Из ничего рождается нечто

В. Бузмаков

ИЗ НИЧЕГО РОЖДАЕТСЯ НЕЧТО

Санкт-Петербург, 2003

Озаренная               
Вечнопьяный змей
Крученый-перекрученный дедушко                из пластилина
Застуженный               
Свино-обезьяна


... еще час назад их не существовало...
Теперь же они, не церемонясь, захватили часть стола, смотрят на меня и чего-то ждут. Настырно так, смотрят... Как будто я обещал им купить мороженое и обманул... Сотворил на свою голову...
 - Ладно-ладно, пластилиновые, уговорили -только о вас... наглые...
Жанр будет обыкновенный - «Атональная пьеса для струнного квартета и литавр».
Название - ...-э-э-э-э... «Пластилиновая лезгинка»...... О, ляпнул, молодец...
Откуда взялась эта треклятая «лезгинка», и, что теперь с ней делать - непонятно...

                ПЛАСТИЛИНОВАЯ ЛЕЗГИНКА

Озаренная гуляла по пустынному берегу реки. Ей было необходимо кем-то или чем-то «озариться».
Недалеко от воды она увидела валун, но не озарилась, а подошла, смахнула с него пыль, села и лишь тогда озарилась видом спокойно текущей белой воды.
Стоял теплый (как бы - ма-а-айский) вечер. Сиреневый, нагревшийся за день валун грел попу. Все складывалось - просто замечательно.
Вечнопьяный змей был «вечнозеленый» и никак не мог выяснить: вечнозеленый он оттого, что вечно пьяный, или наоборот? Ему не хотелось оставаться  вечно пьяным и вечно зеленым, а хотелось - иногда трезвым и, пусть не часто, ну, например, оранжевым. Таким образом, решение вопроса взаимозависимости пьянства и цвета постепенно достигло качества навязчивой идеи применительно ко всей его нудно долгой жизни. Вечнопьяный спал, когда Озаренная уселась на валун, находившийся прямо над его норой. Она потревожила пару мелких камешков, те скатились в логово - змей проснулся. Он высунул наружу свою похмельную башку со свесившимся набок жалом и ткнулся в ногу девушки. Та взвизгнула, прекратив озаряться видом воды, и сразу же озарилась данной башкой. Она спросила:
- Вы кто?
- Это ты - хто-о-о-о, и-вз-з-диотка! - злобно ответил змеюга. Жало заплеталось во рту, мешало. - Шляются ф-ф-фу-сякие дуры, пониэ-э-эшь, каменюги  кыдають. О-о-о! Вопросы з-кха-а-а-!!!
- Ой, как интересно! - воскликнула Озаренная и затараторила:
- Как я мечтала-о-такой-вот-встрече-вы-такой-змей-чик-ой-зелененький-ой - пья-аненький, хи-хи-хи, вы наверное, философ, как Диоген - ушли от всех и размышляете в уединении под булыжником. Благородно! Возвышенно!  Вы герой! Герой!
«Ага, тем более, что слова вставить невозможно», - подумал понемногу начинающий трезветь Вечнопьяный. Но ему было приятно слышать восторги в свой адрес. (Змеи, как известно, не дураки, но лесть - такая штука...)
Подобрев, вечнозеленый попросил мадемуазель заткнуться. Та послушалась. Он достал бутылку вина, откупорив, отхлебнул немного и начал лекцию об эволюции цвета в зависимости от пьянства. Озаренная благоговейно внимала, озаряясь все сильнее и глубже.
Белая (до тривиальности) вода флиртовала с берегами. С правым - сиреневым - пришлось прервать отношения, так как на нем расположились змей и девушка, какая уж тут интимность. Вода сосредоточилась было на левом - обычном, но и на нем, вскоре, появился кто-то. Блондинка расстроилась и, огорченно вздохнув, продолжила свой бег в гордом и несколько оскорбленном самосозерцании.
А появился не кто иной, как Крученый-перекрученный дедушко. Крученый он был потому, что постоянно «кру-тил-ся»: мошенничал,  сидел  в  тюрьме,  пел  на  сцене,  торговал, преподавал физкультуру, побирался, писал стихи, таскал тяжести; мошенничал, сидел в тюрьме...(дальше по кругу). К старости моральная крученость очень естественно переросла в телесную перекрученность. Передвигался он теперь с трудом, при помощи (а вот и не клюки, а вот и не посоха) собственных ног.
Дедушко был хитрый дурак. Он направлялся к реке и думал о том, как бы так переправиться через неё - не переправляясь.
Доковыляв до самой воды, дед остановился. На перекошенном его лице возникло выражение крайнего недоумения. Он нагнулся, чтобы рассмотреть поближе - действительно ли она белая?
- Б-ба-а-ах-х!!! - волна окатила его с ног до головы, или с головы до ног. Дедушко шарахнулся назад и обиделся: «Обхитрили! Это меня-то, самого хитрого!»
Обиде помешал донесшийся с противоположного берега звук - Озаренная что-то проверещала. Крученый, увидев её, быстренько превратился из обиженного в хитрого и крикнул:» А-а-ЭОУ-Ы-ы-ы-ы!!!» - пятьдесят четыре раза. Выяснилось, что глотка у него тоже перекошенная. Он продолжал орать.
Озаренная, услышав дедулину лебединую песнь в пятьдесят седьмом исполнении, бросила надоевшего ей Вечнопьяного и  озарилась свежим  предметом. Она  забежала по колено в воду и стала интенсивно махать  руками, приветст- вуя Перекрученного.
- Ох! Дедушка! Ах-ох, немой. Почему - не Мой? Ой, как здорово! И-их! Вскрикивала она, дрожа и подпрыгивая от возбуждения.
Вечнозеленый перешел в категорию совершенно-в-стельку-пьяных пресмыкающихся. Он выругался, плюнул - не получилось, закашлялся и убрал башку внутрь своего жилища. Там, предаваясь размышлениям о вечном вопросе за очередной бутылкой с автопортретом на этикетке, змей уснул.
Тем временем, дедушку совсем уж перекрутило после ста пятидесятикратного повторения чертовски насыщенной смыслом фразы.  Озаренная билась в конвульсиях.
Это могло продолжаться очень долго, но из-за поворота реки показалась байдарка, в которой плыл Застуженный (ну, то есть, полностью). Плыл он медленно, хотя был силен физи-чески (подлец), греб веслом равномерно и индифферентно.
- Р-раз... два-а-а... р-раз... два-а-а...
Не произвели на него впечатления и уже попавшие в поле его зрения Озаренная с Перекрученным,
- Р-раз... два-а-а... р-раз... два-а-а...
которые, как только заметили лодку, стали вопить и показывать гребцу жестами, что нужно остановиться и помочь дедушке переправиться.
- Р-раз... два-а-а... р-аз... два-а-а...
Застуженный с трудом, но понял, о чем его просят, да сложно ему было решить задачку с двумя неизвестными: «к какому берегу причалить?»
- Р-раз... два-а-а... р-раз...
«К правому, или к левому?»
- Р-раз... два-а-а...
«К правому?»
- Р-раз...
«Или к левому?»
- Дв-в-в!!!! - Прилетевший с дедушкиного берега булыжник больно стукнул Застуженного по лбу. Лодка пере-вернулась. Непонятливый упал в воду. Его застуженные мозги сделали: «Тик-так», - и выдали информацию: «К левому», - булыжник ему не понравился.
- Р-раз... два-а-а... - это гребя одной рукой. Другой он тащил за собой лодку, никаких сомнений, к левому берегу.
Озаренная захлопала в ладоши. Дедушко испугался: «Ноги-то - перекрученные, не убежать». И не убежал.
Вытянув из воды байдарку, отдышавшись, Застуженный подошёл к дедушке и трахнул его по голове кулаком. Перекрученный раскрутился и, внезапно обретя дар речи, сказал с великолепным произношением: «Козёл!»
От свершённого подвига он очень устал, прилег отдохнуть, снова скрутившись, и потерял сознание на всякий случай. Меланхолично так, взяв старичка за шиворот, Застуженный приволок  его  к  лодке.  Затем   спустил  судно  на воду, закинул в него деда, сел сам:
- Р-раз... два-а-а..., - они на другом берегу.
От переозарения у Озаренной кончились «охи» и «ахи» - она задыхалась.
Застуженный сгрузил дедушку, отнёс его к валуну и положил на землю, прислонив спиной к камню. Пока относил, да ещё застуженный, лодку «увела» игривая водичка. Закончив с дедом, он вернулся за байдаркой и, не увидев её на месте, не удивился, а решил определить путем математических вычислений: «Хорошо это или плохо?»
Застуженный математик приплелся назад, к валуну, и застыл истуканом рядом с дедушкой, который спал, но скорее хитрил, что спит. (Дурак-то он дурак - а переправился в конечном счете.)
Озаренной наскучило задыхаться. Она подошла к ним и тоже села...
Каждый думал о своем: Змей во сне решал свою проблему, застуженный математик - свою, Озаренная размышляла над тем, чем бы ей ещё таким озариться, Крученый-перекрученный дедушко хитрил...
В таком состоянии они просидели тысячу лет.
За это время вода сделала свой выбор. Повезло левому - обычному берегу. Они любили , и вполне естественно, что им хотелось быть как можно ближе друг к другу. Вода постепенно размывала его почву, унося ее куда-то дальше, к морю. Они были довольны. Их уровень по отношению к  правому берегу опускался  все ниже и ниже.
Сиреневый берег, напротив, становился тверже, крепче, его уровень повышался ровно настолько, насколько понижался уровень счастливой пары.
И вот теперь, как валун, так и расположившаяся возле него компания, находилась на самой вершине высокой сиреневой скалы.
От внутренней работы их всех, кроме Змея, оторвал громкий визг и барабанный бой. Прямо перед ними танцевала лезгинку Свино-обезьяна. За тысячу лет они уже забыли, с чего все началось, и кто они такие. Свино-обезьяна бешено колотила копытами по коже барабана, излучая какую-то завораживающую силу. Они дружно пустились в пляс.
- Тага-дай, тагадай - да! Тага-дай, тагадай - да!
Вечнопьяный вечнозеленый змей вновь проснулся, приложился к бутылке и выполз на свет божий.
- О-о! Пляшут, - сказал он, - и - правильно!
Во сне он решил свою проблему:
Чтобы не было никаких проблем - нужно быть вечно пьяным и танцевать лезгинку!
- Тага-дай. Тагадай - да! Тагадай, тагадай - да!

Пластилин - материал недолговечный... Вот их и не ста-ло... Однообразная бурая масса в руках... Скоро появятся новые, а может и не появится больше никто... Можно, конечно, было поставить их в холодильник, да что за жизнь - в холодильнике.

ЧЕБУРАШКА

Служил я в Карелии. В советской армии, естественно. Зима там, сами понимаете, мягкая, теплая, минус сорок - не редкость, а так и все пятьдесят.
В один из выходных дней, в январе, двое наших солдат срочной службы пошли в увольнение. Конечно, разоделись, расфуфырились, как могли. Шинели сидят, как влитые, сапоги, пуговицы блестят, шапки-ушанки зашиты, как водится, то есть часть шапки - собственно уши - пришиваются намертво к верху шапки. Форма головного убора - прямоугольная, ну, кто служил - знает, как это делается. Одним словом, Сергей и Сардар выглядели «красавцами».
Ушли они днем. Посидели в кафе. Зашли в гости к знакомому. Вечером на танцы. А там - девушки, разговоры и прочие дела.
В общем, на автобус Сардар и Сергей опоздали, и пошли пешком до части. А часть-то за городом, идти по дороге минут двадцать-тридцать. Кругом лес,  попуток -  нет, температура понизилась градусов до минус сорока пяти. Уши начинают мерзнуть. Серега оторвал и опустил пришитые уши шапки, завязав их под подбородком. А Сардару стало жаль портить «красоту». И он решил, что, как-нибудь дойдет и так, попеременно отогревая, то одно ухо, то другое шерстяной рукавицей. А вскоре его уши, вроде бы, и не мерзли особо.
Километрах в двух от части, из леса,  на  дорогу  выскочили два кабана, но кабанам было не до людей. Все обошлось.
Обсуждая проведенный достаточно весело день, увольняемые прошли через КПП, отметились, и, прибежали в казарму. И тут - началось!
Через несколько минут после того, как они разделись, у Сардара Авликулиева стали расти уши, приобретая фиолетово-синюшный цвет. Конечно же, стало больно. Он принялся носиться из угла в угол, причитать и призывать Аллаха, вперемежку с русскими ругательствами. Вся казарма умирала от смеха. Жестоко, конечно, но, уж, больно уморительно выглядела усатая детина, с увеличенными в два раза ушами, непонятого цвета...
Вызвали врача. Он смазал чем-то больные органы. Уши на следующий день уже не болели и приобрели нормальный вид. Но, с легкой руки местного юмориста весь оставшийся год службы Сардара Авликулиева никто иначе, чем «Чебурашка», не называл.
Сначала он обижался, пытался лезть в драку, когда его так дразнили, но потом смирился, и, когда бывал в хорошем настроении, говорил, глядя на себя в зеркало, поглаживая уши: «Эх, цебураска ты моя, цебураска». И улыбался....
Мораль - ребята, не форсите не к месту, а то станете Цебураской.


ШТОРА

Темно-розовая... тонкая...в серебристую клетку, крупную...колышется от ветра,  сквозящего из щелей в оконной раме. Заклеить окна мне лень, уже второй год. Сейчас зима, бывает очень холодно, но всё равно лень.
Сегодня относительно тепло. Штора болтается себе. Я себе сижу и  пишу...
Однако в движении шторы есть что-то завораживающее. Её слабое неравномерное покачивание постоянно привлекает моё внимание.
Штора, само собой, висит на карнизе. В её верхний край вгрызлись железные зубы, которыми снабжены кольца. Кольца вдеты в, собственно, карниз. Они могут двигаться по всей его длине, но не более того, так как стоят ограничители. Карниз намертво присобачен к стене.
У карниза - полная несвобода. У колец - свобода, ограниченная длиной карниза. У шторы такая же несвободная свобода, как и у колец, с той лишь разницей, что её крепко держат зубы колец. Видимо, хуже всех - шторе. Отсюда и её, пока робкие, попытки освободиться. Тем более, что возможность стать абсолютно свободной, то есть упасть вниз, у неё, по сравнению с другими, самая реальная. Стоит только коль-цам разжать хватку своих зубов. Сделать это довольно просто, кому-нибудь.
Самим кольцам для освобождения нужно, чтобы сняли ограничители, а они  устроены так,  что  необходимо снять карниз, иначе никак. Карнизу тоже ничего  не светит, так как для его освобождения пришлось бы очень постараться, чем ник-то заниматься не собирается. Но, по всей видимости, ни кольцам, ни карнизу это всё ни к чему, им и так хорошо.
Десять лет уже висит это обычное сооружение. Свою прямую функцию оно выполняет редко. Функция - закрывать яркий свет солнца, чтобы не мешал. А ввиду того, что солнца у нас мало, и летом, как правило, в комнате никого не бывает, то и находится штора в одном и том же положении, и скучно ей, и хочется улететь. Хорошо ещё, что окно не заклеено, да форточку иногда открывают, хоть ветерок немного скрашивает существование.
И мечтается ей, что - когда-нибудь - случится ураганный сквозняк, вышибет окно, кольца от напряжения разожмутся или сломаются, вынесет её этим ветром, и полетит она аж с восьмого этажа, и воспарит еще выше, и увидит, наконец-то, другой, лучший мир, и ощутит наслаждение полетом. И, конечно, неминуемо то, что она вскоре упадет на землю, и, что с ней будет дальше неизвестно (может быть, её кто-то подберет на тряпки и изорвет на части, или ещё что?) - все равно! Стоит мечтать о такой жизни - новой и свободной, а не быть прибитым к стене, или бегать туда-сюда, да и то очень редко, по прямой железной и узкой дорожке...
Оторвавшись от писанины, я внезапно вижу, что снаружи поднялся сильнейший ветер, видимо ещё  резко потеплело...
Я встаю, открываю все двери, распахиваю настежь окно - Лети! Хрен с тобой!


ПОЛУФАБРИКАТЫ № 1


                ... кто нормальный, а кто нет,               
                общество само решает, а  ты уж изволь
                соответствовать...
                Кен  Кизи. Пролетая над гнездом
                кукушки.


«Бодун» - великая вещь!
Как приятно проснуться с раскалывающейся головой и знать, что сегодня - ничего делать не надо, что все равно бесполезно; бесцельно слоняться по комнатам, лежать, смотреть телевизор, пить крепкий чай, то есть - бездельничать и валять дурака...
Где тот далекий остров, на котором есть возможность осуществиться в качестве богофюрера-Брандо Узоры грязи перед глазами. Тиканье красной дряни со стрелками. Бежит, гадина, и никуда не денешься от этого. Собачья цензура. Китайские мальчики с обритыми головами. Прибабахнутая Русь-Матушка. Смерть и любовь. Гиена и тополь. Мир. Космос. Создатель. Идиотизм человеческого присутствия... Бедный и Горький. Как поиздевались. Могильные черви наводят порядок в их черепах... Гамлет... Гангрена... Гангрена мозга. Чувствительная белиберда. Полосатая   жизнь  ребёнка, зачатого неизвестно зачем, чтобы помучился, видимо... Скучно... Свет. Город. Музыка. Сны. Сны. Сон. Женщина... в образе старой безмозглой коровы, перемалывающей зеленую травку из-под копыт...Куда?... Весёлые попугайчики мыслей - канули... Безвозмездное периферийное хамство. Эрмитаж и дерьмо. Бестолковая толкотня кретинов. Танки, «Кино». «Нос». Осёл. Новосёлы. Слывущий пупом земли. Русский. Еврей. Еврейский русский. Русский еврей. Европа. Америка. «Унесённые ветром». Унесём. Что унесём-то? Кучу мусора, да? Но и целый мир! ... Завистливый болтун-заяц опустил уши - боится . Кого боится - непонятно...               
Мне говорят: «Молодой человек, у вас в голове - гречневая каша».
А я согласен. Хорошо это или плохо - не знаю, да и не хочу.
Твердолобая самоуверенность, по моему, не лучше, когда: вот тебе - белое, вот тебе - черное и на сто лет вперед никаких изменений и сомнений. А, вдруг, назавтра - все, что сегодня считается полезным, окажется полной чушью? Примеров масса.
Ладно, я есть идиот - тоже, между прочим, позиция. Только, вот, не надо Достоевского.
«Лентяй ты», - говорят.
Верно, лентяй. Бурная деятельная натура, устремлённая - бешено, правда не подозревающая куда и зачем, нам гораздо милее. Слава активности! Ура! Этой самой натуре ведь лишь грезится, что она устремлена «туда-то» и за «тем-то», а на самом деле ..?
...Кукушка занимается отсчетом. За стеной завёлся простой советский дятел-сосед. Стоически стучит, нехороший мой, часика три уже, и не надоело ему. Что он там колотит с таким остервенением? Ну, наконец-то, забил достиг, рад за тебя... Мазохистские изыски. Спокойно-усталые поползновения. Простые, до безобразия, «нечто». Глупейше-счастливое хождение. Встреча. Идиотически-идиллическое восприятие этого поганого мира...
 Вы заметили, что человек, смотрящий на солнце, сильно отличается от человека, смотрящего на звёзды? Солнце иногда греет, но слепит - подавляет. Со звездами же мы на одном уровне. Ты глядишь на них, они - на тебя, - демократия. Зачем мне день? Мне противен день. Утро, не приходи. Оставьте ночь. Я не хочу солнца, я не хочу света. Впрочем, пусть будут, раз они существуют. Но! Мне! Оставьте! Ночь!
...Некролог... Некрофилия... Ноктюрн...
Сидит, такая симпатичная, нечисть и спрашивает:
- Ты не спишь?
- Нет, - отвечаю.
- Почему?
- Не желаю.
- А чего же ты желаешь?
- Не знаю.
          - Так спи.
- А с какой стати я должен спать?
- Ну, ночью все нормальные люди отдыхают, набираются сил.
- А я не устал. Ты-то сам (или сама, или само, кто ты там - не поймешь) чего тут болтаешься, дрыхло бы себе.
- Я не могу - сегодня моя смена, возись тут с вами, с полуночниками, а потом скажут: « То не так, сё не так, почему он у тебя не слушается?»...
- Ладно, пойдём со мной, осень на улице...
...Осень... Сентиментальность и рефлексия... Счастье страдания... Осень ни от чего не зависит и дарит себя всем без исключения. Ей безразлично, куда кидать свои разноцветные листья. Она говорит, что всё рано или поздно заканчивается, и что это прелестно, и что это правильно. Когда стоит теплая тихая солнечная погода, приятно бродить или ездить по осеннему Городу. Никто тебя не раздражает, любишь и прощаешь  каждого  подонка, и готов отдать последнее, лишь бы только сохранить это состояние полной гармонии с природой, Городом, самим собой, которое посещает нас - только осенью.
...Кефир - бальзам бесконечности... буги-вуги по дождю... туча падает на Пулково с дежурно-кислой физиономией... приехали... Грязные дома, улицы, Грязные машины, метро. Вонючие, гнилые каналы. Грязная Нева. Грязный Город... Забито-унылые лица. Мерзкие одежды, грязные души  -  грязь, грязь  и  грязь. Кажется,  что вот-вот  сойдешь с  ума.  Сон  кошмарный. Бред! Сидишь, смотришь на собеседника и думаешь: «Что за ахинею ты несешь?! Ведь я тебя знаю. Ты же не такой болван, каким пытаешься выглядеть! И при чем здесь я? И зачем я - здесь?»... да-а, приехали...
Музыканты у собора. Весёлые, смеющиеся люди, пусть больше пьяные и иностранцы. Великолепие архитектуры. Творчество. Любимая. Друзья... Если существуют вещи, не дающие тебе утонуть, выходя из дома пасмурным осенним днём, то видимо, не так уж глупо и бездарно проходит твой отрезок времени. И не серая масса, а милые сограждане спешат по своим (а, вдруг, и по твоим) безумно важным и бесконечным делам...
...Сограждан многовато, рябит от сограждан... Один, второй, пятый. Семнадцатый, двадцать восьмой... - Р-раз, так - и, Марк Твен!... Симбиоз конфликтов... Нытьствующие элементы... Не то, чтобы не люблю центр, но непривычно жить в музее. Музеи обычно посещают. Так мы, жители окраин, и де-лаем. Из Ленинграда в Санкт-Петербург - за полчаса. Семь-десят  лет - за полчаса! Возвращаешься назад - Родина, советская родина. Всё по дубовому, но зато - какой простор!.. Нравятся собаки и человеки, которые считают, что живут в общественном туалете. Молодцы, просто ступить некуда... Боготворю продавцов, точнее продавщиц, продо-вольственных магазинов - порода... Забавляет дружба-вражда с Москвой. Два Города играют в игрушки и хвастаются, друг перед другом, у кого они краше, у кого их больше... ...Сплошное  кантри,  контра,  контр-эго...Наши Арии Долго Ели Жадно Дергая Армстронгом... Маразматические инсинуации окончательно затвердевшего микрокосмоса, да и мозги похудели настолько, что непонимание достигло апогея...   
Поздно ночью в метро сажусь в вагон поезда на одно из передних мест, по ходу движения. Вскользь, замечаю молодого человека, сидящего в соседнем вагоне на ближайшем ко мне последнем диванчике, на той же стороне, что и я. Ну да, мало ли обормотов шляется.
Поезд отправляется. Я достаю из пакета книгу, раскрываю и полистав, пытаюсь читать. Через пару минут становится ясно, что это бесполезно. Возникло ощущение тревоги, даже опасности. Бессмысленно мелькают буквы и строчки. «Что ж такое? Видел я его где-то?... Лицо знакомое вроде... Учились вместе, или работали..? Ба-а-а! Это ж - я!!! ... Всё - спятил!»   
Закрыл, открыл, зажмурил, открыл - сидит. Холодный пот. Но: одежда на нем - не моя, поднял руку - тот не хочет. «Ага-а, не спятил».
Он дремлет, а я, не отрываясь, разглядываю его: форма лба, разрез глаз, нос, подбородок, губы - все у нас с ним совершенно одинаковое. Будто делали из одной заготовки. И его самодовольная ухмылка в дрёме, опять-таки моя - фирменная. Правда, прически разные. Стало обидно,  словно  обокрали.  Я  же такой  оригинальный и неповторимый, а тут - на тебе, двойник. Затем интересно - кто он такой, чем занимается? Надо бы познакомиться.
Технологический. Он открывает глаза, поднимается, выходит на перрон. Я немного задерживаюсь в дверях вагона (иногда бываю жутко воспитанным, особенно когда не надо), но успеваю заметить, что двойник побрёл на противопо-ложную сторону станции. Делаю несколько шагов за ним и ... стоп! Внутри срабатывает выключатель - «не подходи». По-том - мне нужно идти на переход, другая линия, двенадцать ночи, неудобно приставать к незнакомому человеку, да и глупости всё это... В общем, я уехал в своем направлении.
На следующий день со мной случилось несчастье.
Крыса Анфиска встала в клетке на задние лапы и усиленно работает носом. Она - аристократ и гурман, что попало, не ест.
Например, недавно сей гедонист, случайно получив свободу, так обрадовался, что решил её приобретение отметить трапезой. Меню было скромное: новый плащ, левый лакированный ботинок и кожаная куртка, почему-то старая. До сих пор, по  довольной крысиной морде видно, что было очень вкусно...
А-ля, больница. Сумрак. Палаты, нянечки, больные. Санитар. Все обо мне нечто знают, чего я не помню, так как попал сюда непонятным образом, после провала в памяти. Что я делал эти три дня?! Ужасные вещи, видимо.
Ощутимое давление окружающего пространства.
Пытаюсь выбраться из этого, вроде бы, дурдома. Мечусь по комнатам, натыкаясь, то на одного, то на другого из Них. Страшно.
Страшно!
Санитар тащит по коридору большой квадратный чёрный футляр от какого-то музыкального инструмента. Футляр открыт, внутри бегают мокрицы. Я вдруг понимаю, что футляр -  гроб! Со всего размаха Санитар толкает меня ящиком, мокрицы попадают на мою одежду, руки. С диким воплем несусь в туалет, стряхиваю насекомых, мою руки. Мерзко.
Санитар за мной. В его глазах и фигуре - колоссальная, неумолимая сила. Шарахаюсь вправо, влево, пытаюсь выскочить из двери в коридор. Он не пускает, загораживая собой и ящиком выход. Наконец, мне удаётся, как-то поднырнув вниз, избавиться от Него.
Срочно нужно найти женщину-врача. Работает в кабинете... не помню, что-то связанное с наукой. От нее все зависит. Выбегаю из здания, с  центрального входа, ищу ее везде.
Дождь прошел. Дети играют в футбол рядом с дорогой, в совершенно неподходящем для подобного занятия месте. Похоже на пионерлагерь. Почему-то я думаю, что Артек, где собирался работать, но не вышло. Осеняет: «Значит, все-таки, поехал». Только на дурдом уж больно смахивает.
Продолжаю   поиски   женщины-врача. Нахожу её на заднем помойном дворе. Она открывает крышку люка, похожего на мусоропровод, и говорит, что у меня проникнуть через него в лабораторию не получится. Сама влезает и исчезает. Я хочу сделать то же самое - нет, никак.
Возвращаюсь на центральный вход. Попадаю внутрь. Здесь всё изменилось. Светло. Стекла, пальмы в кадках.
Коридор, лестница, второй этаж. В просторном зале сидят какие-то люди, идет солидное совещание. Все изумляются моему появлению. Пробегаю мимо них к той части зала, где, на достаточно большой площади, сосредоточена масса буйной живой зелени. Напоминает бассейн. Приблизительно здесь, только на первом этаже, пропала очень нужная мне врач.
Бросаюсь на полной скорости в бассейн, но почвы под ногами нет! Лечу вниз (какой, там, второй этаж). Дух захватило. Лечу долго. Бассейн оказывается бездонным. Растения, его наполняющие, не задерживают падения. Цепляюсь за листья, ветки - все рвется, ломается. Попадается ствол какого-то тропического дерева, или бамбук? Хватаюсь обеими руками, торможу, скользя по нему, и, не приземлившись, обнаруживаю себя на постели с женщиной. Знаю, что знаком с ней, но не помню её вообще. Конец фильма.
Три месяца, проведенные в клинике после катастрофы, воплотились в данном сне. С психикой творилось что-то невероятное. Был страх, было повышенное внимание к стерильности, была женщина-врач, от которой всё зависело. Если говорить точнее, то от неё зависело, к какой категории мне себя отнести  - просто больной,  тяжело больной, неизлечимо больной, калека с надеждой, калека на всю жизнь, потенциальный покойник, покойник в чистом виде. Как бы сговорившись заранее, врачи - лечащий и заведующий отделением, персонал и больные, каждый по-своему - кто со злорадством, кто с сожалением, пытались заставить меня поверить в эти модификации понятия «человек нездоров». Я же однообразно отвечал им - и людям, и модификациям: «А вот --- вам! Плевать я хотел на то, что вы тут мне плетете! Я - здоров! И пошли вы все на ***!!!» Им не нравилось. Они обижались. Потом удивлялись.
Во-от...
Сон-кошмар, о котором идет речь, я видел лежа в больнице, когда ничего еще не было ясно. Он оказал на меня целительное воздействие, дал уверенность в том, что Все Будет Нормально, что - Миновало.
Через неделю меня выписали, признав полностью здоровым. Двойник больше не попадался. А ещё через некоторое время я встретил Ту женщину, из сна... как бы.   
....Р-р-р-р-ча-ча! Сауна... Мулине вертящихся кое-когдашек и кое-гдешек... Пожирающий витамины и недели... За окном чирикает счастливое созданье. Созерцание. Блудное детство. Голуби с перцем. Соседство. Травка. Горечь в груди. Или в желудке? Первая трудовая единица ползет на Кировский завод. Скрылась за углом - как не было ее... Пчелы. Шестнадцать этажей, тридцать, сорок - давайте-давайте...  Самоубийца-физкультурник  выходит  на тропу. Придурок!  Старательно  дышит всей таблицей Менделеева, как будто нет парка... Чайки летают, кричат и дерутся, ничем не отличаясь от ворон. Не представляю, какую нужно иметь извращённую фантазию, чтобы увидеть в столь гадкой птице - возвышенное... Танкер заходит в гавань. Кофе...
Замечательно быть талантливым и умным.
Неплохо быть глупым, но - талантливым.
Нестрашно быть бездарным, но умным.
А вот быть одновременно и глупым, и бездарным - это уж слишком.
...Имбирное варенье, баночка - 25 гр. На севере диком звонит колокол Софии, отнюдь не одиноко. Блюз. Меня сегодня все любят. Что с ними случилось? Ревут моторами звери под окном. Зелени еще много осталось, пусть и чахлого вида... За стеной  опять завелся простой, но - Российский дятел. Стучит и стучит. И так же, как и четыре года назад, не надоедает ему, нехорошему. Хаос резьбы по дереву. Оторопелые лица при взгляде на нищих, нагло  выпрашивающих подаяние, впрочем, оторопелые - не у всех. Многие повернули свои носы на Запад. К чему? Здесь же веселее - театр, цирк! Театр-цирк! Цирк...
ЦИРК. Окраина большого города. Брезентовый шатер, вагончики. Запах. Обслуга.
Клоун Петя - пожилой толстый большой и добрый.
Клоун Вася - молодой худой маленький и злой. Директор.
Эльза - лошадь породы «пони».
1-я девушка.
2-я девушка.
Вечер. Тепло. Петя сидит на деревянном стуле, пьёт «пепси» из бутылки и блаженно улыбается.
Петя. До вечернего представления осталось полчаса, а Васьки до сих пор нет. (беззлобно) Опять где-нибудь «шьёт», сволочь.
При входе у касс появляется Василий с двумя девушками под руки. Бараний взгляд, пьян. Проходят, поднимаются по ступенькам в зал. Вася усаживает девушек в первом ряду. Директор, находящийся на арене, увидев их, подходит.
Директор. (начальственным тоном) Та-ак. И долго вы ещё намерены над нами издеваться, господин ковёрный?
Вася. (показывает козу) У-у-тю-тю-тю-у-у-у! (неприличные жесты)
Директор. (спокойно) Вы уволены. Вон отсюда (уходит).
Василий, ругаясь, покидает зал, забывая о девушках. Он направляется к своему вагончику, хватаясь для опоры за всё, что попадается ему на пути.
Петя. И сегодня мне одному выкручиваться (с блаженной улыбкой) .
Вася плачет, залезает в вагончик, падает и засыпает, всхлипывая время от времени.
Начинается   представление. Петя,  как  умеет,  развлекает публику, но получается у него плохо... Наконец - представление закончилось...
Белая ночь. Петя сидит на стуле и поёт под гитару. Девушки, которых привел Вася, слушают и разливают по бокалам вино.
Из дверей вагончика высовывается всклокоченная голова Васи, далее на четвереньках следуют остальные части тела. Вася с трудом поднимается на ноги.
Вася. Кажется, меня выгнали из труппы, а, Петь?
Петя.  (прервав пение) Выгнали-выгнали, Вася.
Вася. Ну и чёрт с ними, им же хуже. Налейте, а то башка трещит.
1-я девушка наполняет бокал и подает его Василию.
Вася. (взяв бокал) За последний день в этом балагане (выпивает с жадностью)
Из-за вагончика выглядывает лошадиное лицо.
Петя. О-о-о! Эльза пришла! Иди к нам.
Эльза подходит. Ей наливают вина в таз, она пьёт немного, затем садится.
Эльза. Я сегодня так устала. Да ещё этот рыжий плебей «Граф» лягнул меня ни за что, ни про что, прямо на арене! Так обидно!
Вася. Меня тоже выгнали сегодня. Давай, Эльза, выпьем на прощанье.
Они чокаются, бокал с тазом, выпивают вино.
Петя и 2-я девушка заходят внутрь вагончика и закрывают за собой двери.
1-я девушка. (ласково) Эльза, покатай пожалуйста.
Эльза кивает. Василий берет ее за гриву, девушка садится - они идут гулять по городу. Вася и Эльза читают стихи по очереди, пикируются эпиграммами... Гуляют всю ночь.
Под утро, проводив девушку, клоун и «пони» возвращаются: Эльза в конюшню, Вася к себе.
2-я девушка тоже ушла. Петя сидит на стуле, пьёт кофе... и блаженно улыбается.
... Вокалист поёт упражнения так, словно его пытают в гестапо или ЧК: «А-а! А-а-а-ааааа! А-а-а-эээээээ!» На тон выше: «А-а-а-эээээээээээ!» А тут совсем уже высоко ему: «А-а-аыыыыыыыыыыых-х!» Бедный, ну, давай, еще, поднапрягись, родной, ну, вот-вот, давай, еще, давай, еще... или рожает?... Он рожает, она рожает...
Он и она - молодая семья. Он - твердолобый Телец, она - твердолобая Овца. Сидят играют в шахматы. Партия в эндшпиле. Она её выигрывает, поэтому самодовольная улыбка висит у неё на лице. Он нервничает, суетится и проигрывает окончательно.
Она. Тренируйся дальше, остолоп!
Он. Да иди ты!
Оба закуривают. Затем начинают бодаться. Он побеждает. Валятся на тахту, смеются. Тривиальность. Быт. Меркантильность. Обиды, зависть, деньги...динь-нь-нь!..... дн-нннн!... др-р-р! Дорога... Дорогие далёкие дали... Дали (Сальваторе)... Дорога ввысь... Летит большая птица, точнее парит. Горы, горы и горы. Хижина... на заросшей деревьями площадке. Из хижины выходит свиноподобный господин, одетый в тройку небесного цвета. Его щегольский вид является контрастом к запущенности хибары и говорит о том, что он здесь - не хозяин... и все...как обрезало...
...Звуки, шумы, шаги. Гобой - кряхтит. Рембрантанат Кагор.
Фиг вам, золотые мои. Эклектика. Слоны. Семь слонов. Микроволновая печь. Реклама - убить мало..! Фотомодель. Фемистофель Кадушкин. Ферментарный закон. Стансы-прагматики. Тикарейшина. Бум-м-м! Аполитичность - тоже, своего рода, политика... Кажущаяся простота - безрадостно нудна... Фотомодель, застигнутая врасплох за утренним туалетом, вылетела на улицу через балкон и ударилась головкой об асфальт. По телу проехал каток. Осталась разноцветная картинка.
Фемистофель Кадушкин рассматривал изображение полуобнажённой красавицы и ковырял в носу. Он откусил два пальца от своей руки, позавтракав таким образом. Пока жевал - выросли точно такие же.
Кадушкин был «даун-н-н!» Но ему очень хотелось стать «кретином». А для того, чтобы стать «кретином», тре-бо-ва-лось иметь четыре свиньи, которых ему неоткуда было взять.
Жил  Кадушкин в гнезде, оно находилось на высоте пяти  метров  от  земли. Он спрыгнул вниз  и  пошел. Ему  то ими свиньями на поводках. У одного даже было целых шесть штук. Они шли на задних копытах, строем и горланили «Yesterday».
«Даун» Кадушкин не знал, куда он идет. Во-первых, потому, что он был даун. Во-вторых - ему очень хотелось стать кретином, так как вокруг жили, почти поголовно, они - те, кого он ненавидел и кому завидовал.
Фемистофель Кадушкин - страдал!
Страдал оттого, что у него нет, хотя бы ма-а-а-аленького поросёночка! Что кретины живут в гнездах гораздо ближе к земле, в двух метрах, и им не надо каждое утро прыгать с такой высоты, с какой приходилось прыгать ему! О-ох! Как он любил бы своего поросенка, появись он вдруг, как бы он его - лелеял: кормил бы самым нежным мясом со своего тела (Другой пищи данные свиньи не признают).
Очутившись снова у своего гнезда, Кадушкин остановился. «Ну вот, всё по кругу, да по кругу. И не свернуть», - обреченно подумал он.
Но, несмотря на огорчение, Фемистофель сел под гнездом, и, мечта унесла его на своих радужных крыльях.
Он уже ясно видел: вот, чудесным образом, появился поросенок, который растет, растет, растет, растет - вырастает в громадного борова; он его спаривает, за спаривание берёт поросятами; вот вскармливается, жиреет второй,  третий,  и,  наконец,  такой  заветный,  желанный  -  четвертый! О,  восторг! О, блаженство! О, слава! И, можно спокойно помирать, зная, что цель твоей жизни достигнута, вершина покорена, что хотел вот - и стал, самым Настоящим, Полным и Законченным -
кре-е-е-ти-и-и-но-о-о-о-о-о-о-о-о-о-омм-м-м-м-м-м!!!!!!!!!!
...отдохновение от отдыха. Кикимора вечности. Лядов. Композитор... ска-азочный композитор... Сказка...жили-были дед и баба, ели кашу с молоком... Жил дядя. И так ему было - всё равно, что действительно, всё - равно. Не умный, не дурак - все равно.
Скажешь ему «стой» - он ни с места. Скажешь «убей» - убьёт.
Раз ему, значит, говорят: «Иди-ка, поработай, а? Сделай нам такую-то работу». Пошел. Сделал. «Денег, - говорят, - тебе не дадим за работу».
- Не надо.
Бац! Женщина. Тетя, то есть. Ей еще все равней все равно, все равней все равно, все равней все равно...
Им говорят:
 - Женитесь, детей рожайте, растите их, если, правда, с голоду все не умрете.
 - Ладно.
 - Да-а, революция у нас тут научно обосновалась...
Та-ак, о политике - не будем. Отбой... Трубач... шито- крыто, открыто, крыло, полет, муха...
Он гонял Муху по комнате посредством полотенца. Белого.
Муха попалась активная - приземляться, припотолкяться, пристеняться она не собиралась. Врожденное.
Он попробовал сбить ее на лету - довольно сложно. Каждый взмах влечёт за собой существенное движение воздуха. Муха, через раз, попадала в воздушные потоки, ее сбивало с курса. Она думала: «Ой! Что это? Ой! Куда это меня? Так ведь и прихлопнут!»
И он, в конце концов, сбил её, уже ополоумевшую и летающую абы как. Он успокоился.
Муха оказалась за шкафом, ее тошнило от перегрузок. Но, осмотревшись, она подумала о том, что жизнь - интересное занятие, только, пожалуй, стоит вести себя - чуточку посдержаннее...
...Сдерживающий фактор. Держава. Державин. «Зри, премудрая царица!» Трудно держать голову прямо...  Как великолепно проснуться с похмелья и знать, что сегодня ты обязан быть в трёх-четырёх местах, обязан активно действовать, выглядеть и. т. д. А хочется - лежать, бездельничать и валять дурака.
                1988-1999 гг.
 
ПОЛУФАБРИКАТЫ № 2

                - О чём этот фильм?
                - А ни о чём.
                (из пародии на интервью)

1991 г. На проспекте имени Карла Маркса - зима, и учреждение по скупке золота. У меня температура 39, и деньги, как обычно... Стою третий день с утра до вечера.
Идет небольшой снег, но мокрый. Обслуживают клиентов по двадцать в сутки, а в очереди скопилось около двухсот человек. Все уже перезнакомились и успели надоесть друг другу, как близкие родственники.
Барыга скучает - никто за полцены отдавать не хочет. Тяжёлая у него работа!
Я «ползаю» по тротуару, мне плохо, меня покачивает. Снегопад резко усиливается. Крупные хлопья. Всё вокруг становится белым... Снег решил завоевать Город. Сыплет и сыплет, и сыпет, и сыпет, того и гляди - совсем...
- Как же нам жить, снег?
Скажите, скажите!
- Ой, да живите вы все - как хотите.
Я буду падать, а вы  - живите!
И сыпет и сыпет... и кончился.
И слава Богу. Иду в чайную - погреться и поесть. Чудненькая такая чайная, даже аквариум есть...рыбки дышат болезненно...
Девушка смотрит на них удивлённо,
Гребенщиков рисует картины.
Бабушки спорят - так вдохновенно!
Бабушка встала напротив уверенно,
(стало не видно) смотрит рассеяно
прямо, чуть влево, вниз.
Вредная бабушка, как вам не стыдно!
Но, вот, ушла - и уже не обидно.
Милая девушка смотрит в аквариум.
Где же небесный ваш импресарио,
Тот, кто умчит вас с собой далеко,
Туда, где не сможет обидеть пальто.
Там вас не станут топить в болоте,
И, вдруг, не сбросят вниз с самолёта,
И на заре не приедут пытать,
Там - все вас будут любить и ласкать...
Горячий чай ласкает меня изнутри. Выходить на улицу нет никакого желания. Сижу на подоконнике, под которым находится батарея отопления. Греет от души. Разморило... Хорошо... Останусь здесь навсегда... Не выразить в словах...
                И цветом не сказать
                О том, чьё не дано остановить движенье,
                Того, что не дано обосновать
А мы и не будем, больно надо... А почему это я нахожусь у своей бабули, в её доме, да ещё и на Урале, когда очередь может пройти? И при чём тут Чехов, медленно опадающие жёл- тые листья и тишина? И осень, неврастеник,
                Заглядывает в окна,
                Гитара не звучит,
                Зима на полпути.
                Ровесники судьбы,
                Ровесники безбрежья,
                Куда несётесь вы,
                Куда несёте вы.

Ни Кто несет, ни Куда несет - неизвестно...
Неизвестно зачем,
Конокрадом пробравшись в конюшню 
Замечательнейших идей,
Ярко-синяя ночь
Мне напомнила юную душу
Последних
                Октябрьских
                дней.
Модерато в природе... Диминуэндо... Чайковский «Времена года». Упадок. Скованность. Мягкая... Слышно приближение... Осень - это, когда «Уже», а не, когда «Еще не...»
Упадок и уныние
                сковали наши звуки,
Уже не сможем мы
                серебряный рассвет
Воспеть без содрогания
                о завтрашней разлуке...
В прозрачности, вдали
                мелькает силуэт... чей?... её?...
                неужели она?... да нет, откуда...
Уже прошло.
И сердце бьется ровно,
Когда я вижу тень
                полузабытых чувств.
                Уже не всё равно, как на тебя посмотрят,
                что скажут - «люди»,
Грустно...
          А-а, и пусть...


Ну да, как же, «прошло»...



Ожидая прихода садистки, становлюсь мазохистом...
Февраль - старый дурак...
Невыносимо хочется к морю...
Вершины гор,
                полёты над равниной
                снятся,
Над буйным лесом,
                и совсем - не двадцать,
Подзадержался... может быть, смешно?
                - Напрасно.
Напрасно ждать!
                «Гестапо» милое
                - наверно -
                не придет,
                и хорошо...
И вместе с тем -
                ужасно.
Сбежал от нее на юг - еще хуже.
Больно,
             хочется водки,
                хочется съездить по морде,
Себе,
         но будет больно.
К тебе
         Хочется...
                поездом...
Поменял карты в своем пасьянсе Отчим небесный,
- Смеется!
Лишь в кадансе сна с тобой уединяюсь, но проснусь,
И снова...

«Больно мне, больно» - постоянно скулил по радио известный «певец» в поезде, на котором я возвращался. Ну что теперь сделаешь... Дорога. Даль. Звук «Д». Дн-н-н-н...
Дорогие далёкие дали...
Задалёкие детские были...
Мы когда-то уже сказали,
Что, конечно, уже любили.
               
И горящий вольфрам созвездий               
Так уже светил, понемногу,
В предыдущих и будущих жизнях
Мы искали и ищем дорогу.

Постоянно меняя сказки,
Запрещая себе поступки,
Мы гонялись за высшей лаской,
Как за редкой и нужной покупкой.
Незамеченным медленным ходом
Истекает молочное время,
Високосным, особенным годом
Мы заносим свою ногу в стремя,

В безмятежие нового века,    
Апокалипсис - не уместен,
Белый конь унесёт человека,
Что становится  - неинтересен.               

Неуместен апокалипсис, и всё тут. Хочешь стой, хочешь - падай. Впрочем,  апокалипсис - вещь  нужная  и  добрая,  может быть и уместен, кто его знает?... Из состояния частичного охуения, через год, меня выводит пьяная посудомойщица. Выхожу  из  чайной.  Очередь  Моя  Ещё  Не  Прошла. Отметился  на  завтра. Шкандыбаю  к  метро.  Голова  кружится. Под ногами снежная каша. Топчу её в злобном марше: «р-аз, р-раз, р-раз, два, три-и».               
Я не «коричневый»,
Не «голубой»,
Я не «зелёный»,
Но и не «красный»,
Я - идиот, несущий боль,
Словно кувшин с напитком,
Заразным!
Ну, Санкт-Петербург! Ну, скотина каменная! Ну ты и град Петров, сопливый! Сейчас я тебе...
Тебе!
Город психов-поэтов,
Город художников-алкашей,
Город-помойка!

Плевать!
И на красоту Невы, камнем Раздетой,
если рядом подвал, полный крыс и вшей!

Город гениев-дегенератов,
Город утончённых и плоских уродов,
Обывателей, иностранцев...
          Одним словом - помойка-музей!
Что? Получил, красавец! Средоточие культуры! Северная, ----ь, Венеция! Доведешь ты меня. Доведёте вы все меня!

Наш крестный отец - стагнация.
Маразмы зудят в крови.
Но мы ещё скажем - нация,
Слово свое, не спеши.

Не гневи, не подталкивай в спину,
Чтоб не вылилась через край
Вся та мерзость, какой напоили -
Не гневи и не осуждай!

Ладно, живи пока... Эмоции. Эмоции... Вот и метро. Вхожу. На контроле показываю «липовое» удостоверение красного цвета, свидетельствующее о том, что я есть рабочий сцены Мариинского театра. Очень похоже на милицейское.  Сошло. Еще бы! С таким выражением лица - и не сошло! Ха! В таких случаях следует изображать что-нибудь, типа: а) двусмысленная озабоченность впереди идущими ножками; б) поезд уйдёт вот-вот; в) творческое бормотание и потусторонний взгляд в пространство; г) высокомерие. Главное, удостоверение показывать, как бы машинально, и обязательно «кверху ногами». Желательно не смотреть в глаза проверяющему, а если смотришь, то так твёрдо, чтобы ему захотелось отдать тебе честь - это для мужчин-милиционеров, для женщин нужен такой взгляд, после которого им захотелось бы отдать тебе  Свою честь. Хотя последнее нынче - редкость... Тогда, чтобы  им   захотелось   отдать  то,  что  осталось...  Трепаться  надоело. Домой. Правда, где он, дом, в каком из четырёх городов, не понять. Песню что ли написать... С минорной доминантой...
Где-то будет счастливая жизнь, но туда,
Но туда не пропустят, конечно.
В хроматической гамме греха
Не расслышать и звука надежды.

Пой, ласточка, пой.
Пой, не молчи.
Пой, милая заинька - пой!
Пой - не молчи.

Я люблю и любим, может быть,
И плевать
                я хотел на законы морали.
И мне незачем
                незачем
                не за чем знать,
Что клыки добродетель оскалит!

Пой, ласточка, пой...
Пока пела ласточка, наступил июнь, очень похожий на ноябрь, и  я  прибыл  на  станцию  «Ленинский проспект»,  где меня, естественно, встретил личный шофёр с машиной и отвёз, надо  думать, на  мою виллу, куда же ещё. После ужина,  китайская   кухня, которая   начинает  надоедать, пре- пираний с экономкой - уволю завтра, под кофе с сигарой заложил в компьютер мелодию, подобрал гармонию и инструментарий - получилось нечто кельтское, или, во всяком случае, что-то похожее... А пойду-ка я сегодня спать в мансарду, на третий этаж... Сквозь конусообразную стеклянную крышу видны уставшие от напряжения светила... Ритм синкопированный, три четверти... Кошка, собака, надоела - мешает, ласки ей видите ли подавай...
От нечего делать
Бренчу на ситаре,
И дым сигаретный поплыл в темноте.
Изменится что-нибудь
В жизни едва ли,
Когда ты устал и завис в пустоте.

Осень в июне
Осень в июне
Осень в июне
Осень в июне
Осень...

Колеблются стены,
И утро приходит,
И Солнце-старушка встает под окном,
И милые женщины-дворники бродят,
И лень мне вставать,
Одеваться «в облом».
Осень в июне...

Ошибочность роли,
Которую выбрал -
Размеренность дней не нужна мне совсем.
И, кажется, свежие звёзды устали
Смотреть, как я сплю, развлекаюсь и ем.

Осень в июне...

Какая, там, осень, когда весна. А вдруг осень? Много красного цвета. А который час? Или век? У Босха преобладают красный и черный цвета... Ну и что, пятнадцатый... Да какая разница - скучно было и в пятнадцатом. Как был «Корабль Дураков», так и есть, и, что противно, корабль сей - посудина непотопляемая. И не надейтесь, флибустьеры. Но пиратов люблю, пусть заходят в гости, угощу...
Грустных песен не нужно, други!
Про весенний бешеный цвет
Завопим, заорем куплеты,
Да станцуем цыганочку-степ!

Вы, неверные наши подруги,
Полюбите на ночь-навсегда.
Из уютных постелей-студий
Я бы выстроил города,
Я воздвигнул бы гедо-башню
Из горящих желанием тел...
Но не знаю где взять мне башли
На банальнейший опохмел.

Пираты ко мне пришли и, тут же, утащили с собой. На месяц. Теперь я сижу в коммуналке на ул. Маяковского, хозяин которой - индеец. Индеец он не по рождению, а по призванию. Но сейчас его нет дома. А есть майор Лебёдкин. У него трясутся руки...
Дрожащие руки....
          Душераздирающие крики несчастных...
                Тихо поют менестрели...
                Ночь...

...Индеец пришёл, принёс и привёл...

Не стоит разглагольствовать
                Об истинах простых,
Не стоит жить,
                как будто завтра - пропасть,
Дежурные слова произносить   
                и прославлять - убогость.
Не стоит, право, господа...
Когда
        Налит
                бокал
                вина,
И рядом женщины щебечут,
Ты - Вечен!
...Майор раньше был капитаном. Бесновато-поэтическим капитаном.

Бессмертное лицо
Поэт кладёт в салат.
И - очень хорошо,
Сам чёрт ему не брат.

Но девушек уже
Он не обворожит.
Не пишет, не живет - не стoит,
Не стоuт.
... Индеец увел, но не унес того, что приносил. Все выпили. И не унес майора, который оказался еще и высокообразованным...
Высокообразованная падаль
Лежит по обе стороны Дороги,
И ничего-то ей, откормленной, не надо,
Конец желанный и доступен многим.

...Бессонны ночи... Руки длинны.
Зачем живёшь скажи, дурак!
И эти плечи, так невинны зачем, скажи?
- Кабак, кабак!
- Ну, что ж, кабак - так и кабак. Дурак?
Да, ну и пусть - дурак.

... Дыхание ночной весны... с радостью и лестью...
- Иди на воздух,
                Пой,
                Люби,
                Танцуй,
                Умри - всё вместе!
Всё сразу,
              Буйно!
                Горячо!
                В последний раз. как будто!
Ты можешь!
              Ты велик!
                Любим...
                ...как жалко - вот и утро.

...Майор исчез.  Снова  пришел индеец с компанией. Не знаю никого из них... Поехали куда-то... «Петровский кубок»... Очнулся у Менщикова, на Васильевском... Крестьянин с древним  ковшом  рассола...  Собрали  симфонический  оркестр. Быстро собрали, лет за сто десять. Успела наступить эпоха романтизма. Родился один норвежец, вырос и написал хорошую музыку. Ее-то и исполнил оркестр. Мне особенно понравился первый номер сюиты.
Слушайте Грига утром!
Слушайте «Пер Гюнт»!
Слушайте первый номер!
Тот, кто услышал, поймёт!
Как после этой песни - хочется жить!
... После концерта Бенкендорф пригласил всех в Петропавловскую крепость на экскурсию. Гид из него - каких поискать, конечно. Вернулся я поздно...

Сырая ночь,
И чудится, в темнице,
Как будто в клетке птица,
Забился кто-то яростно и страстно, свободы захотев,
Так, как желают смерти...

Во сне меня пытал Малюта Скуратов, похожий на Мюллера-Броневого. Проснулся в отличном настроении.

Измятый веселый колпак
Нехотя прыгнул вороном,
Гвоздичная ваза, распутница,
  Так и глядит в мою сторону.
Фрачная пара прошла
Солидно по коридору,
Невыспавшийся башмак
Спустился на улицу - Здорово:

Серая шляпа несёт
Старый седой портфель -
Это на службу плетет
Псевдоинтеллигентный Евсей.

Скрипка бежит, мольберт,
Плеером уши заткнул интроверт,
Кепка и сапоги -
Слесарь потопал в ЖЭК.

Мышцы и бутсы - спортсмен,
Бледность, книга - студент,
Бутылка вина - алкаш ,
Фуражка и жезл - мент.

Кольцо на пальце - жена,
Букет роз в руке - любовь,
Мимозы в метро - весна,
Нож, пистолет - кровь...
Так - до бесконечности
Можно бы перечислять...

... Соседка курит на лестничной площадке. Я выхожу глотнуть свежего воздуха, но останавливаюсь с ней поболтать. Хорошенькая такая, молоденькая, совсем не прочь зайти ко мне в гости. Муж, говорит, уехал. Я шучу что-то по этому поводу и иду себе. Может зря? Скучно ей, как той купчихе. А со скуки много чего бывает...

Стройненькая «леди
                нашего подъезда»-
Скучно и тоскливо,
                глупые соседи.
      
А супруг уехал -
                можно сигарету,
Можно и не только,
                что ж, мужчин уж нету?
И не обязательно
                кончится всё плохо,
Так, как у Шекспира,
                я, ведь, не дуреха,
Или у Лескова,
                кто ж так поступает?
Надо ти-ихо-тихо -
                и никто не знает.

...«В самой верхней части картины фонтан Прелюбодеяния поднимается посреди озера Похоти»... «По мнению современных исследователей, «Аллегория Обжорства и Похоти» образовывала с «Кораблём Дураков» единую композицию»...

На шум дождя находится попутчик,
На визг машин не сыщешь ни черта.
Кто чем живет, что хуже, и что лучше
Не говорите мне, вы - Родственник Скота!

-  -  -
       
Верно понятые аншлаги
                Дополняют искусство бреда.
Развеваются жирные флаги
                нескончаемого обеда.

- Ах, сегодня я кушал сёмгу! Очень вкусно,
                и завтра буду!
- А я завтра поеду в «Суворов», обещали
                пикантные блюда!

Да, «пожрать» стало главной темой
                наитворческого разговора,
А желудок сейчас - богема
                для голодной страны позора.

... После прогулки выяснилось, что сегодня - праздник всех мужчин 8-е марта. Такие сведения  я получил, от пришедшего, как это ни пошло, Зайца. Зайцу: мне грустно... мир так наивно безобразен и одновременно гармоничен, что...
не знаю, не хочу, не буду подчиняться
условностям «заезженных» дворян,
разврату скуки лучше предаваться.
Я говорю с тобою по ночам,
Но говорю не так, как мне б сейчас хотелось -
Косноязычье чувств в предощущении сна...

...Заяц лирически прищурился, превратился в утку и улетел на север. Вернулся осенью, раздобревший и отдохнувший...
...Сто лет назад, в чьей-то, уже не моей, биографии... ранней осенью... было - не было...
         Ничего тебе не обещаю,
         И не будет даже шалаша,
         Но тебя, пусть это не печалит...
         До чего же осень хороша!
-   -   -
               
Феминистические бредни
На завтрак,
                на обед,
                на ужин.
Как потребление - наружность,
                Ну и в глазах - животный страх.


-   -    -   

Фланирование лесбиянок,
Небезоснованность судьбы,
Пришибленность среди крестьянок,
Неподалёку от Тувы.

Бурятский трагик-завывало
И петербургский брадобрей
Устало стонут от русалок,
От безмятежности сетей.

Разнообразие приёмов
Незамедлительности сна,
Филармонические «кони»
          Не заскучают от ума.
Вертепный гам, скворечник, липа,
Подзолочёные глаза,
Цивилизованность и дикость,
Её величество - Шиза!


-   -   -    
               
Разностороннее Зимбабве,
Остроконечное житьё,
Хибарообразное нынче,
Плантация. Нытьё.
 
Варфоломеевские ночи-вуги.
Каноны мысли. Чувства бред.
Бескомпромиссные подруги-страсти,          
Вперёд!
Цинизма нынешнего века-стада
Не расстрелять игрушкой из пластмассы...

...Снова зима. На Рубинштейна купил, в доме № 13, плакат А. Башлачёва. Повесил на стенку дома. Через неделю ко мне пришёл стадвадцатипятикилограммовый флейтист. Он особенно колоритен, когда играет на флейте пикколо. Пришёл и, увидев плакат, сказал, что я очень похож на того, кто там зафиксирован. Флейтиста я поблагодарил, но на завтра плакат сорвал и выкинул, от греха...

Обывателю

Отчего в этой жизни поэты,
Посмотришь - просто ублюдки?
Оттого ли, что спят они литрами?

Оттого ли, что пьют они сутками? 

Аморальные типы, вы скажете?
Кто им вправе мораль устанавливать?
Хулиганы и хулиганки.
И не вздумайте их останавливать!

После них остаётся - музыка.
После вас - только куча мусора?      

               
       -   -   -               

Золотые пути тех, кто Шел
                не во всём идеальны,
Но так и надо идти,
                несмотря на различие тел.
А куда кто придёт,
                Кто нормален, а кто аномален
                Разберутся без нас...
-   -   -
Я забуду про песни звонкие
Да пойду погулять по городу
И увижу качели сонные,
Не увижу седые бороды
Пробегусь по саду ли, парку,
Поиграю в футбол с мальчишками,
Не хочу трогать краски яркие,
Покривляюсь, вот, с этой малышкою.

Не хочу, не хочу и не стану я
Восхищаться осенним Каменным,
И знакомое счастье волнения
Не впущу к себе. Неприкаянный.

Захочу - поставлю швейцара
У своих дверей - навсегда,
И построю камин с решёткой
Из мороза, снега и льда.

А составить фактуру неба,
Попытаться, это ль не слава?
Прокатиться на облаке сером
                И дождем пролиться - Забава?
Забавляйся, мой день, игрушкой,
Развлекайся искуснейшей дракой,
Не стесняйся разгульной пирушки,
Веселись диалогом с собакой,
Превозмочь усталость не пробуй
От пленительной зелени света,
Твой удел - не петля, не прорубь,
Выплывает не та планета,
Что способствует драме жизни...
Разорвав смысловые знаки,
Поучаствовать в ирреализме
Не пришлось бы нам всем, однако...

Но, прелюдию к фантасмагории
 Закончим «победным» тактом -
Учебник нашей истории
Забыл ученик под партой.


-   -   -

Не бывает все так,
Как хотелось бы нам, полубогим,
И виновных тут нет,
                И заранее сказан ответ.
-   -   - 
 
Кирпичи городов и следы всевселенской помойки
Обретают духовность и радуют гадостных птиц...

-   -   -

Равномерностью фаз,
                красотой уцелевших соборов
Наблюдательный глаз
                постарается вовремя жить.
Обнимает меня
                молодой умирающий город,
Так, что кости трещат,
                но пока еще грех голосить,


Хоронить, причитать,               
                что погибло всё, рухнуло, пало -
Пустыри, трактора,
                и торчащий из сердца кинжал -
Ничего не ушло,
                хоть потеряно, стёрто немало.
Мне недавно об этом
                мой товарищ сказал.
А товарищ умён,
                он начитан, талантлив и весел,
Он всё знает про нас,
                он сегодня меня посетил.
Встречен музыкой был,
                и светили нам бледные свечи
Новостроечных
                Жалких
                электросветил.


Эта музыка бьёт,
Чёткий ритм неотвязчиво сладок.
О, ещё и ещё!
Словно женщина, просит поэт.
 
Полутрезвый скрипач,
Полупьяная страсть серенады -
Это скрипка поёт...
Эта скрипка поёт -
                только  мне.

... Смутное время... Непонятно. Началась война или нет... Но в деревне, где я сейчас... - тихо и спокойно.
Снова дождь... Снова дождь за окном,
Снова мокрые ветви деревьев,
Монотонностью шума воды
Убаюкана жизнь в деревне.

Все попрятались от дождя,
Под навесом храпит лошадка
И котенок, попив молока, потянувшись,
Зевает сладко.

Началась все-таки... Несмотря ни на что... друзья мои... не надейтесь на то, что не последует продолжения... Ещё как последует...
               
                1988-1999 г.
 
ПОЛУФАБРИКАТЫ № 3            


...благоухающие розы, свежие... красные... белые... гроздь винограда... зелёного... с каплями росы... чистый родник в лесу... ручей... синее небо... золото куполов... истома... коричневая кора... белые кони, скачущие по песчаной кромке пляжа, на фоне темно-розового заката... на заливе... хорошо летом... «Счастливы понявшие звук и цвет»...  со звуком - всё в порядке, а, вот, с цветом... как-то, сложнее... «знать, не значит помнить».?.. ... твоё лицо так часто просит кирпича, что я тебе не в силах отказать... Иногда вождение шариковой ручкой  по бумаге доставляет удовольствие. Вожделение от вождения пером. А не ножкой или задницей. Короче, рисуешь букву за буквой, и чудесно себя чувствуешь. Как псих, который чертит день за днём какой-нибудь квадратик или кружочек...
Какие бы не стояли перед тобой задачи, не надо хотеть их решать. Надо решать. Противопоказано стремиться к лучшему. Целесообразность - вот что главное. Глобальность мышления - прерогатива бездельника. Обыватель ленив мыслью, но деятелен в отношении материальных благ...
Интеллектуальный уровень бывает высоким и низким. У меня он низкий. У Льва Николаевича Толстого - ещё ниже. У моей соседки-алкашки, которая торгует на базаре семечками - высочайший уровень, так как она не занимается интеллектуальной мастурбацией. Стакан семечек стоит столько-то, продала, купила водки, нажралась, обсудила с соседями насущные проблемы, завалилась дрыхнуть. Всё чётко, пропорционально и целесообразно. Лет через несколько она почернеет окончательно, как негр, и цирроз печени спокойно переведёт её тело и душу в новое качество. Какое? Бог ведает. А богов есть, было и, сколько ещё, будет - навалом. Мне не нравятся ни атеисты, ни адепты какой-либо религии. Я так же далёк от истины, как и они. Есть заповеди - они правильные. Но критерии, по которым оценивается,  совершил ты добро или зло - отсутствуют. Формально они существуют, но, в зависимости от контекста, одно и то же действие, или бездействие, может быть расценено и как зло, и как добро. Человеком. Есть какая-то высшая логика, которая нам, боюсь, никогда не будет понятна до конца. Поэтому, я имею полное право развлечься и немножко изменить картинку мира, как мне удобнее.
Итак. «Он  создал  землю  за  столько-то,  да будет день, да будет ночь». Мне  надоели  эти  постоянные  (как  бы) величины. Допустим, я  просыпаюсь, неважно, во сколько по-ихнему - вот  тебе  и  день,  захотел спать - ночь. Почему именно семь дней неделя? У меня что понедельник, что воскресенье. Могу работать,   могу  и  отдыхать.  Значит, у меня всегда воскресенье, или вообще отменяется понятие «неделя». А так, как мой активный период длится 6-7 часов, значит, мой день равняется шести часам. Ну ладно, и ночь - тоже шести. Или семи. Нет, все-таки - шести. Сутки, 24 часа, соответственно, превращаются в сутки - 12 часов. Ага, мне сейчас 31 год, по-старому, по-новому - 62. Выходит, что мы с мон папа - почти ровесники. Здорово! Представляю рожи каких-нибудь чиновников, приди я к ним, допустим в паспортный стол, и скажи, что мне уже за шестьдесят. Сочтут за ненормального. А почему - нет? Однако, я ещё очень хорошо выгляжу, для своего преклонного возраста. Вообще-то, данную тему надо бы развить, но, покамест, надоело...
Лето... Татуировка сделана профессионально. Мощный. На фоне реки Дон его торс смотрится неплохо. Рост - 190-195, вес - 110-120, мышцы - рельефные, гармоничное тело, бритая голова. На груди - красочный букет. Взгляд, как у шимпанзе в зоопарке, грустно-возвышенный. Он размышляет, как бы ему так ударить, стоящего перед ним, очкастого Хлюпика, чтобы ничего тому не сломать. Вот взгляд его изменяется - придумал! Он берет Хлюпика за под мышки и бросает в воду, метра на три-четыре от берега.
Хлюпика уносит течением. Плавает Хлюпик великолепно, но  по-собачьи. Он  перебирает  в   воде  руками  и поёт: - Весь табор спит. Луна полночной красотою блещет.
Лишь се-е-е-рдце бедное трепещет!
Какой-то грустью я томим...      
Табор, то есть лагерь, действительно - не спит, да и полдень - жаркий,  но сердце, это точно, у него - трепещет. И очки утонули.
Хлюпик выходит из воды метрах в пятидесяти от того места, где его сбросил Мощный, и снова направляется к нему. Мощный, боясь, что не совладает с собой, убегает в степь. Хлюпик за ним. И так они бегают до сих пор, с прошлого лета. Одного видели в Китае, другого в Бельгии, а та, из-за которой всё это произошло, поёт теперь в кабаке штата Калифорния, но все они очень хотят на Дон... Здесь такая великолепная рыбалка. Крокодилы здесь такие жирные, каких нет и у Айболита в Африке. Сами на крючки бросаются. Мой приятель однажды поймал весьма большого, килограммов на пять, сумки жене и тёще сделал, они с ними ездят арбузы покупать. За арбузами приходится мотаться на Чукотку,  там дешевле. А чукчи сюда, в Ростов, за моржатиной на собаках частенько наведываются. Но котиков, моржей и тюленей уже мало осталось. Они все на Каспий подались, пешком, и в астраханских степях их многих растерзали стада-стаи одичавших хищных верблюдов. Которых, в свою очередь, затем истребили итальянцы - мутанты. Это такие мутанты, у которых всё как у людей, только ступни выглядят, как футбольные бутсы, да   башка  в форме футбольного мяча, и такой же расцветки.  Они  бегают по степи, забивают бутсами-ногами всех подряд, насмерть, и кричат: «Юве-Юве!!!» Остальные слова они забыли, головы-мячи внутри полые, не едят, не пьют, только носятся по степям и полупустыням, да громят всё и всех подряд. Недавно на них разрешён отстрел. За их полосатую шкуру болельщики «Милана», кстати, так же - полосатые, платят хорошие деньги...
         
          Надышавшись дихлофосом
Я сижу в кромешной тьме.
Как-то, чешется под носом,
Кто-то ползает по мне.

Видно это - тараканы,
Отвкусив «блага земных»,
Одурели от дурмана,
Что направил я на них.

Надышался сам туманом,
Голова моя гудит.
- Так и станешь наркоманом,
И закашляешь навзрыд.

Твари глупые с усами
Не ропщите на меня,
Напросилися вы сами,
Постоянно мне хамя.

При паршивом настроеньи
«Дихлофоса» я купил,
И ночные ваши бденья 
«Не скорбя, благословил»...

Щелбаном стряхну несчастных,
Полудохлых и нагих.
Бог, ты создал их напрасно,
И, наверное, ты псих?
...у нас в стране, благодаря революции, Ленину и всяким ликбезам, развелось пишущих и писателей...
    лучше б ты  был безграмотной чуркой,
  лучше б ты лес валил на болоте,
  был бы ты милым заезженным уркой,    
  почётом и честью снабжён на работе...
о тюрьма, ты тюрьма, ты - его отечество... но, великолепно - «Женщины по-настоящему страстные - целомудренны». Олег Волков.
...комфортабельная квартира, великолепное питание, настолько, что так не хочется вспоминать и записывать «истории», не дай, с моралью и выводами, да ещё интересные. Кому они нужны? Конечно, какой ни будь, прочитает, а другой, какой ни будь, начнёт и плюнет. Как бы так написать, чтобы понравилось, заставило думать, чувствовать, не давало оторваться - и дурачку, и умнейшему. Глядя на разнообразие интересов, или его-их отсутствия, при ознакомлении разных субъектов с одним и тем же предметом, приходишь к выводу, что так написать - невозможно. А хочется. Но утопия. А жаль. Даже А. С. не всеобъемлющ, хоть и ближе всех в России, а ведь он считается гением (хотя мне кажется, Державин - более). А вот, допустим, моему папа абсолютно начхать на всё, что они оба создали, и не только они. Не трогает это его. Он знает, ну да, ну гений Пушкин, ну уважаю, но читать буду, ----ь, - Стельмаха...   
...Мизантропия... Ненавижу эти лица. В них зависть и злоба. Или самодовольство и презрение. Зависть и злоба от того, что у Них - нет, а у Других - есть! Самодовольство и презрение от сознания: «Ага-а, у меня - есть, а у тебя, осёл, - нету»... О, август, месяц событий! Месяц арбузов и дынь. Шорты, майка, тёмные очки и панама предпочтительнее смокинга. Июльское пекло прошло, наконец - дождь и прохлада, - уже счастье. Волга без воды. То есть мало воды. Как осточертели мне эти знаки  препинания, кто  бы  знал. Действительно, - пре  пинания... Кризис... Война и условный век на исходе... от скуки всё, от неё любимой... Нудно «кугукает», «К» и «Г» - очень мягкое, горлица, почти как филин, но нежнее; или  как  кукушка, только группировка по три, а не по две нотки...» Собственно бабушки» и «бабушки среднего возраста», сидя на скамейке у подъезда, толкуют о радуеве. Кто такой радуев? Моцарт, Гёте или, хотя бы, Евтушенко? Кому он интересен, этот мудак-радуев! ТВ в один час или день может сделать  любого «урода» всероссийски или всемирно известным. Съел больше других, выпил - всё, в книгу Гиннеса - герой! Отрасти ногти по метру, сиди дура дурой - звезда! Очень демократично, можно сказать по христиански, или по коммунистически... Прошли выборы, теперь «веселят»: Чечня, террор, эко-номический кризис. Самое правильное - уехать в Швей-царию. Но Швейцария всех русских не вместит. И зря. Мы бы им устроили потеху. Значит, куда... ага... туда где место не занято, Гренландия, к примеру. Вот там бы мы быстренько научились ценить то, что имеем сейчас. Надо всем европейцам, азиатам, африканцам, австралийцам и американцам отдать Россию, естественно, тем, кто хочет - а таких завидущих мно-о-го, сообщить ООН, что мы согласны на то, чтобы нас две трети - перебили, а оставшуюся одну треть - в Гренландию переселили. Только бы дали жить и умирать спокойно, как нам хочется и свойственно. Чтобы не скулили бы различные «-исты» и «-аты». Они пускай и остаются. Все равно данному бедламу скоро наступит конец, а мы, может быть в Гренландии отсидимся: мы, стихии и никого, кроме, разве что, Солярис. И вообще, в философии Чучхэ что-то есть. Есть о чем задуматься. Обидно  то, что и  в Гренландии всё  так же  испортят...  Мир устроен гармонично, математически точно. Но на кой хрен мне такая гармония, с войнами, убийствами, насилием и прочими несчастиями. Хорошо, если ты находишься вне этого мира, где-нибудь сверху, снизу или, лучше всего, сбоку... Каждый должен отвечать за себя. Позитив и негатив есть в  любом человеке-животном изначально. И бывает невозможно избежать победы негатива. Ни ум, ни воля, ни вера - ни что не в силах победить то высшее управление, которое является определяющим. А они там, наверху (предположительно) сами, между собой разобраться никак не могут. Какая уж тут гармония... Я - Северная Корея, пытающаяся всё сделать сама. Единственная, в своём роде, страна. Корейцы пытаются существовать  автономно - выглядят они ужасно. Но они правы. Правда, могут всё-таки не выжить...
... Бомж - на фоне шедевра архитектуры...
Непонятно, как нас всех придумали, сделали; и какая у каждого программа. Есть программа, касающаяся больших количеств людей, вообще всего человечества, земли, космическая программа солнечной системы, галактики; множества галактик. Это то, что мы можем предполагать на сегодняшний день. Может, я чего и забыл. Непонятно соотношение программ. По идее. Оно должно существовать, но я не могу этого выяснить. То, что называется подсознанием, интуицией, чувством, периодически улавливает   импульсы,   но-   закономерность,   периодичность - зафиксировать не удаётся. А если и удаётся,  то поступаешь, как правило, исходя из кем-то придуманных, обоснованных, вдолбленных в тебя всем воспитанием и средой, понятий о том, что правильно, а что нет... Есть, правда, йога, и, не одна... Приходится заставлять страдать людей, как твоих близких,  так, и незнакомых, или, мало знакомых. Это невыносимо. Как действие, так и бездействие на окружающих отражается негативно. Вынужденный существовать, ты неминуемо кого-то обидишь, нарушишь чьи-то планы, затронешь чьи-то интересы. А так хочется, чтобы все были счастливы, и любили друг друга. Но, построено всё - на борьбе, противостояниях, противовесах. Почему каждый обязан кого-то бить и давить. Почему нужно доказывать себе и всем, что ты из себя что-то представляешь. Молчание - вот наивысшая форма существования. В принципе, и так всё ясно, что ничего не ясно...

Пришла как-то свободная, во всех отношениях, дама к своему, несвободному, в некотором смысле, господину. Всё. Было. Хорошо.
Перед её уходом он спрашивает:
- Ты ничего не забыла, по своему обыкновению?
- Нет, всё на мне.
Ушла себе. Назавтра звонит ему по телефону:
- Серьгу, - говорит, - золотую у тебя потеряла.
Он ей:
- Поищу, посмотрю, позвоню.
Он нашёл серьгу, в обычном для таких случаев месте - за-под кроватью, положил в карман куртки и два дня носил всюду с собой, до встречи никак всё не доходило. На второй день снится ему сон, что они встретились и он ей серьгу отдал.
Наутро следующего дня супруга несвободного господина рассказывает ему свой сон.
Снится ей, супруге, что хочет она купить золотые серьги. Ходит по магазинам и не может найти такие, какие ей нужно. И, что обворожительный её муженёк говорит: «О, делов-то», идёт и покупает именно такие, какие она хотела, только три, а не две. Супруга спрашивает: «Зачем три-то?» А он: « Ну, потеряешь одну, запасная будет». И он пытается, помимо уже надетых ею двух серёжек, вдеть третью. Серьга не вдевается, несмотря ни на какие усилия. Тут она проснулась.
Вскоре дама и господин встретились, он серьгу передал, но суть не в этом. Интересно то, что серьга находилась ещё в куртке, висящей на вешалке, в доме, где спали оба супруга, когда просматривали свои сны. И, вот, теперь мне ответьте - как?!  Каким  образом  всё  это соединилось и почему?  И  при чём здесь тогда математика, физика, вообще наука, политика; общепринятая  и,  якобы реальная, модель мира? И почему Это - то работает, то  нет. Вот  объясните,  если  сможете. Только без астрологии, мистицизма и прочих псевдо-систем.
...глухонемым быть - великое благо. Да и из азбуки глухонемых нужно оставить необходимый минимум жестов, и всё, достаточно. Ещё я оставил бы пение, но тоже, без слов - вокализ. Основная часть разговорного языка и, особенно, языка телевидения, теле ведущих - это же абракадабра! Выражения, фразы, словосочетания, обороты строятся - ну, по-идиотски! Смысл слова настолько уже не фиксируется, настолько извращён, что сил нет никаких слушать эту белиберду. Тем более, когда видишь глаза, настроение, видишь, что чувствует говорящий, чего он хочет в данный момент, а говорит прямо противоположное, или не совсем то, что думает. Зачем мне воспринимать поток ахинеи, когда можно сказать тремя, пятью, десятью словами, то же самое, но ясно, точно и главное - искренне.
Многословным должен быть только писатель или графоман, так как для них слово - необходимый материал, их кисти-краски-звуки-струны. Остальным желательно говорить поменьше. Ну ещё на театре можно, поэтам естественно, филологам, языковедам и прочим переводчикам....
Аббревиатура. Арканзас. Немного не в себе. Внешнее...

Так сходят с ума потихоньку,
От каждого вздоха мотора,
От ожиданья улыбки,
          От неизвестности действий,
Где-то без нас совершённых,
И не свершённых, конечно,
Но через сутки понятных.

Годы сплошных ожиданий.
Мелкие радости встречи
С кем-то, пока постоянным,
С кем-то, хоть чуточку, тёплым,   
Чтобы остаться надежде,
Призрачной, хрупкой и слабой,

Чтобы горели глазищи,
С признаками нездешних,
Вина искрились в бокалах,
И, непременно, на солнце
Жарким июльским днём.
Годы сплошных заблуждений
И бытовых анекдотов
Из обывательской сферы,
Cвойственной низшим животным,
Всяческим инфузориям-туфелькам и амёбам.


...Винт. Вист. Восток. Верность. Вертеп. Сокол. Соколиная охота. Молодой грузин. Грузинов. Грузить бочки. Есенин. «Ах вы сени, мои сени»... Я - Северная Корея!
Я - Северная Корея!
Всем! Всем! Всем!
Мне надоела идея!
Мне надоела идея!
Я - Северная Корея!
Всем! Всем! Всем!
Я потерял портупею!
Я - Северная Корея!         
Я никого не лелею!
Я - Северная Корея!
Я понанюхалась клея!
Я понанюхалась клея!
Я - Северная Корея!
Всем! Всем! Всем!
Нет ничего глупее,
Всем! Всем! Всем!
Чем возлежать в мавзолее!
Я - Северная Корея!
Я никого не жалею,
Я ничего не умею,
И ничего не имею.
- Барышня, честь имею,
Хоть, я и -Северная Корея,
          Но вы-то - не США!
...и откуда эта сволочь берётся, тоска, эта самая. Ведь  было же достаточно весело, и, вдруг, - бац! - стало так тошно, что хоть...
И опять тоска моя
Обвивает шею.

Кошка сизокрылая,
Я тебя побрею,

Я тебя приклею
И не пожалею;

Поведу к злодею -
Он тебя развеет.
...а чему, собственно, удивляться. Одиночество - вещь чудная, но не всегда... Приступ прошёл и - замечательно, и никто не нужен. И, вот, пойми, если бы не пиво, ушла бы она или нет? Ушла бы, конечно, но...
...Новгород. Великий Новгород. Это, который, господин. Маловат для великого, по размерам. Господин - тоже был давненько. Но роддом приличный, тем более отдельная палата, холодильник, цветной ТВ, посещение в любое время и, самое главное, бесплатно...
...Родился новый мир, количество иллюзий - минимально, но с каждым часом, с каждым  новым днём, приобретается не то, теряя изначально полученное  знание о том,  как  жить,  и  по каким канонам оценивать и ощущать гармонию Земли.
               
Полине
(дочери - десяти дней отроду)

Мне улыбается дитя,
Как будто всё уже познала,
Затем забыла и попала
В необходимость бытия...

Волгоград... Однажды вечером, в августе, я стоял и смотрел, из окна своей квартиры на третьем этаже, на громадное высохшее дерево. Было тепло и безветренно. Дерево было посажено почти вплотную к дому лет семь назад полусумасшедшей соседкой с первого этажа. Выросло оно очень быстро, стремительно даже, выше нашей пятиэтажки, а потом - что-то случилось. Оно то зеленело, то засыхало посреди лета, то снова зеленело. И, вот уже два года как, стояло мертвое: скрипело и кряхтело от ветра, но держалось. Одна ворона очень любила сидеть на его верхушке и орать о чём-то всему миру исключительно с пяти до семи часов утра. Итак, мне было грустно и, как-то, спокойно неспокойно на душе. И  застывшее дерево перед глазами...
Паутина ветвей замерла,
Корни быстро добрались до соли,
И уже сухая спина
И не будет зелени более.

Этот клён у меня за окном
Как проклятие данному месту,
Он огромен, он очень не к месту,
Он как я, пожалейте о нём.

Я уеду к «морде» Петра,
Поменяю и звук, и одежду,
А его завтра срубят, с утра,
И, лишь ворон, кричит своё «кра-а»,
И, лишь ворон, лелеет надежду.

Я уже лет десять пытаюсь отсюда выбраться, да никак. Хоть и прожил здесь, не самых плохих, шестнадцать лет. Бываю наездами, иногда живу по три-пять месяцев. Как правило, бездельничаю, слабость какая-то, безволие, словно затягивает какое-то энергетическое болото...
Выходя следующим утром из подъезда, я отметил, что в природе - сильно ветрено. Поздоровавшись с бабушками, си-дящими на лавочке под этим самым деревом, я отправился за си-гаретами и хлебом, насущным. Возвратившись через полчаса, подойдя к дому, я увидел бабушек уже в совершенно в другом месте. Они горячо обсуждали то, какие они  счастливые, что вовремя заметили и отбежали.
Толстый ствол дерева-трупа, под воздействием сильнейших порывов ветра, переломился на расстоянии, приблизительно, двух метров от земли, не выдержав нагрузки разветвлённой, хоть и высохшей, кроны. Как он их не пришиб!? Веса, во всей упавшей части дерева, было, думаю, не одна сотня килограммов.
Затем, пришёл дядечка, из частного дома неподалёку, обрубил мелкие ветки, распилил бензопилой «Дружба» ствол и толстые от него ответвления на чурки, пригнал грузовик, погрузил в кузов всё, что ранее было роскошным ветвистым и зелёным, а теперь превратилось в дрова, - и уехал. Будет чем топить баню... А, через два дня, уехал и я... Правда, нужно отметить, что клён, на самом деле оказался тополем, но это, в конце концов, мелочи...
«Сюжет для небольшого рассказа». И-де ты, сужет? У?.. Под столом- нет. За шкафом - тоже нет. И-де ж ты делси-и? Сюжетюлечка, на-на-на-на, кс-кс-кс-кс! Не идёт, паршивец. Ну что? Ну, куда? Ласковые слова. Судороги какие-то. Ну, где, давай! Ну, о чём? Про кого? Не о себе. Сферы деятельности. Художник. Интересные люди, вспоминайтесь, сволочи!.. О! Женя, т. е., прошу прощения, Евгений, только не Онегин, неважно... Женя. Лодка «одноразовая».......  Конец - стоило ли так далеко, из Москвы в Крым её везти?..

-  -  -

Опошленный Моцарт - концертный номер...
...Екатерины век недолог был и страшен,
И странен, и нелеп, и грандиозен...
А, в общем-то, не хуже , и не лучше.
               

- - -

Молчать хочу, но и хочу сказать.
Но, только рот открыл -
И самому смешно...

            
...Приспичило написать лирико-драматическое стихотворение в восточном стиле, а получилось:

Я хотел отпугнуть сознанье
И обманулся.

Может быть
Лишь на мгновенье
Это успешно.

Где мы увидимся,
          Светлое позднее детство.
Нам восемнадцать,
Мы безрассудно безгрешны.

В годы слагаются встречи
И уже страны.

Странно увидеть тебя
И удивиться.

Может уже не вернутся
Безумствия раны?

Может уже безволие
В сердце стучится?

Всё может быть, я не знаю,
Я не уверен,

Будет ли лето шутить
Сладострастием нашим,

Осень ли, тихо захныкав,
Отслужит молебен

И перейдёт
          На жёлто-оранжевый кашель...
Танцы, танцы, танцы
На улице скучной,

Бьют кого-то ногами,
Больно, наверное,

Встретиться, встретиться, встретиться,
Встретиться нужно!

                Встретились... - пошлая дура, бездушная стерва!


-  -  -

...Вот цель, наконец-то, достигнута. Естественно, удовлетворения - ни малейшего, то есть конечно есть, но только думаешь: «ну и что дальше?» А дальше опять неизвестность, планы, надежды. Полная ясность человеку противопоказана, но уж очень её хочется иметь, ясность. Да где там... Таланту кто-нибудь, когда-нибудь, рано или поздно - поможет. Бездарность вынуждена пробиваться сама... «Тя-абе-е,  Бе-ло-ру-сси-я-а-а-а-а!»...  Оклахома.   «Василё-о-о-о-ча-ак!»    ...Голубой   голос... 
«Студё-о-она-я-а-а!» Заебал, мудак - воет и воет - радио-станция... Академизм, акмеизм, змеи... Слово «Александрина» спел раз сто, «соловей»  белорусский...  Да,  значит,  христианст- во - неравенство в принципе. Почему я вдруг решил, что перед ним все равны? Потому что не читал, как следует. Новый завет - интересны различные стили изложения одних и тех же событий. Есть приятные люди (от Марка), склонные к лаконичности... «Стасик» пропутешествовал из под холодильника (видимо, ничего там не нашёл), через коридор, под фортепьяно - на музыку потянуло его. Вот и отбегался - встретился с тапочкой(ом)...река... течёт...замерзла зимой...
Зима. Окончание года.
Декабрь. Окончание века.
Назойливая природа
Насилует человека.

Устали не только люди,
Поникли и здания тоже,
Праведники и иуды-
                Все, с отупевшими рожами.

...Настоящий русский человек, преимущественно мужчина, имеет такое выражение лица, что несведущему хочется срочно сесть ему на голову, свесив ноги. Но это обманчивое впечатление. Ох, как это - обманчиво...
Отличие сна от телевидения, кино и всех других видов искусства (исключение составляют относительно авангардные,  или  модерновые  виды  театра  -  хэппеннинг, перформэнс; синтетические виды) - это присутствие при просмотре сна ощущений - осязания, обоняния, вкуса. Слух и зрение задействованы и там, и там. 
  ...Одухотворённое скотство... Башка - монитор компьютера... Секс бывает, как минимум, трёх видов: письменный, устный и заочный... У-у-у! + Тварь! = Утварь... Деградация личности - налицо.
                Деградация личности - на лице,
                в смысле, отображается...
...Глупец от дурака отличается одним качеством - степенью активности. Глупый человек может позволить себе быть пассивным, дурак - никогда!Дурак обязательно действует. Говорит, пишет - комментирует, когда его никто не спрашивает ни о чем. Лезет, куда его не просят.
...Это прелестно! Мне случайно попала записка, которая была написана на маленьком листочке, во время урока двумя ученицами гимназии. Одна написала, передала, другая ответила, передала, а затем, видимо, записочка выпала. Я нашёл её на полу в классе после урока. Вот и посмотрите как изъясняются, каким языком, гимназистки выпускного класса лучшей гимназии деревни Купчино: «Прикинь, Галина (классный руководитель - учитель истории) сейчас Светке высказала, что мы ужасный класс, что она нас ненавидит, что она не одного человека не может видеть (из нашего класса), что скорей бы мы ушли.» Это пишет первая. Вторая отвечает: «  Ни Х-Я себе! а с чего это она вдруг? Опять кто-то плохо ублажил, а она злая всю неделю   ходит,  давайте   на  неё   заяву  напишем,   как   она оскорбляет наше достоинство и унижает». Орфография и пунктуация сохранены мною в неприкосновенности. Божественно! «Гимназистки румяные».
...Достоевский, оказывается, - не так уж мрачен. Не перечитывал давно. У Лимонова-революционэра, Мариенгофа и, возможно, не только у них есть мнение, что-де у Ф. М. плохи дела со стилем изложения, что-де нудновато, трудно читать - плохой писатель, но великий. Признаюсь, что ранее был с ними согласен, а теперь -нет. «Игрок». И юмор есть (появление, да нет - Явление бабуленьки - блестяще!), и действие не тормозится, за исключением двух-трёх мест. Вот, что значит припёрли человека обстоятельства - бросил «Преступление и наказание», и, в месяц, написал. (Хотя конечно, «Игрок»- не самый лучший его роман, далеко не самый лучший.)
Ни один писатель, мыслитель так не знал человека, во всех его проявлениях, как он. Ни один не нашёл в себе силы так глубоко заглянуть в бездну своей души, так вывернуть себя наизнанку и, при этом не выглядеть грязным и пошлым. И достиг подлинного величия, хоть и не сразу. Весь Ницше уместился в одном из сотен (или тысяч?) созданных Достоевским персонажей, и, кстати, повторил в чём-то судьбу этого персонажа. 
Никто и никогда не достигнет такого уровня в мировой литературе. Высшая точка. Вершина. Эверест... А  интересно, получил ли он какую-нибудь премию, или их тогда ещё не было? Наверное, не получал, а ему бы пригодилось.
У меня вопрос - зачем нужны союзы писателей? Вот, ни-как я этого не пойму. Союз писателей - это, что-то напоминающее стаю волков или стадо баранов.
Ещё о Достоевском... Есть, такой, центр Дианетики, как-то я туда заходил случайно. Странная, по меньшей мере, организация. Она вроде бы есть, а как бы её и нет. Телефона по справоч-ному мне узнать не удалось,  почему-то. То ли секта, то ли нау-кообразная банда.. (Было это в 96-м году, сейчас - 2001-й, и телефон в справочном имеется – какой прогресс!)
Понятие дианетика сформулировано как «современная наука  душевного здоровья». «Основная аксиома дианетики: динамическим принципом существования является «Выживай». Существенное отличие от «живи», правда. Автором данной белиберды является какой-то там Хаббард.  Издано несколько его книг толстых и красивых, немаленькими тиражами. В них, а так же в различных анкетах и тестах, которые в данном «центре» «предлагают» заполнить, обнаруживается система воздействия на сознание - весьма жесткая и очень агрессивная! Причём, практически с первых фраз. Так и пишут: «вы - должны, вы - обязаны» думать, делать, мыслить так, как там изложено. И у многих, людей к ним приходит предостаточно, не возникает во-проса: «а с какой стати я должен верить кем-то написанному слову, фразе и т. д. - чуши этой!?» Просто у нас в России настолько привыкли верить печатному слову,  что  диву даешься. Лично мне всё стало понятно с первых предложений текста теста и после двухминутного разговора.
После Фёдора Михайловича и Русской Литературы все постулаты данного псевдоучения выглядят и являются смехотворными. Это настолько тупо, примитивно и нагло, как всё невежественное, что не стоило бы  говорить. Но тупо - не значит слабо, примитивно - не значит не опасно. Опасно тем, что система работает. Человек, поверивший в данную систему, становится управляемым, воля, если была, подавляется, кому «голоса» слышатся, кому ещё что.  Ни этот Хаббард, покойный, не имел понятия, ни его «сподвижники» и просто - втянутые,  понятия не имеют о существовании творчества Достоевского, а если имеют, то они вдвойне идиоты, но, скорее всего им всё равно.
Люди из центра дианетики пристают к прохожим на улице с вопросами  типа: «довольны ли  вы своей жизнью?» И, если ты в своих ответах или встречных вопросах не вписываешься в заученные ими схемы, то они становятся чрезвычайно агрессивными и злыми. Посетив раз центр и сдуру  оставив  там телефон свой или адрес, будь готов к тому, что тебя обязательно найдут и многократными звонками  или  беседами посланных сотрудников постараются, чтобы ты пришёл ещё раз, ещё, заполнил следующую анкету, следующий тест, заплатил за это или ещё за что-либо, пусть небольшие, но уже деньги. И так далее. Вот  и оказывается, насколько материален, нужен, необходим через   сто  пятьдесят  лет  Фёдор   Михайлович Как важна наша Русская Культура, фольклор, как система, - в особенности, для противостояния многочисленным и разнообразным якобы учениям и организациям типа... мне даже слово ненавистно... Так, что может и нужен один (а не пять) союз писателей. Лишь бы они, писатели, не для «набития» собственного «брюха» у «корыта» стояли, а радели бы о защите национальных культурных ценностей...
Хочется закончить на светлой ноте, но приходит на ум, почему-то ярость Лермонтова, хоть и светлая, но, всё же, скорбь Чехова... Теперь мне уже более по душе утро, желательно солнечное, светлое. Уже теперь не скажу: «оставьте мне ночь». Ночь нынче - для Интернета. Не люблю я её, канитель эту, да куда денешься - надо. А может и не надо... Интересно всё же жить на свете, весело, в общем-то, и приятно...
                1996-2001гг.



МОЯ ПИТЕРСКАЯ МИЛИЦИЯ

Странно получается, будучи человеком сугубо пьющим, проще – алкоголиком, правда не последней стадии, мои взаимоотношения с нашей доблестной милицией, уже на протяжении полутора десятилетий складываются довольно-таки доброжелательные, за редким исключением, можно сказать, за исключением одного маленького случая, который для меня не показателен.
При том образе жизни, который я вёл и веду до сих пор, встречи с людьми в форме, пусть не часто, но предполагаются.
Первый раз я столкнулся с работниками медвытрезвителя следующим образом.
Будучи студентом третьего курса консерватории, после каких-то занятий, я встретил приехавшего недавно из-за границы Мишеля – студента-вокалиста из той же консерватории. Естественно, мы были с ним знакомы, было о чём поговорить. На улице начало сентября, тепло ещё, попили мы вина, поехали в общежитие, практически трезвые.  Ну, что  такое  для  двух  молодых людей – бутылка вина.
Выйдя из автобуса, Мишель пошёл покупать арбуз (их продавали недалеко от остановки), а я пошёл, было, в здание общежития – пройти мне нужно было метров тридцать. На десятом, приблизительно, метре слышу, откуда-то слева кто-то, что-то такое несёт по отношению ко мне. Но я в ту сторону не смотрю, и, на ходу, просто посылаю это нечто, сами знаете куда.
Прохожу ещё метров пять – меня под руку нежно кто-то берёт, смотрю – сержант милиции, рядом стоит машина медвытрезвителя, которой я, как оказывается  не дал проехать, к чему  меня, открыв дверь кабины, сержант и призывал несколько секунд назад. Но я же не смотрел, мне было хорошо, а он, видишь ли, обиделся: «Садись», – говорит, – «в будку». Ну, думаю, ладно, сяду, даже интересно, приключение какое-никакое.
В будке темно, решетчатое маленькое окошечко, деревянная лавка, ещё один милиционер, а внизу на полу находятся двое пьяных: дедушка лет шестидесяти пяти и плохо одетый интеллигент среднего возраста с лицом в эспаньолке.
 Едем по колдобинам – дедушку кидает и валяет по полу, но ему от чего-то весело, интеллигент грустно забился в угол, но его тоже сильно подбрасывает.
 Куда мы едем, я не имею ни малейшего понятия. Милиционер сидит на лавке я  – рядом, угостил его сигаретой. Он  видит,  что   я   в  нормальном  состоянии, – Ну этих мы у вино-водочного подобрали, а тебя-то за что?
– Да, видимо, сказал что-то не то, сержанту твоему.
– А-а, понятно, он такой.
Поболтали, покурили, доехали – машина остановилась.
Открылись двери будки и нас стали принимать трое «гвардейцев»,недавно построенного, новенького медицинского учреждения Красносельского района.
 Видя, что я на ногах, один из них грубо гаркнул: «Туда!», и показал своей пятернёй на вход. Я вошёл в помещение, достаточно просторное, серо-бетонного цвета, справа стойка, как в сберкассе, за стеклом девица в форме, прямо – узкий коридор, что за ним не видно, слева какие-то стулья и вход в туалет.
 Милиционер, с которым я ехал в фургоне, сказал мне, чтобы я подождал здесь. Я зашёл в туалет и был несказанно удивлен его чистотой, зеркалами и отделкой.
Вернувшись в серо-бетонный бункерок (так как окон в нём не имелось) я увидел интеллигента в эспаньолке, сидевшего на стуле. Над эспаньолкой были глаза, а в них, друзья мои, стояла такая вселенская скорбь по поводу своей дальнейшей судьбы, что я насторожился и подумал, а что это я такой весёлый. Да, я был молод и глуп, а дядечка уже понимал в силу своего жизненного опыта, чем грозит ему данное приключение.
Я, улыбаясь, спросил его, чем он занимается. Молчание было мне ответом. Я поинтересовался, уже менее дружелюбно, где  мы  находимся.  Не  замечали  меня.  Я, снова улыбнувшись, спросил, куда это подевался наш милый дедушка. Печаль в его глазах медленно переползла в не менее вселенское презрение. И это презрение посмотрело на меня, затем вернулась печаль, глядящая внутрь себя.
Но ничто не могло в этот день испортить моего прекрасного настроения. Вины и проступков особых я за собой не чувствовал, поэтому ничего и не боялся. Появился опять мой милиционер, стрельнул у меня ещё оду сигарету и сообщил мне, что дедуля оказался прытким и пытался сбежать при высадке из фургона, но его поймали. На этих словах двое «гвардейцев» ввели дедушку. Надо отметить, что дедушка был мал ростом и тщедушен, в отличие от слуг закона. Бровь у деда была разбита и кровоточила. Я перестал улыбаться. Милиционер сказал, что дедка сбежал из ЛТП, где находился на лечении. В моих глазах «гвардейцы» перестали быть таковыми, пусть и в кавычках. Они попытались посадить деда на стул, но он опять попытался убежать, они, матерясь, схватили его и начали было тузить, не сильно. Но мне его стало жалко и я сказал, достаточно миролюбиво: «Эй, ребята, перестаньте, он же старый уже, не надо его так».  Мой милиционер мне посоветовал: «Ты лучше молчи». Но я ещё раз попросил этих. И, то ли дед сам успокоился, то ли до них дошло, что-то, но они перестали.
Сержант, который оскорбился на меня, куда-то девался. Пришёл, по-моему, лейтенант и спросил меня первого, есть ли у меня  документы, спокойно так, будничноНи странно в данный день паспорт был при мне, зачем-то я его взял с собой, уже не помню, но пригодился. Я предъявил его, а лейтенант его забрал себе, у двух других документов не было, и ушёл небытие, предварительно сообщив, что сейчас придет врач, осмотрит нас, и будут принимать.
Вы знаете, я вообще не люблю, когда мои документы кто-либо держит в своих руках, тем более, когда их уносят в неизвестном направлении.
Пришёл врач – женщина средних лет, в белом, как положено, халате. Она пригласила деда, провела его в коридор, мне уже не было видно, что там происходит. Прошло около минуты – она вернулась, а дедушка, как вы уже догадались, увы. Следующим в коридоре испарился печальный субъект. Дошла очередь и до меня. Мне всё ещё было весело и интересно.
Внимательно посмотрев мне в глаза, врачиха пригласила и меня пройти в столь загадочный коридорчик. Мы  зашли в него, прошли его – ничего интересного. Дальше находился ещё один, пошире и побольше, стояла кушетка, были какие-то закрытые двери, видимо туда и отправились мои собратья. Врач села на кушетку и спросила, за что меня сюда привезли. Я ответил, что я студент такого-то ВУЗа, что видимо, что-то не то сказал вашему сержанту, повторил песенку свою, одним словом. Она, помолчав, предложила: «Пройдите от этой стенки до этой». И вот тут я испугался, так как понял, что если за пять шагов, каковые мне предстоит  пройти от одной дурацкой стены до другой, я покачнусь, пусть случайно, пусть от волнения, оступлюсь на ровном линолеуме, то всё  –  присоединит меня  милый врач  к  уже  принятым на «санаторное» лечение. И, хотя я ни разу ещё в такой ситуации не был, но печаль интеллигента красноречиво говорила о том, что ничего хорошего меня за ближайшей дверью не ждёт. Я ещё не знал, что берут штраф, я забыл, что слышал раньше о том, что сообщают на работу, учёбу о нахождении здесь. А время-то было социалистическое, хоть и «перестроечное», комсомольские проработки, записи в досье дальше были бы.
Я сказал себе: «Спокойно, всё нормально», и представив, что я на прогулке, действительно спокойно, без напряжения и зажатости, прошёл эти несчастные пять метров. Отлично, можно сказать, прошёл! Замечательно продефилировал! На века!
Только я остановился и посмотрел на реакцию врача, как из небытия возник лейтенант. Женщина несколько резковато доложила ему: «Я его брать не буду, он вполне нормален, даже можно сказать, что он абсолютно трезвый». Можно было перевести её слова так: «Ерундой занимаетесь! Лишь бы привезти, а кого наплевать!»  Лейтенант молвил спокойно и буднично: «Хорошо, пройдёмте со мной». Я сказал даме: «До свидания». А «спасибо» не сказал, а надо было. Мы с лейтенантом вернулись в помещение со стойкой и девицей, где он предложил мне посидеть и подождать, а сам опять отправился в небытие, теперь уж навсегда. Я не успел   спросить  у  него, чего мне ждать, но  догадался, что паспорта. Посидел, покурил... Посидел... Покурил... Минут пятнадцать томился,  не понимая, почему так  долго  никто  не не идёт...
Дотомился я до оскорблённого сержанта. Он возник возле стойки. Он держал в руках мой драгоценный документ. Он стоял в развязной позе облокотившись на деревянную стойку, отставив одну ногу в сторону, похлопывая моим паспортом о ладонь. Его глаза на широком рыхлом и усатом личике с явным  утрированно-злобным сожалением смотрели на меня. Это было сожаление и недоумение, как, вот же, был в моих руках, и выскользнул, но он уже не обижался так сильно, как час назад. Я подошёл к нему, и он успел сказать только: «Ну, что...» Дальше говорил я. Говорил я практически искренне, что я не хотел его обидеть, я пытался ему объяснить, что он меня неправильно понял. Говорил я увлечённо, быстро, безостановочно, минуты три. Он не мог вставить ни единого слова. Девица за стеклом улыбалась. Он ни черта не понял! Ему надоело. Я дал ему шанс что-либо сказать. Он рассмеялся и сказал: «Иди ты отсюда (туда-то)», отдал мне моё, и я вышел на воздух. Было ещё светло. Где я нахожусь – я не понимал. Спросил какую-то тетку – оказалось на Ветеранов, недалеко. Вышел из двора, в котором находилось столь необходимое учреждение, на какую-то улицу, слышу сзади топот, думаю вернуть хотят, что ли, бред, но подумалось. Оборачиваюсь – Миша! Нашёл ведь, молодец какой. Говорит: «Ну, ты даёшь, я смотрю, ты вроде только был – раз и уже в пьяновозке! Я сюда, мне там сказали, что тебя только что отпустили. Я сначала не поверил...»
Я рассказал Мишелю как, что и почему... И мы коне-е-чно же надрались!


ГОРОД ЗВУЧАЩИЙ

Экспромт

Тинсон был джазмэн. К нему спустился ангел, с башкой в форме кувшина. Тинсон налил ему туда мелодию. Ангел зазвучал и завибрировал. Они пошли к Казанскому и сели на ступени.
Звучащий ангел сказал Тинсону:
- Давай, тоже звучи, а то по морде получишь.
Куда деваться, ангел, все-таки. Тинсон достал из кармана рояль и стал на нем звучать.
Их вибрация вывела из состояния апатии Казанский собор. И он принялся звучать и вибрировать - вовсю. Казанскому откликнулся Дом Книги. Дому Книги - Гостиный Двор. Взбодрилась Екатерина Вторая с компанией. Пошла цепная реакция от зданию к зданию, и вскоре, уже звучал и вибрировал весь Невский проспект, от Адмиралтейства до Лавры. И было это - расчудесно!
Вот, что случается, когда льешь мелодии куда попало.

Вибрация и Звучание

Тинсон, как  сказано выше, был джазмэном. Но, помимо джаза, он трудился в одной фирме в качестве переводчика. Английский, немецкий, русский и казахский языки - любимые языки Тинсона.
Ему, в эту самую фирму, однажды позвонил Бездельник.
Тинсон сидел без денег, потому был добрый. Бездельник имел кое-какие купюры в кармане, но ему не терпелось от них избавиться, а то, как-то непривычно. Они встретились на Владимирском.
Зазвучал «простой шотландский виски», пошла вибрация, и они решили озвучить Загородный проспект, отмечаясь во всех кафе и барах подряд. Получалось неплохо. Мелодия «виски» звучала под аккомпанемент мощных аккордов из пива, «Лимонной», «Столичной» и прочая. Хватило их лишь до Гороховой, где в кафе с одноименным названием наступил апофеоз в виде попытки подраться с каким-то «бугаем». Попытка оказалась неудачной - хозяин данного кафе разнял и помирил. Естественно, пришлось опять звучать и вибрировать вчетвером, с хозяином и «бугаем», не считая надрывающегося Загородного.
Дальше был космос. Они куда-то ездили, что-то делали, удачно подрались со второй попытки... И, вдруг, музыка кончилась, так как Тинсон потерялся. Один Бездельник звучать не мог. Ему стало грустно. Он заплакал и очутился возле своего дома. Но тут, тихо-онько так, проявилась простейшая колыбельная пива «Балтика», которую наигрывал знакомый Бездельнику консьерж. Бездельник присоединился к этой умиротворяющей вибрации, позвучал-позвучал, успокоился и отправился почивать.
А Тинсон оказался на Луне. Звучание его иссякло. Рядом лежала какая-то гражданка Кряхтунова. Ему было жаль Землю, на которую он лениво взирал. Но, в общем-то, он был доволен. Утром его не выпускал лунный вахтер, пришлось заплатить последней копейкой. Но, право же, столь далекое и приятное путешествие того стоило. Тинсон вновь - вибрировал и звучал!


Превращение

Бездельник неожиданно стал дельником. Мало того, стал учителем. Звуковым. Нечаянно написал сценарий. Литературный. Дама-режиссёрша сняла по нему тупой, бездарный и бессмысленный мини-сериал. Он прошёл, как ни странно, по одному провинциальному телеканалу. Дельник, узнав об этом, тут же решил отметить. Никаких денег за сериал Дельник не получил, но всё равно приятно, можно похвастаться.
Было лето. Было хорошо. Было тепло. Было кафе «Адмирал», где Тинсон пел, аккомпанируя себе на раздолбанном ф-но, или на нераздолбанной гитаре, в дуэте с саксофонистом. Было на что, и хотелось, и звучалось, так сказать.
Дельник пришёл в кафе к девяти вечера. Весь день, с утра, он занимался вибрированием в постели с девицей-красавицей. За день она ему,  конечно, надоела. Но  некоторое, согласитесь, удовлетворение он получил. Зайдя в помещение, поздоровавшись с Тинсоном и Бубко, его со-дуэтником, данный  субъект  увидел, что  за  одним  из  столиков сидят две Не-девушки из фан-клуба господина Тинсона. Субъект к ним подсел, заказал чего-то, познакомился...
Таня и Аня. Работают, то ли бухгалтерами, то ли, что-то в этом роде, в конторе-фирме какой-то. Лет 20-30. Таня - 1м 80см, поскромнее. Аня - посимпатичнее и пониже...
Тинсон вулканически извергал свои звуки на слушателей. Пел - лучше «Баксова», играл на фортепиано - как обычно...
Надо отметить, что сей неподражаемый звукоизвлекатор имел странную привычку. Он курил «Приму» без фильтра или трубку с хорошим, дорогим табаком - попеременно. Выделывался, одним словом.
Дельник не замедлил растрепать об этом Ане-Тане. Случился перерыв. Курящий «Приму» Тинсон подошёл и сел к ним за стол. Не-девушки тут же попросили у него трубку и табак, интересно им стало попробовать. Тинсон достал всё это из своей сумки, отдал им и продолжил свою нелёгкую работу.
Дельник и Не-девочки совместными усилиями набили трубку табаком, и Таня с Аней по очереди стали её, сначала раскуривать от зажигалки, а затем и курить, чуть ли не вырывая друг у друга. Зрелище - не для слабонервных. Если бы вы видели, с каким старанием они обе, обхватив губами чёрный мундштук деревянной трубки, втягивали в себя, поначалу воздух, далее дым, кашляли, затем снова продолжали, как бы, курить, вы бы поняли какая вибрация и какое звучание двигало этими губами и, прикреплёнными к ним Не-девушками.
Тинсон ещё раз  устроил  перерыв, теперь уже  более  длительный. Он присоединился к сложившемуся трио и получился квартет. Квартет радостный и весёлый, так как все четверо были друг другу, как минимум не противны. Под разговоры, анекдоты, стишки и дружеские шутки время летело быстро. И, как-то так, само собой сложилось, что Тинсон и Таня, Дельник и Аня разделились внутри квартета на два дуэта.
Поэтому, вполне естественно, что к окончанию работы Тинсона и благословенного кафе «Адмирал», выпив достаточное количество кто чего, сложилась ситуация, которую Дельник про себя сформулировал: «Продолжить!»...
Кафе закрывается, Тинсон собрался домой к нежной грозной жене, а девушки-то звучат, ещё как звучат... но молча... но с ожиданием.
Квартет вышел на улицу. Дельник решился, наконец, сказать вслух то, о чём думают все:
- Хорошо посидели, не хочется расставаться.
 Возникает пауза.
- Могу пригласить к себе, - продолжает он, - но условия, как в Сталинграде в 42 году, ремонт...
Вновь пауза. Тинсон мнётся. Девушки переглядываются - думают. Затем Татьяна говорит:
- Раз Сталинград, то не надо, у меня квартира свободная,  далеко правда, в Озерках.
Сошлось. Все посмотрели на Тинсона. Тинсон размышлял о  последствиях. Ничего не  измыслив,  он махнулрукой и сказал:
- А-а-а! Поехали!
Дельник и девушки рассмеялись. Напряжение момента спало. Всем стало легко и весело. Тинсон скомандовал: «Вперёд!» И они двинулись на Сенную площадь. Сенная распевала разухабистые блатные мелодии, как и двести лет назад.
Они ещё посидели, выпили водочки в банальном пластико-пластмассово-металлическом кафе... В вагоне метро они пили пиво, под косые взгляды редких соездников... Приехав в Озерки, в магазине закупили ещё пива - корзину...
Идут к дому. Впереди - Татьяна и Тинсон, взявшись за руки, чуть ли не бегом, голубки. За ними - Дельник и Анна - чинно, под ручку, беседуют.
Проходя через какой-то задеревьенный, закустный детский садик, Анна мгновенно превращается  в Нюську.
- Писать хочу, - говорит она.
Дельнику становится как-то не по себе. Уж больно резкий переход от светской, хоть и якобы, беседы к физиологии.
Ну, что делать, она идёт за кусты, Дельник её ждёт, Т. и Т. уносятся в темноту. Дельник волнуется - ни дома, ни номера квартиры он не знает. Но появляется Нюська, успокаивает его, что она помнит, где это находится. Немного поплутав, они выходят к нужному подъезду, где их ожидают, уже почти невменяемые от желания воссоединиться -ТТ...
Они в квартире. Расположились на кухне.  Таня  принесла гитару. Пока Дельник и Нюська вынимали из сумок пиво, ТТ исчезли в одну из комнат...
Дельник с Нюськой, откупорив по бутылочке, беседуют.
Дельнику и так было хорошо, но чувства зависти и долга, спортивный интерес возобладали, да и аппетит, как известно, приходит...
Он говорит: «Давай тоже уединимся». Нюська отвечает: «Песен и песен», и внезапно уходит в ванную. Туда же направляется, уже в новом Тинсоновом звучании, Таня, помочь видимо.
- Блюёт что-ли? - сказал Дельник, пока счастливый Тинсон настраивал гитару...
Не-девушки вернулись. Стали, сначала все вместе, петь какие-то песни, затем Дельник, с некоторым вдохновением, выдал вокальную импровизацию на тему «Здравствуй, Долли», чем несказанно удивил «признанного мастера» Тинсона. У него аж глаза вытаращились. Спели ещё несколько песен, и тут Дельник отвлёкся секунд на пять - бац! - ТТ опять исчезли, испарились.
Назюзюкались все уже прилично. Дельни расстегнул что-то  на груди у Нюси и, увидев там левую грудь, надо сказать весьма аппетитную на вид, поцеловал коричневый сосочек - действительно было вкусно. Нюська отбивалась: «Всё будет, будет, но потом!» - «Песен и песен»,  понимаешь ли, ей подавай, твою мать.
Ну, сели. Ну  спел  Дельник  под  гитару  свою   «корон-ную» чужую песню. Отлично спел, подлец. Голосом бог не обделил, душа, сами понимаете, тоже пела.
Разбил в кровь указательный палец - давно не играл, и гитара - дрова дровами.
Нюська обалдела от счастья и принялась облизывать и, извините, обсасывать Дельнику... палец, разбитый не очень сильно. Делала он это даже с несколько  излишней преданностью и с искренней благодарностью во взгляде.
Здесь опять выползли, чтоб им пусто было, из комнаты Т. и Т., ни раньше, ни позже - заразы. Тинсон, видишь ли, из-за стены слышал исполнение Дельника, и снова был удивлён. О чём и вылез сказать, паразит этакий.
Нюська и Таня снова упёрлись в ванную. Дельник и Тинсон покурили-поговорили.
Было уже три часа ночи. Квартира - трёхкомнатная. Хозяйка Татьяна возвернулась из ванной одна и распределила всех на ночлег так: они с Тинсоном - в одной спальне, Дельник - в другой, Нюська в гостиной. Дельник сначала не понял, но их с Нюськой комнаты были смежные, поэтому он подумал: «Куда она денется».
ТТ ушли к себе. Дельник вошёл гостиную залу, увидел диван, а на нём, в обворожительном чёрном коротком халате, или кимоно, дрыхла, лёжа на спине великолепная Нюська. Он подошёл, сел у неё в ногах, засунул осторожно руку под халатик в нужном месте, погладил... никакой реакции. Взял Нюськину руку, приподнял, помахал даже ею, отпустил  -  рука  безвольно шлёпнулась на недевушкин животик... «Труп-трупом», - подумал он.  Заниматься некрофилией Дельник, как-то, не привык, ему нужна была, хоть какая-то, реакция на его действия. Да и настроение уже изменилось в сторону философии. Ну, что - пошёл спать.
Проснулся он первый, в семь утра. Всех поднял. Взбодриться нечем. Недевушкам на работу к 8-9 часам.
Тинсон и Дельник стали быстренько прощаться: Тинсон, как всегда, галантно, Дельник - индифферентно.
Прощание происходило в прихожей. Видок у всех был, конечно, «чудный». Нюська стояла перед зеркалом, умытая, одетая и красила веко правого глаза кисточкой для наведения теней. Её голова медленно, с большим усилием, двигалась из стороны в сторону, тогда как рука с кисточкой была неподвижной. Чем-то это напоминало бодание.
Несколько тупо глядя на себя в зеркало, Нюська самокритично сказала:
- Первый раз вижу человека, у которого в данной ситуации двигается не рука, а голова...
Тинсон и Дельник вышли из подъезда, не особо понимая где они находятся, но вскоре - разобрались.  Купили пива, причём Тинсону досталась бутылка, полностью заполненная льдом (хоть какая-то ему пакость, не всё сладость), но было тепло, она скоро оттаяла. Они сели на какие-то ступеньки напротив метро Озерки... Светило солнце. Tutti!