Эстафета поющих поэтов

"Вот кто-то решил: после нас - хоть потоп,
Как в пропасть шагнул из окопа,
А я для того свой покинул окоп
Чтоб не было вовсе потопа...".
Владимир Высоцкий.

"На второй мировой поэзии
Призван годным и рядовым..."
Александр Башлачев.

"А мне приснилось: миром правит Любовь...
Я проснулся и понял - беда!"
Виктор Цой.

"Ценою самоотреченья
И сердца - стертого до дна, -
Души святое очищенье
Дается нам.
Ценою мук непреходящих,
Глухой тоски ночей без сна -
Любви мгновенья настоящей
Даются нам.
За череду сплошных ненастий
И за печаль, что так длинна -
Крупица истинного счастья -
Награда нам.
Того, кто сил нашел держаться
И возрождаться вновь и вновь,
Найдет и истинное счастье,
И настоящая любовь".
Игорь Тальков.

Четыре имени... Четыре голоса... Четыре поющих сердца...
И одна переданная из рук в руки эстафетная палочка...
О них, моих дорогих собратьях, это небольшое повествование...

Эстафета поющих поэтов.
-----------------------------------   
Структура моей темы «Эстафета» вполне отвечает знаменитой
русской фразе «Слово и дело». «Слово» - это три первых избранных
мною к изучению поэта: Высоцкий – Башлачев – Цой.
Четвертый, Игорь Тальков, стоит немного особняком, он уже делом
показал свою приверженность Истине, и именно к нему можно отнести
в полной мере слова Башлачева:
»Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
К ним Бог на порог, но они верно имут свой срам…».

Центральной фигурой триады «Слово» является Александр Башлачев.
Башлачева не было бы без песен Высоцкого, а творческий  «взлет»  Цоя
был бы невозможен без «падения» Александра Башлачева.

Сейчас мне уже все труднее и труднее работать с текстами этих поэтов
по отдельности. Слышится мне сейчас чудно выстроенное поэтическое
трехголосие, перекличка, высокое согласие дум.

Лейтмотивом всего творчества Владимира Высоцкого
можно поставить строку:

«Очень нужен я там, в темноте…, ничего, разпогодится!».

Хриплый трубный глас его положил начало пробуждения народа,
«сонной державы, что раскисла, опухла от сна».
Свежий ветер его песен пьянил «избранных»,
«с ног сбивал, из мертвых воскрешал».

Даже официально признанные певцы и певицы уже не имели права петь,
как раньше, видя перед собою «яркий след» его творчества.
Уход Высоцкого был подобен старту космической ракеты, полыхнувшей
над Россией, прорвавшей унылую облачность госмолчания в отношении
его творчества.
»Не сумел я, как было угодно, шито – крыто,
Я, напротив, ушел всенародно из гранита…».

Затем, в течение трех лет, при снятых властями запретах, творчество Владимира Высоцкого стало доступно в виде книг и пластинок, его усвоили те, кому оно и предназначалось. Люди вчитались, а затем снова вслушались в его песни.

И вот тогда из глубинки России, из Череповца, вышел и встал в полный рост
новый Боян, и вырастил из сложенной в поэтические закрома родины
«пшеницы» песен Высоцкого такой урожай, испек такие хлеба песен, что чуть забрезживший в поэзии Высоцкого рассвет был превращен им в полыхнувшую
над Россией зарю. Поэзия Александра Башлачева – это честный разговор
с народом на его языке о его насущных проблемах, о его бедах,
о его «ильимуромцевой» немощи…

Башлачев был краток, но высказал самую суть, по существу…

«…И пришел в свое отечество…, и сказал им: не бывает пророк без чести,
разве только в отечестве своем, и у сродников, и в доме своем…, и не мог
там совершить никакого чуда, только на немногих больных,
возложив руки, исцелил их…, и дивился неверию их» (Марк, гл 6).
Эти слова из Евангелия очень точно передают всю горечь одиночества
Александра Башлачева, неуслышанного и непонятого слушателями.

«Открылся Лик, я встал к нему лицом,
И Он поведал мне светло и грустно:
Пророков нет в отечестве своем,
Но и в других отечествах не густо…».   (В. Высоцкий).

«А приглядись, да за Лихом – Лик….». (А. Башлачев).

У Пугачевой есть в одной песне фраза:
«Уходя – уходи, если кто-то тебе не поверил…».
И Александр Башлачев ушел, или ему помогли уйти, сейчас уже неважно…

Но его творчество осталось, новое зерно было бережно собрано в закрома.
И вышел новый Сеятель, да такой, чьи посевы были с восторгом приняты
теми, кому надо было бы прислушаться к песням Башлачева.
«К своим пришел, свои его не приняли…».

Зато приняли Идущего Следом, поэта и композитора Виктора Цоя.
«Я успеваю улыбнуться, я видел, кто придет за мной!».
«И мне захотелось – пусть будет он тот,
Одетый во все не по росту».   (В. Высоцкий).

«Нам уже стали тесны одежды, сшитые вами для нас одежды…».   (В. Цой).

Мне сейчас, оглядываясь на те времена, даже поставить некого рядом с Виктором,
все эти персонажи вокруг него – лилипуты и клоуны…
Народную любовь к нему можно сравнить только с Тихим океаном…

Кто еще, кроме Виктора Цоя, получил от благодарного народа Стену Памяти?
Но, вот вопрос…. А не затмила ли эта всенародная любовь к Цою всей глубины
его творчества?

«А я – в ударе… Жмут ладони…
Все хлопочут, бедные, да где ж им,
Удержать зерно в горстях…».  (А. Башлачев).

Снова и снова вслушиваюсь, вчитываюсь я в перечитанные – переслушанные
строки его песен…. И понимаю, что не зря так любил Витя арию Мистера Х:

«Живу без ласки, боль свою затая…
Всегда быть в маске судьба моя!».

«Вкривь да врозь обретается верная стежка – дорожка…» -
так поставил нам, слушателям, задачу Александр Башлачев.

«Эй вы, задние! Делай, как я!
Это значит – не надо за мной.
Колея эта – только моя,
Выбирайтесь своей колеей!» резюмировал Владимир Высоцкий.

А Виктор Цой добавил просто:
 «И, когда я обернусь на пороге,
Я скажу одно лишь слово: верь!».

Чего я всем вам, друзья, и желаю. Откройте эти безценные поэтические закрома,
бросьте в  душу эти зерна добра, мудрости и любви к Истине.
В добрый путь!

============================== 

Словечко о СашБаше…
-------------------------------------------------   
Сегодня попытался я выразить свое отношение к творчеству Александра
Башлачева словами…. И понял, как же это сложно – обнажить,
облечь в слова то, что вошло в кровь, что светило мне почти тридцать лет,
и продолжает светить и греть…

Творчество Александра Башлачева для меня – это ларец с сокровищами,
а еще бушующий океан, который надо переплыть, а еще горная гряда,
на которую надо совершить восхождение…

Песни СашБаша можно сравнить со ступенями на лестнице в небо,
и любой думающий человек, наверное, сможет различить приземленные
песни и песни высокого духовного наполнения.
Это героический эпос, исповедь героя, который героем себя не считает:

«Призван годным и рядовым…».
«Это я, это твой неизвестный солдат».
«Я не солдат, зачем ты веришь мне?».

Мне почему-то хочется сопоставить итоги жизни Башлачева  и Лермонтова.
Прежде всего потому, что они ушли из жизни в одном возрасте – 27 лет.

Михаил Лермонтов сознательно выводил из себя Мартынова, и тот, наконец,
 не выдержал колких насмешек, нажал на курок…

И Александр Башлачев, сокрушался:

 «Нет никого, кто способен нажать на курок…».
«Хорошо и в гробу, лишь бы с дыркой во лбу…».

Но у Лермонтова к сороковому году (а погиб он в следующем – 41-ом)
было около 400 стихотворений, да еще тридцать поэм!
Правда, он и писать начал в более раннем возрасте, чем Саша,
после которого осталось немногим более 70-ти произведений, но каких!

В юности я очень любил поэзию Михаила Лермонтова, основательно
изучил его двухтомник, но в итоге взял с собой в дорогу по жизни
всего около десяти произведений, среди которых 
«На смерть…», «Бородино»,  «Парус», «Спор», «Выхожу…», и еще несколько.

Эти стихи как будто написаны на скрижалях вечности, другие же меня
просто не зацепили, не остались ни в памяти, ни на сердце…

Башлачевские же тексты, несмотря на скромное, в сравнении с Лермонтовым, их число, имеют такой «удельный вес», такую плотность мысли и духа, что их можно сравнить только разве что с зип-архивами, сжатыми многократно файлами, раскрывающимися в сознании, как галактики во вселенной, буквально из сгустков, почти из точек.
Но эти точки, как меткие выстрелы в самую суть вещей…

«Я только малость объясню в стихе…», признавался Владимир Высоцкий, потому что
 «на все я не имею полномочий», на что Башлачев как бы ответил:
«Я только в малом объясню, но всё!».

У меня на полке стоят подаренные мне пять черных книг, пятитомник Высоцкого, который я в шутку называю «Пятикнижием Высоцкого». И тогда единственный,
но неимоверно насыщенный томик Башлачева можно сравнить с Евангелием,
а книгу текстов Виктора Цоя – с Деяниями и Посланиями апостольскими.
А еще в «корпус моих новозаветных книг» входит также подаренный мне
трехтомник Антуана де Сент-Экзюпери. Шучу, конечно…

А если серьезно, то для меня наследие Башлачева – это Энциклопедия жизни
русского народа в советский период, и даже за весь двадцатый век, да еще
прозрения  в наш, двадцать первый. Во всяком случае, даже на поверхности
 можно заметить такие признаки 90-стых, как переименование Ленинграда
в Петербург, а еще теледебатов, кстати, не утративших своей актуальности
и по сей день:

«Я приглашаю вас к барьеру, моих испытанных врагов,
За убеждения и веру плеваться с десяти шагов…».

Начиная от восхищения историей Руси, от которой Саша себя не отделяет:

«Долго шли зноем и морозами, все снесли, и остались вольными,
Жрали снег, с кашею березовой, и росли вровень с колокольнями…», и где

«Звонари черными мозолями рвали нерв медного динамика»,

делясь с нами видениями революционной бури, сталинско–ежевых времен,
хрущевской «оттепели» и брежневского застойного безвремения,
он не оставляет без внимания ни одного явления нашей жизни,
проникает в самую суть явлений.

При этом жизнь на физическом плане описывается им, хотя и выпукло,
но лаконично. Башлачев скорее «рентгенолог», поэт со стетоскопом,
с катетером, с УЗИ- диагностикой, он выслушивает и выстукивает
глубинные народные процессы, и ставит безошибочные диагнозы…

И все это делает с огромной любовью, с болью и состраданием к своему народу.
Он не отворачивается от проблем, противоречий, от всех кризисных явлений,
он понимает, что все это можно только «изжить», пережечь на спиртовке
своей души, потому что в огне брода нет…

«И я готов на любую дыбу. Подними меня, милая, ох!
Я за все говорю: спасибо, ох, спаси меня, спаси Бог!».

Так кто же он, Александр Башлачев?
У Антуана де Сент-Экзюпери есть поразительной точности определение
человека. Он говорит, что суть человека так сложна, что ее невозможно
выразить одним словом.
Антуан применяет «троесловие», что не удивительно для человека,
проштудировавшего духовное наследие наших святых отцов.
Итак, по его мнению, человека определяют три слова:
«Путь, кладь и повозка».
То есть только присутствие всех этих трех составляющих может показать
«наличие человека в человеке».

«Давай, я стану помелом, садись, лети!
Да ты не бойся раскружить, не бойся обороты брать!».

Путь, предложенный мне Александром Башлачевым, привел меня
к Богу, к Имени Имен, а багажа, клада, скрытого в его чеканных строчках,
хватит не на одну жизнь…

Сам я однажды попытался выразить суть любви в такой формуле:

«У любви моей два крыла: восхищение и благодарность…».

В отношении к наследию СашБаша, к его поющей душе
есть в избытке и то, и другое…

В своем необычайном по силе и глубине обращении к Имени Имен
он сказал, (и эти слова золотом вписались в анналы поэзии 20-того века)

«Отпусти мне грехи, я не помню молитв,
Но, если хочешь, стихами грехи замолю…
Но объясни: я люблю, потому что болит,
Или это болит, оттого что люблю?».

Именно эта боль за свой униженный и оскорбленный народ и лежит
в основе его светлого дара, и только тот, кто не побоится обжечь
об эту боль «жабры своей души» до кровоточия, сможет одолеть этот путь…

«Но этот город с кровоточащими жабрами
Надо бы переплыть.
А время ловит нас в воде губами жадными,
Время нас учит пить…».
=========================

«Ты, Ванюша, пей, да слушай!».
------------------------------------------- 
Вершинами творчества Александра Башлачева считаются две написанные
им былины, «Егоркина былина» и «Ванюша». По глубине, по силе воздействия
на слушателя два эти моноспектакля просто уникальны.
Образно, буквально зримо выписаны все персонажи былин.
Одной из самых ярких сцен «Ванюши» является сцена в трактире,
перекликающаяся со второй частью «Погони» Владимира Высоцкого,
его песней «Дом».

Особо хочется выделить тему частушек.
В 60-тых годах прошлого века в Советском Союзе были очень популярны
сатирические частушки, про которых так и говорили:
 «Утром в газете – вечером в куплете».
В качестве примера можно привести персонажа из «Покровских ворот»
Велюрова, Тарапуньку и Штепселя, и многих других советских исполнителей
 и героев тогдашних фильмов.
В детстве я слушал на пластинках такие «шедевры»:

«У дороги в грязной луже повстречалися две туши,
Накупались, наплескались, до утра лежать остались.
Кто это? Свиньи! Да нет, пьяницы!».
-------------- 
«Я подросток нетипичный и всю жизнь на том стою
Дайте мне сто грамм «Столичной», я вам песенку спою!
А ты рот не разевай, газеточки почитывай,
А ну давай, давай, давай, меня перевоспитывай!».
--------------
«Ресторан открыли, «Старт» названье дали,
Рядом вытрезвитель «Финишем» назвали!».
Девушка с начесом, на затылке – шпильки,
А внутри начеса – банка из-под кильки!».

Особняком, конечно же, шло «народное творчество».
Ни одна гулянка не обходилась без гармониста, а где гармонь, там и плясовая,
а где плясовая – там и частушки. В моем сибирском краю это было особое,
«цветастое» творчество, и множество «самородков» пускало в народ такое,
что «уши в трубочку сворачивались», хотя, повзрослев, я понял, что были
и в этом народном творчестве «засланные казачки», формировавшие свои,
маргинальные «каноны», темы и обороты. И если темы постельные, сальные,
издавна присутствовали в частушке, то атеистические, антипоповские,
нигилистические были явно навязаны народу, и они были особо разлагающие,
убивающие душу и веру, легко принимаемы благодаря остроумию
и талантливости сочинителей.

«Мы не сеем, мы не пашем, мы валяем дурака,
С колокольни …. машем, разгоняем облака».

Это, так сказать, самый «безобидный» пример. Я могу здесь привести десяток
таких «шедевров» на религиозные темы, с детства впечатанных в подкорку,
что у вас не только уши, мозги «в трубочку свернутся»…

Конечно же, Александр Башлачов был прекрасно осведомлен об этом виде
«советского народного творчества», тем более, что были даже выпущены книги – сборники с частушками. Но он остро переживал и резко отторгал от себя любые проявления «совковости» и пошлости в искусстве, хотя и любил иногда повеселить
друзей в компании, но считал недопустимым озвучивание таких вещей со сцены.
Только дважды он допустил нецензурные слова в текстах своих песен,
и каждый раз они были весомы и оправданы.

«Поэт умывает слова, возводя их в приметы…»

Но вернемся к теме частушек. Башлачев в «Ванюше» применил виртуозно –
гениальный прием «высмеивания высмеивающих» (вспомните «экспроприацию экспроприаторов»). На поверхности это социальные частушки, но они вложены
в уста определенных персонажей былины, и становятся на первом глубинном
уровне убийственно – карикатурной их характеристикой.
Но еще глубже запрятан уровень авторского монолога, полного любви в своему
народу и сердечной боли за него. Вот текст «частушечной сцены» из былины:

«Ты, Ванюша, пей да слушай -
Однова теперь живем.
Непрописанную душу
Одним махом оторвем.

Хошь в ад, хошь - в рай!
Куда хочешь - выбирай.
Да нету рая, нету ада.
Никуда теперь не надо.

Вот так штука! Вот так номер!
Дата, подпись и печать.
И живи пока не помер.
По закону отвечать.

Мы с душою нынче врозь.
Пережиток, вопчем.
Оторви ее да брось -
Ножками потопчем.

Нету мотива
без коллектива.
А какой коллектив -
Такой выходит и мотив.

Вер, держи, а то помру
В остроте момента!
В церкву едут поутру
Все интеллигенты.

Были - к дьякону, к попу ли,
Интересовалися.
Сине небо вниз тянули.
Тьфу ты! Надорвалися...

Душу брось да растопчи.
Мы слюною плюнем.
А заместо той свечи
Кочергу засунем.

А Ванюше припасла
Снега на закуску я.
Сорок градусов тепла
Греют душу русскую.

Не сестра да не жена
Да верная отдушина
Не сестра да не жена
Да верная отдушина.

Не сестра да не жена,
Да для души отдушина…».

Мне особенно дорога ремарка автора о «страданиях» интеллигенции.
Когда-то в начале 90-стых к патриарху Алексию подошел один литератор и стал нахваливать деятелей культуры и искусства, горячо поддержавших возрождение
Русской Церкви и занявшихся «пропагандой веры» в нашей стране.
На что патриарх ответил, что им это сейчас жизненно необходимо, ведь
именно с них, с интеллигенции, и начались все смуты в России, приведшие
к перевороту и многомиллионным жертвам невинных людей.
Вот пусть теперь и расхлебывают.
Очень глубоко и точно выявлена у Башлачева суть этой проблемы:

«Вер, держи, а то помру
В остроте момента!
В церкву едут поутру
Все интеллигенты.

Были - к дьякону, к попу ли,
Интересовалися.
Сине небо вниз тянули.
Тьфу ты! Надорвалися..».

За внешним презрением персонажа и к вере, и к интеллигенции проявляется
и позиция автора, и его понимание безплодности «притягивания неба к земле».
Сам же Башлачев относит себя «к тем, кто рубит дорогу  к небу»:

«Водись с любовью! Любовь, Ванюха,
Не переводят единым духом.
Возьмет за горло - и пой, как сможешь,
Как сам на душу свою положишь.
Она приносит огня и хлеба,
Когда ты рубишь дорогу к небу».

В русской истории уже с начала ХIX века наметился разрыв
«борцов за народные права» с самим народом, за который они, якобы, и радеют.
Уже декабристы, вышедшие на Сенатскую площадь, с презрением отвергли
желание народа поддержать их. Они, как, впрочем, и все их последователи,
вплоть до современной либеральной оппозиции, напрочь оказывали
«немытой России» в способности осмыслить то «благо», которое они ей готовили.

«На клинках клялись, пели до петли…
Да с кем ни куролесь, где ни колеси,
А живи как есть – в три погибели…».

Александр Башлачев пришел к народу, забывшему, что он народ.
И заговорил с народом на его языке, глубоком, богатом и правдивом.
По мысли поэта этому народу не надо, нельзя ничего навязывать,
его надо просто будить, но будить лучшее в нем.
В этой любви к народу, в уважении к его святыням, даже отброшенным,
поруганным этим народом, и таится стержень огненно- набатного творчества поэта.

«Корчились от боли без огня и хлеба.
Вытоптали поле, засевая небо.
Хоровод приказов. Петли на осинах.
А поверх алмазов - зыбкая трясина.

Позабыв откуда, скачем кто куда.
Ставили на чудо - выпала беда».

«Пососали лапу - поскрипим лаптями.
К свету - по этапу. К счастью - под плетями.
Веселей, вагоны! Пляс да перезвоны.
Кто услышит стоны краденой иконы?»

«Нищие гурманы. Лживые сироты.
Да горе-атаманы из сопливой роты....
А мертвякам припарки - как живым медали.
Только и подарков - то, что не отняли.
Нашим или вашим липкие стаканы?
Вслед крестами машут сонные курганы».
==================