Мне показалось...

Над скамейкой, в нескольких шагах от маленькой деревни, «стояла» полная луна. Грязный желтый шарик, на котором лежала шапочка снега, держал черный столб – единственный столб в округе - облитый густым жарким светом. Снег напоминал рассыпанную мелочь серебра в плотном белом смоге, прибежавшем из леса. Вокруг веяла тишина. Пару раз с деревьев упали снежные рукавички на землю, из-за чего раздался смешной глухой шлепок.

Из трубы маленькой хижины Анатолия Сергеевича выкарабкивался горбатый черный дым, будто Анатолий Сергеевич и был той самой русской печью, обеспечивающий дому уют, беспрерывно куря сухую кору ели и сосны. Рядом с хижиной стояла жирная бочка. Каждый раз, когда к Анатолию Сергеевичу приходили за помощью, никто с ним не здоровался, а лишь спрашивали:

- Твоя бочка что, тюрьма?
- Не понял? – спрашивал Анатолий Сергеевич, откладывая тоненькую книжку на стол.
- На дне бочки лежит маленький желтый листочек. А холод уже как месяца два сковал все бочки в округе, и так до весны он будет в плену, - шутили они. – Тюрьма!
- Ничего подобного!
- Почему?
- Он в спячке! – выпучивая глаза, Анатолий Сергеевич надевал свою шубу, хватал инструмент и выгонял гостей из хижины, вынимая из кармана шапку. Гость лишь молчал в ответ. 

В эту ночь к Анатолию Сергеевичу не приходили – вся деревня готовилась к новогодней ночи.

Снег хрустел под валенками Анатолия Сергеевича. Он шел медленно, аккуратно переставляя рослые ноги. На нем было праздничное пальто – широкое, бурое, в синюю клеточку. Он напоминал соседским детям медведя, решившего прогуляться к горам. Глаза он опустил вниз. Потом поднял их, и посмотрел в сторону леса, где ряд старых елей представлялись ему гигантским карпом, из-за дуновения ветра виляющим плоским хмурым тельцем. Он улыбнулся. Пройдя несколько шагов, он встал у того самого столба – единственного столба в округе – который держал грязный желтый шар. Посмотрев на скамейку, он сел на нее. Даже не стряхнув пелену снега.

Тишина. Представьте на секунду эту тишину. Единственный шум, который раздается – это снег, приземляющийся на ваши синие веки, и лишь растаяв, они скользят к красному носу, а потом они замерзают, но остаются. И все. Это тишина, знакомитесь. Даже хор волков и треск сухого палена в печке не даст вам этой тишины как самый обыкновенный снег, имеющий жизнь короче жизни бабочки на лугу.

Анатолий Сергеевич сидел, уставив взгляд на ножку столба. Вдруг он услышал шаги – мягкие и звонкие. Точно по рассыпной мелочи стучат женские каблучки. Он поднял глаза. Приближался какой-то черный силуэт. Прищурив глаза, на мгновенье он вспомнил желтые бланки с кривыми именами и печатями. Крики детей и белые халаты полненьких волосатых врачей. Врач стоял у постели и говорил сухим заикающимся тоном:
- З-з-зачем?
- Я так хочу… мне нечего ему дать…
- Я не з-знаю вашего п-п-положения, но могу заявить что м-могу вам всячески помочь, если… вы примете… примете…
- Хотите помочь? Избавьте меня от него!

Анатолий Сергеевич встал со скамейки и вытянул руку вперед, но ничего не мог разглядеть. Почувствовав плечо силуэта, он остановил его, и повернул к себе.
- Что вы себе позволяете мужчина? – начал кричать женский голос.
- Простите, простите меня… я…
- Отпустите, вам говорят, - это оказалась довольно длинная женщина с крепкими руками и ногами, укутанная в серую шубу.
- Извините! Прошу прощения! – выбрасывал слова Анатолий Сергеевич. – Меня зовут Анатолий Сергеевич, я плотник и электрик, живу вот в этой хижине, что стоит у окраины деревни…
- Очень приятно, только зачем вы на меня напали?
- Простите, не хотел вас напугать.
- Но это у вас получилось.

Ее голос был довольно знакомый.

- Я вас не видел здесь – вы приезжая? – допрашивал плотник крепкую женщину.
- Да, приехала к сестре и племянникам, гостинцы везу…

Лицо бледное. Длинные крепкие руки. Прищуренный взгляд.

- Скажите, вас зовут Алла? – продолжал Анатолий Сергеевич, вынимая старую карточку из кармана. 
- Что?
- Вас зовут Алла?
- Ну, допустим, - прищурила она правый глаз.
- Алла Степановна?
- Сынок, - женщина выпрямилась в полный рост. – Пусти бабушку, ей и так стоять тяжело на холоде, и праздник скоро. Ты сам лучше ступай к своим – небось, жаждались они тоби!

Анатолий Сергеевич смотрел на ее лицо, и долго всматривался в карточку. Нет. Это была не она.

- Простите что заставил вас простоять здесь. Вас провести?
- Не надо сынок, спасибо. Сама доберусь!

Она спрятала руки в бумажные сумки и пошла вперед, буквально перепрыгивая от одного глубокого следа Анатолия Сергеевича на другой.

- Сынок, а сынок? – повернувшись к свету, закричала женщина.
- Да!
- А что ты подумал, когда меня увидел?
- Мне показалась, что вы моя мама! Но обознался, простите!
- Ничего сынок… Ты приходи к нам, не сиди тута, - продолжила она проворно прыгать по следам.

Сняв шапку, Анатолий Сергеевич посмотрел на нее, вынул из ушка опилку, и поднял глаза на женщину. Он провожал ее силуэт так же, как и встречал. Вечные силуэты ходили перед его глазами.

Утром нашли его у бочки. В руках он держал карточку и желтый маленький листок.