Глава 19. Куда бежишь, и от кого?

А вечер удался на славу. Стояла середина июля, но была еще самая-самая летняя погода. Небо было чистым, без еди-ного облачка и таким глубоко голубым, каким оно бывает в этой полосе России, в данное время года ближе к закату. Все радовало глаз: и темно-голубая, даже синяя, вода в реке, и листва, и стволы деревьев в лучах заходящего солнца, отли-вавшие золотистыми и желто-зеленными красками, и темно-темно-зеленое царство, где лишь изредка поблескивали бе-лые стволы берез — там, куда не падал солнечный свет. А где река делала изгиб, из темных береговых зарослей выгля-дывала вымостка для рыбалки, и на ней два рыбака, пользу-ясь предзакатной порой, быстро разматывали свои удочки. Все замерло перед заходом солнца, неподвижные белые кувшинки и застывшие кусты, и деревья впитывали послед-нее перед ночью тепло, и только одна чайка медленно пари-ла над водой, лениво пошевеливая крыльями, словно испол-няя прощальный танец перед наступлением темноты.

Среди городской зелени в лучах вечернего солнца свети-лась высокая белая церковь, блестели ярким золотом кресты. Дома также светились каким-то особенным светом, словно старались в эту пору быть покрасивее, понаряднее. Даже столбы электропередачи по-праздничному вышагивали вдоль улиц, натягивая провода, словно струны, наверное, готовясь сыграть на них свою электрическую мелодию.

Вдоль тропинки, ведущей к реке, среди высокой травы и полевых цветов ярко голубели на высоких стеблях цветы цикория и золотились зонтики пижмы. Все цветы вечером не так, как днем, по-особому пахли, источая накопленный за день аромат. А из-за леса, что рос с другой стороны дома,  снопы яркого золотисто-желто-розового света устремлялись вверх в небо и, ежеминутно меняясь, создавали неповтори-мую  игру оттенков.

Вечер был так хорош, что стол для ужина накрыли в саду возле беседки. Он ломился от домашних разносолов, а в середине, как всегда, красовались бутылки с домашней наливкой. Видно было, что домочадцы любили иногда устраивать застолья. И, действительно, в этом присутствовал домашний, по-соседски хороший дух, столь любимый в народе, царила неповторимая семейная атмосфера. Раиса Никифоровна и Тамара Ивановна, потрудившись днем, восседали за столом и только расставляли посуду и блюда, что приносили из дома говоруньи и хохотуньи — Анастасия и Вероника. Да, да, мы не оговорились. Видно, вечер повлиял на Настю, она была сейчас более весела и разговорчива.

— Хохотушки, не забудьте рюмки! — кричала им вслед Раиса Никифоровна.

— А вот забудем, из чего пить будем? — смеясь, стихами отвечала ей с веранды Настя.

— Забудем и не будем! — вторила ей сестра.

— Вот я вас, проказницы! — сказала, улыбаясь, бабушка.

— А вот и Иван! — Петр Терентьевич встретил его ши-роким рукопожатием.— Как прогулялся?

— Очень красивые места и вечер необыкновенный.

Наконец все уселись. Петр Терентьевич разлил по рю-мочкам наливку. И первый тост, по обычаю, прозвучал в честь приехавшего.

Ужин на воздухе, под небом, в кругу своих, вкусная еда, наливка и доброе, непринужденное общение сделали свое дело — душевный праздник,  какой редко посещает в суете, в постоянной беготне и заботах, почувствовал Иван. Внут-ренним взором он посмотрел на это свое состояние и с недо-верием подумал: «Надолго ли? Но все равно хорошо!»

Бескрайнов все глядел на Настю и любовался красотой молодой женщины, ее жестами, мимикой, позой, всем, что исходило от нее. А она излучала нечто такое, чему он еще не нашел определения. И это более всего интриговало Ивана.

— Настя, почитай нам свои стихи,— наконец, сказал он.

Анастасия выпрямилась на стуле и,  глядя поверх голов куда-то вдаль, стала читать:

Не парить, не мечтать, не смотреть?
Научиться всего не хотеть?
Научиться сидеть и лежать?
Отучиться бежать,
Отучиться летать,
И страдать, и кричать,
И даже любить?..
Но зачем тогда жить?!..

— Хорошо, очень хорошо! — воскликнул Бескрайнов.— Как это мне близко!

Анастасия повернула к нему голову и внимательно по-смотрела на него.

— Еще, еще, Настя! — в один  голос  воскликнули  Раиса Никифоровна и Вероника.

— Стихотворение называется «Миражи»:

Весна тонколикая
Зыбкой вуалью
Покрыла все близкое
Снов пасторалью.
И сладко так грезится
В токе предчувствий.
И нового месяца
Импульс безумствий.
Наверно, проклюнется,
Что-то проявится…
Но та же все улица,
Та же лукавица.

Бескрайнов со все более возрастающим интересом смот-рел на Настю. Ей безусловно нравился интерес Ивана, но в то же время она чувствовала внутри некую незримую пре-граду, стену, отделявшую от него. И чем больше тот прояв-лял интерес к ней, тем толще становилась эта стена.

— А хотите еще, вот про таланты?

— Конечно, Настя,— не отрывая взгляда, сказал Иван.

Вот немножко посижу,
Вот немного подремлю,
Вот немножко полежу,
Вот немножечко посплю...
Иногда чуть-чуть, подчас,
А порой всю жизнь твердим.
И приходит в судный час
Отрицательный вердикт...
Где бы времени занять,
Хоть немного, хоть денек,
Повернуть теченье вспять,
Отодвинуть дальше срок?..
Но у времени закон,
Не вернуть уж дней ушедших,
Не поправить дел прошедших.
Нас выводит смерть за кон.
Там Отец ведет опросы,
По талантам и вопросы...

— Верно, верно, Настасья.— Раиса Никифоровна обняла ее за плечи, притянула к себе и поцеловала.

— Ну, а вы почитаете свое? — приникнув к бабушке, спросила Анастасия у Бескрайнова.

— Ой, да я уже… давно… Ну, отчего ж… можно… Только вот, могу сбиться… не обессудьте,— начал тот.

— Ваня, что ты? Тебя женщина просит, почитай, сам го-ворил, что пишешь! — не выдержала Раиса Никифоровна.

— Ну, слушайте…

— Не нукай, не запряг!
 
— Раиса Никифоровна, не смущайте молодого человека! Он и так стесняется…— вступилась Тамара Ивановна.

— Нет-нет, все нормально… Сейчас…

Иван не смущался и не боялся, нет, он не хотел одного — зависимости от чьего-то мнения. Бескрайнов был сторонни-ком искусства, прежде всего, в себе, искусства для души. Что касается других, то он, как всегда, хотел перепрыгнуть весь процесс, стать уже известным, уважаемым, слово которого все ловят с нескрываемым вниманием и почтением и не обсуждают. А тут будут судить, будут оценивать, обсуж-дать, иметь свое мнение… Вот этого Иван терпеть не мог!  Но, что поделаешь, «назвался груздем, так лезь в кузов»…

Бегу бессмысленно который год подряд
Все дальше от тебя, все ближе к краю.
Толкает в спину беспощадно взгляд.
Твой это взгляд? Наверное... Не знаю.(1)

Глаза зажмурив, улетаю тенью
Туда, где ночи нет и дня,
И мыслей нет, и чувств,
И ощущений... Нет ничего...
Я там — где нет меня(2).

— Куда это ты бежишь, Ваня, и от кого, а? И к какому краю? — испуганно проговорила бабушка.— «…Где ночи нет и дня, и мыслей нет, и чувств...» — это смерть что ли?

— Раиса Никифоровна, это такие образы, иносказания, чистая поэзия, одним словом,— вступилась Вероника.

— А я так скажу: вот Настины стихи понимаю, они ло-жатся на сердце. А ваши Иван… ну, не обижайтесь…— наконец, подал голос Петр Терентьевич.

— Да, нет, Петр, хорошие стихи, чем-то напоминают начало двадцатого века,— парировала Тамара Ивановна.

— Это лирический герой, да? — Настя взглянула на него.

— Да… конечно… лирический…— Бескрайнов покрас-нел, произошло то, что он более всего не любил.— Извините, что-то устал…

Начиналась обычная в таких случаях депрессия. Иван знал, во что это выльется. Неделю-две его будет мутить от одной только мысли о каком бы то ни было сочинительстве. Он встал, и, не прощаясь, пошел к себе в комнату.

(1) Стихотворение Олега Туманова «Взгляд». Сайт «Стихи.Ру».

(2) Стихотворение Олега Туманова «Туда». (Там же).

© Шафран Яков Наумович, 2020