Утро Вингеров

Вингер Эра Львовна и Вингер Эдуард Аронович вот уже почти сорок пять лет просыпались вместе в одной кровати, в одной квартире, в одном районе… В престижном районе престижного города.
Пара была немолодая, но жила дружно в полном взаимопонимании на зависть многим сверстникам, родственникам, друзьям и, конечно, соседям.
Утро четы Вингеров начиналось очень рано. Или точнее достойно рано. Для кого достойно? Это неизвестно. Но, вставая именно в это время, они чувствовали себя людьми правильными, не ленивыми, не распущенными и не … - можете продолжить этот список сами.
Старинные еще бабушкины часы били 6 утра, Эра Львовна тут же без всяких там валяний и барского наглого кофе в постель вставала и в тишине вялого утра резко звучал ее голос. А голос ее, надо заметить, был громким, командным, хорошо узнаваемый соседями (заметим без ложной скромности!).
- Подъем! Горн звучит! День зовет!
Гардины резко раздвигались. Солнце (если утро было сонечным) заливало спальню Вингеров. Эра Львовна, (для близких - Эри) делала небольшой, но продуманный комплекс физических упражнений, затем уверенным движением доставала из гардероба свежий, прекрасно выглаженный халат, тщательно одевалась и приводила себя в порядок. Эдуард Аронович (для близких - Эдди) уже проснувшийся, но не спешащий вставать, лежал в постели слегка вялый, безмятежно глядя на потолок. Можно было подумать, что он пытается найти там что-то, что, возможно, извинит его желание провести в постели еще хотя бы минут 15-20, а, если повезет, то и часик-другой. Эдди до самой пенсии проработал театральным критиком: писал разные статейки про театр и искусство, много работал по ночам и часто вставал, скажем, не так рано, как в последнее время.
Но Эдуард Аронович не хотел расстраивать жену, не хотел доводить ее «до инфаркта» (как она сама предупреждала), не хотел быть «неблагодарной дрянью и ленивой медузой», поэтому сразу после того, как его любимая Эри распахивала шторы как театральные кулисы, ему оставалось надеяться, что он увидит на театральной сцене жизни что-то значительно важное и интересное, что собственно и компенсирует ему утреннее недомогание, вялость, головокружение, низкое давление и прочее, и прочее, и прочее.
Сегодняшнее утро ничем не отличалось от многих предыдущих, поэтому не дожидаясь укоризненного взгляда жены, Эдди медленно приподнялся и, осознавая неизбежность происходящего, вставил сначала левую ногу, потом правою в вельветовые ярко красные тапочки, резко выдохнул и решительно встал.
Эра Львовна на кухне жарила французский омлет, воздушный как облако и нежный как морская пена. Варила кофе в турке, поджаривала тосты, присыпанные тонким слоем пармезана.
Эдуард Аронович засеменил в ванну в своих красных тапках и махровом терракотового оттенка халате.
- Недолго! - увидев мужа и его траекторию движения, крикнула вслед Эри, - Без опозданий к завтраку, у нас все по графику: много дел!
- Конечно, Эри, - пробурчал Эдди.
Завтрак проходил в тишине весеннего утра, под нежное пение птиц и легкий аккомпанемент майского дождя. Эдуард Аронович окончательно проснулся. Уже бодрый и веселый попивал свежий кофе, и даже стал постукивать пальцами по столу, напевая в тон природному джаз-банду за окном какую-то мелодию из своей молодости.
- Прекрати, Эдди, - сделала недовольную гримасу Эра Львовна, - не стучи! Вот знаешь, что меня это раздражает, и все равно делаешь.
- Прости, Эруся, забыл. Какой сегодня прекрасный, нет просто волшебный омлет!
- Омлет ужасный! Просто ужасный! - собирая посуду со стола, сказала жена. Муж в недоумении посмотрел на нее, не смея возражать, дабы не огрести по полной.
- А все потому, что сейчас стали продавать ужасные яйца! Нигде в магазинах нет хороших свежих яиц. У этих яиц нет ни запаха, ни вкуса!
- Пожалуй ты права, дорогая! Но, может, откликнемся на предложение Ивановича с соседней дачи и будем покупать у него домашние, только что из-под курицы?
- Эдди не говори ерунды! У Ивановича… Ты что не видел, когда мы приезжали на дачу в последний раз и заходили к нему, какая там была антисанитария! Вот ты знаешь, чем он их кормит?
Эдуард Аронович отрицательно покачал головой.
- Вот именно, что не знаешь! Вот я удивляюсь, как это люди не понимают, что нельзя с рук покупать яйца. Можно подхватить сальмонеллу или еще какую-нибудь «проблемтеллу».
Эдуард Аронович не стал возражать. Он знал, что у Эры Львовны было железобетонное здравомыслие. И многому хорошему, произошедшему в своей жизни, он был обязан именно здравомыслию жены. Да, правильно говорила его мама: главное в жизни для мужчины - правильно жениться. У мамы тоже было железобетонногранитномощное здравомыслие. Хорошо, что он когда-то давно положился на ее вкус в выборе своей половины. Мама говорила ему: «Поверь, Эдди, с такой женой всю жизнь будешь жить да радоваться!».
Это же она, его Эрри, устроила его в газету! А так был бы он простым учителем литературы. Да… Хотя время работы в школе было волшебное: дети, споры, походы, капустники…
Иван Петрович и Белла Аркадьевна до сих пор работают…
- Эдди! - раздался раскатистый голос Эры Львовны.
Эдуард Аронович не стал рисковать здоровьем жены и тут же пошел на зов. Он всегда удивлялся, какая Эра тонкая натура. Ведь, «Если что», у нее мгновенно поднималось давление и подпрыгивал сахар…
Эдуард Аронович пошел на зов жены через комнату дочери, их единственной дочери Лиды.
Лида уже десять лет была замужем, иммигрировала с мужем-программистом в Швецию, чем вызвала полное негодование матери и почти довела ее до инфаркта, но к счастью обошлось.
Он на минутку остановился в надежде найти какую-нибудь вещицу, которая напомнила бы ему о дочери: детскую игрушку или фотографию, или ее альбом с рисунками, но ничего не нашел. И этому было объяснение: Эра Львовна не одобрила выбор и отъезд дочери…
Эдуард Аронович и сам был удивлен. Такая всегда послушная, такая всегда правильно покорная Лида, которая плакала из-за каждой четверки. а однажды (О! Что вся семья пережила!!!) она получила двойку по геометрии, и ей в школу вызвали скорую! Девочку трясло, рвало… А учитель математики перепугался до смерти, так как Лида в полуобморочном состоянии повторяла, что у нее плохо с сердцем, и, возможно, у нее инфаркт или инсульт. В общем на педсовете решили больше Лидии Эдуардовне Вингер двоек не ставить. Троек тоже - от греха подальше.
Лидочка закончила школу с золотой медалью, поступила в Университет и будущей муж для дочки уже был приготовлен (просмотрен и проинтервьюирован. Резолюция: годен).
А тут случилось непредсказуемое: Лидочка влюбилась в студента-программиста. Попала под дурное влияние, так сказать, причем совершенно неожиданно для всей семьи. Еще неожиданней для всех стало то, что Лидочка не поддалась ни на уговоры, ни на дорогие подарки и ее (жестокую и безнравственную) не остановила даже угроза здоровью Мамы, существенная угроза!
Эра Львовна стояла перед Лидочкой на коленях и рыдала. Дрогнул бы даже камень, но Лидочка, стоя перед матерью как каменное изваяние, не дрогнула.
Она вышла замуж без помпезной и правильной свадьбы, съехала в обшарпанную коммуналку, сменила белую шелковую блузку и юбочку-годе на рванные джинсы и вытянутый свитер. Перед отъездом в Швецию Лида хотела встретиться с родителями, поговорить, помириться, договориться, обсудить, поплакать, простить и проститься.
Эра Львовна на встречу не пошла, в дом не пустила, но разрешила Эдуарду Аронович встретиться, чтобы понять, чем дышит сегодня Лида и насколько низко она пала.
Если честно, зять - Павел, Эдди понравился, Лидочку такой веселой и счастливой он никогда не видел, и сам настолько расслабился и развеселился с молодежью, что даже дал детям обещание приезжать к ним, общаться по видеосвязи, писать и т.д. А когда зять вышел из кафе, чтобы ответить на телефонный звонок, посмотрев дочке в глаза, тихо спросил:
- Лида, зачем ты нас бросила? Разве мы что-то делали для тебя не так? Разве у тебя чего-то не было? Я и мама так старались! Все для тебя…
Лидочка помолчала немного, как-то так по-взрослому и спокойно, положив свою ладошку на папину руку сказала:
- Нет, папа, все хорошо. Но с Пашей у меня прекратились приступы удушья.
Конечно Эдуард Аронович все пересказал жене. Все, да не все… Кое-что упустил, пусть уж какой-то плохонький мир, чем война. Но даже плохонького мира не вышло. Эра Львовна вошла в образ волевой женщины как морж в ледяную воду. Она решила отказаться от дочери, пока та не одумается. Общение запрещено с ней всем. Пусть помыкается одна там, со своим «Не пойми, что за Пашка - рваные штаны». Сама приползет. А она будет ждать, и все у нее наготове: и муж нормальный, и квартира, и место в редакции, и здоровье, и сила воли, в общем, всего на внуков хватит. Ничего, дочь еще приползет…
Но никто не приползал. Отец с дочерью общались по видеосвязи, когда Эдди ездил к своей сестре Ларику, с которой Эра Львовна предпочитала без особой необходимости не встречаться: Ларик была «тунеядка», «аферистка» и «потребительница», так как ездила на море два раза в год, жила на деньги мужа, и - самое ужасное - позволяла себе вставать в 10 утра! Вот как-то так….
- Эдди! - голос жены прозвучал еще раскатистей и раздраженней.
 И Эдуард Аронович поспешил на кухню
- Ну, где ты ходишь? - шмякнув мокрое кухонное полотенце на спинку стула, спросила Эри. 
- Уже здесь!
- Не дозовешься тебя, вот буду здесь лежать при смерти и некому стакан воды с валерьянкой подать, скорую вызвать
- Эричка, я здесь, что случилось?
- Нет, я его зову, зову. Он приплетается еле-еле и спрашивает: «Что случилось»?
- Ты жаловался, что у тебя ночью периодически случаются приступы удушья. Я нашла тебе хорошего пульмонолога и уже записала на сегодня на прием в 18.30. Вообще-то у него записи не было, он заканчивает в 18-00, но я напомнила ему про совесть, про клятву Гиппократа и свои связи в министерстве здравоохранения. Что бы вы без меня все делали?
- Эри, а разве у нас там есть связи?
- Нет, но это неважно. Я была настолько убедительна, что он согласился тебя принять. И как это люди не понимают, что пожилого человека нужно принимать по требованию. Что за бессердечность такая у врачей! В какое ужасное время мы живем! Эдди! Куда все катится!
- Да, Эри, ты права.
- Конечно, права! Вот вчера встречаю соседку с нижнего этажа, Эту…как ее зовут… Света, кажется. Идет, еле-еле поднимается по лестнице, задыхается. А в самой - килограммов сто, не меньше.
Я ей говорю: «Милочка, ну вам же худеть нужно! Но сердце же кровью обливается, когда на вас смотришь!»
- И что?
- А ничего, пробормотала что-то себе под нос и пошла. Вот такие невоспитанные люди пошли! Хамство на хамстве! Хамство на хамстве!
Эдуард Аронович покачал головой и уже собрался пойти посмотреть новости по телевизору, чтобы так сказать не отстать от жизни. Но Эра Львовна его остановила.
- Да, Эдди, самое главное! Даже не знаю, как тебе и сказать. Звонила Ася, твоя племянница и сообщила, что у ее дочки Баси была свадьба. А нас не пригласили, потому что не хотели беспокоить, так как знают, что у нас проблемы со здоровьем! Ты представляешь, до чего дошло! Я даже не сомневаюсь, что это происки Лари! Я ее встречу, я ей все выскажу! Все!
Эдди все-таки удалось выскользнуть из кухни, но даже в спальне он еще слышал, как Эра громыхала посудой и бубнила себе что-то под нос.
«Пусть лучше так», - подумал Эдуард Аронович. Все лучше, чем, когда она неделями ходит с каменным неподвижным лицом, тяжелым как свинцовая маска и молчит. Пусть лучше выговаривает все, не держит в себе. Врач сказал, что нельзя все держать в себе, это очень вредно для здоровья!
Он подошел к окну и залюбовался на старый раскидистый каштан. Каштан, обсыпанный молодыми весенними листочками, распахнул объятия солнцу, ветру и дождю… Полный бесстрашия и свободы! Стоит и вот так запросто пьет небо! Кто ему может запретить?
«Сколько лет ему, интересно? - задумался Эдди - Еще Лида маленькая была, а он уже стоял во всей красе. Всегда довольный, уверенный, сильный, крепкий. Настоящий красавец, гусар! Всегда готовый спрятать и защитить под своей роскошной кроной от палящего солнца и от внезапного ливня всех: и мыша, и малыша, и даже нас с Лидой выручал!»
И такая тоска вдруг напала на старика…
А из кухни доносился строгий стальной до боли привычный голос (телефонный разговор).
- Они не понимают, Юлечка! Я больной человек! Я больна!
«Эх, друг мой, каштан, ты укоряешь меня, знаю. Виноват я, понимаю. Не смог вовремя объяснить своей женщине, что мужчина в доме - я. Вот и получается, что не она виновата, Она сама всю жизнь от этого страдает. Это как наша Лида всегда смеялась, когда мультик по телевизору смотрела «Миссис и мистер Уксус». И говорила: «Про вас...»
А кто знает, сколько в жизни жена моя пережила. Как после войны с маленьким братом и больной матерью мыкалась. Как рано работать пошла, чтобы всех вытянуть. Как два года меня после болезни поднимала. Лида слабенькая родилась… Как последние деньги другим отдавала. Как… Много этих «как», очень много, поверь.
Так что не суди, брат каштан! Не суди!