Некромант

Говорили, Яспис пришел в Идину с Запада на закате и сам был похож на мертвеца. Говорили, Яспис родился в старой идинской семье и знал не только все закоулки улиц, но и ходы катакомб, а его черные одежды и красный кушак служили данью уважения первым строителям Идины. Говорили, его учителями никогда не бывали живые люди и первого наставника он выкопал на северном идинском кладбище еще мальчишкой. Так или иначе, Яспис обосновался в Идине, древней настолько, что кости ее основателей успели обратиться в пыль мостовых.
Океанские волны без устали грызли темный полумесяц города, обрушивая в воды старые гробницы и выкидывая на берег темные саркофаги и кости. Пока рыбаки промышляли в море, их дети и жены перекапывали песок в поисках дорогих вещиц, и рыбный базар соседствовал с рынком древностей.
Идина простояла более тысячи лет и не знала ни великих взлетов, ни великих падений. Она заключила договор с вечностью, вечностью пах ее спертый воздух. Поля Идины всегда одинаково плодоносили, рыбаки всегда возвращались с одинаковым уловом, а Хозяин Вод каждый год забирал в морские чертоги не более трех кораблей. Причиной постоянства были пять магов, построивших тысячу лет назад в центре Идины башню, похожую на витой рог антилопы. Верхушку башни они увенчали волшебным камнем, который светом перекликался с сиянием звезд и притягивал их энергию. Маги основали Пять Орденов, и каждую пятую часть года башня переходила в руки одного из этих собраний. Взамен сил, вычерпываемых из кристалла, колдуны взяли под крыло горожан Идины. Маги не хотели, чтобы что-то менялось.
Однако среди пяти Орденов не находилось того, что принял бы Ясписа в лоно, и не было Ордена, в котором Яспис хотел бы получить волшебный посох. Яспис блуждал сам по себе, что не удивляло никого в Идине, городе чудес, торгующем своими мертвецами и их знаниями. Ясписа интересовало лишь одно искусство. Мрачное для других, оно озаряло его светом надежды. Ответы колдун искал у тех, кто перестал дышать.
Маги редко интересовались историей простых горожан, а Яспис платил золотой любому, кто мог часами рассказывать о дворцах или трущобах. Более всего колдун ценил истории о людях. Правители и предатели, пожертвовавшие собой и самоубийцы, обладатели длинных имен и запомнившиеся по прозвищу - места их деяний Яспис отмечал на карте города, пока из-за крестов она не стала походить на карту кладбища.
- К чему мне безвестные мертвецы? - рассуждал он про себя. - Они были никчемны при жизни и ушли тропой забвения. Те души, что остались в памяти десяти человек, не утратили своих воспоминаний. Те души, что остались в памяти тысячи человек, по-прежнему обитают на земле!
Для него люба вера требовала подтверждения, и вот, когда черный дракон проглотил последнюю долю летней луны, Яспис, окутавшись ночными тенями, пришел к старой городской стене. Она давно не отделяла ничего, кроме двух смоковниц, тянущих друг к другу ветви, как любовники. Серых камней в стене становилось все меньше, жившие вокруг бедняки растаскивали их для домов и хозяйств. Горожане не трогали лишь камни из желтого песчаника, считая, что те сдерживают призрака, иногда скитающегося вокруг стены, - призрака прекрасного юноши с темными волосами и веревками на мощных запястьях, одного из тех четырех избранных, кого добрые отцы-основатели заживо закопали в четырех углах первой ограды, дабы души мертвых хранили город от злых духов и моровых поветрий.
Яспис расстелил перед стеной квадратное полотно. Он сам окрасил его в черный, используя краску из праха мумий, и сам в полнолуние начертал белые знаки по кругу. В центр полотна колдун торжественно возложил клинок - о, он долго искал кинжал, подлинно знавший пальцы основателя Идины! Дым взвился из курильницы-черепахи, носящей на панцире рисунок трех спиралей - символ трех дорог, что проходит душа в жизни, смерти и возрождении. Дым змеей окружил черный плат. Тишина приняла в себя заклинание.
Звук не походил на монотонные речитативы идинских магов. Голос колдуна сплетался в величественную и красивую мелодию. Яспис верил: перед красотой музыки не устоит ни один мертвец, души плачут у ног искусных музыкантов.
Яспис терпеливо возводил храм песни, взмахивая узловатым жезлом с когтем грифа на конце. Каждый круг слов воздвигал арку и купол мелодии, и призрак отозвался.
Из стены вышел юноша с кожей цвета желтого песчаника. Он незряче повернул голову в сторону поющего. Призрака манила песня, звучащая из другого мира. Вытянув перед собой руки, юноша на ощупь двигался к Яспису, пока не вошел в начертанный на ткани магический круг. Дух застыл, связанный колдовством.
- О призрак стены, убитый тысячу лет назад! Я призвал тебя в ночь, когда никто не услышит наш разговор! Луна во тьме, живые спят, а мертвые могут говорить. Ответь мне, владеющему дорогой тебе вещью!
Юноша воздел мускулистые руки, крепко сжимая пальцы в кулаки. У него не было сил противостоять колдуну. Он опустил руки, подчиняясь.
- Спрашивай, и я отвечу, - глухим голосом отозвался призрак, душу которого все сильнее оплетало ночное колдовство.
- Поведай мне, что ты помнишь из своей жизни! - велел Яспис.
Глаза призрака сверкнули двумя лунами.
- Я помню серебряную чашу и сладкий вкус макового настоя. Я помню чернокудрых дев, одевших меня в белый хитон и как венок одной из них увенчал мою голову. Я помню синий лепесток, упавший на мое плечо. Как кружился он, так закружился и я, танцуя под блестящим солнцем, между блестящих щитов и зеркал. Мои руки и ноги привязали к столбу, мешая плясать. Я помню смех и рыдания, что рвались наружу, и полет добрых птиц, отразившийся на клинке. Я помню, как грудь обожгло огнем, и я возликовал, зная, что отныне всегда буду защищать свой народ. Я помню, как солнце побагровело, погружая все в холод. Мне стало страшно, я сорвал путы с запястий, но на ногах моих, - ты видишь! - тяжелые цепи. Я каждую ночь зову родных... Напрасно, в городе моего народа больше нет родной крови. Я одинок, и мое сердце болит...
Призрак опустил голову, а Яспис воздел жезл. Прозрачный вихрь окутал юношу. Яспис внимательно смотрел на нити души. Кончиком когтя на жезле подцепил одну из них, самую светлую, не давая духу ускользнуть в мрак собственной души.
Колдун повторил вопрос. Призрак не изменил ответа.
Снова и снова он рассказывал про день смерти, и не мог вспомнить ни своего имени, ни родителей, ни детства, ни того, что случилось с ним после смерти.
Яспис рассек жезлом дым, разрывая путы колдовства. Призрак поднял к колдуну лицо, но не узнал в нем ничего родного и, потеряв всякий интерес, побрел обратно к стене.
- Подделка, - выплюнул Яспис, сворачивая полотно. Клинок основателя Идины, колдун отбросил к корням смоковницы.

Для следующего обряда Яспис не стал ждать новолуния. Он погрузился во мрак подземелий, где день не отличался от ночи, и зажег пламя вокруг своего жезла, освещая путь. Спустившись вниз у развалин визирского дворца, Яспис прошел под высохшим Фонтаном Дев и попал в город мертвых Идины. Из одной погребальной камеры Яспис переходил в другую. Им не было конца, как и недовольным взглядам потревоженных мертвых. В одном из семейных склепов, где в нише спали вечным сном три погубивших друг друга брата, Яспис бесцеремонно подвинул кости в саване. Они скрывали ход под каменной пастью льва. Яспис ползком достиг широкого коридора, шептавшегося голосами эха. Колдун мог бы двигаться по спирали, разглядывая сотню рельефов с плоскими фигурами. Они повествовали о рождении царя Идаса и его сокровищах, но это бы заняло слишком много времени.
Годы открыли тайный проход, разрушили тонкую дверь между каменными стенами. Колдун по узкому коридору напрямую двигался к сердцу гробницы. По камню расползались золотые ветви и лианы, а плоды в этом саду были вырезаны из корундов, смарагдов и граната. Блеск камней и сияние желтого металла не привлекали Ясписа. Все сокровища мира выглядели тленом в его глазах.
Яспис видел этого мертвеца второй раз. Скрючившаяся на посмертном ложе мумия с бесчисленными складками кожи опавшего живота касалась губами золотого браслета, будто целуя его.
Колдун расстелил свой переносной магический круг перед золотыми пластинами ложа и возжег благовония. Терпкий дым стер запахи склепа. Яспису нужно было торопиться, чтобы не надышаться опасным запахом.
Он призывал душу Идаса пением. На этот раз мелодия разливалось тяжело, как жидкое золото. Дым обнял застывшие члены мумии, втек в приоткрытый рот, и призрачные зубы клацнули друг о друга. Призрак поднялся из своего тела и встал в круг, медленно потирая лоб, как человек, мучающийся от головной боли.
- О призрак царя, уснувший вечным сном в подземных чертогах! Я призвал твою душу к оставленному тобой дому плоти. Небо не видит нас, погребенных под землей, и я даю тебе силу говорить. Ответь мне, узнавшему твое имя даже в смерти, ответь мне, о Идас!
Призрак царя кутался в дым, постепенно превращающийся в роскошные одежды. Шел и парча обнимали толстое тело. Черная борода почти полностью скрылась под золотыми накладками и спиралями. Золотой лев, корона старой Идины, сверкала рубиновыми глазами, а царь карим взглядом жадно озирал гробницу - он проверял, на месте ли его сокровища. Успокоившись, Идас гордо поднял голову.
- Спрашивай, и я отвечу, - его согласие звучало, как высочайшее дозволение.
- Поведай мне, что ты помнишь из своей жизни! - в голосе Ясписа ничего не поменялось. Для него были равны и царь, и нищий.
- Я помню, как торговал на рынке рыбой и осьминогами.  Грязный старик  долго бродил меж рядов, прося милостыню, но получал лишь окрики. Я не желал тратить улов отца и отдал старику свой обед, вчерашнюю лепешку, а потом прикрыл головным платком его грязные плечи, одежда его сильно износилась. Вдруг меня оглушил звон, и вместо нищего передо мной оказался старец в белом. Он предсказал, что золото будет липнуть к моим рукам. На следующий день я рыбачил с отцом, и в наши сети попала скумбрия, проглотившая золотую серьгу. С тех пор я стал богатеть. Я чуял золото, и оно чуяло мою кровь, выплескиваясь на поверхность. Монеты, украшения, статуи или руда - золото любило меня. Но однажды я поднялся на идинскую башню. Я увидел камень, равного которому не нашлось в моей сокровищнице. Сначала я смеялся - колдуны день-деньской смотрят в него и твердят, что видят звезды? Ха, они видят свое отражение и любуются властью, даримой этим самоцветом! Но чем чаще я вспоминал камень, тем прекраснее он становился. Я пожелал камень из башни и посулил колдунам столько золота, сколько весит каждый из них с учениками. Колдуны отказали мне. Я льстил и угрожал им, но камень Идины продолжал сверкать лишь для этих бормочущих стариков! Тогда я начал платить ворам. Они клялись, что могут похитить звезду с небес или девушку с Черных Островов и легким сердцем отправлялись в центр Идины. Ни один из них, отправившись в башню, не вернулся. Камень же вошел в мои сны, он манил меня через всю Идину. Пища утратила вкус, женщины не будили во мне желания, я перестал гордиться делами своих сыновей. Теперь я по-другому умолял колдунов: стоя на коленях, я обещал им все свои богатства за одно лишь прикосновение к волшебному камню. Они же, оскорбленные прежними попытками украсть реликвию, отвернулись от меня. В отчаянии я отказался от камня. Я закатил пир и веселился всю ночь, пока стража отгоняла обеспокоенных лекарей от ворот. Слуга принес мне золотой кубок с вином. Заглянув в него, я закричал - тот же цвет был и у камня! Камень погубил меня! Тут ангел смерти и исторг мою душу из тела.
- Ты помнишь его, о Идас?
- Он - тень в золотом ожерелье! В когтистых пальцах его кадуцей, а тень затмевает солнце!
- Что же ты увидел дальше, царь людей? После того, как ангел смерти увел тебя.
Идас молчал, словно не слышал вопроса. Яспис снова и снова задавал его, колдовством принуждая мертвого к послушанию. Призрак так и остался безучастным. Он не понимал колдуна.
Яспис понял, что устает, а ему еще предстоит выбираться.
Он задал последний вопрос:
- Какой был цвет у идинского камня?
Древний царь дал ответ:
- Красный.
Яспис отпустил призрака и поспешил покинуть гробницу. Выбравшись под лучистые звезды, он воскликнул, чувствуя себя обманутым:
- Камень в башне магов белый!
Он сам видел его.
Душа Ясписа пылала от досады.
Он вспомнил еще странность. Во времена Идаса никто не верил в ангела смерти. Колдун читал хроники магов и царей, он умел различать, сколько лет каждому изваянию, каждой статуэтке в Идине, а значит, и когда каждый из десятков богов пустил корни в городе. Ангела смерти не было здесь тысячу лет назад. В него идинцы верили сегодня. Сегодня они рассказывали про Идаса, мечтавшего о камне магов, рассказывали ложь. Разве в хрониках Идас не назван сыном богатого купца? Разве нет указа с его личной печатью, где он дозволяет магам построить башню и защитить город заклинаниями? Разве этот настоящий Идас мог скончаться от алчности?
В доме на холме колдуна ждала карта, напоминавшая, как много еще не сделано. Яспис не мог оставить надежды так скоро. Он жаждал знания, и вызов только раззадорил его. Удачей или не удачей закончился бы новый поход, Яспис готовился к нему с не меньшим тщанием, чем раньше, вновь посещая архивы Идины.

Наконец луна угасла, оставляя окраины Идины в темноте.
Здесь, на песчаном берегу реки, казнили многих. На закате песок казался пропитанным кровью, а ночью любой шорох порождал кошмарные видения.
Именно такое видение Яспис и решил вызвать. Он и сам казался призраком в черных одеяниях, сгустком тьмы в белесой речной дымке. Если кто и слышал его песню, то скорее уносил ноги, ведь песня Ясписа была холодной, как сталь, и коварной, как яд. В ней сквозила опасность. Маг звал убийцу и пел о сладости убивать.
Сизые огни поднялись от земли, собираясь в единый вихрь над магическим кругом. Приманка для мертвеца — его же рука, выбеленная кость, -  лежала в открытой шкатулке из осины. Купец, продавший ее, боялся исходящего зла и уповал на защитную силу дерева. Когда преступника казнили, палач продал его руку одному колдуну, а тот - второму, а тот - третьему, и хоть иной искатель древностей потребовал бы доказательств, Яспис чувствовал, как много крови отпечаталось на этих костяшках. Он сосчитал, сколько жизней унесла эта рука, и поверил - это и был Ночной Гуляка, убийца из прошлого.
- О призрак Малха из Акка, чужак, проливавший кровь невинных! Я призвал тебя под покровом ночи в место, где и собака ничего не хочет слышать! Мрак даст тебе голос, а я, знающий твое имя, велю говорить!
- Спрашивай, и я отвечу, - ответил призрак худого мужчины с отсутствующим взглядом.
Убийца баюкал на руках, как дорогое дитя, серповидный клинок-хопеш. Метал тускло светился изнутри. На его лезвие было неприятно даже смотреть.
- Поведай мне, что ты помнишь из своей жизни!
Малха мечтательно улыбнулся улыбкой счастливого человека, поступки которого лишены зла.
- Я помню падших женщин этого города... Я шел за ними, не боящимися темноты, и их запах превращал меня в леопарда. Зверем я крался за ними, преследовал и нападал, и зверьми они бились в моих последних объятиях. Я очищал этот город, я спасал его, и чем он отплатил мне?
- Тебя забили камнями, четвертовали, а тело скормили псам, - хладнокровно ответил Яспис.
- Я помню собачий вой. Псы чуяли во мне дикого зверя... - с тоской продолжил мертвец, но колдун прервал его.
- Как выглядела последняя женщина, убитая тобой?
- Я помню их всех. О, я помню глаза каждой! Белый хитон, сине-черные веки. Длинные веки дочерей демона! Она несла на голове корзину, а в корзине - ковер, чтобы любое место стало ей ложем. Я...
Яспис услышал достаточно. Взмах жезла - и душа вновь распалась на блуждающие огни, растворившиеся у земли.
Сворачивая свой скарб, колдун усмехнулся. Убийца говорил о такой женщине, каких Яспис видел каждый день. «Ночные птички» начали носить корзины несколько лет назад, научившись у завезенных южными судами рабынь. Призрак убийцы питался легендами о нем самом. Он не был настоящей душой Малхи. Яспис не нуждался в его насквозь ложной истории.

Яспис еще семь лун воскрешал городские легенды, хотя его внутренняя правда и расшаталась.
- Если люди подменили именитых мертвецов на свои  фантазии, может, безвестные расскажут мне больше? - рассуждал он. Отказываться от прежнего - как по живому ножом.
Яспис привыкал к этой мысли еще один месяц. Хотя он мог назвать и другую причину. Было что-то преступное в призыве мертвецов весной, когда все так юно и взывает к жизни. Яспис вдыхал запахи Идины и наслаждался ее суетой, однако к следующей гибели луны он раздобыл несколько предметов,  узнал, где похоронены их владельцы и снова заплатил сторожу: не боявшиеся грабить древних мертвецов идинцы своих предков стерегли.
Морская соль разъедала листья прибрежных зарослей ириса. В береговых веяниях терялся запах кладбищенской земли. Яспис шел между рельефов и амфор, белевших над черной землей.
- Бессмертные смертны, смертные - бессмертны, - пробормотал Яспис, представляя, что станет с этим кладбищем спустя еще тысячу лет. Спасут ли изваяния память о тех, кто здесь похоронен? Будут ли их имена иметь смысл для потомков? Память поколений так коротка.
Яспис расстелил черный плат у могилы средней руки купца, чей портрет глядел с мраморного сосуда. Прах его был закопан под скульптурой, но некая притягательная сила чувствовалась и в лике наверху.
Яспис положил на магический круг плоскую спиральную фибулу, которую, как ему рассказали, купец часто сжимал в пальцах - перед выступлением на совете идинских купцов. Он слыл добрым малым, радеющим за город. Яспис не нашел и двух человек, говоривших бы о купце плохо.
Летняя ночь шептала над головой, океан гудел, как сонм мертвых, и маг наконец пришел в подходящее расположение духа. Он не выбирал для заклинания песню, она сама полилась из его уст, рожденная вдохновением. Маг пел и освобождался сам. Кто такой Яспис? Душа, взывающая к душе.
Бледная душа купца откликнулась. Призрак вышел из амфоры, он выглядел более живым, чем любой из давнишних духов, потому что облик его был совершенно обыкновенным. Неуверенный старик, теребящий ворот савана.
- О призрак, ты помнишь свое имя? - благодушно спросил Яспис.
- Я Шабон, сын Шадаса, мой господин.
- Ответь мне, владеющего дорогой тебе вещью, что ты помнишь!
Старик мотнул головой вправо. Этого движения Яспис не мог знать.
- Я помню, как очнулся в темноте и надо мной раздался плач. Я устремился к нему и увидел людей в похоронных одеждах. Мои сыновья проливали на землю вино, а дочери проливали слезы. Мои друзья тосковали по мне и говорили хорошие вещи, каких я не слышал при жизни. Потом они ушли. Я ждал их, а пришел Хозяин. Он очертил палкой вокруг моей могилы, и я могу ходить лишь до этой линии. Я бы все равно не уходил далеко. Я ждал и буду ждать детей и жену. Тогда я могу обнимать их и желать всего хорошего. Я знаю, мои слова - не пустой звук. Мои слова - свет, который я унаследовал от своего отца, а тот от своих предков.
Яспис задумчиво посмотрел на призрака. Он и вправду нес в себе частицу света.   Яспису нравился этот призрак. Нет, больше, чем призрак, - предок.
- Что ты помнишь о Мире Смерти?
- Я умер и очнулся здесь, мой господин. Я весь здесь.
- Что знают о Мире Смерти другие мертвые здесь?
- Я не говорю с ними, мой господин.
Внезапно Яспис почувствовал, что более не один живой на кладбище.
- Я отпускаю тебя, Шабон, сын Шадаса, - сказал Яспис, развеивая удерживающие чары.
Со стороны моря раздался женский голос.
- Никогда не видела такого бессмысленного обряда! Но твоя песня тронула меня.
Свет жезла осветил девушку, одетую в черный короткий халат, какой бывает у батраков, широкие штаны и сандалии, перепачканные землей. Кудри черным ореолом обрамляли миловидное лицо. У девушки были довольно широкие плечи, и в руках она держала короткую деревянную лопату с процарапанными на рукоятке буквами. Яспис по длине надписи догадался о значении. «Тебя выкопал не я, а Илон». Так гробокопатели защищались от гнева мертвецов. Бывало, ему  встречались расхитителей гробниц, но такого Яспис видел впервые.
Девушка миролюбиво улыбнулась и назвалась:
- Я знаю, ты Яспис, говорящий с мертвыми. Меня зовут Ката, дочь Мерката, заклинателя теней.
Заклинателей теней звали, чтобы в последний раз поговорить с умершим. Именно у него Яспис купил фибулу для призыва.
- Ты ищешь здесь меня?
- Отец послал меня поискать золото у изголовья одной могилы. Не смотри на меня так, мы не крадем чужого! Сыновья усопшего хотят знать, спрятал ли старик часть наследства.
- А потом твой отец сделает вид, что узнал все у духа?
- Людям не нужна правда, только золото.
Ката с живым любопытством глядела, как Яспис высыпает пепел из курильницы и укутывает ее платком. Он собрался, и тут девушка задала вопрос, крутившийся на языке:
- Я не понимаю, зачем ты призывал эту душу. Ты не спросил у нее ничего полезного.
- Про золото?
- Про золото или будущее. Я и сама немного умею призывать. Правда, мои мертвые редко похожи на людей, все больше тени, и не умеют говорить...
- И, судя по тесьме Архема на твоем запястье, ты и сегодня пыталась призвать кого-то.
Ката смущенно убрала руку назад.
- Мой отец - настоящий заклинатель, ты не подумай.
- И ты, как и он, спрашиваешь только полезные вещи?
- Нет, - созналась Ката. - То, что можно подтвердить. Сначала я хочу понять, хорошо ли понимаю их.
- Значит, не только ради золота стараешься... - Яспис едва скрывал улыбку. Чтобы ему за день понравилось два человека - это редкость, пусть один и был мертвым.
- Так зачем ты спрашиваешь мертвецов об их памяти? - Ката вернула разговор в прежнее русло. Наверняка попытается разобраться в  обряде и повторить.
- Что для мага самое страшное в смерти?
- Потерять память, - Ката ответила, не задумываясь.
- Правильно. Растерять все то, что собрано тобой и твоими предшественниками. Я хочу узнать о посмертных путях - что ждет меня и что можно противопоставить смерти.
- И скольких ты уже для этого пробудил?
Ее любопытству не было конца.
- Многих. Но их ответы мне не подходят. В рассказах мертвецов я ищу подлинный Мир Мертвых.
- Подлинный? Неужели есть поддельный?
- Души — источник силы, а место, куда они стекаются, - Величайший Источник. Ты знаешь, что душа распадается на части, когда человек начинает умирать? Лишь одна часть доберется до Мира Мертвых, скроется за Вратами. Тогда ни один заклинатель не дотянется до нее. Но ее память может достаться  и другим частям души. Например, духу Шабона из могилы.
- Но он не знает.
- Нет.
- А почему этот мертвый вообще должен знать что-то о посмертии? - Ката начала рассуждать вслух. - Когда я выпытываю у теней, где они что-то спрятали или где похоронены, они не всегда могут вспомнить. Иногда они просто хотят вернуться домой. Мне кажется... они слишком слабы, чтобы помнить много. Вдруг и Шабон выкинул знания о посмертии, выбрав самое важное для него, своих родных? Или он, как простой человек, просто не понял, что с ним произошло после смерти. Как он мог бы запомнить непонятное?
Яспис молчал некоторое время.
- По-твоему, мне стоит призывать магов?
- Магов, провидцев, сновидцев... всех, кто что-то понимал и при жизни. А еще...
- Продолжай.
- Я думаю, еще лучше призывать человека, который воскрес. Разве такой потом не думает о своей смерти  много?  Разве такой не будет перед последним вздохом вспоминать о своем видении? В Идине много магов, игравших со смертью. Например, у моря похоронен Гермер из Ордена Огня.
- Гермер-отступник....
Яспис слышал о нем. Орден Огня изгнал его из города за то, что Гермер похищал и убивал людей. Он интересовался, может ли Огонь рассеять мрак смерти и быть маяком для возвращения назад. Лишившись людей, он начал играть со своей душой. Яспис вспомнил это странное выражение, оброненное одним магом Огня. «Умер за три дня до смерти». Умер, воскрес и снова погиб. Гермер подходил.
- Зачем ты разузнала о нем?
- Если много знать об умершем, то с ним и говорить легче! Об этом знают все заклинатели теней. Разве ты сам не поступаешь так?
- Пускай.
- Пусть для обучения мне придется много раз вызывать людей ничем не примечательных, однажды я смогу вызвать каждого мага — и выпытать у них секреты мастерства.
- Вызывать магов опасно. Ты же знаешь сказки о призраках, вселяющихся в чужое тело? У магов может хватить воли на это.
- Потому я и говорю, что сначала призову многих других, послабее. Я не тороплюсь умереть!
- Кто же учит тебя, Ката?
- В последнее время - ты.
Яспис рассмеялся.
- Что ж, это правда. Ты знаешь, где именно похоронен Гермер?
- Конечно! Ведь я бы призывала его самым первым из магов.
- Тогда пойдем со мной. Глядя на мою бессмысленную магию, ты можешь поучиться. 

Впервые Яспис следовал за кем-то другим. Ката повела его из города вдоль блестящего закатными отблесками моря. Одна тропа в траве спускалась вниз, растворяясь в песке, а другая едва заметным росчерком взвивалась вверх, меж скал. Иногда меж камней едва хватало места для ступни, на скальной стене - рукам не за что зацепиться. Ветер ревел, надувая одежду парусами, и Яспис боялся, что они не успеют дойти до места до темноты - освещать путь и удерживать равновесие было бы нелегко. Ката карабкалась по камням, словно сама земля подсказывала ей верный шаг. Вскоре в скале обнаружилась черная трещина-зигзаг, не видная с берега. Заклинатели пролезли в трещину и оказались в пещере, гладкость стен и пола которой говорила о человеческом труде. Нет, о магическом участии, потому что камень блестел в свете пяти неугасимых факелом, как расплавленный. Войти в пятиугольный зал можно было по короткому коридору с другой стороны от моря, ныне закрытому каменными дверьми, которые мог раскрыть только маг.
В центре пятиугольного зала стоял саркофаг из зеркального камня, осыпающий стены сотнями бликов. Крышкой ему сложила тонкая пластина, снабженная ручками, что означало: мертвого часто тревожат. Это насторожило Ясписа. Он гадал, кто мог бы возвращаться к умершему - его друг или враг? почитатели или ученики? кто-то, тоже желающий раскрыть тайны жизни и смерти, вопреки запрету Ордена Огня? Яспис осмотрел ручки, ведь здесь могли быть спрятаны ловушки. Но создатели гробницы не ожидали незваных гостей, вероятно, уповая на магические двери.
 Яспис с Катой без труда подняли крышку. Она предвкушала, и Яспису передалось ее волнение.
Это чувство приумножил вид скелета - черного и блестящего.
- Гермер погиб необычной смертью, - сказал Яспис, чувствуя зловещие нотки собственного голоса. - Посмотри, кости покрыты копотью, и волосы тоже. Скелет не сгорел, а значит....
Яспис отломил кончик ребра. Как он и думал: чернее внутри, чем снаружи.
- Его сжег внутренний магический огонь, а копоть снаружи - остатки, видимо, его мантии и знаков Ордена.
- Не вынес сил собственного колдовства?
- Да.
Яспис еще раз осмотрел скелет. На нем не осталось ни украшений, ни предметов силы, даже орденской цепи не было, зато дно саркофага укрылось странным темным налетом. Похоже, в маге Огня сохранилось еще немало пламени. Подумав, Яспис начертил припасенным угольком круг вокруг саркофага.
И снова закурился дым, и снова заструилась песнь, похожая на гул огня. Факелы на мгновение разгорелись ярче, приветствуя вернувшегося господина пламени.
Яспис широко раскрыл глаза. Призванная им душа вернулась не в форме человека, это по-прежнему был черный скелет, от остова которого разносились снопы искр.
- Пламя гложет его до сих пор, - пробормотала Ката.
- Кто ты? - спросил мертвец, не ожидая приказа. - Ты не из моих учеников.
- Я призвал тебя, Гермер, мастер Огня, чтобы ты ответил на мои вопросы.
-Ты не из моих учеников, - повторил призрак с неприязнью. - Уходи, пока я не сжег тебя!
- Неужели ты не хотел бы принять еще одного ученика? - Яспис пошел на хитрость. - Я, как и ты, ищу границы жизни и смерти. Я опытен в делах призыва, но преклоняю колени перед твоим гением, о Гермер.
- Надень цепь моего Ордена, и ты станешь моим учеником.
- Упрямый дух! - воскликнул Яспис и прочитал темное и неприятное заклинание. Одновременно с ним призрак тоже начал произносить слова, обличенные огнем. Руки Ясписа объяло огнем, а он даже не поморщился, сосредоточившись на своем колдовстве. Лишь верная Ката спасла его пальцы, вплетая третье заклинание в общий звук - то были слова земли, поглощающей пламя. Угасающий огонь успел перескочить и на ее запястье, оставив красный ожог в виде монеты.
- Я приказываю тебе, говори! - велел Яспис. Однако Гермер сопротивлялся сквозь боль и молчал.
Еще два заклинания использовал Яспис. Он терял силы и призванный мог вот-вот пересилить его. Тогда Яспис остановился. Он всегда знал меру. Гермер сопротивлялся и развеиванию, его скелет дрожал, а челюсти мелко стучали, но удар жезла развоплотил его дух.
Развеяв чары, Яспис едва не плюнул на кости Гермера. Сдержавшись, вместо этого колдун велел Кате помочь ему прибраться в гробнице, чтобы не осталось ни единого следа их присутствия. Даже отломанный кончик ребра Яспис положил ровно под костью. Кто бы сюда ни вернулся, пусть думает, что время потревожило скелет.
Ни с чем заклинатели мертвых покинули гробницу. Яспис решил, что в городе намекнет одному из магов Огня, что в этих скалах есть интересное местечко, где все еще почитают Гермера. Ката же смеялась над ним, что мстить мертвецам глупо.
- Упрямый, упрямый маг! - твердил Яспис, бросая камешки в море.
- Не сердись! Разве ты не должен иметь холодные сердце и ум? Он не единственный, кто может быть ключом.
- Не бойся, я не отступлюсь. Я уже знаю, кого подниму. Одного очень, очень болтливого мага. И он может заинтересует тебя, Ката.
- Мне?
- Я видел, то ты творила магию земли.
- Я женщина. Все женщины близки к Земле-Матери.
- Не все при этом копают могилы.
- Могила - рот Земли.

У магов Идины ходила присказка «болтаешь, как Андонис». Этот колдун имел привычку говорить вслух сам с собой, выдавая секреты мастерства. Он принадлежал к Ордену Земли, маги которого могли сотворить волшебство в юности, а всходы получить в старости. Казалось, смерть их не интересует, они и так живут в вечности, тем более что верят: каждый переродится и продолжит то же дело, что вел в прошлой жизни. Как и других магов Земли, после смерти Андониса погрузили в колоду и отправили вниз по реке, так что у него не было могилы. Однако старик умер на одной из своих прогулок, в Семитийских холмах. Ката быстро отыскала тот самый холм, выступающий между двух ручьев и привела к нему Ясписа.
Яспис, привыкший к прохладе ночной жизни, поблагодарил небеса, укрывшиеся облаками. Холм окружал ряд деревьев одного возраста. Ясписа удивило лишь число деревьев - обычно эти маги сжали двадцать четыре разных дерева и кустарника по числу своих букв, отчего же Андонис вздумал садить одиннадцать да еще и одинаковых!
- Это бузина, - сообщила Ката. - Она редко встречается в наших краях, ее родина - север. Дерево Старухи Земли, готовой поглотить все, что она родила.
Яспис с уважением посмотрел на зачарованное дерево. Темные полоски на рыжеватой коре напоминали вены, а крона создавала густую, почти круглую тень. В дереве текло много сил, так много, что магия переливалась через край и опоясывала холм... И ничего более. В этом не было никакого смысла. Яспис взобрался на холм, но ничего не нашел, кроме небольшого углубления на верхней поляне.
- Я думаю, Андонис не успел завершить круг, - сказал он Кате, взглядом отмеряя расстояние между деревьями. Между двумя бузинами оно было больше. - Двенадцать деревьев.
Вдруг Ката нагнулась и подняла из травы камешек - треугольный, со сглаженными углами и рисунком из трех линий, перечеркнутых черточками.
- Язык дриад, - узнал его Яспис. - «Альм», «ньин», дуир». «Анд». Андонис.
- Удача сопутствует нам! С этой вещью мы призовем его!
Яспис до этого сомневался, стоит ли призывать у одного из деревьев Призрак мог запутаться в одиннадцати одинаковых деревьях и прийти не к тому, не смотря на зов заклинателя. Камень привел его к решению.
- Главное, чтобы этот камешек не оказался частью обряда. Хотя обряд не завершен...
- Это так странно, - согласилась Ката. Если Андонису нужно было создать магический круг из деревьев, то он садил их одновременно. Заклинатели Земли всегда основательно готовятся.
- Кто знает? Буря, недруг или ошибка в колдовстве? Он расскажет нам сам.

Андонис появился в пяти шагах от Ясписа. Призрак вырос из-под земли, как росток, и развел руки в стороны, как дерево ветви, а потом с достоинством сложил ладони на груди. Кожа Андониса не просто сморщилась, она срослась в кору, а ступни обратились в корни. Призрак прирос к земле и не мог подойти не смотря на магию колдуна. Однако вдруг этот старик с необычайно длинной бородой взмахнул руками. Молча он лепил что-то из воздуха и поднимающейся из под ног травы. Меж его пальцев появился новый призрак - зимородок. Птица влетела прямо в круг и села на треугольный амулет.
- Кто призвал меня? - спросила она старческим голосом.
- Тот, кто хочет получить ответы о ремесле, о Андонис, мастер Земли.
- У советов своя цена.
 Яспис не любил, когда мертвецы заговаривали первыми. Им всегда что-то нужно, и лучше не услышать и подчинить дух до того, как он потребует платы.
- Что ты хочешь?
- Посади дерево, - призрак указал туда, где не хватало двенадцатой бузины. Возьми ветку от одного из моих древ и посади новое.
- Я сделаю это, - вступила в разговор Ката. - Я умею.
- Ты получишь свое дерево, - согласился Яспис. - Но сначала - дашь ответы.
- Земля перестанет носить тебя, если ты обманешь меня! - от призрака в стороны угрожающе разошлись четыре тени и тут же исчезли.
- Ты сказал, и я услышал, - заверил Яспис. - Отвечай же, что ты помнишь из своей жизни!
Птица рассмеялась.
- Что я помню, мой мальчик? Я помню все! Как сосал грудь матери, как ребенком подобрал черного щенка, как прошел посвящение и взял первого ученика. Я помню, как творил величайший из своих обрядов. Все погубил слишком жаркий день и слабое тело! Я умер на вершине холма и отдал душу Земле. Что было взято, вернулось к ней назад.
- Почему ты не завершил обряд?
- Я нарушил обет чистоты речи, и связанное с ним древо сгнило на корню. Я сам теперь - замена древа.
- Что это был за обряд?
- Ты знаешь, мой мальчик, ты знаешь, - захихикал зимородок, мотая хвостом. - Я чувствую запах - ты пропитан пылью кладбищ. Я слышу эхо твоего сердца - ты звучишь, как голоса гробниц.
- Ты открывал Врата Смерти, - угадал Яспис.
- Да! Без Смерти не познать жизнь.
- Ты умирал и возрождался. Это правда?
- Мой мальчик, я трижды был там и трижды возвращался. Я хотел свободно ходить меж мирами и посадить свое древо в Мире Мертвых! Ты хочешь знать, как это было? Я расскажу тебе все. В тисовой роще при свете полуденного солнца я лег меж корней. Мне снились яркие сны - я был лососем, орлом, муравьем, деревом, мужчинами и женщинами и очнулся - собой. Я стоял над своим телом и в груди меня, спящего, появился зимородок. Он взлетел и почти исчез в золотом тумане рощи. Я последовал за ним. Тропа исчезла. Моя одежда разорвалась о колючки, хотя ни одного пореза я не получил. Зимородок привел меня к реке, которой я не знал. Ее багровые воды несли колоды с телами магов.
Зимородок крикнул, и в стороне его крика нашелся ветхий плот. Я укрепил его рваньем, бывшим моей одеждой, и спустил на воду. Зимородок же сел на гробовую колоду, плывущую передо мной. Я узнал старика, лежащего в ней. Это был мой учитель, скончавшийся много лет назад! Странно и жутко было на этом пути смотреть в его неподвижное, нетленное лицо, словно он вот-вот встанет и прикрикнет на меня...
Река неторопливо увлекла плот к морю. Оно казалось слишком светлым, словно в воду разлили молоко. Вдруг поднялись приливные волны. Я пытался справиться с плотом. Я лежал на нем, своим телом удерживая его от разрушения, но волны разбили его в щепы! Зимородок, пес моря, тут же ринулся в воды и сам превратился в радужную волну. До того, как он вынес меня на берег, я успел рассмотреть, чем были воды этого моря: мертвыми душами, что сплелись меж собой без всякого порядка! И они тянули руки ко мне и забрали бы меня, если бы не чудесная птица! Я с ужасом смотрел на море, тянувшееся до горизонта. Как много душ в нем! В отчаянии я проснулся в роще.
Я вернулся к священным тисам спустя год. Столько потребовалось, чтобы вырастить заговоренный лен и сплести особой вязью веревки. Я уснул, держа их при себе, и снова прошел путь до реки. На этот раз я связал плот веревками, и море мертвых не сумело его разбить. Бушующие волны улеглись. Я плыл по зеркальной глади, пока впереди сквозь туман не показался высокий остров. Я думал, над ним застыло облако. Нет, это к небесам поднималась крона огромного дерева. Однако я не смог причалить к берегу. Он был закрыт колодами, из которых выходили мертвецы, стремясь уйти на берег. Стоило мне приблизиться к ним, они забывали о земле, и пытались изловить меня. Не сосчитать, сколько раз я отплывал от них. Я захотел вернуться - и вот уже роща тисов шумела надо мной.
В третий раз я возлег меж корней спустя несколько лет, подложив под голову сверток с рубашкой, в которой мы отправляем своих усопших. Были у меня и иные талисманы, но я очнулся, обнаружив лишь ее и поверил в то, что теперь проберусь на остров. Выйдя из рощи, я вновь связал плот новыми веревками и оделся в рубаху. Мне удалось добраться до острова, и мертвецы приняли меня за своего. Они шли по спиральной тропе вокруг всего острова, и я тоже медленно ступал за ближайшим мертвецом. Он привел меня прямиком к корням великого древа.
Оно оказалось страшнее моря. Его корни - сросшиеся кости ступней, его ствол - кости голеней и бедер... Теперь я понял, что и крона его - мириады черепов.
Зимородок завис в воздухе. Под его крыльями стоял мой учитель, и я в своей белой рубахе уподобился ему, как брат. Он подошел к древу и, подняв голову, начал жестикулировать и открывать рот, беззвучно говоря с этим костяным гигантом. И вдруг учитель повернулся ко мне и поманил за собой. Зимородок сидел на его плечо, и я послушно пошел за проводниками души. Хотя до этого я несколько раз оплывал остров, я видел его размер, вдруг он стал великим, как материк. Учитель подвел меня к обрыву. Внизу раскинулись знакомые земли. Он указал на холм, вокруг которого поднималось двенадцать черных бузин. На вершине белел костяной колодец, и из него веяло жизнью и весной, он вел в мир живых! Только я собрался спросить учителя, мой сон растворился. Мой непутевый ученик разбудил меня, испугавшись бледности лица. Он спас мне жизнь, но я не успел пройти урок до конца. Однако вскоре я придумал обряд, что свяжет меня с Островом. Деревья научили меня. Если, мой мальчик, ты посадишь дерево и придешь сюда спустя десять лет, я проведу и тебя.
- Я запомню это, - Яспис не изменился в лице.
Птица перелетела к Андонису, и он вновь вернулся в землю.
- То, что он рассказал, - чудо, - выдохнула Ката.
- То, что он рассказал - его вера, - с горечью ответил Яспис. - Любой Маг Земли расскажет про Остров и Древо.
- Если ты хочешь мир мертвых без веры, где ты найдешь такой? Каждый во что-то верит.
Яспис сжал камень Андониса в руке и выбросил его, расставаясь с досадой.
- Если призраки - лишь плоды человеческой веры, если Мир Мертвых - лишь место веры каждого, я уйду от всех вер и богов.
- Не найдешь ли ты пустоту, о которой говорят бродячие философы? Не растворишься ли в ней? Неужели ты ни во что не веришь, Яспис?
- О нет, я верю в каждого призрака, который является передо мной, и верю в каждый посмертный мир, который люди могут описать. Но нигде я не чувствую силы душ, покинувших тело в момент смерти. Души - великий источник познания и силы, а место, куда они стекаются - Источник величайший. Но однажды я видел его. Он пришел ко мне во сне, и с тех пор я знаю, что ищу.
- О, Яспис... - Ката вдруг встала на колени. - Я так хочу пройти с тобой до конца!
- И ты пройдешь, если не погибну я или не погибнешь ты. Встань с колен. Я не бог. Я даже не хочу заниматься этим деревом старика Андониса.
- Если через десять лет круг его деревьев откроет Врата в Мир Мертвых, мы можем попробовать пройти в него... а из него - дальше. Я думаю, не будут ли миры предсмертия землями перед истинным Миром Смерти?
- Смелые мысли.
Яспис обдумал ее слова, отбивая такт указательным пальцем по жезлу, и палец его уподобился когтю коршуна. Вдруг маг улыбнулся.
- Если за десять лет мы ничего не добьемся, то придем к болтуну. Сначала нам нужен человек, не веривший ни в богов, ни в наяд, ни в жизнь после смерти.
Ката подняла указательный палец вверх.
- Я знаю одного. Он не верил ни во что, но прослыл добрым целителем. Умер от удара молнии, а когда тело омыли, внезапно открыл глаза. Он прожил долгую жизнь и теперь спит на том же кладбище, где мы встретились впервые.
- Ты говоришь о нем с нежностью. Кто он тебе?
- Родной дед. Он умел видеть тени духов и благодаря этому зрению исцелял людей.
- Видел тени, но не верил в них?
- Дед всегда называл тени игрой воображения. Вся магия, как он считал, исходит только из способностей человека, а  не от божеств или от стихий. Он подходит тебе, Яспис?

Кладбище спало под покровом свернувшихся цветков. Растения меж могил всегда пышнее, чем в других местах. По воле Хозяина кладбища они пытаются выпить из мертвых все соки и не дать им очнуться ото сна. Колдун вдруг задался вопросом: почему Ката отдала ему родного деда? Что двигало ею? Жажда познания или желание сплести историю семьи со своей? Яспис с радостью принял ее в ученицы, хотя раньше никогда не помышлял о звании наставника. Он взял бы ее даже в жены... потом.
Ката указала ему на могилу. Вместо помпезных амфор над ним стоял простой каменный столб с надписью «Камерис, лекарь». Лекарь, а не целитель, человек знаний, а не творец чудес.
Ката сняла с шеи простой амулет, который прятала до сих пор, - свисток из ореха. Она легонько подула в него перед тем, как передать колдуну.
- Его дед вырезал для меня.
Яспис бережно принял его и бережно возложил на черное полотно
- Знаешь ли ты песни, которые он пел?
Ката коснулась губ и смущенно улыбнулась.
- Тогда пой его самую любимую.
- Но ведь это не заклинание.
- А ты зови его. Зови всем сердцем.
Ей было нелегко начать. На первой же строке Ката сбилась, мотнула головой и начала петь заново. Она пела старую идинскую песню о океане, который играет сегодня с раковинами, а завтра с кораблями. Яспис едва слышно вплетал в нее колдовские слова и казался эхом припева.
С песней к Кате пришли воспоминания - о грузном мужчине, омывающем руки после лечения больного, о его ветвистых шрамах по всему телу, о его густом голосе...
И вот этот мужчина вновь стоял перед ней - седой и крепкий старик, не боящийся ни расхитителей гробниц, ни заклинателей теней. Смотрел он не на Ясписа, а на Кату.
- Ты плоть от плоти моей, - сказал он глухо. Ката не узнала его голоса, но поверила - это он.
- Я хочу поговорить.
Яспис не мешал ей, понимая, что дух охотнее будет говорить с потомком.
- Что ты помнишь, о своей первой смерти? - спросила Ката.
- То, что я хотел забыть. И я забыл. Я приказал себе забыть.
Ката и Яспис непонимающе переглянулись.
- Что ты помнишь о ней сейчас? - снова задала вопрос Ката.
- Я увидел смерть каждого. Башня Идины обрушилась, ее стены сравнялись с землей. Я оказался один в пустоши под черным солнцем и сам превратился в скелет. Что это была за земля, мне неведомо. Я не мог и шагу ступить, меня удерживала та же белая, сверкающая белым огнем рука, что низринула меня сюда. Она же вытащила меня обратно. Я велел себе забыть все увиденное. Иначе бы я не смог больше лечить людей, зная, что все напрасно.
Глаза Каты заблестели. Она не позволила себе слез. Заклинатель теней не должен терять время.
- Что ты увидел после своей второй смерти?
- Что часть меня уходила прочь. Она ушла, а я, - призрак ударил себя кулаком в грудь, - остался. Я - не я. Я - бледная тень себя самого, кладбищенский дух, скорлупа для молитв потомков. Я - память, которую я хотел отторгнуть. Спроси меня, когда умрет каждый в Идине - я знаю это. Я видел и то, как вы умрете. Скоро.
Яспис обернулся на шорох.
Их обступило шестеро фигур в красных балахонах Ордена Огня. Ката окликнула Ясписа. Вокруг нее загорелось кольцо пламени, и вдруг один из молодых мужчин - а все собравшиеся были молоды, - ударил ее посохом по голове.
- Сдайся, иначе женщина умрет, - воскликнул один из магов и наступил на черный плат ткани. В этот же миг он закричал, хватаясь за горло. Он кружился на месте, отбиваясь от невидимых рук, и истошно верещал. Мертвые всего кладбища набросились на него, и только дед Каты, тая, смотрел на это с равнодушием. Он все это уже видел.
- Ты убил Гладиса! - воскликнул один из напавших.
Яспис не ответил, он едва слышно, едва шевеля губами читал заклинание, чтобы скрыться от глаз магов. И он сумел исчезнуть и отбежать на добрый десяток шагов, как вдруг из-под ступней его посыпались искры, а тело пронзило болью. Последнее, что Яспис видел - прожженные на земле знаки. Маги Огня побывали на кладбище раньше них.
Забытье Ясписа пахло горелым. Он чувствовал, что горит его собственная плоть, но не мог проснуться. Однако он слышал редкие вскрики:
- Неси его.
- Да сожги ты эту тряпку!
- У нее на руке тоже ожоги, она была там!
- Осквернители!
- В заброшенный склеп его!
«Дураки», - подумал Яспис. - «Не бывает заброшенных склепов».
Однако, когда открылись глаза, он узнал склеп. Гробница стояла поодаль от кладбища, белея среди травы белым куполом, как череп с пробоиной в макушке. Этот склеп давным давно разграбили до костей. Он в самом деле был заброшен.
Постепенно к Яспису пришло осознание: он лежит связанным в каменном ящике широкого гроба, а справа от него бросили бесчувственное и тоже связанное тело Каты. Рот магу предусмотрительно заткнули тряпьем, и Яспис ничего не мог поделать, кроме как понадеяться, что их не убьют, а решат замуровать живьем. Тогда, быть может, он найдет способ спастись.
Маги суетились вокруг. Яспис слышал шорох начертания круга или символов, обрывки незнакомых ему заклинаний, треск жаровен. Иногда показывалась всклокоченная голова или голова в капюшоне, и Ясписа пугал лихорадочный блеск глаз.
Вдруг их похитители успокоились. Они встали на равном расстоянии друг от друга, и тот, что занял место у изголовья гроба, озвучил обвинения:
- Вы осквернили могилу нашего учителя, действуя тайком, как крысы. Вы вызывали мертвых для своих грязных дел, и превращали кладбища в места непокоя. Вы распространяли свою омерзительную магию и хотели превратить Идину в город мертвых!
Яспис широко распахнул глаза. Зачем эта ложь?!
- Вы принесли на нашу землю черные деревья, чтобы Идину постигли неурожаи и голод! Вы приносили в жертву мертвецам живых и погубили нашего брата, юного Гладиса! Учитель узрел вас из мира мертвых и дал нам знак! Мы выжжем язву на теле Идины раз и навсегда!
Пять голосов начали читать заклинание.
О, Яспис знал его. Они, обвинившие его в оживлении усопших, звали мертвого!
И мертвый пришел.
Яспис сначала увидел искры, а потом и черную руку скелета, простертую над его и Каты головами.
«Гермер!»
Призрак не опустился до новых объяснений, и Яспис пал духом.
Он пытался разобраться в колдовстве, которым наполнялся склеп, но магия уже начала подчинять его душу. Яспис не мог даже пошевелиться, лишь смотреть на купол потолка, по которому плясали тени. Тени пяти мужчин бились в уродливом танце. Еще мгновение, и с них слетели покровы мантий и плоти. Пять скелетов танцевали под руководством шестого, и пасть его походила на звериную. Гермер гнал и гнал их в дикую пляску, пока скелеты не осыпались прахом, и вдруг злобно взвыл, распадаясь костями.
Яспис перестал слышать голоса.
Во всем мире больше никого не осталось.
Он взирал на темное око небес в куполе. Ему смертельно захотелось коснуться этой черной материи. Колдун поднял руку, и обнаружил, что тело стало легче воздуха. Яспис взлетел под потолок. Ему оставалось немного, чтобы просунуть руку в отверстие. Это казалось свободой...
Не успел.
Склеп начал разрушаться. Яспис чувствовал, как гробница проваливается, падает, несется, а воздух прижимает его к потолку.
Свист ветра резал слух и резал и тело. Яспис корчился, пытаясь прикрыть голову, он и сам кричал, пока тряпье во рту не превратилось в горькую пыль.
Едва же ветер умолк, Яспис легко, как перышко,  опустился на пол. Колдун поднялся и с недоверием поглядел на свои руки . Бледные и исхудалые пальцы легко гнулись, на них не было ни царапины. Однако он потерял кое-что в этом полете. Осязание и обоняние.
Яспис огляделся. Стены склепа разделили опалины на пять белых лепестков. Сквозь купол виднелось что-то неясное. Пять колдунов и их наставник бесследно исчезли. Яспис неверными шагами, словно только учился ходить, вышел из склепа, удивляясь, что вход не замурован.
Его встретила пустыня, и на многие стадии вокруг не было ничего, кроме серого песка. Черный провал, лишь напоминавший солнце, источал сияние тьмы. Жуткое небо, цвет которого невозможно назвать, нависало над головой наказанием.
Яспис обернулся. За ним не осталось следов. У него не осталось тени.
Колдун расхохотался.
Его сбросили прямо со склепом прямо в Мир Мертвых!
Ему не дали умереть, не разорвали его душу на части, а отправили целиком в самое желанное место!
Какая бесценная услуга! Он должен благодарить Гермера и его учеников - теперь у него есть вечность, чтобы познать этот мир!
- Ката! Ката! - Яспис вспомнил про спутницу. Наверное, она осталась в склепе.
Яспис вернулся под купол - из каменного гроба свисал обрывок ткани, ее одежды. Яспис подошел ближе и замер, пораженный.
Он увидел не равную себе, а мумию в истлевшей веревке.
Ее рот навеки открылся в немом крике.
- Ката...
Яспис коснулся скрюченной руки с трепетом.
- Чего тебе не хватило, чтобы быть со мной, Ката? Где ты потеряла душу? Где мне искать ее? В этих песках или наверху? О, Ката... Я ведь обещал учить тебя.
Яспис поглядел на око гробницы.
- Я найду тебя.

Говорили, Яспис пытался превратить Идину в город мертвых, но заблудился в катакомбах и стал ее новым призраком. Говорили, он отправился вслед за погибшей возлюбленной и так и не вернулся к живым. Говорили, Ясписа замуровали живьем завистники, и он навеки заперт в Мире Мертвых. Те, кто жаждет знаний о Мире Смерти, могут встретить его - неживого колдуна, блуждающего по тропам мертвых.