные горные и длинные маршруты. Приезжал после всех, последним становился на мойку бочки и непременно перед выездом заезжал домой, якобы по причине неотложных дел. У него постоянно были переработки, отдел эксплуатации ругался, Толя, как мог, снижал часы. Чудак, да и только! И не дурак ведь при этом. Дай волю, он и от выходных с отпусками откажется.
   Ну, маршруты еще можно понять, если допустить все же какие-то шашни с животноводами. Но переработки-то ему зачем?
   
   Толя был хорошим рационализатором и научился зарабатывать обыкновенной веревкой.
   Нет, он никого не душил. Все было просто и совсем без мистики.
 Однажды посмотрев, как из молока на сепараторе получают сливки, вникнув в принцип его работы, понял, что он может стать сам себе сепаратором.
   Спустил через заливную горловину навязанную узлами веревку, а перед маслозаводом заехал домой и эту веревку вынул. Да кое-как. На веревке сбилось около ведра сливок. Методом проб и ошибок добился оптимального количества своих «маслосборников», продолжительности поездки, необходимых для максимального результата и почувствовал себя пчелкой, собирающей нектар с луговых цветков. В отличие от пчелки сезон у него был круглогодичный. В дополнение к паре ведер лишнего молока у него гарантированно снималась с веревки пара ведер сметаны.
   Чем больше ухабов на дороге и чем она длиннее, тем сильнее болталась веревка, и  лучше работал Толин «сепаратор». Зачем ему связи с заведующими, подельники и свидетели? Тихо сам с собою.

   Когда я пришел работать в цех обслуживания, слесари предложили мне блок замороженной рыбы, которую привез водитель трала Слава Рудницкий. Он возил ее с железной дороги на звероферму для норок. Я возмутился не происхождением продукта, а его назначением. Есть рыбу, предназначенную для зверей мне показалось зазорным.
   Слава тоже собирался покупать личную машину. На зверофермах рыбу легко было списать по нормам кормления животных. В условиях тогдашнего дефицита это был Клондайк. Слава наладил регулярные поставки ее знакомым продавщицам и заведующим столовых и попутно снабжал узкий круг нужных людей на предприятии. Бесплатно.
С брезгливостью я погорячился. Как оказалось, Слава возил для зверей свежую рыбу. Норки залежалую не едят. А в торговлю для людей нередко передавалась рыба, от которой звери уже отказывались. Наверное, тоже по каким-то схемам уже торговой мафии. Люди не звери, не разберутся. Дефицит опять же.
   И таких примеров была уйма. Люди на ровном месте выкручивались, буквально из воздуха добывая не только пропитание, но создавая состояния.
   Некоторые попадались, их наказывали. Но это неудачники.
   Я знал немало примеров, когда предприятия принимали на работу снабженцами людей отсидевших за экономические преступления.
   На автосборочном заводе, где работал перед автобазой, всем снабжением заправляла бурятская семья. Глава ее личность колоритная. Высокий, грузный, осанистый, он ходил с тростью, образом напоминая вельможу екатерининских времен.
   Однажды нас направили в командировку на головное предприятие ЗИЛ. Когда мы устраивались в заводскую гостиницу, ему в приеме отказали. На работу в управление он ездил из другого места. Любопытные ребята узнали, что в гостиницу не поселили из-за наличия судимости. При таком изъяне в те времена стать заместителем директора завода было просто немыслимо. Правда через год и директора посадили за махинации, да еще и вместе с сонмом заместителей. Ускользнул из этой шайки один бурят, не хочу называть его фамилии. Через несколько лет я встретил его в том же качестве на строительстве БАМа. Сразу вспомнился Корейко.



   В понедельник после  утренней планерки главный инженер автотранспортного предприятия отпустил руководителей служб и участков. Велел остаться начальнику отдела эксплуатации и начальникам гаража, мастерских, первой автоколонны. Все вышли, посмеиваясь потому, что догадывались – ребятам предстоит выполнение особо важного, но не совсем безупречного с точки зрения закона, задания.
 Нашим ноу-хау, под условным названием «кульбит», была поставка новейшего оборудования для вновь построенного цеха. Это была игра на грани фола, которую можно объяснить только азартом в работе.
Материальных выгод ни для кого не приносило, а неприятности, в случае прокола гарантировало. Участвовали надежные, умеющие держать язык за зубами сотрудники. Хотя в АТП это было секретом Полишинеля.
   Другой возможности комплектации не существовало. В семидесятые годы мы радовались трофейному станку, списанному на каком-нибудь заводе. А тут оснастить предстояло целый цех.
    Предприятие занималось перевозкой грузов по заявкам заказчиков. Начальник отдела эксплуатации сообщал мне о поступлении заказа на перевозку с железной дороги любого оборудования. Я изучал заявку на предмет пригодности оборудования для наших нужд, начальнику колонны давалась рекомендация поставить на выполнение задания надежного  водителя и лично его проинструктировать. В итоге на маршруте автомобиль опрокидывал небрежно закрепленный груз, либо ложился на борт вместе с грузом. Это было ЧП сразу для обоих предприятий. Вызывались представители, эксперты, создавались совместные комиссии, затем независимые. Оборудование вещь нежная. Внешний осмотр давал представление лишь о степени повреждения защитных ограждений и декоративных  элементов. Что могло произойти с механизмами и когда это скажется в работе, никто сказать не может. Члены комиссии не знали, что задача «водителя-разгильдяя» заключалась в том, чтобы бережно испортить внешний вид станка.  Иногда дело заканчивалось мирным соглашением, заказчик отказывался от оборудования, исполнитель возмещал ущерб. Иногда судились. В этом случае исход был таким же. Водитель получал выговор и лишался премии. Начальнику колонны ставили на вид. Утрата премии компенсировалась  премией за рационализаторские предложения и выплатой из «фонда мастера». Начальнику колонны за «вид» полагался коньяк из тех же источников. Поломанные борта автомобиля к утренней смене были в полном порядке. Морального ущерба не нес никто, наоборот репутация дорожала, секрет-то Полишинеля!
   А оборудование за ненадобностью списывалось, утилизация его поручалась виновной стороне.
   Это были зародыши российского предпринимательства. А мы теперь удивляемся, почему наш рынок «дикий».

   В нашей советской действительности такое случалось нередко. Талант всегда найдет себе применение. Обладай им руководители страны, у нас бы эти люди сидели не в тюрьмах, а в министерствах. И наоборот.