Бремя желаний. Глава 10

      Глава 10. ПЕРЕГОВОРЫ, ДЕЛО И СЛОВО


      Благими намерениями мостят дорогу в ад — как Роберт ни напрягал свои мозги, уразуметь истинное чувство Дани к Свену он не мог; разбираться в биографии «фашиста», как он окрестил заблудшую экс-звезду, было скучно: г-н Авасов любил подсматривать, болтать, любоваться, фантазировать, но никак не мыслить — и снова он вернулся к дисплею со своим «бедным мальчиком». Дани по-прежнему хандрил, то хмуро морщил лоб, то заливался краской стыда, то озирался потерянным взглядом, забывал о еде, проливал чай, оставлял открытыми краны и творил множество других вещей, которые человек совершает, когда он не в себе. На Дани жалко было смотреть, пару раз Роберт даже подумал о том, не послать ли ему всё к чёртовой матери и скоротать пару вечеров в приятных беседах с Анастасией, но природа и страсть всё-таки взяли своё, и через пару дней после описанных событий колбасный миллиардер дал отмашку Анатолию:

      — Сегодня!

      К намеченному часу Роберт как следует накурился и пристроился у дисплея; Дани был дома и вздрогнул, когда в дверь постучали. Г-н Авасов коротко вздохнул: «бедный мальчик» издёргался до того, что даже стук в дверь его пугает, — предполагать, что выйдет из разговора, почему-то не очень хотелось.

      Открыв дверь и увидев Анатолия в превосходном костюме, Дани почувствовал, что у него всё похолодело внутри: незнакомец был явно не его круга и не его района, его одежда прямо-таки кричала об этом. Казёнными домами и хорошо одетыми мужчинами скромный электрик был сыт по горло, правда, сейчас игра начиналась на его территории, но преимущество родных стен хрущёвки шестидесятилетней давности было неубедительным.

      — Добрый день! Вы Даниил Страхов?

      — Да.

      — Очень приятно. Меня зовут Анатолий Свиридов, я работаю в службе охраны одного человека, фамилию которого назвать пока не могу. У него небольшое дело к вам, а у меня — небольшой разговор по поводу этого дела к вам. Конфиденциальный, как вы понимаете.

      Это был явный намёк на получение разрешения войти. Взгляд Дани мгновенно стал затравленным, в нём сквозили страх, растерянность и предчувствия недоброго. Парень понял, что от личностей типа Анатолия не так легко будет отвязаться, и трудно было поверить, что это вообще станет возможно, — пришлось нести свой крест:

      — Входите. — Дани закрыл за вошедшим дверь и махнул рукой в направлении столовой: — Туда. Присаживайтесь, — и уселся вслед за уже расположившимся за столом Анатолием. — Так какое дело?

      — Человек, интересы которого я представляю, хочет встретиться с вами. Здесь, в этой квартире.

      — А почему не в гостинице? — Дани походил на изваяние, глаза пристально смотрели в стену.

      — Для вашего собственного удобства, чтобы дело, которое он до вас имеет, не отняло у вас более получаса. Двадцать-двадцать пять минут…

      — Для моего собственного удобства? — Статуя ожила и буравила Анатолия издевательским взглядом. — Может, хватит придуриваться? Вы хотите увидеть, как я живу, и насладиться просмотром сериала по этому телевизору? Или сразу указать на место, которое я буду занимать в эти ваши полчаса? С меня хватит, мне и так на него указывали. Указали уже… — Дани остыл, потому что по невозмутимому виду Анатолия понял, что на этот раз его держат руки, обладающие силой, с которой он раньше не встречался, что он проиграл заведомо и вся его запоздалая гордость бесполезна.

      — Не надо вести разговор в таком тоне, подозревая низость в человеке, о котором вы ничего не знаете, которого ни разу не видели, только потому, что вы раздражены: ведь ваши обстоятельства, вас не устраивающие, порождены не им.

      — Тогда не надо было навещать меня в такую минуту.

      — Вы слишком многого хотите от моей информированности. Да и потом, настроение в вашем возрасте меняется быстро. Замечу только вскользь: если этот человек и хотел бы кого-нибудь унизить, он выбрал бы не вас. Он вами заинтересовался и хочет встретиться — вот и всё. Я уже у вас сижу, я уже видел ваши условия, я могу о них рассказать ему — как видите, речь здесь не идёт о чьём-то праздном любопытстве.

      — Да, я забыл, что у вас дело великой важности. Вы меня снимаете.

      — Я вам предлагаю свидание, в течение которого у вас будет достаточно степеней свободы. Вы даже не будете видеть того, что происходит. Я надену вам на глаза чёрную повязку и уйду, потом к вам войдёт мой патрон. Кстати, не надо искать его в сети по его окружению. Моё лицо на его сайте не светится, как и моя фамилия.

      — Кстати, как он меня нашёл?

      — В той самой сети, где и меня не надо искать.

      — Интернет не адрес. — Дани устало посмотрел на Анатолия и криво ухмыльнулся: — Ах да, я забыл, что у вас длинные руки.

      — Ну вот, уже лучше, к вам вернулось чувство юмора, вы вспомнили старое доброе кино. Я продолжаю. Он войдёт. Вы сами разденетесь или вас разденут — выбирайте. Он произнесёт несколько фраз или не скажет ни слова — выбирайте. Он обставит интим поцелуями и объятиями или обойдётся без них — выбирайте. Ваше удовольствие любым способом: руками — вашими или его, минетом, бесконтактно, чисто, с посторонними предметами — выбирайте.

      — Предметами? Стоп. Вы были в центре?

      — О каком центре вы говорите?

      — Экзотических сексуальных практик. — Дани впился взглядом в Анатолия, но СБ г-на Авасова была превосходного качества: ни один мускул на лице г-на Свиридова не дрогнул.

      — Я слышал о нём и раз даже открыл его сайт. Между прочим, жена наткнулась. — Анатолий улыбнулся. — Но это не для меня, это в основном для гомоотношений и селфцеста, а я не лицо нетрадиционной сексуальной ориентации.

      — Тупое определение.

      — Полностью согласен. Называть нетрадиционным то, что на несколько тысяч лет старше христианства, — абсолютное варварство. Это христианство…

      — Нетрадиционная пришлая иноземная дикая религия необразованного мужичья, — мстительно и с удовлетворением произнёс Дани, будто этими словами распял на кресте Свена за всех его подружек, зазнайство и нотации.

      — И Христа незамедлительно арестовали бы, вздумай он проповедовать свои идеи о власти в Вашингтоне перед Белым домом или в Москве на территории Кремля. С вами интересно разговаривать.

      — Вы не уводи;те. Я не вас имел в виду, когда говорил о центре. Ваш патрон его посещал?

      — Это личная информация. Я не знаю и ничего не сказал бы, даже если бы мне было что-то известно, — на голубом глазу соврал Анатолий.

      Дани решил не идти дальше: стопроцентной уверенности в том, что человек, который им «заинтересовался», был его партнёром в центре, не было: Анатолий был непоколебим; его терминология отличалась от лексикона, которым пользовался Владимир. Попытаться увязать то, что было в центре, с тем, что происходило ныне, значило выдать себя и практически наверняка ничего не узнать о навязываемом ему… «Клиенте, — горько усмехнулся про себя Дани. — Поздравляю, ты докатился. Тебя снимают в собственной квартире».

      То же самое держал в уме и Анатолий, прекрасно разобравшись в мимике Дани во время небольшой паузы, и, прервав её, продолжил:

      — Давайте вернёмся…

      — Ближе к телу, — снова хмыкнул Дани.

      — Формулировка Мопассана, как говорил один мой знакомый… Разоблачение, наличие беседы, антураж, способ удовлетворения, поза — всё на ваш выбор. Любые ваши условия будут приняты. От вас потребуются только повязка и роль пассива.

      — Почему вы всё время издеваетесь? Это на мой выбор, то на мой выбор… Всё равно, что выбирать, как голову рубить: топором или гильотиной.

      — Гильотиной удобнее, — определил Анатолий. — Быстро и стопроцентно.

      — Ага, учту на будущее знак качества. У меня нет никакого выбора. Выбор — это сказать «да» или «нет». А если я скажу «нет», что со мной будет? Завтра сюда заявится полиция и предъявит мне обвинение в том, что я на своём мотоцикле задавил насмерть двух пешеходов, переходивших улицу на зелёный свет? Или найдёт под подушкой героин? Или заберёт за педофилию, а в тюрягу ко мне заявится ваш шеф и скажет, изображая глубокое соболезнование: «Как ты ошибся! Тебе предлагали четверть часа моего члена в твоей заднице, а ты, сладострастник, выбрал сотню голодных уголовников». Нет у меня никакого выбора. Вы меня определили в проститутки, и мой выбор — попытаться с вас вышибить двадцать или пятьдесят баксов, только ни то, ни другое меня не интересует.

      — Не злитесь, ваши формулировки неуместны. Женщина не находит ничего предосудительного в том, что встречается с обеспеченным человеком, и не считает себя проституткой. Все мы продаём на работе что имеем: в инстиуте — ум, на подиуме — внешность, на разгрузке вагонов — мышцы и спину, на консультациях — опыт. Смотрите на вещи проще. От вас требуют только физический кратковременный контакт. Никто не собирается хлестать вас плёткой, никто не собирается вас бить, унижать ваше достоинство, склонять вас на минет с… пардон, проглотом. Ни о каком членовредительстве речь не идёт. Никто не собирается заставлять вас изображать несуществующие чувства, сюсюкать. У вас будут закрыты глаза — ваше воображение будет свободно, представляйте кого хотите. В финансовом аспекте никто не говорит о двадцати или пятидесяти баксах.

      — Почему же вы не возьмётесь за это дело сами, если всё так прекрасно?

      — Я на другой работе, моему шефу нужны другие мои качества. Так каковы будут ваши условия?

      — С меня только задница и закрытые глаза?

      — Да.

      — Когда я могу их открыть?

      — Я позвоню вам в течение ближайших трёх минут после акта.

      — Когда машина отъедет?

      — Именно. Вам не кажется, что мы начали друг друга хорошо понимать? Так на чём останавливаетесь вы?

      — Мне всё равно. Пусть болтает, молчит, раздевает, оставляет это мне, целует, не целует… Впрочем… под каким номером я прохожу? Двадцатым, сороковым, двухсотым? Надо же знать своё место…

      — Что вы! Мой патрон очень разборчив и занимается только тем, кто сильно поразил его воображение.

      — Ну да. И я стал единственным. Свет его очей. Надеюсь, в качестве бонуса стринги со стразами мне не грозят?

      — Ни в коей мере, — рассмеялся Анатолий. — Финансовым аспектом вы останетесь довольны.

      — Если вы рассчитываете на то, что я от ваших слов растаю и предложу вам чай, вы ошибаетесь.

      — Плохой ход: у меня термос в машине, — вывернулась предусмотрительная служба охраны и закончила визит.


      Через полчаса Анатолий вошёл в кабинет своего шефа. Босс пялился в ноут и умилялся.

      — Роберт Давидович, на этот раз реляция вам не нужна, вы всё видели.

      — Уу… Посмотри, какой он милый! Мучится, бедный!

      — Да я от него вспотел! Он всё время разворачивал разговор не в ту сторону.

      — Он умный. Как он избавил тебя от необходимости озвучивать неприятные последствия в случае его отказа!

      — Да вы же ни на одно из них не пошли бы! Парень просто изображает из себя страдальца, с его карьерой он вжился в этот образ настолько, что сам в него поверил. Вон — глаза раненой газели, печать тяжёлой думы на челе. А, может, он просто думает, двести или триста баксов вы ему заплатите.

      — Ты просто циник и злишься на то, что он тебе чай не предложил.

      — Вот-вот, вы уже его аргументы используете.

      — Уу, — снова протянул г-н Авасов, — моё солнышко! — закрыл ноут и воззрился на Анатолия: — Завтра!



      И этот день настал…

      Когда входная дверь за вышедшим Анатолием захлопнулась и Дани остался в квартире один с повязкой на голове, он ощутил свою беспомощность. Казалось, даже сохранить равновесие было трудно — и парень опёрся рукой о спинку стула. Секунды тянулись часами. «Я просто себя накручиваю, чего я боюсь? Свиридов сказал мне, что это займёт не более получаса. Тридцать на шестьдесят секунд— всего тысяча восемьсот. Их надо отсчитать — и всё. Одна, две, три. Вот! Снова хлопнула входная дверь — Этот вошёл. А, я ошибся. Тысяча восемьсот не оттуда, откуда начал, а вот теперь, с этого момента. Одна, две, три… Он остановился передо мной, я это чувствую».

      — Ну здравствуй! — прошептал голос рядом.

      Дани вздрогнул.

      — Здравствуй… те.

      — Можно на «ты», — снова прошелестел голос. — Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.

      — А почему вы… ты говоришь шёпотом?

      — Чтобы никем не остаться у тебя в памяти. Представляй на моём месте кого хочешь.

      Дани попробовал воскресить образ Свена, но ему почему-то это не удалось.

      — Н-не надо, — с усилием ответил он. — Мне самому раздеться?

      — Я сам, ты просто успокойся. Положи руки мне на плечи.

      «Три, четыре, пять. Пока не так страшно», — пронеслось в голове Дани. Судя по плечам, вошедший был с ним примерно одного роста; судя по опалявшему щёки дыханию, от незнакомца можно было ожидать хищных поцелуев и похотливых рук, жадно хватающих вожделённую плоть, но его действия были так осторожны и бережны, что Дани понял: мужчина сдерживается и умеряет свои порывы — это не могло не внушить уважения. Пальцы незнакомца расстегнули рубашку и провели по плечам, сбрасывая её, движения по-прежнему оставались плавными и ласковыми…

      Дани вдруг отпустило. В самом деле, что могло быть хуже, если он на дне и падать ниже уже некуда? Его определили в наложницы и опускают, потому что над ним сила. В самом деле, что он мог изменить, когда чужая воля диктовала ему свои повеления, опираясь на власть, влияние и деньги? Парень усмехнулся про себя: «Да, на меня давят, от меня что-то хотят — значит, я не пустой ноль. Если тебя насилуют и ты не можешь убежать, расслабься и получи удовольствие. И не забудь поблагодарить судьбу за то, что тебе попался не грубый садист-извращенец, а актив, которому есть дело до ощущений своей игрушки. Я пытался представить на его месте Свена, а зачем, если этот искушён и ласков более?»

      Когда незнакомец вжался своим пахом в Дани, то парень понял, что природа играла на его стороне: он реагировал, возбуждение нарастало. Роберт уже сложил его на диван, еле сдержался, чтобы не взвизгнуть от радости при виде открывшейся картины, — ему ответили! — и осыпал грудь своего вожделённого бессчётными поцелуями.

      — Поза по выбору, — пробормотал Дани и перевернулся на живот.

      Г-н Авасов сжал в руках тонкий стан. «Это блаженство. Надо бы повернуться так, чтобы при просмотре содеянного всё внимательно можно было бы рассмотреть, — промелькнуло в голове миллиардера. — Впрочем, я это ещё повторю. А он мне отвечает. Солнышко моё!»

      Роберт оторвался по полной, обработав партнёра так, чтобы «солнышко» кончило раньше, и уже в полном упоении от реакции Дани накрыл его своим оргазмом.

      «А я так и не сосчитал до тысячи восьмисот и не представил Свена, — подумал Дани. — А, впрочем, пусть валандается там со своими девками. Мне и без него хорошо».

      «Ни за что не откажусь! Мне всегда тебя будет мало!» — вывел Роберт, подождал несколько секунд, переводя дыхание, оделся, оставил на столе деньги и перед уходом проскользнул пальцами по плечу Дани и поцеловал в плечо.

      — Не снимай повязку. Подожди минутку, тебе позвонят.

      — Аа… — безразлично протянул Дани. «Значит, второй заход мне не грозит. А можно бы… С покрышкой на глазах у меня та самая ночь, в которой все кошки серы».

      После стука входной двери Дани успокоился совершенно и отдался лени послеоргазменной истомы. С улицы до него донёсся звук отъезжавшей машины, одновременно с ним зазвонил телефон.

      — Снимайте! И спасибо за благоразумие!

      — И вам за невыход за рамки уговора.

      Дани сдёрнул повязку, сгрёб разбросанную одежду, натянул её на себя и, только вернувшись из кухни, куда прошёл налить чаю, увидел на столе деньги. «Финансовый аспект», как выражался Анатолий, насчитывал десять тысяч евро. «Все по пятьсот. Супер. Мне присвоен высший разряд без прохождения предварительных ступеней. В своём электросервисе или в фотоателье я бы вкалывал за это больше года. Так я скорее выиграл, чем проиграл».



      Звонок телефона вечером следующего дня застал Дани дома, в трубке послышался незнакомый и какой-то странный голос.

      — Привет! Не бросай трубку, пожалуйста!

      — Кто это говорит?

      — Твой недавний гость. Не бросишь?

      — Я не думаю, что с момента визита вашего… да, Анатолия, я могу чем-то распоряжаться в своей жизни.

      — Ты не обижайся!

      — Да что вы! Каждый действует в меру своих возможностей.

      — Но ведь после моего гм… диктата у тебя оставался выбор… кое в чём. И сейчас ты волен продолжить разговор или оборвать его.

      — А что у вас с голосом?

      — Он изменён, это не мой настоящий голос.

      — И, следовательно, не ваш номер. То есть не ваш официальный. Кстати, благодарю за высокий рейтинг, который вы мне присвоили, судя по оставленным евро. Или это оплата годового абонемента?

      — Да не злись ты! Я же не виноват, что влюбился!

      — Конечно, виновата моя дивная краса. Я не злюсь — просто интересно узнать почасовой тариф. Хотя нет, — спохватился Дани, — вопрос отвожу. Я забыл, что условия ставите вы — и вы можете их изменять по своему желанию.

      — А помнишь, что мы вчера условились на «ты»?

      — Не смею, учитывая ваши широкие возможности. Да нет же, — Дани снова отыграл. — Я просто не привык, что ты всё определяешь. Скажи, это ты был там, в центре экзотических утех?

      — Я. Догадался…

      — Мелькало подозрение.

      — И ты считаешь меня чудовищем?

      — Нет, успокойся, — смилостивился Дани. — Моё дно не пробито: и без БДСМ, и без групповухи, и с прекрасным вознаграждением.

      — Хорошо, что ты так смотришь на вещи. Я боялся вчера, что свредничаешь и не ответишь.

      — Палка о двух концах. Пребывая в заднице, можно считать, что виден свет в конце тоннеля. Я ничего не мог изменить — я расслабился и получил удовольствие.

      — А что ты сегодня ел на завтрак? — Роберт резко сменил тему. — И сколько сигарет в день выкуриваешь? И что делал на работе?

      — О, пошло познание… Вот ты любопытный! Слушай тогда…

      Они проболтали ещё целый час ни о чём и обо всём. Роберт с удовольствием отметил, что Дани быстро отошёл от сарказма, а Дани понял, что его новоявленный угнетатель вовсе не поработитель и не чудовище. «Мне давно хотелось вот так поболтать, а Свену это не нужно. Ну и обойдусь, хрен с тобой, если у меня другой появился».