Встреча Фиделя

Всё зависит от точки зрения. Чёрное и белое, свет и мрак иногда по оценке своей пригодности для данного момента могут меняться местами. Ведь для деятельности необходим свет, но люди, нуждающиеся в творческом уединении,  предпочитают работать ночью. Ночь более всего подходит для сна, но в знойной Испании люди и днём не прочь прикорнуть, чтобы избежать пекла.
Психологи говорят, что даже под гипнозом нельзя человека нравственного и законопослушного заставить совершить преступление, он проснётся, т.к. совесть в душе не спит никогда. Но, я слышал и читал, что если это же деяние облечь в форму полезного для общества, одобряемого окружающими, то в этом случае гипнотизёр может легко достигнуть своей цели.
Шёл 1963 год. Я учился в десятом классе. Была весна, апрельское солнце уже растопило снег на городских улицах. Утром кто-то из одноклассников ворвался в класс с сообщением, что сегодня в Ленинград прилетает Фидель Кастро – вождь кубинской революции.
Нынешним ребятам не понять нашего восторга. Кубу называли не иначе как  Островом Свободы, её близость с "загнивающей от капитализма" Америкой будоражила умы политиков, да и наши тоже. Ведь, если даже соседи американцев шли на жертвы в завоевании нового строя, значит он действительно прогрессивный. Новые ритмы, новые мажорные мелодии песен и маршей на кубинскую тему заполнили радиоэфир.
"Шагайте, кубинцы,
Вам будет счастье Родины наградой.
 Народов любимцы,
Вы солнечной республики сыны….".
В табачных магазинах появились кубинские сигары, сигареты «Лигерос».  Мы с другом, недавно научившись курить, купили в магазине «Главтабак» на Невском проспекте по кубинской сигаре и, усевшись на скамеечку в Екатерининском саду, важно закурили. Первый глоток дыма перехватил горло. Мы, поняли, что курить «взатяжку» этот крепкий табак нельзя, и стали просто набирать в рот дым и выпускать его густыми клубами, глядя на реакцию окружающих. Но через минуту, хотя сигара была только-только раскурена, нас охватила неудержимая икота. Окружающие покатывались со смеху, глядя, как два великовозрастных мальчишки, с сигарами в руках с изумлением глядят друг на друга и громко икают каждые пять секунд. Только через полчаса этого мучения икота прошла. Но уважение к Фиделю Кастро только возросло, ведь на нескольких фотографиях в журналах и газетах он был с сигарой в губах и улыбался. И действительно, бородатый Фидель Кастро Рус и его улыбчивый народ шоколадного цвета кожи были очень популярны в нашей стране - СССР.
Бороду он и его ближайшие сподвижники поклялись не сбривать до победы революции в стране, поэтому их на родине прозвали «барбудос» - бородачи. О них пели по радио:
«Слышишь чеканный шаг…
Это идут «Барбудос»…
Песня летит, над планетой звеня.
Куба – любовь моя!»
"Идеи становятся материальной силою, когда овладевают массами!" - этот тезис справедлив и поныне, поэтому идея встретить Фиделя в аэропорту была поддержана единогласно.  Портфели были брошены рядом с физкультурным залом под лестницей, и не думая о последствиях, мы дружно поехали в аэропорт Пулково. Сейчас мне уже не вспомнить, что за день такой был, но в Ленинград слетались партийные деятели и чёрные "Волги" и "Чайки", то и дело проезжали мимо нас каждые 20 минут, а Фиделя всё не было видно. Мы уходили в поле, усеянное жёлтыми головками цветов мать-и-мачехи, рядом с посадочной полосой аэродрома. Следили, как приземляются ТУ-104, выбрасывающие из чрева тормозной парашют, слушали объявления о посадке очередного самолёта со следующим партийно-правительственным деятелем, следили за кортежем машин его сопровождавшим, пока урчание голодных желудков не воззвало к голосу рассудка.
- Когда же прилетит Кастро? – обратились мы в справочное окошко аэропорта..
- А кто вам сказал, что он прилетит сегодня? Завтра прилетает, завтра!
Поиски первоисточника слуха решили не проводить…
Уныло приплелись в школу за портфелями, а их на месте нет.
Уборщица сказала, что все портфели в кабинете директора. Делегатом на переговоры послали старосту класса. Директор наш, Михаил Иванович, эпизодически поровший ремнём своего сына на переменах в кабинете, лаконично  назначил время нашего вечернего прихода с родителями в школу. Мы, глядя в его неулыбчивое лицо, вспоминали вопли его отпрыска, и понимали, что солнце Родины наградой нам не будет…
Родителей мы предупредили о своём прегрешении. В школе их усадили за наши парты, а нас выстроили, как для расстрела, у доски. Собрание вела математичка, наш классный руководитель, Валентина Андреевна, несгибаемо суровая, с низким тембром голоса.
- Поднимите головы, поглядите в глаза родителям! – скомандовала она.
Это испытание мы уже прошли дома, когда объясняли,  зачем нужен внеплановый "классный час" и родители нас понимали.
В самых чёрных красках был обрисован наш сегодняшний поступок, как будто Фиделя можно увидеть, как нашего директора, каждый день. Логика, натренированная на доказательстве подобия треугольников и параллельности прямых, своим вектором была направлена на предсказание бесперспективности нашего будущего. Краска залила наши щёки, горло сдавил стыд, на глаза предательски начинали выдавливаться слёзы позднего раскаяния.
- Кто из родителей хочет выступить? – подвела итог обличительной речи Валентина Андреевна. Чем закончить собрание она, видимо и сама не знала. Неумолимо надвигалась грубая процедура поиска зачинщиков побега, наиболее активных нарушителей дисциплины, с последующим исключением их из школы (для острастки, хотя бы на два дня).  Сначала стояла гробовая тишина, родители виновато опустили головы, как и мы, видимо, нечего было сказать в наше оправдание, но вдруг один из пап с виноватой улыбкой поднялся из-за парты.
- Я понимаю Ваше негодование, уважаемая Валентина Андреевна! Без предупреждения сорвано столько уроков в ответственный период перед концом учебного года. Но если посмотреть на этот поступок с другой стороны, то не всё так страшно. Ведь не эстрадного певца или киноактера побежали встречать наши дети, а вождя социалистической революции из другого полушария. И, заметьте, ни один из них не стал доносителем, ни один не предал, не струсил, не пошёл против коллектива. Это доказывает, что Ваши, Валентина Андреевна, усилия, как классного воспитателя, не пропали даром. Вы воспитали дружный класс, смелый класс, коллектив с высокой политической сознательностью и за это не только мы, родители, но и вся наша страна вскоре скажет Вам огромное спасибо!
Голос папы, вначале извиняющийся, тихий, теперь окреп, зазвенел, как на митинге. Ученики и родители подняли повинные головы, с радостью и гордостью смотрели друг на друга. Наш проступок был превращен в подвиг.  Валентина Андреевна тоже обрадовалась такому исходу события, кто-то даже зааплодировал мудрому оратору. На этой оптимистической ноте наше собрание закончилось, мы расходились из школы бодрые и весёлые, решив, что нарушать учебный процесс мы больше не будем.
Но повидать живого Фиделя нам все-таки посчастливилось. Дело в том, что в старших классах в то время ввели предмет "трудовое обучение", которое было для нас производственной практикой. Нас приписали к сборочному цеху завода "Электротехприбор". Мы собирали из простейших деталей бытовые электрические приборы: выключатели настенные и подвесные, тумблеры и кнопки, даже впаивали свинцовые проволочки в защитные фарфоровые "пробки" (хотя работать со свинцом считалось вредной работой, к ней школьников не должны допускать, и за неё полагалось молоко).
Раз в неделю заводской технолог, Марк Ааронович,  по прозвищу "Макароныч", читал нам ознакомительную лекцию в "красном уголке", показывал сборочные чертежи этих приборов, а затем водил по цехам, показывая, как работают на станках – револьверном, штамповочном, винторезном, вытачивая, штампуя детали, изготавливая крепеж для будущей продукции завода.
Очередной день практики попал на день отъезда Фиделя. Мы работали на участке изготовления электрических пробок, в подвале дома на Московском проспекте, напротив начала Малодетскосельского проспекта. Уже с утра мы поняли, что ожидается что-то необычное т.к. поливальные машины тщательно вымыли проезжую часть. Периодически выскакивая из подвального помещения цеха на улицу, мы по очереди приносили новые вести – вдоль проспекта с двух сторон протянули канаты, вот распределились милиционеры через каждые пять метров, вот запретили переходить проезжую часть. Народ столпился вдоль канатов, поднятых милиционерами на высоту пояса, вот перекрыли движение автомобилей. Мы уже стояли на улице у самых канатов, заглядывая в сторону   Сенной площади  и,  наконец,   показался   кортеж   автомобилей  с «мигалками», за ними в открытой машине стоял и покачивал рукой тот, кого нам очень хотелось увидеть. Немного сутулившийся, в тёплой военной куртке защитного  цвета, с усталым, но улыбающимся лицом, стоял Фидель. Очень родным, бородатым лицом, он сильно напоминал русского крестьянина времен Ивана Сусанина, что потом дало пищу анекдотам про "Федю Кострова".
Наша одноклассница, красивая черкешенка Ира, открыла окно своей квартиры на углу Московского и Малодетскосельского проспектов, и держала в руках лист ватмана с надписью "CUBA – SI, YANKY – NO!" – лозунгом кубинских "барбудос" (бородачей). Публика, собравшаяся вдоль натянутых канатов, приветственно загудела, замахала руками, как на стадионе, пока Фидель ехал мимо нас, а потом, нехотя, все разошлись.
Позднее, мы узнали почему Фидель был так грустен – он схватил воспаление легких в нашем коварном климате, но и с высокой температурой всё же не спрятался в салоне автомобиля, а приветствовал нас от своей страны и принимал наши искренние приветствия сам, искренние потому, что ни нас, ни собравшихся у ограждения людей никто не заставлял и не уговаривал участвовать в этой встрече, всё шло от чистого сердца.

Фото из Интернета