Внучок

Силантий, из деревни Забунтуевка, очень увлекался пением. Он пел громко и самозабвенно, особенно по вечерам, когда все жители укладывались спать. Сказать напрямую Силантию о том, что его напевы сильно досаждают, никто не осмеливался. Не хотелось обижать хорошего человека, думали, пройдет дурь со временем, пускай напоется. Ну и конечно, Силантий был самым крупным представителем мужского пола, поэтому если уж кто и осмеливался на него выходить - так, для разговора, - то всегда с поленом в одной руке. На всякий случай. Задиристый уж очень.

Так бы и мучились жители деревни еще неизвестно сколько времени, если бы не помог случай. Приехал внучок к бабке Матрене на месяц погостить. Мальчонка еще маленький, лет одиннадцати, но серьезный такой – все с книжками ходил. Встанет у забора, деревья рассматривает, за птицами наблюдает. А вежливый… Сразу со всеми здороваться начал, да помощь свою предлагать. И Матрене ведро поможет донести и бабке Аксинье.

Вот в первый день напомогался всем, Матрена его уже спать в девять положила, а Силантий минут так через десять запел.
А мальчонка спрашивает:
- А кто это там?
Бабка ему отвечает:
- Да местный наш, балуется все. Ты спи, Гришенька, сейчас он угомонится.
А Силантий, как назло, еще ближе к дому подходит, и давай голосить. Нализался, видать. На забор ручищи свои повесил, качается взад-вперед. Соседка смотрит, только головой качает. Выходить побаивается.
Через полчасика Силантий пошел подчевать, ну и народ улегся.
А наутро Гриша с книжками пошел в поле к речке. Он все время с книжками ходил. Покупается- почитает, почитает – покупается. Такой вот мальчик.
И Силантий освежиться пришел. Рубаху снял, кряхтит. Мальчишка его и спрашивает:
- А это не вы ли, дяденька, давеча песни пели?
Тот отвечает, мол, он.
- А почему, - спрашивает Гришенька, - вы ночью поете, а днем нет?
А Силантий задумался, не нашелся, чего бы такого сказать, рукой махнул да в речку полез.
Набултыхался, посвежел и как вылез, на траве разлегся, загорает. Похрапывает.
И тут внучок Матренин как затянет песню удалую. Аж в деревне слышно. Повысовывались люди, посмотреть, что такое там делается.
И поет малец, и поет.
Силантий ворочается, но молчит. Он, акромя мата слов-то мало знает. Потом опять в речку бухнулся, а малец все поет. Полчаса пел. Вот какой талантливый.
Силантий уже ушел, а парень и домой идет поет, и на улицу полешек набрать –поет.
Так и запел он Силантия. Тот к ночи спрятался и не выходил. На следующую, правда, принялся опять. А парнишка на крыльцо – и на всю деревню еще громче. Но свое. А Силантий не поймет, а трогать его боится – неместный ведь. Мало ли что.
Так и спровадил внучок Силантия. Отучил от баловства. Самому, видать, днем отоспаться хотелось, а тут – куда уж. Он к речке, и малец за ним, с песнями, а деревенские наблюдают. И не обидишь, и по трезвости бузить не полезешь. Так на своей шкуре испробовал Силантий, что такое народу спать не давать. Уехал малец, тот аж вздохнул спокойно.
Теперь как только ночью затянет, наутро ему как бы между прочим говорят, что к Матрене внучок просится переехать, вот думает она – брать не брать, громкий уж больно. И неделю Силантий к Матрениному дому ни ногой. Ближе лесом идет, коли петь хочется. А как на каникулы малой приезжает, то старается ему на глаза вообще не попадаться.
Вот так и наладилась жизнь в деревне Забунтуевка. А рассказала все соседка Агафья, старуха крепкая, но дюже древняя, революционного года рождения. Может, и присочинила чего. А пересказала все ее знакомая, Агафьи этой, из другой деревни, Авдотья. Мы как на тропинке к сельпо встречаемся, так и беседуем. Пойду еще Глафире передам, она за речкой живет, вообще никаких новостей не знает.