Хочу жить. Начало

          Сядь и подумай: сколько имён будет в списке тех, кто заплачет по тебе потом, после поминок.

    Вторую неделю с неба падала вода. Косыми пунктирами, если дул ветер, отвесными, если напор его стихал и превращался в сквознячок. Серость осеннего утра сменялась дремотой дня, вечер приносил темноту рано, асфальт под ногами прохожих блестел лужами, но в них отражалось что то фантастическое -- водные зеркала  дрожали от непрерывно падающих капель. Ночи были долгими, тоскливыми и казались бархатными на ощупь. Игорёк трогал их длинными тонкими пальцами, перетирал в ладонях и отпускал на волю, тёплым вздохом тревожа холодный сумрак вечера. Игорёк не хотел умирать постепенно, не хотел стареть и вонять ветхостью и изношенностью, страдать от болезней, жить на нищенскую пенсию и рыться в мусорных баках в поисках съестного. Он хотел уйти сразу, в один миг и знал, что так и будет. Раз, два - и не станет боли, голода, тоски, надоедливого дождя, серости утра и запаха табачного дыма на кухне многолюдной коммуналки, капающего крана, скрипа несмазанных петель входной двери, грязных, обшарпанных стен в коридоре, людей, собак, кошек -- не будет его, ничего не будет... И он не боялся этого " раз, два ", свыкся с мыслью об уходе из этого мира и не верил ни в какую жизнь после и не хотел этой жизни и сейчас. Игорёк давно всё продумал до мелочей, он упивался подробностями, как алкоголик предчувствует радость долгожданного опьянения и трепетал при одной только мысли о холоде опасной бритвы в его кармане. Но каждый раз что - нибудь обязательно ему мешало. Что - то или кто - то, какая - то мелочь непременно давала ненавистную ему отсрочку и он снова жил в ожиданиии удобного момента.
   Сегодня сходилось всё, он желал только, чтобы бомжи не помешали. Эти вонючки часто заползали в темноту подвала, который Игорёк избрал для задуманного таинства, гомонили сиплыми голосами, пили и ругались и огоньки их смердящих сигарет розовыми цветками освещали заросшие подбородки и грязные пальцы.  Игорёк не  боялся этих опустившихся на дно жизни молодых стариков -- для него они уже были мертвы, чего их бояться. И смерти он не боялся, только жизнь страшила его. Но сегодня дождь не загнал бомжей на их любимые прожжённые матрасы между тёплых труб отопления и Игорёк понял: его время пришло и тут же захихикал от глупости, пришедшей в его голову. " Время не могло прийти, оно наступило, а как оно наступило, если не может ходить, и на что оно наступило, чем, если нет ног у того, что придумали люди и зачем придумали время, если всегда убегали от него, от того, что не может ни ходить, ни бегать, а еще говорят, оно ползёт, тянется и уходит и его невозможно догнать ". Шатаясь, как пьяный, Игорёк пробрался к чуть сереющему проёму подвального оконца. Он бывал здесь раньше не единожды и считал это место своим, более своим, чем бомжи. Для них подвал был временным пристанищем, а для него должен стать могилой и это давало ему уверенность в преимуществе его прав перед зыбкими притязаниями вонючек. Игорёк снял куртку, небрежно бросил её на земляной пол, оголил обе руки до локтей, сталь блеснула в его пальцах, отражая сумеречный свет улицы. Капли дождя разбивались об асфальт снаружи, мелкими брызгами залетая через незастеклённое окошко и влажной пылью оседали на обнажённых руках самоубийцы. Он дважды полоснул отточенным лезвием по левой руке, потом, уже скользкими от крови пальцами, перехватил бритву  и ещё раз резанул по правой -- сил больше не осталось, они быстро утекали вместе с жизнью из его тела. Потом ткнулся лопатками в шершавый бетон стены за спиной и сполз вниз, в мокроту собственной крови и ощущая ноздрями дымящийся, сладкий запах её. Дождевая пыль сыпалась ему на голову, плечи, на бессильно раскинутые руки с глубокими порезами. Кровь уже не рвалась наружу фонтанчиками, она пузырилась из перерезанных вен, но Игорёк не чувствовал её тока. Пелена заволакивала сознание, слабость наваливалась вечным сном. И сквозь него, словно издалека, услышал Игорёк хриплый голос и как кто - то грубо хватал его за руки и матерился.
                ..................
  Бормот бомжевал давно. Ему нравилась такая жизнь -- не всегда сытная, не всегда с крышей над головой, но он был свободен от всех этих условностей быта и волен распоряжаться своей жизнью, как захочет. И он дорожил этой свободой, любил жизнь во всех её проявлениях и никогда бы не отказался от неё добровольно, как бы не ломала и не колотила его судьба. Он убежал от войны на Кавказе, добрался до России, но здесь, без денег и документов, без работы и жилья, кому он был нужен. Разве только ещё вот тем двоим, что частенько заходят теперь к нему в гости. Они такие же счастливые, вечно пьяные, заросшие бородами, его новые друзья. Бормот научился у них жить по другому, без обязательств, без вины и без счёта прожитым годам и забот о завтрашнем дне. Такая жизнь быстро перекрестила его из  Василия в Обормота, а позже сократила до шести букв, тем более такое погоняло как нельзя лучше характеризовало его -- Васёк разговаривал во сне. Он зарос бородой, перестал мыться, -- тоже плюс, так никто из ментов не станет не то, что долго в кутузке держать, его даже не на долго забирать под стражу брезговали. И Вася жил и радовался. Что человеку надо, что человек без того, что любит. У него была воля и жизнь и уже не променял бы он такое житье ни какие дворцы и хоромы и ни за какие коврижки.
  А тут этот повадился шастать в ЕГО подвал: чистюля, интеллигент проклятый. Вонял одеколоном, всё тыкал лучом фонарика во все закоулки, чего искал, чего высматривал, кто знает. Василий даже попривык к его посещениям, но на глаза не попадался -- мало ли что на уме у этого франта. Да и подозрительно как - то: ну какой нормальный будет по подвалам лазать, если не сантехник и не живёт здесь, как некоторые. Вот и сегодня припёрся, в такую мокрень на улице. Вася весь день в жару провалялся на своём лежбище возле теплой трубы, даже в отхожее место в углу подвала не хотелось -- сильно простыл, друзья принесли чекушку и свалили подобру - поздорову. Странные люди, пьют всё, что горит, а заболеть бояться. Вася глотнул из горлышка, удивляясь себе - водки не хотелось. И вставать не было никакого желания, он угрелся, задремал и приснилась ему война.
               Продолжение следует....