23. Нитки. Сёстры
Моя тётка – красивая, чуть полноватая женщина, всегда весёлая, любившая выпить, всегда нарядная и сильно накрашенная, младшая материна сестра, на праздниках немного флиртовала с моим отцом. Она произносила бессмысленные и трогающие её до слёз тосты, быстро напивалась и много курила. Я ею и её умением очаровывать мужчин восхищалась.
Её муж, военный, с которым она долгое время жила в Германии, где он служил в какой-то закрытой части, дядя Гаго, подарил ей двух очень красивых и общительных дочерей.
Одна – Ира – старше меня на 3 года, вторая – Амалия – голубоглазая брюнетка с очень круглыми и красивыми формами, которые проявились у неё уже в 11 – всего на полгода старше. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, мне казалось, что нас разделяют не просто миллионы лет, а ещё и тысячи километров. В то время, как я, живущая в закрытом мире, в своих мечтах и грёзах, нафантазированных из книг и ограниченного ряда кинофильмов, которые мне позволяли смотреть, думала о том, как бы я поступила, попав в сюжет Майн Рида, закрытая между скалами (словно герои одного из его романа, название которого я даже вспомнить сейчас не могу), они начёсывали чёлки, подтягивали ярко-розовые лосины и обсуждали в ванной, где мы закрывались от взрослых, чтобы побыть хоть немного без их внимания, «симпотных» мальчиков и школьные вечеринки, которые они посещали.
Мне казалось, что мы живём в абсолютно разных мирах. Они в одном городе, а я —...в деревне. Я завидовала им и безумно удивлялась их непосредственности, смелости и вседозволенности. Такие дни рождения были для меня интереснейшим мероприятием, на котором я превращалась в губку-слух и губку-зрение, каждое слово, каждый жест, произведённый двоюродными сестрами впитывался мной и многократно обдумывался ещё несколько месяцев. Я не мечтала даже, что когда-то и у меня всё это будет, но я мечтала, представляя себя на их месте. Неизвестные мне детали и моменты, например, ответы мальчиков, к которым я подходила, взбив Амалиным движением свою начёсанную чёлку, я додумывала сама.
Многие фразы-ответы я брала из книг — тут пригождалось всё – от Стендаля до Толстого. Некоторые запоминались мной из взрослых разговоров, понимая смысл многих слов, я хихикала, вставляя их в свои истории. Я чувствовала себя взрослой и независимой. Иногда это длилось часами, потом я слышала голос взрослых, встряхивала голову, словно гоня от себя крамольное, и становилась снова собой.
Сестёр я очень любила. Самым невероятным событием была их ночёвка в нашей с братом комнате после дня рождения. Двуспальный диван раскладывался, нас троих клали поперёк, находили какие то подушки и валики для головы, пару одеял. Нам было тесно, непривычно, но мы были счастливы, шепчась и дурачась до рассвета, пока строгий мамин голос в десятый раз за ночь не обрывал наших диалогов.
Амаля умерла в 28 лет от СПИДа, который подцепила, употребляя наркотики. Иру я видела только на похоронах сестры, а затем бабки. Она пережила сложный аборт от взрослого женатого мужчины, выглядела потрёпанной и потасканной, она тоже употребляла героин. Я перестала общаться с ними примерно в 18 лет, увидев их один раз в состоянии наркотического опьянения, всех в прыщах и в неадеквате. Ира позвала меня к своей подруге в гости «на пять минут, кое что забрать», они закрылись в комнате, потом мы пошли назад домой.
В лифте она нажала на «стоп», села на пол и несколько минут сидела на корточках, смотря в одну точку. Я жутко испугалась и не могла понять, что с ней случилось. На мои вопросы она отвечала, что у неё всё хорошо. Я поняла, что с ней, только придя домой и всё хорошо обдумав. Потом я вспомнила, как подруга спрашивала Иру «а твоя сестра тоже хочет?», на что был дан ответ: «Нет, не трогай её, она хорошая девочка». С ужасом и благодарностью я вспоминала эту фразу несколько лет, кто знает, что могло бы случиться со мной в тот вечер.
После этой истории я стала жутко бояться и брезговать сёстрами, обрубила всякое общение, несмотря на их попытки встречаться со мной и «куда-нибудь сходить вместе».
До этого происшествия, несколько лет Амаля жила со своим парнем, с которым они вместе кололись. Когда мать парня стала его усиленно лечить, она выкинула сестру из дома. Амаля жила где-то по друзьям, потом пришла домой. Они с Ирой вынесли все ценные вещи, что были в доме. Что было дальше до момента её смерти я не знаю.
На высоком кресте, на кладбище, я видела её фотографию. На меня смотрела невероятно красивая голубоглазая девушка с роскошными длинными почти чёрными волосами. Такой я и хочу её запомнить навсегда.
Ира, идя со мной с кладбища, сказала, что понимает, почему я больше не хочу с ней общаться. «Знаешь, Катя», — сказала она, — «ты даже представить себе не можешь, как я тебе завидовала всю жизнь, у тебя была настоящая мать. Тётя Наташа всегда была такая добрая, такая внимательная, она всегда спрашивала, как дела в школе, причёсывала нам волосы. Я мечтала, чтобы у меня была такая мама. А наша всегда думала только о себе и своих мужчинах. Мы всегда были одни. Нам было совсем не с кем поговорить, только друг с другом. И когда Амаля попала в плохую компанию, никто её из этого не вытянул, никто не помог. Потом она и меня подсадила на эту дрянь. Если бы ты знала, как мы мучились и хотели с этим завязать. А вместо этого нам приходилось самим продавать наркотики, чтобы не сходить с ума от ломок из-за них.
По сути, Амаля и умерла, потому что больше не хотела их употреблять – у неё просто не выдержало сердце. Умирая, она умоляла завязать с этим хотя бы меня. Сейчас я не колюсь, не знаю, надолго ли меня хватит. Давай будем иногда созваниваться, рассказывать как у нас дела друг другу, может быть сходим куда-нибудь вместе, в кино, например». Я кивала головой и думала, что надо скорее куда-то бежать. Наверно я предала её, так ни разу не позвонив. Но, честное слово, это было выше моих сил. Я боялась. Боялась слишком сильно, чтобы себя пересилить.
Свидетельство о публикации №220050300609