Ночной фонарь. Глава 4

Осень

Наконец, заканчиваются экзамены. Лето Егор проводит дома, много работает в огороде, снова умудряется заболеть, но успевает подать документы и к осени уезжает в город учиться, поступив в хороший институт.
Деревня продолжает жить без него своей жизнью, а точнее – увядать. Вскоре помирает баба Даша, затем жена деда Миши, а потом и он сам, и деревня резко пустеет.
- Здорова, дядь Мить, – останавливается сосед с печальным лицом у калитки. – Пустишь?
Старик отворачивает голову и тут же поворачивается обратно, хмурясь.
- Входи. – Говорит он. – Можно подумать, тебе запретишь.
Дядя Саша медлит, затем проходит во двор, садится на лавку рядом с Дмитрием Алексеевичем и ставит бутылку самогона на стол. Царит молчание, но Дмитрий Алексеевич почти сразу идет в дом, выносит закуску и пару рюмок. Дядя Саша тоже молчит, с тяжелым видом наливает самогон, берет одну рюмку, вторую двигает к старику, а потом вздыхает, глядя на слегка мутную жидкость.
- Эх, - говорит он, - земля тебе пухом, дядь Миш.
Оба выпивают, оставив закуску ждать своего часа, молчат, и только когда старик закуривает трубку, набив махоркой, сосед заговаривает.
- Ты чего злой такой стал, дядь Мить? – Спрашивает он. – Чего, жалеешь, что с Егоркой рассорился?
- А ты чего, подслушивал?
- Да чего тут подслушивать? – Удивляется сосед. – Из огорода слышно было, как вы друг на друга орали.
Старик отмахивается, а дядя Саша, дожидаясь ответа, заново наполняет рюмки. Молча, они выпивают по второй, затем по третьей, и Дмитрий Алексеевич, снова набив трубку, раскуривает ее и решается заговорить.
- Упертый, как баран.
- Кто? – Спрашивает дядя Саша.
- Егорка, кто же еще? Все приставал: фонари, давай, сделаем. – Рассказывает Дмитрий Алексеевич. – Схемы рисовал, да все мне тащил, давай, да давай. Экзамены сдал – пристал с этими фонарями, узнал, что поступил – опять со своими фонарями лезет. Тьфу, весь в мать.
- А то ты не такой же? – улыбается сосед. – Как чего взбредет в голову, так тебя отговори попробуй.
- Я ему говорю, - продолжает старик, - где, мол, электричество брать? Он мне отвечает, что из мотора. Я ему объясняю, что не хватит мощности, а он мне… знаешь, чего говорит?
- Ну?
- Я, говорит, гидростанцию… э, гидроэлектростанцию сделаю! Тьфу. Вот как ему объяснишь?
Дядя Саша не отвечает, только слушает.
- Вот и рассорились, – вздыхает старик. – Накричал я в последний раз, рассердился, сказал, чтобы домой не возвращался, пока дурь из головы не выйдет.
- Эх, ты, дядь Мить!
- Поучи еще, – бурчит старик, а затем вздыхает и говорит другим голосом: – А может, оно и к лучшему. Пускай там остается, нечего ему тут делать.
Сосед тоже вздыхает.
- Эт да, - говорит дядя Саша. – Чего ему тут делать-то? Я с матерью, Нюрка, ты, да баб Галя.
- Ненадолго, – сухо подмечает старик. – Скоро кроме вас с Нюркой никого и не останется.
- Типун тебе на язык, дядь Мить! – сердится дядя Саша. – Мать, глядишь, еще лет двадцать меня доставать будет, дай бог. Да и ты, вон, не такой и старый еще.
Старик отмахивается.
- А вообще, прав ты, дядь Мить, как ни смотри. Все тут останемся, так и… э-эх!
Сосед наливает еще по рюмке, и они вместе с Дмитрием Алексеевичем выпивают, а затем только молча сидят, пока не приходит тетя Нюра в пропахшем жареной картошкой фартуке.
- Сколько пить можно. – Хмурится она, заходя без приглашения.
- Да ладно тебе, Нюрка, - печально отвечает ей сосед, - дядь Мишу мы поминаем.
Тетя Нюра остается недовольна, но вздыхает, просит не пить и куда-то уходит, а затем возвращается с горячей сковородой жареной картошки, ставит ее посередине стола и присаживается рядом с дядей Сашей, раздав вилки.
- Держите, дядь Мить, – протягивает она вилку старику.
Старик берет вилку, поворачивается, откладывает на край стола остывшую трубку, а дядя Саша наливает самогон в третью рюмку, которую принесла с собой тетя Нюра.
- Ну, дай бог тебе здоровья… э-э, земля пухом! – Запутывается дядя Саша и тут же получает от тети Нюры подзатыльник.
- Уже, небось, всех помянуть успел? Наклюкался!
Старик наблюдает за ними не без интереса, но тетя Нюра сразу печально вздыхает, а дядя Саша так ничего ей и не говорит, хотя и так видно, что не сердится. Выпив, перекусив и выслушав тетю Нюру, сосед с дедом еще какое-то время молчат, а потом дядя Саша вновь заговаривает.
- Дядь Мить, расскажи одно, а? – зовет сосед. – Ты чего с завода ушел?
Тетя Нюра перестает вздыхать и прислушивается, а дед отворачивается, достает махорку и начинает забивать трубку вновь.
- Будто ты сам не знаешь.
- Ну скажи, а?
- Да чего? – вздыхает старик, делает паузу, но потом решается ответить. – Придумал я станок. Ну, то есть как, придумал? Сделал лучше тот, что на заводе был, чтобы он железа пропускал больше, а бензина жрал меньше… ну да это давно было.
- Ну-ну! И чего? – не отстает сосед.
- Чего? Сделал, проверил, что все работает, как надо, доложил начальнику, как положено, а тот….
- А он чего? – вмешивается тетя Нюра.
- Орал на меня битый час, как на беспризорника какого-то, говорил, что под суд отдаст…. Да только ничего не сделал. Через месяц уволили меня, я в другое место пошел, да там не лучше. А как узнал, что этот хлыщ надбавку получил за то, что я станок ему исправил, так и уехал, а иначе бы, чего доброго, пришиб эту скотину.
- Так, значит, потому ты на внука-то рассердился?
Старик не отвечает, но донимать его соседи больше не решаются. Тетя Нюра только вздыхает, дядя Саша плюется сердито, и можно поверить, будто они только сейчас узнали эту историю. Еще немного все трое сидят, а потом сосед вскакивает, потрясая кулаками.
- Ничего, дядь Мить, ничего! – восклицает он решительно. – Руки-ноги есть – проживем!
Вскоре они с тетей Нюрой уходят, а Дмитрий Алексеевич еще долго сидит, отбиваясь от неприятных мыслей, уносящих его из маленькой деревни в ненавистный город, вслед за покинувшим старика внуком.