Соты обетованные

   Весенним утром слишком громко скрипели чернеющие акации, которые никак не могли решить про себя они ещё спят, или они умерли.
   Человеческие соты многоэтажек жили в максимальной изоляции.
   Не важно, как считалось время или бежали дни, слишком жёлтое солнце манило выйти на улицу. Цветущие сады теперь источали тонкий аромат тления мира.  Тишина громко давила в окна и прорывалась в двери. Она искала жизнь и суету, но люди так сильно боялись умереть, что затихали в своих квартирах, как мертвые, опасаясь даже не очищенного воздуха.
   Континенты соревновались в несвободах.
   Когда все началось, многие считали, что выровнялось различие между бедными и богатыми, между белыми и черными, между удачливыми и не очень. Многим казалось, что люди, объединенные бедой на планете, все равны, но всегда есть те, кто ровнее, и именно они открыли новый виток различий.
Обычные люди так были испуганны смертью и вирусами, опасностью и беззащитностью, что быстро соглашались со всем, а правительства отбирали свободы и права слишком быстро, заменяя их мнимой опасностью и кажущимся спасением.
Человечество раскололось на тех, кто хотел жить в сотах, в их окнах стояли дезинфекторы, вместо улиц давно соорудили пластиковые переходы с дезинфекторами, которые работали вместе со светофорами в одном ритме и теперь, на красный, всегда начиналось распыление мельчайших, едва уловимых, говорят спасительных, капель антибактериального раствора.
   Были и другие, но сведения о них были похожи на выброшенные в детстве истории, поэтому были ли они, сомневался даже тот, кто тайно сомневался, явно поддерживал, изменившийся мир.
   Все ученые работали теперь только на правительство и утверждали, что за время изоляции мутировали масса новых вирусов.  Интернет издания всех СМИ заявляли, чтобы выжить, нужно все подчинить рациональному, а это означало борьба за новые вакцины, все было брошено на сохранение тепличной жизни людей.
   Каждый человек теперь был вакцинирован и чипирован, это позволяло контролировать местонахождение, времяпрепровождение и самые последние вакцины уже давали контроль за разумом.
   Люди слабели, как особь. Они больше не были венцом творения, они смирились из страха и вздрагивали от мысли о могуществе вирусов и бактерий.  Неприятие мира стало таким острым, что даже невольный громкий крик отчаянья в соседней соте вызывал неизменную панику.
   Самым дорогим в мире оставались воспоминания, и именно их все время массово перегружали, и теперь память каждого практически всегда работала безошибочно правильно.  Человечество не было счастливо в прошлом, но именно самоизоляция привнесла в их мир созерцание и осознание, духовный рост и возможности неприменимых негде знаний. Неспособность мыслить о неповиновении подводило людей к одному общему выводу — все казалось теперь наделено общей целью и смыслом, а наличие продуктовых карточек, казалось естественным распределением благ.  Плевать, что жизнь стала похожа на большой опыт в Лаборатории, ведь каждый умирал в своей пробирке незаметно.
   Говорят, что где-то выводили новых людей путем лабораторных испытаний, чтоб возродить человечество, обещали, что именно их донорская кровь, этих, мега сильных, людей, будет привита всем и люди обретут силы жить с открытыми, без дезинфекторов, форточками.
   Мир приспособился бы, но человечество быстро старело.  В каждом окне был только один человек, который за целый день мог ни сказать в слух ни одного слова. Люди смотрели на друг друга как на источник угроз.
   Говорят где-то далеко ещё был острова Свободы, куда успели рвануть после последнего мятежа люди. Но никто не понимал почему они выжили и точнее никто не знал, выжили ли они, или это просто.,витающая между тусклыми сомнениями, легенда.
Дикие острова Свободы БЫЛИ. Их не уничтожали только потому, что в налетах армии была цель — собрать биоматериал, который выживал вопреки всему.  Мировые магнаты иногда вступали в договорные отношения и со Свободными, и сейчас шел период пятилетнего вето на отлов сильнейших, но шпионские атаки, молниеносные налеты,- были ежедневной опасностью, потому, что каждое правительство стремилось не к ядерной бомбе уже, а к управляемому вирусу или к вакцинам, что в принципе вело к одному и тому же.
   Он сидел на песке, который был таким белым как сахар,  но только солёный на вкус  и вглядывался в необъятную синь, которая разливалась между небом и землёй единым целым.
   Он помнил, как много было всего в прошлом и теперь старость, которую он выбрал, презрев жизнь в сотах, была уже давно длинной и одинокой. Он не помнил день, когда ЕЕ не стало. Нет, не было числа, все числа остались в прошлом-день знакомство, рождение детей, их совместные радости, а теперь, после многих лет на несуществующем острове Свободы, он не пытался удержать в памяти число, оно не имело значения.
   Большое поселение свободных исчисляло тысячи людей, но их было недостаточно для равновесия. Они были их биоматериалом, за которым вели охоту Континентальные Правительства. Мог ли он в прошлом представить, что дети станут добычей.
Хотя почему нет? Ведь равные убивали равных за деньги, за политику, за землю, Теперь за сильное ДНК.
   Началось с простого-с манипуляций, которую моментально сочли истиной.
   Дальше — больше, и вот теперь существует несколько осколков Свободных, не принявших правила КП, как правило нового рабства и тотального контроля.
   Волна накатывала за волной, и он тысячный пытался понять, когда они свернули не туда.
   Ответа не было, но соль океана на губах, белая, как сахар, острая, как кровь – была.
   За свою свободу они платили кровью, другой цены не было ни в каком мире, ни в прошлом, ни в будущем.
   Весенним утром сдержанно зашумели ветви мертвой акации.