Глава 12. Начальство нужно знать в лицо

или
БОИ ЗА ОКРУЖЕНИЕ ГРАУДЕНЦА
( Продолжение )


Пятнадцатое февраля 1945 года, то есть первый день службы Алексея Удалова с товарищами в новой части – 946-м полку, был организационным. Прошёл он достаточно спокойно. Впрочем, уже в течение нескольких последних дней противник не проявлял активных действий живой силой. Днём вёл только редкий ружейно-пулемётный огонь, изредка подкрепляемый жидкими артобстрелами. В тёмное время суток ракетами регулярно освещал местность перед фронтом своей обороны.

Накануне ночью из полка на передовую был отправлен только третий батальон, который занял оборону на рубеже полевой дороги, ведшей на запад от Вислы – из Браттвина в Альт-Марсау (Stare Marzy). Соседом справа, на восточном берегу Вислы, был 109-й гвардейский полк 37-й гвардейской дивизии, соседом слева – 461-й полк своей дивизии.

Занявший оборону батальон 946-го полка получил боевую задачу: организовать узлы противотанковой обороны на наиболее опасных танковых направлениях и выполнять инженерные работы, углубляя и укрепляя окопы, ремонтируя старые и строя новые командные и наблюдательные пункты, землянки и блиндажи. Предписывалось также нести службу охранения и наблюдения за противником. То есть, третий батальон занимался обычной фронтовой работой и готовился к наступлению в северном направлении.

Второй батальон поступил в резерв командира полка и одной ротой занимал оборону по западному берегу реки Висла фронтом на восток, прикрывая с северо-востока штаб полка, располагавшийся в Гросс Вестпалене.

А первый батальон, в третью роту которого попали наши герои, поступил в резерв командира дивизии. Дислоцирован он был одной ротой в домах на южной окраине длинного, в одну улицу домов Гросс Вестпалена и двумя ротами – в почти примыкавшей к селу деревеньке Нойнхубен (в настоящее время слилась с Wielkie Stwolno). Подразделения батальона занимались переформированием взводов и отделением, пополняли боезапасы и готовились к выдвижению в новый район сосредоточения.

Ничего особого в этот день не произошло. Но за это время вновь поступившие в батальон бойцы смогли хотя бы рассмотреть вблизи и запомнить в лицо своё новое прямое начальство.

По принципу знакомства Ивана Коваля с Семёном Цымбалюком, бойцы из отделения младшего сержанта Сабирова были распределены в состав второго взвода. После чего из двухотделенного вследствие дефицита личного и сержантского состава взвод тут же был переформирован в трёхотделенный. Сергея Сабирова назначили командиром третьего отделения, которое было усилено Иваном Ковалем, благодаря счастливой встрече с которым всё сложилось так удачно, а также тремя бойцами тоже из числа недавно прибывшего пополнения полка – Свидерским, Триколичем и Птушковым.

В отношениях с этой тройкой разведчики пока не определились. Но, судя по внешнему виду и поведению, это были нормальные ребята. Триколичу было за тридцать, как и Ковалю с Цымбалюком. Свидерский оказался ровесником Сабирова и Удалова. А белорус Птушков оказался моложе Палинича, недавно ему всего восемнадцать лет миновало.

В отличие от 69-й дивизии, испытывавшей очень острый дефицит «активных штыков», 142-я дивизия незадолго до марша из-под Эльбинга под Грауденц немного пополнилась. Так что прибывшее в неё пополнение начало свой боевой путь с марша вдоль Вислы на юг. Численность личного состава дивизии составляла более четырёх тысяч трёхсот человек. В каждом полку насчитывалось более тысячи человек. Роты и батальоны тоже были сравнительно неплохо укомплектованы личным составом и вооружением.
Но на передовой ни один солдат не бывает лишним.

Командиром второго взвода был лейтенант Тушинич – среднего роста тридцатилетний рыжеватый белорус с быстрым и цепким взглядом серых глаз. В обычном разговоре он несколько частил и сильно окал. Но команды подавал чётко и громко, произносил их хорошо поставленным командирским голосом – не зычным, но сильным баритоном с хрипотцой. Видимо, таким он стал по причине большого напряжения голосовых связок и их надрыва по ходу ведения огневого боя.

Красавец-командир третьей роты старший лейтенант Быстров выглядел на пару лет моложе взводного. Это был высокий и очень светло-русый, почти белёсый блондин с чертами скандинавского типа. При этом у него были неожиданно темноватые брови и почти чёрные густые ресницы. Из-за такого контраста взгляд его не очень ярких голубых глаз казался пронзающим тебя насквозь. Каждого, с кем он накоротке общался или без особого крика разбирал по косточкам, невольно пробирала оторопь. Комроты своим взглядом, как скальпелем, тут же вскрывал все потаённые уголки души подчинённого. И тот начистоту выкладывал ему всё, в том числе даже сведения совершенного личного характера.

Комроты всегда гладко брился, потому что усы и борода у него были почти огненно рыжими, и это ему явно не нравилось. А за собой он очень следил. Потому что такой красивый и волевой тип мужчин сражает женские сердца с первого же взгляда и наповал. А о его уж очень крепкой «слабинке на передок» бывалые солдаты говорили с нескрываемым уважением. Из достоверных источников было известно, что, «действуя на втором фронте», комбат мог часами не уставать, когда дорывался до сладкого. И разве можно запретить ординарцу комроты гордиться успехами своего начальника? В том числе, даже успехами неармейского свойства. И попробовать при этом закрыть ему рот на замок? Да ни в жизнь!

Вполне возможно, что именно по причине неуёмной гиперсексуальности комроты Быстрова привлекательная телефонистка Клава через полгода совершенно обабилась. Она даже стала какой-то утицей ходить слегка в развалку. Потому что с нею в постели любвеобильный комроты бывал чаще других служивших в полку женщин. К тихой радости особо озабоченных по этой части мужиков, несколько из них, и в их числе Клава, были весьма падкими на любовную усладу.

Поэтому, когда через три месяца в полк из госпиталя вернулся командир третьего взвода младший лейтенант Петров, он издали не сразу узнал шедшую впереди Клаву. Кстати, с нею у него тоже бывало это небольшое, так сказать, дельце. Он даже слегка ревновал её к Быстрову. Разузнав, в чём причина изменения Клавиной походки, он долго изумлялся: «Это же надо, как Быстров раскарячил девку! Вот это мужик, так мужик! У-у, что твой жеребец!».
В походной бане, когда это позволяли обстоятельства, например, во время выведения полка во второй эшелон или в резерв дивизии, офицеры иногда парились вместе. Поэтому Петров хорошо знал, о чём говорил.

 Но о своём молодом командире роты солдаты отзывались также и с большой гордостью. Потому что в бою Быстров был самим воплощением воинской чести и доблести. Действовал быстро, смело, и решительно, причём, и это является главным, всегда поступал умно и неординарно. Вскоре в бою вновь поступившие в роту бойцы получили возможность лично убедиться в замечательных боевых качествах комроты-три. После чего они тоже безоговорочно отдали свою любовь бравому старлею, удалому во всех отношениях.

С чьей-то лёгкой руки солдаты между собой уважительно называли Быстрова Викингом. Но, даже услышав ставшее известным ему прозвище, комроты-три никогда не делал замечаний по этому поводу. Похоже было, что он втайне гордился своими ярко выраженными скандинавскими корнями.

Зато комбат-один капитан Степанченко выглядел классически добротным украинцем с Полтавщины лет под сорок. Даже пышные усы его были несколько обвислыми, шевченковскими. Но Цымбалюк после завершения общего построения батальона, во время следования роты для приёма пищи по-другому, хотя тоже очень метко оценил этот привычный для Украины типаж:
- Под Вакулу косит наш комбат, – и первым захохотал.
- Хорошо хоть, не под Пасюка, – засмеялся ему в ответ Коваль.
Сабиров с Удаловым тоже заулыбались, потому что немного мрачноватый увалень-комбат явно тяготел к загадочному типу малороссов, так ярко выведенного в повести Гоголя. А Толян, видимо, не читал байку про эти самые «Вечера на хуторе близ Диканьки». Поэтому надулся и недовольно засопел на товарищей из-за их явного неуважения к начальству. При этом не нашёл ничего лучшего сказать, как отморозить, хотя и без злости:
- Нельзя не уважать одного командира только за его некрасивые усы, а другого любить только за его большой… нос.

Вообще-то он произнёс другое слово из трёх букв, которое привычно звучит даже для польского слуха, но оно нецензурное. При этом Уваров своим веским тоном спровоцировал такой взрыв смеха среди шедших поблизости солдат, что пожилой и суховатый старшина роты, еврей Илья Давидович Белов, фамилия которого на самом деле была Вайсман, даже вздрогнул. Из-за чего он осерчал и зло прикрикнул на весельчаков:
- Что такое? Прекратить веселье в строю! Или кто-то хочет без добавки остаться?
Это замечание вызвало у солдат ещё большее веселье, потому что о добавках все давно позабыли. Но напоминание о мирной жизни тут же навело кого-то на остроту:
- Да ладно с добавкой, Давидович. Ты бы только не надумал кого-нибудь чаркой обнести перед боем.

И снова загоготали в походном строю довольные солдаты, следовавшие в расположение полевой кухни. «Держись от начальства подальше, а к кухне поближе, вот и служба веселее пойдёт» – это негласное войсковое правило не мы с вами вчера придумали. Раз солдата кормят, значит, атаки не жди. И не потому, что на полный желудок ему бежать тяжело. Просто о выпущенных кишках после косого ранения в живот лишний раз напоминать не хочется. А вот чарка перед носом в окопе – это точно к скорой атаке.

Ещё одно впечатление того дня: после обеда издалека видели проезжавшего в штабном «козлике» командира полка подполковника Черепанова вместе с начальником штаба капитаном Агранатовым. Полковое начальство ненадолго задержалось возле штаба батальона. Комполка не вышел из машины, сидя давал указания комбату Степанченко и начштабату, фамилию которого бойцы пока не знали. Да и зачем им знать штабистов?

Поэтому грузноватый полковник ничем не привлёк внимания Алексея и ничем не запомнился. Весьма озабоченный командир высокого ранга – вот и всё, что можно было сказать о нём по увиденной через боковое стекло машины фигуре в офицерской папахе и полушубке. А лица капитана Агранатова, сидевшего на заднем сидении, вообще не было видно.

Удалова удивила необычная фамилия наштаполка, и он пошутил:
- А Агранатов это как – он без фруктов или без боеприпасов остался?
Цымбалюк с готовностью заржал из-за меткого замечания. Он и сам любил при случае  отпускать такие штучки. Вместе с Удаловым и Коваль засмеялся, хотя не понял, при чём тут фрукты. Сдержанно поулыбались остальные солдаты. Зато Сабиров с Уваровым не разделили неуместного веселья. И, памятуя о недавней промашке Толяна, Серёга веско сказал, крепко утерев нос легкомысленным повесам:
- Командира уважают не за красивую фамилию, а за его дела.

- И за какие такие дела? – всё не унимался Сеня, с хитроватой подоплёкой задавая свой вопрос. –¬ На передовой, или на передке?
И заржал пуще прежнего. Сабирова даже передёрнуло от такой пошлости, и он отрезал:
- За умение командовать в бою!
На этом тема была исчерпана, поскольку Цымбалюк тут же заткнулся, схлопотав от Уварова прекрепкий тычок под рёбра. Но он только дёрнулся, ничего не ответил и не повернулся, молча прожевал свои сопли обиды. Уваров был старше годами, а среди малороссиян это преимущество почиталось издавна.

Потом слушали политинформацию ротного комсорга. По его словам, к середине февраля по фронту наступления 142-й дивизии сложилась следующая обстановка.

Противник силой до пехотного полка 35-й пд обороняется на рубеже южных окраин сёл Михелау (Michale), Группе (G;rna Grupa) и Мишке (Mniszek). Передний край его обороны был усилен минными полями, отдельными ячейками для стрельбы, местами – траншеями в полный рост и проволочным заграждением в два-три кола. Разведкой было замечено передвижение до пятнадцати танков и самоходных орудий, а так же засечены гаубичные артдивизионы в районе Группе и Гросс-Любин (Wielki Lubie;).

По показаниям пленных, моральное состояние в немецких войсках было сильно подорвано неудачами в предыдущих боях. Солдаты перестали верить в победу Германии. Но офицеры уверяют их, что нужно дождаться международного политического конфликта, который, якобы, назревает между СССР и его союзниками. После этого положение Германии значительно улучшится. Вследствие этой пропаганды сопротивление противника продолжает быть довольно настойчивым и упорным.

Зато политико-моральное состояние наших войск является вполне здоровым и боевым. Случаи аморального поведения бывают единичными, они сразу пресекаются самими бойцами. Ведь все знают, что находились они уже не на территории Восточной Пруссии, а на исконно польских землях. После более чем пятилетней немецкой оккупации советских солдат поляки встречали наших солдат, как освободителей, которые бок о бок воевали с солдатами двух польских армий.

Затем ротный политрук провёл беседу, в ходе которой разъяснял общеполитическое значение решений Крымской конференции руководителей Трёх Великих Держав. У бойцов и сержантов глаза загорелись при его словах «Вперёд на Данциг!». Кто-то вскочил и выкрикнул, что живьём немец до Берлина не доберётся. Ему даже похлопали от всего сердца. Алексей тоже похлопал, но и тоскливо подумал: «Скорей бы уже закончилась эта проклятая война!».

Точно такая же политработа проводилась в январе в батальонах 1260-го полка перед началом решительного наступления на Кёнигсберг. Поэтому наша четверка «приблудных овечек» дружно вздохнула о родной 380-й дивизии, припоминая своих командиров – таких же молодых, смелых и решительных, как нынешний их комроты Быстров.

- Интересно, а что стало с нашим старшим лейтенантом Молодчиковым? – будто прочитал его мысли Уваров.
 - В штрафбат отправили, наверное, – сумрачно и размеренно сказал Сабиров. – Командир он толковый и смелый. Смоет свой грех кровью и продолжит воевать в обычной части. Может быть, даже в наш полк обратно вернётся.
- Дай-то бог, дай бог! Пусть он выживет в штафбате, – вдруг дрогнувшим голосом сказал Цымбалюк.
Алексей с Серёгой быстро взглянули на него и переглянулись: что-то раньше они не замечали Сениных симпатий к бывшему комроты. А оно вот как повернулось. Значит, он не только злословить и завидовать умеет…

Обозы и полковая артиллерия из-за бездорожья, а так же из-за значительно удлинившегося пути, поскольку через Вислу они переправлялись по более надёжной переправе западнее Кульма, прибыли в расположение полка только к вечеру. И третью роту всем составом «привлекли» для разгрузки обоза. Отделение Сабирова переносило штабное оборудование и архив.
- Наверное, комбат прознал о нашей шутке про его усы, вот и запряг нас для черновой работы, – притворно изумился Цымбалюк.
- Ага, из-за нашей шутки, – пробубнил Уваров. – Всего лишь из-за твоей.
- Из-за Удалова тоже, – парировал Сеня.
- Оба хороши. Давай хватай покрепче и понесли.
И ефрейтор тут же подчинился солдату. С недавних пор старший по званию солдат большой должок заимел перед старшим по возрасту рядовым. И всегда помнил об этом.

В сумерки батальон выступил на марш в новое место сосредоточения.
Но пошли роты очень странно – в направлении, прямо противоположном переднему краю наступления дивизии. Правда, всего через три километра, на юго-западной окраине Дойч-Вестпален (Wielkie Stwolno) повернули направо и менее чем за полтора часа марша по полевой дороге подошли к южной опушке леса, расположенного к востоку от сельца с озером, Кляйн-Швентен (;wi;te). В нём и расположились в районе школы и лесопилки.

Первая рота со штабом батальона разместилась в школе и поблизости. Вторая рота – в вырытых кем-то землянках и блиндажах. А третья рота сосредоточилась в районе лесопилки.
В доме и сарае разместились первый и третий взводы. Второму взводу по жребию досталось продуваемое здание лесопилки. Но ветра не было, зато опилок – в изобилии. В них солдаты быстро нарыли логовища на двух-трёх человек.
- Эх, жаль, опилки здесь не пахнут хвоей, как у нас на Ярославщине, – вздохнул Алексей и  выпустил из кулака золотистый комок.
- Леса здесь в основном широколиственные, – сказал Сабиров и поудобнее свернулся калачиком. – Отбиваемся, а то после полуночи заступаем в сторожевое охранение...

( Продолжение здесь: http://proza.ru/2020/05/03/1528