Глава 1 Тусклое детство

Зимними вечерами, рассеяно глядя в экран телевизора, Полина вспоминала детство, отделенное от ее нынешней жизни шестью десятками лет…
«Так много…Или так мало? – думала пожилая женщина, в одиночестве коротающая дни. – Нерадостное детство, юность…да и после…Как там я написала… «Вступая в годы молодые, подвластно нам все, что решим…» Опыт, этот неумолимый тиран, разбивает розовые очки, и нашептывает: не верь…многие хотят тебя обмануть, а другие любят только себя…Любовь! Как не хватает её внимания и ласки…А кто любил меня? – мучительно сморщила лоб. – Николай…какое-то время, Дмитрий. Сын. В нем радость моей жизни, как и в творчестве...».
Погрузившаяся в размышления, Полина незаметно вернулась в детство, те прекрасные годы, дарящие многим мечты и иллюзии.
Ей четыре года. Глаза привыкают к темноте деревянного дома, с маленькими комнатками, скрипучей входной дверью. Мелькает чья-то тень. Это бабушка, строгая и молчаливая, с классическими чертами лица. Девочка знает, что живет на 2-ой Владимирской улице, дом 9, с родителями и бабушкой, то есть «мамой твоей мамы», как объяснила Екатерина Петровна. На вопрос «а где дедушка?» Полине сказали, что он погиб в Великую Отечественную война под Смоленском. Полина не знала, что такое Смоленск, к тому же ей уже хотелось играть.
В доме не было кукол и других игрушек, поскольку семья жила скромно, как многие в 1950-е годы. Страна быстро выкарабкивалась из ямы, в которую была брошена войной и разрухой. Несмотря на бодрые призывы вождя построить общество равенства и братства, люди жили в бараках, коммуналках, и лишь немногие семьи имели дом, как семья Полины. Дома сохранились с дореволюционных времен, когда Москва была почти полностью деревянной. Значительно позже Полина узнала, что дом построили на деньги и по проекту бабушки, заработавшей на пошиве одежды и продававшей вещи на рынке. Это называли спекуляцией, но разве такие люди преступали закон, торгуя изделиями собственного производства? Об этом вполголоса говорили на кухне, осуждая действия власти, не дававшей возможность дополнительного заработка.
Лет в десять внучка Екатерины Петровны услышала, как ее мама рассказала серьезному папе, что бабушку поймали на рынке, отвели в милицейский участок, но молодой следователь пожалел мать-одиночку. К тому же на его решение повлияла взятка. Так благодаря энергичной и сильной бабы Кати они жили относительно благополучно, в своем доме.

Нередко «молчаливому философу», как поддразнивал Полину ее папа, приходилось слушать перебранки, обычно начинавшиеся осуждением образа жизни родителей со стороны бабушки Кати.
- Ходить, ходить допоздна, с приятелями, бесшабашными, чегой-то собирают, ремонтируют…Зачем это нужно? У тебя молодая жена, дитенок…Приласкай их. Али чувств в тебе нет? – бурчала на зятя Катерина Петровна, когда он приходил с завода.
- Я делом занимаюсь, а не баклуши бью…Скоро стану технологом. В свободное время собираю радиоприемник, чтобы слушать не только пропаганду, но и умных людей…- спокойно отвечал тот. – Потом, где Оля? Опять завивается у Раи или Томы? Или укатила в ГУМ, покупать всякую ерунду? В прошлом месяце накупила каких-то салфеток, с рюшечками, еще какое-то барахло…Почти всю мою зарплату спустила! Ветра у нее много…в…Тут Павел запнулся, добавив: в голове!
- Можно подумать, у тебя ветра нет…Вон, копишь разную дрянь, гвозди ржавые и дырявые ботинки…А Олька…Тоже глупая. Полина без присмотра, а она убежала…Говорила ей – рано рожаешь. Теперь завидует подругам: те – на танцы, а она – сиди с ребенком, и жди мужа – теща со злостью гремела сковородками.
- А…ну вас…Одно и то же – махнув рукой, Павел уходил в свою комнату, где по вечерам читал словари немецкого и английского языка. Ему нравилось учиться, и порой думалось, что надо было поступать в иняз, а не в Московский энергетический институт. Но завод давал неплохую зарплату, стабильность…столь необходимую семье. Другой отдушиной было радио: с друзьями он собирал радиоприемники, и поздними вечерами слушал Голос Америки. Это было опасно в те годы, но именно риск подстегивал молодых парней. Он смутно представлял сферы политики, однако видел бедность и лицемерие властей, обещавших райскую жизнь «настоящим коммунистам». Впрочем, о политике молодой мужчина практически не думал. Хватало забот в семье и работы.

В сенях дома послышался веселый голос, дверь распахнулась, и влетела Оля, красивая девушка с задорно разлетавшимися кудряшками.
- Где Дима? Мам, ты покормила Полину? – Оля крутнулась у зеркала, приглаживая волосы.
- Покормила…Твой бука в комнате, учит что-то…Могла бы пораньше прийти, все же семья у тебя. Смотри, добегаешься…Возьмет да и загуляет. Паша видный, красивый…небось девки липнут к нему – с явно выраженной неприязнью прошипела мать.
- Не говори чепуху! Мы любим друг друга. А ты вечно бухтишь. Сейчас поужинаем, и попьем чайку с баранками…- тень набежала не высокий лоб Ольги, мимолетно согнав веселое выражение лица.
Мать и дочь уселись за круглый стол. Воцарилась тишина, прерываемая звяканьем ложечек в чашках. Спустя 10 минут Оля выпорхнула из-за стола, чмокнула маму в щеку, и, подхватив Полину, ушла в свою комнату.

Изредка молодую семью Гончаровых навещали родители папы Полины. Дедушка Егор привозил леденцы и конфеты, а бабушка Тоня дарила собственноручно сшитые куклы из папье-маше.
Егор Никанорович был высокого, под два метра, ростом, худой,  насмешливый эгоцентрик. Жену звал Тошкой, и, судя по всему, не любил. Полина как-то (нечаянно!) подслушала разговор папы м мамы, в котором отец говорил, что дедушка был женат на красивой полячке, привезенной из Кракова. Но она сбежала из-за бедности и условий быта…А второй брак был по расчету. Баба Тоня – скромная, тихая женщины с усталым взглядом, обожавшая мужа, и мало обращающая внимание на детей – Диму и его сестру Аню.
Дмитрий при виде отца едва заметно морщился, иронично улыбаясь. Отца он не уважал, считая фанфароном и неделухом.
К матери тоже был суховат. Правда, Антонина Ивановна – вторая бабушка Полины – любила младшую сестру Павла, Ларису. Жизнь без любви – так впоследствии оценивала Полина отношения к своему отцу. Может, поэтому он вырос замкнутым и сухим.  Эмоции мало трогали его. Полина в детстве и юности не раз пыталась приластиться к отцу, но получала лишь легкое похлопывание по плечу. Иногда погладит по голове, и подтолкнет легонько: иди, мол, не мешай…А Павел Николаевич говорил жене: странная дочь у нас…Ничего ей не интересно, кроме книг. Как можно ничего не хотеть?! Мы ведь не в монастыре живем…Ольга утешала: подрастет – захочет…Девушке многое нужно: косметика, шмотки, любовь…
За этим будничными разговорами никто не замечал, что девочке очень хотелось ласки, любви, внимания.
Одиночество и грусть – вот что запомнилось дочери Ольги, Полине, когда, спустя годы, она размышляла об отношениях в своей семье.

Единственное яркое событие в детской жизни случилось, когда Полине было шесть лет.
Папа иногда брал в руки гармонь и на слух наигрывал популярные мелодии. Однажды, когда родители ушли, Полина взяла баян и стала тыркать кнопки, пытаясь сыграть песенку. Какую песню она играла – так и не вспомнила…Увлекшись игрой, девочка не заметила прихода родителей и опомнилась от отцовой фразы:
- Кто тебя научил?
- Никто…Услышала по радио и наиграла – смутилась Полина.
- Молодец…- похвалил отец. – Надо отдать ее в музыкальную школу…Думаю, по классу аккордеона – добавил он, обратившись к жене. Та рассеянно кивнула.
- Папа, а может…на фортепиано? – с надеждой посмотрела дочь.
- Не выдумывай…Аккордеон популярнее. К тому же там и так учат играть на фортепиано – бросил строгий взгляд Дмитрий.
- Правильно…пусть учится музыке. А я куплю пианино – добавила бабушка, погладив Полину.
- Спасибо! – Ольга Федоровна благодарно посмотрела на маму.
Спустя несколько дней семилетнюю Полину, замирающую от страха и любопытства, отец привел в музыкальную школу. Улыбчивая женщина лет тридцати трех, познакомившись с кандидатской на роль аккордеонистки, спросила:
- Полина, ты слышала про нотную грамоту?
- Нет...Только про азбуку.
- Гм…А как же ты наиграла мелодию?
- Услышала несколько раз и стала тыркать…
- И натыркала! – рассмеялась учительница музыка. – Хорошо, садись к фортепиано и попробуй что-нибудь наиграть.
Полина, сев на стул, решила, что сыграет «Только в полете живут самолеты». Одним пальчиком она стала подбирать мелодию. У нее получилось!
Учительница, внимательно наблюдавшая за девочкой, встала и подошла к ней:
- Молодец! Технику и теорию музыки ты изучишь, в этом я не сомневаюсь.
- Павел Николаевич, у Полины есть способности к музыке, и хороший слух…Может быть, абсолютный. Полагаю, что ее можно принять – сказала Зинаида Олеговна. – На фортепианное отделение?
- Нет…Если возможно, на класс аккордеона. Я сам немного играю на этом инструменте.
- Хорошо…Но не тяжело ли будет девочке держать тяжелый инструмент. Она такая худенькая у Вас – сомнительно покачала головой учительница.
- Ничего, справится. Она сильная – отец сурово посмотрел на притихшую Полину.
Для нее появилась вторая школа – музыкальная. После уроков в обычной школе Полину отводила бабушка, иногда дед (по отцовской линии) в «музыкалку».
Там она сдружилась с Галочкой Куцевич, небольшого роста полненькой девочкой, весьма немногословной, как и Полина. Учеба давалась ей порой нелегко: как многие дети, Полина неохотно выполняла домашние задания по сольфеджио и ленилась разучивать этюды Черни.
Впрочем, в школе девочка тоже держалась особняком, предпочитаю чтение шумным стайкам девчонок или играм в салки с мальчишками. Приходя в школу, Ольга Федоровна часто видела дочь стоящей у стены, с книгой в руках. Полина любила читать с раннего детства, лет с четырех, когда ее приучала к этому мама.
Ольга Федоровна, не получившая образование вследствие слабого здоровья (нервное заболевание), и должного воспитания, пыталась дать дочери и то, и другое, инстинктивно чувствуя необходимость образования.
Полина училась ровно, на пятерки и четверки. По складу ума она была скорее гуманитарием, нежели технарем, хотя физика и математика не представляли особого затруднения. Порой, идя домой по тенистым зеленым улочкам старого Новогиреево, мимо палисадников с цветущей черемухой, вишнями, клумбами роз и пионов, в сознании девочки возникали строчки.
Это были стихи, примитивные, но искренние и глубокие, пока не испорченные негативным опытом и литературными пристрастиями.
Некоторые стихи Полина вставляла в школьные сочинения, удивляя добрую Марию Петровну, «русичку». Как-то после собрания она попросила задержаться маму Полины и дрожащим от возбуждения голосом сообщила:
- Знаете…Ведь Полина пишет стихи. И неплохие для ребенка ее лет… Более того, и в двадцать не поэты так пишут! Может быть, она станет поэтессой или, по крайней мере, филологом…- с надеждой посмотрела учительница на Ольгу Федоровну.
- Это блажь, ерунда! Учится Полина хорошо, и достаточно…Она еще в музыкальную школу ходит. И так большая нагрузка…Я Вас прошу:  не заостряйте внимание моей дочери на этом…как его…творчестве – учительница наткнулась на строгий взгляд собеседницы.
- Хорошо…Учту Ваше пожелание – сожалеюще вздохнула Мария Петровна.
- Вот и отлично…Пойдем, Полина – мама взяла дочь за руку, и они вышли из класса. Девочка успела поймать ободряющий взгляд учительница, и на душе потеплело.
Так незаметно пролетело несколько тусклых лет, прорезаемые лучиками света из книг, столь полюбившихся худенькой и серьезной девочке, жившей в уютном мирке грез.