Отражение в зеркале. 5. Потерянный рай

          - Интересно,  кем бы я стала, если бы дед не купил мне пианино? – задумалась Анна, рассматривая старые фотографии. А ведь я мечтала стать врачом...
Она вспомнила как “лечила” кукол “пилюлями” - кругленькими съедобными плодами какого-то сорняка, смазывала зеленкой и бинтовала ссадины полученные Петькой в многочисленных уличных сражениях. 
   
На одном из фото были они все - дедушка, бабушка, Аня, за ними, выше всех на голову маячил Петька, а у их ног сидела, внимательно глядя в объектив, любимая Анина собачка. Вид у всех был счастливый, все улыбались, даже собака Мушка.
 
     Только повзрослев, Анна поняла, чего стоила ее деду покупка пианино. Крепко пришлось ему поработать. Сделал он на заказ пару шифоньеров, сложил пару печей, а дело это было непростое и кропотливое. Печником, как и столяром, он был “от Бога”. Печи сложенные им отлично грели и никогда не дымили, что далеко не всегда удавалось другим печникам. Поправить неудачно сложенную печь всегда звали деда  Евдокима.

     Покупке пианино предшествовало появление в городке учительницы музыки с труднопроизносимым для детей польским именем - Софья Вацлавовна. Поселилась она в одном из пяти "казенных" одноэтажных домов построенных для железнодорожников и прозванных невесть почему “собачовкой”. Собак там отродясь никто не видел, и откуда взялось это странное название, никто не знал. Поселившись в одной из квартир вместе с мужем, маленькой дочкой и старинным пианино, Софья Вацлавовна стала активно набирать учеников.

     Тогда в СССР пианино были везде - в красных уголках, клубах, школьных актовых залах и даже в ЖЭКах.
 
Давно миновало то благодатное время и пианино стали никому не нужны. Их предлагали за бесценок, выносили на помойку, делали из них шкафы, а кое-кто выносил в сарай и хранил в них овощи.

     А тогда родители, искренне желая расширить кругозор своих чад, старались отдать их в музыкальную школу и наперегонки покупали музыкальные инструменты. Своими детьми, разучивающими гаммы и знающими, что за зверь такой сольфеджио, они очень гордились.

Музыкальная школа в городке появилась много позже, так что у Софьи Славны, как называли ее ребятишки, а вслед за ними стали называть и их родители, отбоя не было от желающих постичь музыкальную науку.

     Аня училась охотно, часами просиживала за пианино и вскоре уже услаждала слух окружающих милым исполнением “К Элизе”  Бетховена и ”Турецким рондо” Моцарта.

В доме стрекотала швейная машинка бабушки, в сарае постукивали молотки и тихонько посвистывали рубанки* и фуганки*. Весело всем работалось под Анину музыку.

     Плату за учебу Софья Вацлавовна брала ”натурой” - с кого услугами, с кого дарами садов и огородов. Бабушка Ани была портнихой-самоучкой. Обладая отменным вкусом и умением, в оплату за уроки она полностью обшивала Софью Вацлавовну - от мелких деталей туалета до зимних пальто.

     Дом деда был невелик. Самой большой была комнатка в четыре окна - “зала”. В простенке между двумя окнами выходящими на закрытую веранду, стояло пианино, в центре - небольшой круглый стол накрытый вышитой скатертью. Над столом висел круглый оранжевый абажур с бахромой.

За  этим столом, читая вслух по очереди книги, проводили они лучшие часы. Самой любимой книгой Ани была “Война и мир” с удивительными иллюстрациями переложенными листками папиросной бумаги. Аня подолгу рассматривала их, а после перерисовывала в тоненький альбом. Читали они рассказы Чехова, стихи Лермонтова, Пушкина, “ Угрюм-реку” Шишкова со столь же прекрасными иллюстрациями. Всех прочитанных книг Анна уже и припомнить не могла.

     Частенько присоединялся к ним и Петька, сын тети Даши, соседки, хотя сам он читать вслух стеснялся, ему больше нравилось слушать.

     В те времена чтение еще было “модным”. За книгами “гонялись”, под книжными магазинами с вечера выстраивались огромные очереди, а когда ожидались особенно интересные, то страстно желающие их получить уже за три дня начинали записываться в очередь и дежурить у дверей магазинов.

     Тиражи художественных книг были не в пример сегодняшним - пятьдесят тысяч и более. Разных детских книжечек и того больше - миллион, бывало и полтора.

     Однако так было не всегда. До восемнадцатого века любовь к чтению всерьез считалась болезнью и даже описывалась в медицинских справочниках. Людей увлекающихся чтением награждали весьма обидными прозвищами - “книжный червь”, “книжная крыса”. Только в середине восемнадцатого века в Речи Посполитой появилась первая библиотека доступная для всех.

В девятнадцатом веке, появилось понятие “образцовое чтение”, где главными были мораль и обучение. Отношение к чтению и книгам стало понемногу меняться к лучшему.

     Прошло время, и теперь книги и журналы, которые выписывались каждой семьей едва ли не десятками, выброшены за ненадобностью, как и ранее столь востребованные пианино. Нынешние школьники вряд ли способны понять пионеров прошлых лет, старавшихся собрать вожделенные двадцать килограммов макулатуры, чтобы  получить за них “Три мушкетера” Дюма.

     Из “залы”, где проходили ежевечерние чтения, двустворчатые узорные двери вели в кухню. Там сладко пахло горящими дровами, свежеиспеченным хлебом, сыто булькал на огне алюминиевый подкопченный чайник.
Дверь со звонкой щеколдой, звук которой так пленял, как оказалось позже, музыкальный слух Ани, вела в сарай с гладко намытым ею же земляным полом присыпанным стеблями душистых трав.

     В углу, среди груды кудрявых белых стружек, стоял верстак, за которым столярничал дед. А когда Петьке пошел пятнадцатый годок, по просьбе его матери, тети Даши, дед начал обучать парня столярному ремеслу.

     Из сарая во двор вела крепкая  дубовая дверь, а перед нею был глубокий погреб накрытый дощатой лядой.*
В погребе стояли маленькие пузатые бочоночки с солониной, хрустящими пупырчатыми огурчиками, квашеной капустой, в которой прятались алые клюквинки, и в деревянной кадке любимое лакомство Анны  - “антоновка”, кисло-сладкие моченые яблоки.

     Справа от двери на широкой скамье прикрытые чистыми холщовыми тряпочками стояли крынки с козьим молоком, а в молоке, чтобы подольше оно не скисало, плавали  “холодушки”.

Ловить этих маленьких лягушек было обязанностью Ани, что она и делала с удовольствием - выискивала их в траве, собирала в фартучек и приносила бабушке. Лягушек нужно было менять утром и вечером.

     Бабушка объяснила, что молоко постепенно образует на их тельце пленку и от этого им становится труднее дышать. Поэтому пленниц вылавливали, опускали в посудину с чистой водой, чтобы отмылись они от молочной пленки, а после отпускали на волю. В крынку же, если требовалось, сажали новых.

     Там же в сарае, рядом с крынками, на скамье дозревали бурые помидоры, лежали желтые пузатые огурцы на семена, досушивались сморщенные половинки абрикос и яблок на рядне* - запасы на зиму.

В любое время года воздух в сарае был напоен густым терпковатым ароматом сушеных трав, фруктов, свежих стружек и сена запасенного в зиму для коз.
Из кухни доносился голос бабушки:

     - Дуся-а! – так ласково именовала она Евдокима.

     - Аго-о-в!.. - откликался дед, отряхивая со штанов налипшие стружки.

     - Дуся, Петя, Аня, бросайте свои рубанки-фуганки, айда обедать! Петька, а ты куда? Ну-ка, детвора, бегите мыть руки! Я вам уже и борщика налила.

     В приоткрытой двери показывалось ее разрумянившееся от кухонного жара веселое лицо.

     И не было ничего на свете вкуснее того  бабушкиного  “борщика" и слаще тех безвозвратно ушедших мгновений.
______________
Продолжение http://proza.ru/2020/05/04/1682
Предыдущая глава http://proza.ru/2020/05/03/888
* Рубанок - столярный инструмент для строгания дерева в виде деревянной колодки с широким лезвием.
* Фуганок - длинный столярный рубанок.
* Ляда – дверка лаза в погреб.
* Рядно – грубая ткань, мешковина, или толстый холст кустарного производства.