Неоконченный рейс

Неоконченный рейс
Рассказ

- Давай, Витёк, надо!- по-хозяйски, как в своё, лез из телефона в Витькино ухо бойкий, напористый голос директора.- Кровь из носа, ещё рейс надо сделать! До восьмого целых три дня, под ноль расторгуемся. Нельзя в женский праздник людей без водки оставлять. Приедут к нам покупатели десятого, а у нас склады пустые.
- Да когда я успею-то, Саныч?!- вёл «Камаз» и разговаривал с директором Витька Щепёткин.- У меня и так два рейса подряд, без сна почти. Гололёд, щас пока до складов дотяну, там грузоля пока водку скинут, уж ночь будет.
- Не-не, Витёк, надо!- долбил в барабанную перепонку директор, и Витькиным подневольным мозгам приходилось слушать.- Как разгрузишься, прям на «Камазе» домой езжай, в гараж не ставь его. Поспишь, а в четыре уже надо выдвигаться. Я в Соколово на завод звонил, они в курсе, что ты приедешь. Найдёшь там Лёху Маркина, он тебя без очереди на загрузку поставит. Да, загрузишься максимально, под завязку. Потом водки до праздника уже взять не сможем, последний рейс. Там тебе ещё коньяку сто коробок закинут, это не для нас. На наши склады привезёшь, потом его заберут.
- Саныч, ты чё?! Какой под завязку?! Какой коньяк?! Гололёдище такой! Я ж весь день еле-еле тащиться буду!
- Ну, потерпи, Витёк, потерпи. Последний рейс, потом отдохнёшь. А я тебе за него штуку сверху накину. Жене на восьмое подарок купишь. Всё, отбой.
Обещанная штука смягчила горечь осознания Витькой своего положения почти как рабского. «Потерплю,- со вздохом решил он (а другое его решение никого и не интересовало),- к зарплате штука добавится. Подарю жене на восьмое цветы и деньги. Дочкам игрушек купим».
Доехал Витёк до складов, разгрузился и почти в час ночи оказался дома. Быстрей-быстрей сбросил спецовку, помылся и завёл будильник на три тридцать. Жена не спала, дотерпела. Уложила дочек и поджидала с горячим поздним ужином.
- Я немного, Маш, поклюю чуток. В рейс снова. Поспать надо, глаза закрываются.
- Что же им всё мало, торгашам этим, гребут и гребут. Ты же две ночи уже почти без сна. Куда ещё-то? Платить бы так старались, как жилы из людей тянуть!
- Директор за этот рейс штуку сверху обещал.
- Гляди-ка, расщедрился, целую штуку сверху! И как не удавился от такой щедрости?! Себе, небось, триста штук с этого рейса в карман положит!- выговаривала Витькина жена отсутствующему Санычу. Тяжело ей было смотреть на уставшего мужа, вот обида и распирала.
- Да ладно, Маш, съезжу. Она и штука нам не лишняя. А вернусь, отосплюсь, по городу с дочками погуляем, все вместе. Потерплю.
- Ну, ложись. Я с тобой по будильнику встану, кофе тебе в термос наведу, пирожки есть, бутерброды сделаю.
Щепёткины материально жили трудно. Маша – деревенская. У родителей в далёкой от города деревушке небольшой насыпной домик, огород, корова да поросята с курами. Богатств никаких. И Виктор, хоть и городской, тоже, мягко сказать, из небогатых. На отца с матерью, на старшую сестру и на него – одна квартира трёшка. Вот и всё наследство. И тоже никаких богатств.
Что спасало от недочётов в выпавшей судьбе, так это молодость и любовь. Сумасшедшая и всепобеждающая в них сила, в любви и молодости, когда они в паре. Девятнадцатилетними встретились, влюбились, поженились. У Маши в активе медицинское училище, у Виктора шофёрские права со всеми категориями. И всё с нуля, и вся жизнь впереди. Сняли квартирку однокомнатную, ребёнка родили, девочку. Витька вкалывал, что есть силы – из рейса в рейс, из рейса в рейс. Тянулись, родители помогали. Через два года ещё девочку родили. Потом, через год, подскребли, подсобрали всю свою финансовую наличность, взяли кредит, сложили всё в кучку и купили в новостройке двухкомнатную квартиру.
- Машунь, как здорово-то!- смотрел с высоты десятого этажа на восход солнца Виктор.- Теперь своё всё. У Агатки с Дашуткой своя комната, у нас с тобой своя комната. На душе-то как хорошо!
- Хорошо… Страшновато только, на целых десять лет кабала, каждый месяц платить. А случись что…
- Ничего не случится, справимся.
Кредит выплачивали уже два года. Будильник прозвенел в три тридцать. Встали вместе.
- Ты поаккуратней, Вить,- собирала Маша мужа.- Музыку в кабине погромче сделай. А почувствуешь, что невмоготу, остановись, поспи, не борись со сном. Мы подождём.
- Не переживай, доеду, всё нормально будет.
В четыре часа, осветив фарами ночную дорогу, Витькин «Камаз» отправился на спиртзавод в Соколово. Гололёд, но трасса пройдена на сто раз, каждый километр, каждый поворот в памяти. «Я туда и обратно…»- пело «Дорожное радио». Короткий сон перед рейсом вернул силы. Всё видно, всё слышно и бодро мечтается о том, как сегодня вернётся, разгрузится, получит зарплату и проведёт с семьёй все выходные, поздравит своих любимых девчонок.
В восемь был на заводе, всё по плану. Нашёл Лёшку Маркина.
- Вставай на вторую линию. Я тебя без очереди вклиню, Саныч просил. А то ты тут часа три-четыре только ждать будешь. С конвейера закидают, коробками, без поддонов, некогда паковать, машин на загрузку много. Прицеп полностью водкой забивай, а в «Камазе» место под коньяк оставь, под сто коробок. Саныч тебе сказать должен был.
- Говорил.
- Ну, тогда вставай, грузись, ждать некогда. «Газель» с коньяком потом подойдёт.
- Ага.
- Давай.
К десяти часам погрузка закончилась. Вошло всё только-только, плотно, без зазоров. Коробки с коньяком поставили по краю «Камаза» в два ряда, до потолка. И закрыли створы.
- Вот тебе вся сопроводиловка,- отдал Лёха Маркин документы.- Смотри, аккуратней. Гололёд, а коньяк дорогущий какой-то, марочный.
- Дотяну потихоньку, не впервой. Ладно, бывай, поехал я.
- Давай.
«Камаз» выбрался с территории завода, тяжеловесно проплыл по выезду на трассу и отправился домой, покатил неспешно, ровно, аккуратно. «По-нормальному,  часам к трём-четырём на базе буду»- прикинул Витька и стукнул пальцем по висевшему над лобовым стеклом сувениру – пластиковой стодолларовой купюре. Стукнул точно в выпуклый лоб Франклина.
- Чё, Бенджамин,- весело подмигнул выдающемуся американцу,- доедем потихоньку, да?
Спать совсем не хотелось. «Я вышел ростом и лицом – спасибо матери с отцом…»- пело «Дорожное радио». Витька повернул ручку громкости почти до предела – динамики взревели.
- Не громко тебе, Бенджамин?- снова подмигнул он американцу.- А?
- А?- раздалось в ответ.
- Ох, ёлки!- удивлённо уставился Витька на невозмутимо смотрящего Франклина.- Вроде, и не дремлю вовсе, а эхо померещилось. Надо песни самому орать, тогда и мерещиться не будет,- порассуждал вслух сам с собой.
«Так заровняет, что не надо хоронить!..»- громко запел он вместе с Высоцким. Потом спел ещё песню, потом ещё… Трасса плыла навстречу, уже километров пятьдесят ушло её под колёса. Вдруг Витькины глаза снова посмотрели на пластиковый сувенир. Сами скосились, как будто кто-то притянул их к нему. И увидел он, что вполне добродушное лицо Бенджамина неожиданно позеленело, сделалось как вся купюра. А из того места, где у американца нос, вылез хоботок с кругленьким рыльцем. Из дырочек на рыльце струйками то ли пар, то ли дым выходит. Глаза же Франклина стали круглыми чёрными угольками. И смотрят угольки так доверительно по-свойски, будто морда эта с Витькой на одной лавочке всю жизнь просидела.
«Всё, уснул,- подумал озадаченно парень,- и даже не заметил, когда». И сразу влепил себе, чтобы проснуться, крепкую, хлёсткую пощёчину. Такую, что щёку зажгло. Но зелёная морда не исчезла, продолжала смотреть на него чёрными угольками и пускать из ноздрей дымчатые струйки. «Не сплю…»- ватный страх уселся Витьке на шею и свесил ему на грудь пухлые ноги. А морда смотрит и молчит. Чёрный растянутый рот под рылом похож на застёгнутый замок-молнию. Вдруг на крутом обледеневшем повороте замок мгновенно расстегнулся, и зелёная морда как крикнет:
- Газани!
Витька от страха и крика первым делом дёрнул ногой – надавить на газ. Но не газанул, последним проблеском спасительного сознания удержался от губительного действия. Зелёная морда разозлилась: наклонила выпуклый лоб и грозно наставила на шофёра острые рожки. Чёрные угольки на мгновение полыхнули лютым болотным огнём и погасли. А потом чёртик, ничего больше не сказав и не сделав, взял и убрался обратно в банкноту. Обычный Бенджамин Франклин снова нарисовался на своём месте.
-Фу, проснулся, слава богу,- пробормотал Витька, вытер лоб рукавом и потряс головой,- как бы опять не уснуть.
  Дорога неспешно уплывала под «Камаз», пасмурное небо показывало примерно полдень, пластиковая банкнота размеренно покачивалась над лобовым стеклом. «Крепче за баранку держись, шофёр…»- пело «Дорожное радио».
- Пусть пропахли руки дождём и бензином,- подхватил парень и улыбнулся.- Да, Бенджамин?! Доедем!
Приближался очередной крутой поворот. Витька хорошо знал его и собрался притормозить.
- Газани!- вдруг перед самым поворотом снова выскочила из банкноты чёртова зелёная морда.
 И не просто выскочила, а выдвинулась далеко, повисла в воздухе перед самым Витькиным лицом. Кричит, хмурится очень, рожками боднуть норовит. Парень, конечно, и на этот раз испугался, но уже не так. Нога на газе не дёрнулась. Сообразил он, что чёртик только криком пугает, а делать-то не делает ничего, орёт и орёт.
- А вот хрен тебе!- отчаянно выпалил в ответ Витька прямо в зелёную морду.- Тормозну я наоборот.
И притормозил. От такого возмутительного неповиновения морда разозлилась до предела. Зелёная кожа покрылась волдырями. Они надувались и лопались от распирающей злобы. Круглые угольные глазки полыхали болотным огнём. Из дырочек на рыльце длинными струями вылетал то ли дым, то ли пар. Выплеснув на шофёра всё своё негодование, чёртик в один миг убрался в банкноту, опять спрятавшись за портрет Бенджамина Франклина. А Витька больше уже не размышлял, снится ему чертовщина или вправду является.
- Врёшь, не возьмёшь,- бодрился он и вёл «Камаз» по трассе,- я тебе не сдамся.
На следующем обледеневшем повороте чёртик снова явился:
- Газани!
- А хрен тебе! Тормозну!
Так шофёр и зелёная морда бодались ещё несколько поворотов. И с каждым разом Витька становился всё смелее. Он даже достал пироги и налил из термоса кофе. А чёртик всё больше затихал, и когда  появился в последний раз, то уже почти слёзно попросил:
-Ну, газани, а.
- Хрен тебе!- победоносно рассмеялся Витька и даже захотел отвесить нечисти подзатыльник.- Тормозну!
Зелёная морда так расстроилась и загрустила, что уголки её чёрного рта опустились вниз. Она отвернулась и медленно двинулась к стодолларовой купюре. Так плелась бы к своей будке долго брехавшая на ветер и за это сильно побитая собака. Вот только перед самой купюрой морда зачем-то остановилась, обернулась и насмешливо посмотрела на развеселившегося шофёра. И лишь потом спряталась за Франклина. Но Витька этого уже не заметил. Он видел через лобовое стекло приближающийся родной город и праздновал в душе победу.
В четыре часа пополудни  «Камаз» благополучно подъехал к базе.
- Привет, мужики!
- Привет, Витёк! Мы думали, ты позднее будешь, а ты молоток. Как доехал?
- Да нормально,- ответил Витька и усмехнулся чему-то своему.
- Ну, подгоняйся. Щас прицеп скинем, потом голову.
- Хорошо.
Виктор распахнул на прицепе створы (с закрытыми подъедешь, потом не откроешь) и плавно, как лёгкий седан, подкатил «Камаз» вплотную к воротам склада.
- Ёлы-палы!- нахмурились грузчики.- Под самый потолок!
- Ладно, мужики,- остановил ропот кладовщик,- охай - не охай, разгружать надо.
Грузчики носили, кладовщик считал – дело шло. Разгрузили прицеп часа за полтора.
- Всё, отчаливай!
- В голове в двух крайних рядах коньяк стоит,- сказал Витька кладовщику.
- А я знаю. Мне Саныч говорил, и фактура вот есть для счёта. Это не наше, мы отдельно поближе поставим, заберут завтра.
Виктор отогнал «Камаз» в сторону, оставил там прицеп и вернулся к складу. Метров за десять до ворот остановился, вылез, открыл створы будки и сел в кабину. Стал аккуратно сдавать, плавно покатился.
- Газани!!!- выскочила вдруг из стодолларовой пластиковой купюры и гаркнула Витьке в лицо зелёная морда с чёрными рожками.
И Витька сделал то, что делал всю дорогу. Он тормознул. А от неожиданности и громкости крика тормознул резко.
- Ну, я пошёл,- чёртик растянул в довольной улыбке длинный чёрный рот, похожий на замок-молнию.- Здорово мы с тобой поиграли,- круглые глазки его весело переливались зелёными болотными огоньками. Повисев ещё немного в воздухе, морда спряталась в своей норе за Бенджамином.
Витька остолбенел, обомлел и замёрз всем телом. Он не знал и никогда не представлял, что успевает почувствовать человек, когда в него попадает пуля. Но сейчас замёрзшим, едва живым сознанием понимал: в него попало что-то огромное и смертельно страшное. Это не неприятность. Это катастрофа. И она уже случилась.
Кладовщик и грузчики, курившие у склада, видели, как «Камаз» плавно тронулся и покатился к складским воротам. И вдруг резко остановился, словно врезался во что-то невидимое. А стена из загруженных в него коробок высотой от пола до потолка продолжила движение. Она сильно качнулась, наклонилась из будки наружу, замерла на секунду и пошла, пошла, пошла, набирая скорость. И упала, ухнулась на асфальт перед складом. Первые четыре ряда свалились почти полностью, и дальше ещё с нескольких рядов слетели верхние коробки. Стена рухнула на асфальт с большим шумом и стеклянным звоном несметного количества разом бьющихся бутылок. Коробки раскрывались, бутылки вылетали из них и бились, бились, бились… И всё это превращалось в картонно-стеклянное месиво, лежащее в огромной коньячно-водочной луже.
- Охренеть!- выпучили глаза и схватились за головы грузчики.
- Витька! Витька!- пытался докричаться до водителя кладовщик.- Ты чё?!
На шум и мощный запах спиртного выскочили на улицу работники соседних складов – макаронщики, полуфабрикатчики, мороженщики, ещё кто-то. Всем было интересно. И все сразу кинулись подыскивать, во что бы слить остатки из разбитых склянок – банки, бутылки, даже стаканы (тут же и принять сотку-другую). Народ гудел и большей частью улыбался, предвкушая большое бесплатное веселье. И только кладовщик сдерживал с трудом стихийное нашествие.
- Стойте, говорю, стойте! Нельзя пока! Водитель посмотрит, разберёмся, тогда решим. Пока нельзя!
Минут через десять Витька выбрался из кабины. Бледный, остолбеневший, совершенно раздавленный отрешённо посмотрел он на груду расквашенного картона и битого стекла, на растёкшуюся лужу смеси коньяка и водки.
- Ты присядь,- подставил ему перевёрнутый пластмассовый ящик кладовщик.- Как у тебя вышло так? Мы ничё не поняли. Зачем тормознул-то?
Витька пожал плечами и сел на ящик.
- Ладно, ты не в себе совсем. Давай, я щас по факту целое приму, разницу с фактурами посчитаю, горлышки битые для отчёта соберу. Ну, и Санычу позвоню. Надо.
Витька молча кивнул.
- Слушай, извини, конечно, тут народ ломится бой себе слить. Можно? Всё равно пропадёт.
Витька снова молча кивнул. Сидел, курил, смотрел в пустоту невидящим взглядом. И слышал только долгий гул в голове – как эхо, непрерывно повторяющее крик падающего в пропасть альпиниста. И курил, курил, курил.
Народ торопливо, но осторожно, боясь порезаться, перебирал раскисшие коробки. Эти люди напоминали шустрых крабов на побережье, ищущих после прилива свою добычу. Иногда попадались уцелевшие бутылки. Грузчики заносили их в склад. Но таких находок было мало и они ничего не могли изменить. Приехал Саныч.
- Ты чё наделал, баран?!!- взревел он, увидев побоище.- Ты ослеп, что ли?! У тебя ногу судорогой свело?! Ты же весть чужой коньяк уничтожил! Мою водку…
Витька молча сидел на ящике, курил. Директор ходил вокруг, охал, хватался за голову. Огромная куча боя не помещалась в его глаза.
- Так,- сказал, наконец, кладовщику Саныч,- всё принятое точно посчитай, на водочный бой составь акт, коньяк на листок отдельный напиши всё несоответствие, горлышки битые все собери, сфотографируй эту кучу. У тебя паспорт с собой?- повернулся к Витьке.
- Да.
- Давай мне. И сиди тут.
Витька отдал директору паспорт и остался сидеть на ящике.
- Как закончишь, со всеми документами ко мне,- закончил Саныч наставления кладовщику,- я у себя в кабинете.
- Да уже почти всё сделали.
- Повнимательней.
Через час подсчёты закончились. Кладовщик отнёс бумаги в директорский кабинет и вернулся.
- Вить, тебя Саныч зовёт.
Витька встал и пошёл.
- Заходи,- сидел в кресле за столом директор. Он уже не кричал, как вначале. Видимо, первичные отрицательные эмоции перекипели в нём и превратились в крепкий и до невозможности горький настой. Такой в плохих ситуациях принимают по столовой ложке, а бедолаге предстояло выхлебать залпом всю ёмкость.- Присядь, а то упадёшь, и слушай. Моей водки ты разбил на сто пятьдесят тысяч. Водку ты отработаешь, из зарплаты высчитаю. И это бы ладно. Но ты коньяку угрохал на шестьсот пятьдесят тысяч, чужого дорогого коньяку. Ты врубаешься, или не доходит до тебя?
- Да.
- Чё ты дакаешь, баран?!- не удержался и снова перешёл на крик Саныч.- Башка твоя тупая! Серьёзные люди ждали этот коньяк, очень серьёзные! Ты меня подставил, я сейчас оправдывался перед ними! Ты и их тоже подставил! Ты понимаешь?! Ну, десять бы бутылок, ну, двадцать! Нет, ты же всё расхерачил! Ты же сотни раз к складу подъезжал! Ты же опытный водила! Чё ты наделал?!
Витька молча смотрел в пол.
- Короче, слушай сюда,- перестал кричать директор.- Хозяева коньяка дали тебе неделю. Они очень расстроены. Хотели сегодня за тобой приехать, но я уговорил их дать тебе неделю. У друзей займёшь, в банке возьмёшь – твоё дело, но через неделю ты должен отдать им шестьсот пятьдесят штук. И не вздумай обрываться, хитрить-мудрить. Найдут – хуже будет, о семье своей подумай. Потом придёшь, решим, за сколько месяцев водку отработаешь. «Камаз» в гараж без тебя поставят. Всё, уйди с глаз, видеть тебя не могу, Витёк хренов. Ищи деньги.
Уже в сумерках Витька вышел из ворот базы. Следом за ним из тех же ворот выехал кладовщик на своём стареньком японском седане.
- Вить, садись, довезу,- остановился и опустил стекло.
Тот кивнул, сел. Ехали молча. Витька, конечно, понимал, что произошла катастрофа. Ошеломляюще долбануло кувалдой по мозгам, зубастая жаба где-то в животе больно вцепилась в кишки. Но он всё же ещё словно параллельно видел себя смотрящим в кинозале кино. Очень плохое кино, нелепую драму с шизоидной мистикой. Это не с ним. И стоит ему только выйти сейчас из кинозала, и весь кошмар сразу закончится. В любую секунду выйти… Но реальная куча раскисших коробок и битого стекла выползала из экрана и оказывалась выше и кинозала, и окружающих городских домов. И не было выхода, а были кувалда на его расплющенных мозгах и зубастая жаба в кишках.
Позвонила жена.
- Аллё,- ответил хрипло.
- Вить, ты скоро?
- Да, я уже скоро.
- А почему голос такой?
- Устал сильно. Подожди, я скоро.
- Хорошо, мы ждём тебя.
Кладовщик довёз Витьку до дома. Попрощались почти молча.
- Давай, братан, держись как-то.
- Давай.
Что ещё тут скажешь? Ничего. Машина уехала. Витька на лавочке у своего подъезда выкурил подряд две сигареты.
- Привет!- прошла мимо соседка.- Ты чего домой не торопишься?
- Да так, курю.
- А-а…
«Пойду,- поднялся Витька.- Как Маше сказать?» Лифт отсчитал десять этажей.
- Ой, как ты долго,- вышла жена из детской на звук хлопнувшей двери,- заждались тебя.
- Папа пришёл…- выбежали следом за ней дочки.
- А что же ты темнее тучи?- сразу же и сама сошла с лица и расстроилась Мария от плачевного вида мужа. Только дочки с весёлым щебетом обхватили папины ноги.
- Ласточки мои,- погладил Виктор русые косички.
- Ты же едва живой. Что ж они заездили-то тебя совсем?!- сокрушалась жена.
- Устал я, Маш, совсем устал. Как будто все силы ушли.
- А ужинать…
- Не смогу я, Маш, не смогу есть.
- Ну, поесть-то бы надо…
- Маш, ты достань водку, я выпью. Мне надо выпить.
Они прошли на кухню. Витька налил себе полный стакан и выпил залпом. Зажевал хлебом и ушёл спать. Уснул сразу. Наверное, это было спасением – сорваться с крючка чёрной реальности и упасть в ещё более чёрное, непроницаемое собственное отсутствие. Не снилось ничего. Потом, через неизвестно какое время, издалека донеслось эхо, повторяющее крик падающего в пропасть альпиниста.
Проснулся. Электронные часы показывали пять. С пробуждением сразу вернулась чёрная реальность. И притащила с собой отчаяние. Жена спала. Взял сигареты и бесшумно прокрался на балкон.
«Что делать?- затянулся и поперхнулся дымом, закашлялся.- Я же нигде не найду денег. Никто не даст шестьсот пятьдесят тысяч. Какие шестьсот? И ста не занять. А в банке кто даст? На Машину зарплату кредит оформлен, а у меня официально только МРОТ показывают – никто на него кредит не даст. А дадут, так всё равно два кредита не потянем».
- Вить,- выглянула из-за двери жена,- босиком-то чего? Простынешь, зайди скорей назад.
- Проснулась уже?- вернулся в комнату Виктор.- Я, поди, разбудил?
- Да нет, сама проснулась, шесть уже. Ты то как, выспался? Вчера же чуть живой вернулся.
- Да ничё, ничё, полегче,- ответил Витька, а сам прокатил желваки по скулам.
- Тебе же никуда сегодня?
- Нет.
- Отведёшь девчонок в садик?
- Да зачем? Пусть дома останутся, с ними хочу побыть.
- Ну, ладно. Я сегодня пораньше вернусь, по городу погуляем вместе, как ты хотел. Вить, а тебе зарплату перечислили?
- Нет пока,- отвернулся Витька.
- Как же? Завтра седьмое уже. Или только на горбу твоём ездить горазды?! Ещё и тысячу, поди, обещанную не дали?
- Ну, там с деньгами у них что-то,- продолжал прятать глаза и выкручиваться бедняга.
- Я знаю, что у них с деньгами: они у них только к их рукам липнут, поэтому приходится всё себе забирать. А тебе шиш с маслом и штука сверху. Нет, я Санычу вашему позвоню! Что же это?! Даже перед праздником зарплату задержал!
- Ну, есть же у меня на карточке немного, пока хватит. А потом он заплатит.
- Красота! Потом он заплатит!- раскраснелась от возмущения Маша и ушла на работу.
«Что же делать? Ведь выхода нет. Хоть задумайся, ничего не придумаешь. Сейчас пролетят эти дни, и всё раскроется. С банком, даже если дадут кредит, как рассчитываться? Машина зарплата вся на квартирный кредит уходит, на мою зарплату живём. А так и жить не на что станет».
Проснулись дочки и очень обрадовались, что в садик идти не надо, а с ними дома весь день будет папа. Умылись, позавтракали и взяли отца в оборот. Они ездили на нём верхом, просили подбросить их до потолка, катали по квартире мяч, играли в магазин и предлагали папе купить у них что-нибудь. Виктор играл с дочками, а перед глазами стояла мокрая картонно-стеклянная куча.
В обед зазвонил телефон. Высветился незнакомый номер.
- Аллё.
- Витёк?- пробасил такой низкий голос, будто по телефону говорил бегемот.
- Да. А кто это?
- Тебе лучше не знать. Деньги ищешь?
- Ищу,- соврал Витька и весь сжался.
- Ищи. Если через неделю не отдашь, по десять штук в день добавлять буду, а по ночам в проруби плавать заставлю, пока не утонешь. Ищи.
Витька обмяк и опустился на стул. «Всё, уже начали. Они не отпустят. Ещё и так сделают, что за квартиру кредит выплачивать не сможем, отберут квартиру,- посмотрел на дочек,- пропадёт всё, что уже выплатили, всё пропадёт. Маша с дочками на улице окажется». Страшные мысли прожигали мозг, как раскалённые докрасна гвозди.
А дочки весело щебетали рядом. Вернулась с букетом тюльпанов жена.
- Вот, на работе поздравили,- поставила цветы в вазу.- Вы обедали?
- Ну…мы…да…хотели…- пробормотал несвязное Виктор.
- Что с тобой? Ты говорить разучился?- удивлённо посмотрела жена.- Или это ещё от усталости?
- Мы играли…
- Так, ладно, я поняла. Сейчас все вместе обедаем, и все вместе идём гулять. Погода чудесная – солнце и небо синее-синее.
- И куклав нам купим на плазник, да, папа?- спросила старшая дочка Агата.  А младшая, Даша, хоть и молча смотрела на папу, но и её голос отчётливо слышался в этом вопросе. И невозможно было ответить «нет».
Через час семья Щепёткиных прогуливалась по проспекту. Яркое солнце так хорошо грело, что хотелось расстегнуться и даже снять куртки. Многие молодые пары катили перед собой детские коляски. И часто встречались женщины с букетами цветов.
- Ну, хватит хмуриться, Вить,- тормошила мужа Маша.- Такой хороший день сегодня. Улыбнись!
- Я улыбаюсь,- кривил губы, вымучивая улыбку, Виктор.
- Слушайте, а пойдёмте на набережную,- воодушевлённо предложила Мария.- Там, говорят, у берега вода уже чистая есть, без льда. Здесь же близко, если через частный сектор пройти.
- Нет!- неожиданно выкрикнул Виктор и словно отшатнулся от невидимой реки.- Нет… У воды ещё холодно, дети могут простыть. Пойдёмте лучше в магазин.
- Что это ты сегодня так реку невзлюбил?- снова с недоумением посмотрела жена.- Очнись уже. Точно параллельно с нами ходишь.
Зашли в магазин. В нём на полках вперемежку с медвежатами, зайцами и собаками сидели самые разные куклы.
- Вот эту! И вот эту!- потянулись к ним дочки.
Чтобы не добить остатки семейного бюджета, купили одну куклу на двоих. Очень красивую, с длинными светлыми волосами и в нарядном платье.
- А вторую попозже купим. Хорошо?- пообещал папа.
- Холошо! Холошо!- обрадовались Агата и Даша.
Дома вечером они назвали новую куклу Леной и непрестанно играли с ней до самой ночи. Маша ещё несколько раз попыталась разговорить и развеселить мужа, но ничего не получилось. «Это от усталости,- решила она,- ещё отдохнёт, и всё пройдёт». Поужинали, посмотрели телевизор и легли спать. Мария уснула быстро, а Виктор долго ворочался, вставал, курил на балконе, пил на кухне воду. Наконец в очередной раз улёгся и уснул. И сразу увидел, как шагают они всей семьёй по проспекту. Так же, как на сегодняшней прогулке, только Маша не слушает его и сворачивает в частный сектор, чтобы выйти к набережной. Взяла дочек за руки и идёт по асфальту между больших дорогих домов. Он кричит: «Нет!», забегает вперёд, руки в стороны раскидывает – остановить их. А они не слушают, как сквозь пустоту через него проходят, словно и нет его. Он раз забежал – они прошли, второй раз – опять прошли, идут и идут. И слышит, как жена говорит Агате с Дашей: «Нас папа сюда зовёт». Вот уже набережная, от неё до льда вода широкой полосой – закраина. Маша ведёт дочек с набережной по бетонным ступеням прямо в эту тёмную, почти чёрную, ледяную воду. Вот девочкам уже по пояс, вот по горлышко… «Не-ет!»- закричал он…
И проснулся. Подскочил, в голове гул, в сердце ужас, за окном глубокая ночь. Прислушался – в квартире тихо, жена и дочки спокойно спят. На кухне влил в себя стакан холодной воды и ушёл на балкон курить.
«Нельзя, нельзя мне допустить, чтобы Маша и дети на улице из-за меня оказались. Столько мы стремились, трудились, платили, а теперь придёт этот бегемот, который меня в телефоне пугал, и всё проглотит. В проруби меня грозился утопить, а не выйдет. Я сам под лёд нырну. Денег рассчитаться найти не смогу, а долг вместе с собой утопить смогу. Меня не станет, и долга не станет. Коньяк у них левый, официально раздувать не будут, а водку Саныч после моей смерти простит. Не полезут они в семью, когда я утону».
Витька словно возродился, новые силы обрёл, себя почувствовал, свою волю. Разгорячился, испарина на лбу выступила. Пошёл на кухню, выпил ещё стакан воды и вернулся на балкон к сигаретам.
«Пусть на дно, но сам, а не какой-то бегемот меня утопит! Только так надо после себя всё оставить, чтобы Маша и дочки жить смогли, чтоб квартиру банк не отнял. Сколько нам ещё выплачивать? Миллион сто. Попрошу мать с отцом, чтобы квартиру свою на двушку поменяли. Там доля моя получится где-то семьсот тысяч, чтобы на погашение кредита Маше. И потом, попрошу, чтобы не оставили, помогали. И сестру попрошу. Я письмо напишу прощальное…»
- Вить,- приоткрыла дверь на балкон жена,- что ж ты не спишь-то совсем? Как с ума сошёл. Ложись, давай.
Витька лёг. И уснул. И спал долго. Он знал теперь, что делать, и его отпустило. Спал без сновидений. И проснулся не сам, жена разбудила около одиннадцати.
- Ну, наконец-то, отоспался. Вставай, поешь.
Проснувшись, Витька вернулся теперь не в чёрную действительность, а в свою, новую, особенную, невидимую другим, даже близким. Такая действительность, наверное, у разведчика, получившего важное секретное задание. И от выполнения этого задания зависит продолжение жизни. Только Витька был разведчиком совсем неопытным, поэтому ощущал в себе не холодный расчёт и спокойствие, а торжественную взбудораженность. Он то нервно и слишком уж весело смеялся, то замыкался и задумчиво смотрел в окно.
- А пойдёмте на набережную,- предложил вдруг сам, когда и сегодня  вся семья Щепёткиных вышла на прогулку.
- А как же холод от реки?- вскинула брови Маша.
- Так мы немного совсем. Пять минут пройдёмся, глянем и уйдём. Интересно же.
Но они не ушли с набережной ни через пять, ни через десять минут. Как только Витька увидел полосу тёмной, почти чёрной воды между берегом и льдом, так сразу одеревенел, остолбенел и ни на что уже больше не смотрел. Делал шаг и останавливался, шаг – и останавливался. Чёрная вода приворожила его, примагнитила взгляд. Невидимая никому связь между ним и рекой уже появилась.
- Смотрите, вон моржи мостки с берега на лёд положи и к проруби своей идут,- показала Мария на нескольких мужчин, раздетых до плавок. Они перебирались через закраину на лёд по дощатому мостику.- Сейчас купаться будут.
Витька взглянул на них мельком и снова уставился на прибрежную тёмную ленту.
- Ты рыбу, что ли, в воде высматриваешь?- не выдержала отрешённости мужа жена.- Позвал, называется, по набережной прогуляться, а сам меня даже не слушаешь. Посмотри, говорю, моржи сейчас купаться будут.
- А тут сразу глубоко, или сначала мелко?- обращаясь неизвестно к кому, спросил зачем-то Виктор.
- Ну, ты совсем…- покачала головой Маша.- Где? У берега? Я же говорю, они в проруби идут купаться. Вон, уже поплыли.  Пошлите-ка лучше домой.
Вечер оказался таким же разобщённым, как и прогулка по набережной.
- Саныч перечислил зарплату?- спросила за ужином Мария.- Сообщение пришло?
- Пока нет.
- Да-а, молодец! Я всё же позвоню ему завтра, поздравлю его жену с праздником, с дорогими подарками.
После ужина девочки играли с новой куклой, Маша смотрела телевизор. Виктор тоже смотрел на экран, но казалось, что он так и не ушёл от реки и вместо изображения видел чёрную воду закраины.
- Вить, как-то совсем не чувствуется, что завтра мой праздник,- обиженно и с подступившими слезами сказала жена,- хоть бы что-нибудь изменилось.
- Прости…прости…прости…- кинулся Витька целовать её, а потом выскочил на балкон курить.
С началом ночи семья легла спать. Быстро затихли в своей комнате дочки, уснула Маша. Витька ворочался под одеялом и всё прислушивался – пора или нет. Лунный луч, пройдя через неплотно сдвинутые шторы, серебристой спицей проткнул темноту комнаты.
«Пора. Пойду. Там, на полке, тетрадка с авторучкой. Окно приоткрою и курить прямо на кухне буду, а то на балкон забегаюсь. Ну, всё, вроде бы, начну писать».
«Дорогая моя жена Маша. Со мной случилась очень большая беда. Я теперь должен одним людям сильно много денег. Если я останусь с вами рядом, то вся эта беда перейдёт и на вас на всех. Тогда можно и квартиру потерять. И ты с дочками окажешься на улице. А я этого допустить не могу. Поэтому я ухожу. Если меня не будет, тогда эти люди которым я должен вас не тронут. Прости меня Маша. Вырасти дочек хорошими. А ты Агата и ты Даша растите умницами и слушайтесь маму. И меня помните. Я вас очень всех люблю.
Дорогие мои мама и отец. Не оставляйте мою Машу и детей без помощи. Очень вас прошу поменять поскорей трёхкомнатную квартиру на двухкомнатную с доплатой. И отдайте мою долю Маше на погашение кредита. И потом их не оставляйте, помогайте. И ты сестрёнка помогай. Конечно сколько можешь. Не чужие. А я больше жить не могу. Нельзя мне. Простите меня все. Прощайте.
Виктор».
Оставил письмо на кухонном столе. Ещё раз закурил, прощаясь с привычной обстановкой. Посмотрел в  окно на звёздное небо, посмотрел на часы.
«Надо же, как в тот проклятый рейс ухожу – тоже в четыре. И блок сигарет закончился, как раз мне последняя пачка».
Зашёл в свою комнату. Стоял, смотрел в немой темноте на спящую жену. «Прощай, Маш, самая лучшая ты у меня». Потом зашёл к дочкам. Склонился к одной, к другой, поцеловал. «Прощайте, дочурки мои, растите».
В коридоре обулся, накинул куртку, нацепил кепку и вышел из квартиры. К реке отправился тем же известным маршрутом, которым ходили накануне всей семьёй, через частный сектор. Улицы аккуратные, асфальт ровный, на газонах ели с туями. Высокие заборы сплошной стеной, за заборами плечистыми баобабами поднимаются к небу не дома – замки. Луна яркая, и силуэты их отчётливо проступают.
«Спите спокойно, господа буржуи,- курил Витька бесконечную очередную сигарету,- вам топиться не надо, у вас денег много. Вам такой долг отдать – раз плюнуть, а мне – если только банк грабануть. Эх, живём-выживаем. Пока ровно, вроде бы и ничего, терпимо. А как тряхнёт посильней на какой-нибудь болотной кочке, тут же и посыпалось всё, не выжить. К проруби надо через закраину перебраться. Там точно глубоко».
Так с отчаянной горечью думал Витька в такт своей тоскливой ходьбе среди картин чужой богатой жизни. И дошёл бы парень до реки, и до проруби по мостику добрался, и под лёд бы, скорее всего, нырнул, если уж нашёл такой выход. Но яркая луна помешала этому.
- Чё там чернеет?- остановился и пробормотал он напротив одного из роскошных баобабов. На фоне гаражного простенка из белого кирпича там действительно отчётливо чернел какой-то большой квадрат.- Глянуть, что ли…
И свернул к чужому гаражу, подошёл. У гаражных ворот стоял прислонённый к стене большой чёрный дипломат.
«Чё это?- уставился на него Витька.- Забыл кто-то? Из этого дома, наверно… Чё в нём, интересно…- взял дипломат в руки.- На ключ, поди, закрыто…»
Но нет, застёжки на замках свободно отскочили, крышка легко поднялась.
- Ни хрена себе!- шёпотом вскрикнул Витька и покачнулся, словно в него ударил шквалистый порыв ветра.- Быть такого не может!
А оно было. Ещё как было! В дипломате были доллары: пачки стодолларовых купюр, уложенные плотно, одна к одной, полнили найденный чёрный чемоданчик по верхний край бортиков.
- Быть такого не может!- шёпотом повторял Витька, стоя на пустой ночной улице у чужого гаража с чужим дипломатом в руках, наполненным чужими долларами.- Сколько здесь? Это же больше нескольких «Камазов» водки… и коньяка, может…
Он сел на корточки, упёрся спиной в гаражную стену и закурил. Раскрытый дипломат лежал на коленях. Пачки стодолларовых купюр перед глазами аккуратными кирпичиками складывались в панно или картину, на которой много раз нарисовано одно и то же лицо. Картину с выставки, где ничего нельзя трогать руками.
«Чьё это?- курил и размышлял Витька. Яркая луна высвечивала его, как софит высвечивает артиста, играющего роль на театральной сцене.- И чё с этим делать?»
Докурил сигарету, без перерыва закурил следующую. Вдруг многочисленные портреты Бенджамина Франклина за несколько секунд наложились  друг на друга, слились в одно изображение, которое тут же сильно позеленело. На месте носа вырос хоботок с рыльцем (из дырочек вырывались струйки то ли пара, то ли дыма). Глаза превратились в угольки, светящиеся зелёными болотными огнями, а под хоботом изогнулся в улыбке рот, похожий на застёгнутый замок-молнию. Из всего этого нарисовалась уже знакомая Витке чёртова зелёная морда с чёрными рожками. Только теперь морда была очень большой, потому что представляла не одну маленькую пластиковую купюрку, а тысячи настоящих стодолларовых купюр.
- А-а, это ты,- почему-то совсем не испугался и даже не удивился в этот раз Витька.
- Беги!- заговорщицки подмигнул болотный огонёк, а замок-молния расстегнулся в доверительной улыбке.
- Куда?- спросил парень висящую над дипломатом морду.- Чтобы потом из-за этих денег кто-нибудь вместо меня утопился?
- Беги, говорю, дурень!- похолодели зелёные огоньки.- Уноси баксы!
- Нет, чертила. Жить, конечно, охота, но в прорубь вместо себя я никого отправлять не хочу. Иди-ка ты обратно в свою будку,- и Витька с силой захлопнул дипломат. Крышка ударила по зелёной морде и вдавила её в доллары.
- Вот дурачина!- продолжало глухо доноситься из закрытого дипломата, а заострённые рога бугром выпирали из него, пытаясь проделать в обшивке дырку.- Беги, пока не поздно!
Витька докурил сигарету, распрямился, потоптался, разминая сильно затекшие ноги.
«Чё же с ним делать, с этим сундуком?- закурил снова.- Здесь оставить? А то ждать мне тут хозяина больше некогда. Рассветёт скоро, а мне ещё до реки сколько топать».
- Беги!- настаивал на своём закрытый в дипломате чёрт.- Не будь ты дураком!
В этот момент за высоким забором зажёгся свет, хлопнула дверь, раздались торопливые шаги. Из открывшейся калитки в трёх метрах от гаража выскочил высокий мужчина в чёрном домашнем халате и тапках на босу ногу. И сразу увидел Витьку с дипломатом.
- Стой! Стой…стой…- протянул он к нему руку с таким вздохом облегчения, словно в голове и душе его пронеслось сейчас: «Фу-у! Здесь! Всё… никуда…»
- А я и стою,- ответил Витька, понимая, что объявился хозяин долларов. Чёрт в кейсе затих.
- И давно стоишь?- подошёл мужчина.
- Третью сигарету.
- Давно. Далеко мог уйти. Дипломат открывал?
- Да.
- Почему же не ушёл?
- Так чужое. Вдруг бы утопился кто-нибудь из-за этих денег. Мне такого не надо.
- Я думаю, ты догадался, что этот кто-нибудь – я. Утопиться бы – не утопился, но помог ты меня сильно. Как тебя зовут?
- Виктор.
- Очень приятно. А я Станислав Юрьевич. Чем я могу отблагодарить тебя?
- Да не надо ничего. Возьмите ваш дипломат, пора мне.
- Ты ведь шёл куда-то. Давай, я хоть довезу тебя, по дороге и поговорим.
- Да нет, спасибо, на тот свет я и пешком дойду.
- Куда-куда?
- Пора мне, говорю. Светает уже. Будьте здоровы.
Луна ослабла. Контуры домов-баобабов, кажущихся в темноте театральной декорацией, обозначились чётче, на безликих стенах проступили окна.
- Стой, стой, стой,- повторил мужчина в чёрном халате фразу, с которой начался весь их разговор,- не спеши. Должен же я хоть чем-то тебя отблагодарить, пойдём в дом. Успеешь ты на свои похороны, ей богу. В крайнем случае, я всё же подвезу тебя. Пойдём.
Одной рукой хозяин денег держал дипломат, другой тихонько подталкивал Витьку к калитке. И Витька согласился, пошёл – ухватился, наверное, краешком души за спасительную соломинку. Они пересекли двор, вошли в дом, оказались сначала в длинном коридоре, потом в большой комнате с диваном и креслами.
- Присаживайся. Что пить будешь, вино, водку, коньяк?
- Ой, нет,- непроизвольно вздрогнул Витька при слове «коньяк»,- мне бы воды стакан.
- Пусть будет вода,- налил хозяин в стакан минералку.- А чего ты на тот свет собрался? Может, расскажешь, а я послушаю. Посмотрим, надо ли тебе свой путь продолжать.
Витьку прорвало. Жизнь, с которой он тайно прощался уже двое суток, вдруг сильно возмутилась и взяла очень длинное последнее слово.
- Я простой водила. Понимаете?!
- Конечно, понимаю,- присел в соседнее кресло Станислав Юрьевич,- ты рассказывай, рассказывай.
И Витька всё подробно рассказал: о бессонных ночах, о проклятом последнем рейсе. Как всю дорогу чёртова зелёная морда подговаривала его газануть на скользких поворотах, а он не сдавался и наоборот притормаживал. И как потом тормознул у склада.
- Я же сотни раз подъезжал! Всегда всё нормально! Каждое движение заучено! А тут… И коньяк этот, как назло… Вы не поверите, настоящая чёртова зелёная морда, с рогами…
- Поверю,- неожиданно прервал Витьку Станислав Юрьевич.- Значит, ты и есть тот самый Витёк…
Он дотянулся до шкафчика, достал из него бутылку коньяка, две серебряных рюмки, блюдце с нарезанным лимоном и поставил всё на столик у кресел. У Витьки сердце кувыркнулось – точно такие же бутылки, как эта, вынутая из шкафчика, грохнулись из его «Камаза». Пугающая догадка уничтожила придуманную недавно спасительную соломинку.
- Это вы мне звонили про прорубь?- замер Витька в кресле.
- Нет, сам я не звонил. Но это уже не важно, парень,- хозяин наполнил рюмки коньяком.- Важно, что ты груз доставил в целости и сохранности. Вот за это мы с тобой сейчас и выпьем.
- Я же разбил груз…
- Э-э, нет, Витёк, тот груз был всего лишь входным билетом, введением, так сказать, в определённую ситуацию, в систему отношений. И за тот билет ты сегодня полностью рассчитался. Давай, парень, давай, за это стоит выпить.
- А водка Саныча?
- И про водку можешь забыть. Всё, ты полностью оплатил билет. Давай…- они выпили.- Бери лимончик, бери, очень хорошо к коньяку, бери, не вжимайся в кресло. То, Витёк, что ты не утащил баксы, для тебя буквально спасение. В дипломат встроен маяк, и я бы очень быстро нашёл тебя. Тогда бы точно тебе помогли добраться до проруби. Но ты же про маяк не знал. Ты просто не хотел, чтобы вместо тебя кто-то утопился. Значит, душа твоя пока целая, в ней нет чёрных дыр. Знаешь, в космосе есть такие, всё затягивают в себя? Так вот, скажу тебе, в душах они тоже есть. Как только появляется эта дыра в душе, то сразу начинает пожирать всё остальное душевное содержимое. Так что, парень, после жизни земной к богу частенько являются на суд не души, а грязные лохмотья. Давай, Витёк, за твою пока не тронутую распадом душу.
Они выпили.
- А почему вы мне поверили, что я правда видел зелёную чёртову морду?
- Я не поверил, я про неё знаю. Я их полчищами каждый день вижу. Вот вчера, например, на руках у меня весь нал общаковский оказался, так вот вышло. Этот вот самый дипломатик. Я сижу в офисе, в кабинете у себя, а меня сон рубит, сил сопротивляться нет. Ткнулся лицом в стол, и сразу сон: врываются ко мне человек десять с автоматами, а вместо голов у них как раз зелёные рожи, с рылами и рогами. Размолотили пулями весь кабинет и унесли общаковские баксы. Я просыпаюсь в ужасе, к сейфу бросаюсь – кейс на месте. «Фу-у,- думаю,- приснилось». Но понимаю, что сон дурной и надо бабло домой увезти. Сам за руль сажусь, сзади машина охраны – доехали, всё нормально. Ворота гаража поднимаю, охрана уезжает, я в гараж заезжаю. Всё, казалось бы, дома. Но вот незадача – ворота гаражные изнутри не опускаются, не слушаются. Я в одной руке дипломат держу, другой пытаюсь их так, силой опустить, без пульта – не идут, заклинило что-то. На улицу вышел – с пульта опускаются, в гараж зашёл – не опускаются. Снова на улицу – опускаются. И наступает с этой гаражной непоняткой такой момент –  я напрочь забываю, что у меня в руках. Ставлю дипломат снаружи к стене и давай обеими руками ворота трясти. А тут жена со двора в гаражную дверь заглянула, кричит: «Твой компаньон на домашний звонит! Что-то очень срочное!» Я в гараж захожу, на пульт нажимаю – ворота опускаются. Ну, думаю, всё нормально, снова заработали ворота. И побежал в дом по телефону с компаньоном разговаривать. Два часа мы с ним проговорили, вечер поздний, меня опять, как в офисе, сон рубит. Ничего не могу поделать. Жена едва постелить успела – я в кровать и уснул. И знаешь, что во сне вижу? Как целый хор вот этих зелёных рож, чертей этих, поёт мне колыбельную. Сладко так, успокаивающе: «Баюшки-бай, спи-засыпай».  Ну, я и сплю спокойно. Только вижу, как какой-то парень вот этот мой дипломат несёт. Ко мне несёт, а чёртов хор одновременно и колыбельную мне умильно поёт, и гранаты в парня кидает – ба-бах! ба-бах! Взорвётся парень, и дипломат с общаковскими деньгами пропадёт. Просыпаюсь я и сразу вспоминаю, что дипломат с деньгами на улице у гаража оставил. Натурально, как током меня шибануло. Выскакиваю, а тут ты. Такая вот история. Не подбили, значит, тебя черти. Давай, Витёк, за тебя.
Они выпили.
- Скажите, а у вас в душе чёрные дыры есть?
- У меня-то?- зажевал лимоном коньяк хозяин.- У меня вовсе души нет. Ты, парень, не представляешь, о каких суммах идёт речь. Если в твоём понимании, то о космических суммах, парень. Когда такие суммы, душу иметь невозможно, порвётся она от несоразмерности. Вот и играем с чертями в поддавки: мы, когда нам деньги валом валят, делаем вид, что не замечаем, что вместе с космическими деньгами и чертовщина дуром прёт. А черти делают вид, что верят, что мы их не замечаем. Так вот и живём, изображаем, что друг с  другом не знакомы. Строят нам черти козни, ловушки всякие ставят. А мы в них как бы должны попасться. Вот здесь-то и нужны нам такие люди, как ты, без чёрных дыр в душе. Чтобы деньги доставлять. Давай, парень, за тебя.
Они выпили.
- А кому можно вот так, чтобы без души?
- Кому... Ну, тебе, например, нельзя, у тебя не те данные. Тебе только дипломат носить. Ты без души просто станешь мёртвым. Мы - закрытое общество, особая каста. Мы без души не умираем. А тебе нужно чётко знать своё место и чётко всё выполнять. Больше ты у Саныча не работаешь, со мной будешь. Но смотри, если в твоей душе дыра чёрная появится, сразу у проруби окажешься. Вот тебе за этот рейс тысяча долларов. Беги, поздравляй жену.
Когда Витька вышел из дома-баобаба, уже рассвело. Пустынные улицы хранили тишину и неподвижность. «Я больше не должен!- ликовала захмелевшая душа.- И топиться не надо! И деньги в кармане есть!- из нагрудного кармана куртки доносилось хихиканье.- Ну и пусть хихикают. Я тоже сделаю вид, что не замечаю никакой чертовщины. Свой маленький вид. Мне далеко до полчищ чертей, у меня всего одна маленькая зелёная морда. И пусть, всё равно деваться некуда. Сопротивляться? Как? Или к проруби снова повернуть? Нет, глупости, пусть лучше так. Зато теперь не нищий». Витька никогда не получал такой зарплаты. И даже и представить такую не мог. Он пошёл в сторону базара, к цветочным рядам. Яркогубые продавщицы-цветочницы с длинными дымящимися сигаретами в сжатых пальцах уже поджидали: «Выбирайте, молодой человек!»
- Мне сто одну белую розу,- выбрал Витька.
- О-о, щедрый мужчина! Счастливая ваша женщина. Вам оформить букет?
- Нет. Просто оберните, чтобы я смог донести,- сказал и протянул сто долларов.
- И обернём, и перевяжем. Так, сколько же вам сдать… ага…вот, пожалуйста.
- Спасибо!
Дверь в квартиру Витька открыл бесшумно. Жена и дочки спали. Разулся и прошёл на кухню, сгрёб своё прощальное письмо, долго мял его в кулаке. «Потом сожгу»- сунул сжатый комок в карман. И пошёл с букетом к жене. Убрал с цветов бумагу и стал рассыпать их по одеялу. Маша открыла глаза и увидела льющийся на её постель поток белых роз.
- С добрым утром, родная! С праздником тебя!
 
 


Рецензии
Да, затягивает! И ракурс совершенно неожиданный. Чего только на свете не бывает. И хотя околёсица - верю. :-)

Галина Ларина   16.05.2021 15:13     Заявить о нарушении
Здравствуйте, Галина!
Спасибо за внимание и отзыв! Рад, что поверили!
Добра и удачи!

Владимир Левченко-Барнаул   17.05.2021 05:10   Заявить о нарушении
На это произведение написано 12 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.