Глава XXX II Керамзит

- Слушай Захар, а как ты думаешь, мы могли бы у нас в доме сделать, где-нибудь стеклянный пол? – ошарашила Тамара своим неожиданным звонком.
- Да. Запросто, но, …  думаю, что это будет дорого.
- Вот, опять ты заранее настраиваешься на дорогое. Какой же ты дорогой дизайнер. Надо уметь делать простые, дешёвые предложения. Вот Савелий, например, делал интерьеры, буквально из ничего.
- Хорошо, Тамар, давай адрес «стекла», я проработаю с ними предложение, - подумал Захар о том, что его работа полностью не устраивает Ипполита, и Тамара, теперь пытается самостоятельно хоть как-то улучшить свой, не с той ноги начатый, проект «родового гнезда».

Захар прикинул решение на компьютере.

* * *

Пахло шашлыком. Из-за одноэтажного кирпичного, оштукатуренного здания, стоящего, где-то на отшибе, на самом краю крутого склона к Москве-реке, поднималась тонкая струйка белого дымка. Вдали, споря с мрачным, готическим шпилем гостиницы Украина, в городской дымке, таинственно и волшебно, словно зарождающееся будущее, но, в то же время, зловеще и тревожно, не раскрывая его, виднелось строительство первой башни Москва-сити. Она, подобно призраку нависала над отжившим свои века городом, предвещая стремительное окружение подобных себе, но уже в несколько раз больших башен.
Город менялся. Он тянул свои руки к небу, пытаясь получить его защиту, возможно, сталкиваясь с непониманием и осуждением стремительного роста, вызывающего конкуренцию земного с Божественным.

Хорошее место. Богемное, понял Захар.
Припарковавшись у дома, между двух глубоких луж, он вышел из машины, невольно наступив в одну из них. Да, всё же за рулём невозможно сохранить обувь сухой, подумал, выругавшись.
Снаружи здание было похоже на сельский магазин.
Постучав в огромную, металлическую дверь, над которой имелась маленькая табличка с названием фирмы - «Кристалл», Захар на мгновение затих, прислушавшись. Не услышав никаких шорохов в ответ, взялся за ручку, потянул дверь на себя. Та открылась, пронзительно скрипнув. Он вошёл. Внутри никого не было.
Стеллажи со стёклами различных габаритов и толщин, облепили стены огромного, занимающего практически всё внутреннее пространство помещения. Кое-где валялись сварные металлические конструкции. Вдалеке виднелась дверь. Кабинет, понял Захар.
Он подошёл к двери и постучал. Тишина, нарушенная его стуком, не ответила ничем, кроме, как эхом, распространившимся в огромной комнате, отталкивая его от стекла к стеклу и тем самым всё больше заглушая звук.
Никого, понял он и вышел на улицу, интуитивно потянувшись на запах еды. Захар не ел с самого утра, несмотря на то, что на его часах уже была половина шестого вечера.
- Вы к нам? – спросил его худой, сильно сутулый, длинноногий, одетый в чёрную кожаную куртку и не менее тёмные джинсы, темноволосый, с карими глазами, человек, лет тридцати пяти.
- Мне нужно просчитать вариант стекла. Я архитектор и у меня в объекте есть стеклянный пол. Примерно четыре метра квадратных.
- Хорошо, одну минуту, - напоследок помахал картонкой над практически готовым, явно бараньим мясом, сотрудник фирмы. Он, явно не мог решить для себя, что с ним делать. Приготовленное не для него одного, оно уже просилось на стол. Но, те, кто ожидался в гости, никак не приходили. И, как назло появился этот, требующий расчёт человек. Как же не хотелось ему работать именно сейчас, когда сочное мясо, буквально кричало о своей готовности, распространяя по округе аромат. Без особого энтузиазма, наконец, решившись, отодвинул шампуры на край мангала.
Через минуту они сидели в уютном кабинете, с одним маленьким окошком, выходящим, как раз на тоненькую полоску горизонтальной земли перед началом склона к реке. Менеджер сел спиной к окну, в контражуре и Захар не мог, как следует рассмотреть его выражение лица. Зато, в окно был виден одиноко стоящий, практически уже не дымящий мангал, как бы парящий над стеклянной гладью реки на своих тонких ножках.
- Я вас слушаю, - сказала чёрная тень «человека-призрака».
- Вот. В холле на втором этаже, - положил перед ним на стол чертёж, Захар.
- Так, так, так…  Ага…  Без подсветки?
- Да. То есть нет.  А, что, можно ещё и с подсветкой?
- Конечно.
- Давайте с подсветкой и так, чтобы по нему можно ходить.
- А, как же! Только так. Ведь это же самый настоящий пол будет, только прозрачный, - заинтересовывался менеджер.
Он долго считал, умножая в столбик на листочке тетрадки в клеточку, затем делил, потом вычитал и прибавлял, какие-то цифры, на которые Захар старался не смотреть, чтобы не расстроиться заранее в их величине. Ему хотелось сейчас оказаться нужным для его заказчиков. Он должен был воплотить в жизнь каприз Тамары, дёшево по сметам и дорого на внешний вид. Это было невозможно, но он верил в чудо. Не имея возможности опередить заказчицу в этом предложении, теперь был вынужден воплощать чужое решение. Его оружием могли быть только знания конструкций, смекалка и нестандартность мышления, которая ещё лишь начинала развиваться в его видении окружающего мира, как у настоящего современно мыслящего архитектора.
- Четыре с половиной тысячи, - наконец сформулировал мужчина в чёрном.
- А, если убрать балки, - скорее машинально, чем с целью уменьшить смету, произнёс Захар, думая о том, что вместо всего этого калёного триплекса, он мог бы просто поставить свою новую машину. Ведь, несмотря даже и на ту переплату, что ему пришлось за неё отдать, она стоила ровно столько же, как и эта прозрачная конструкция пола, пропади она пропадом.
Захар ненавидел теперь этот объект. Он стал ему не интересен. То ли от того, что узнал гораздо больше, чем ещё несколько месяцев назад, то ли потому, что видел; им давно упущен момент в проектировании и строительстве, когда можно, что-то поменять. Сначала не по его вине, а затем уже и из-за малых знаний современной архитектуры, которую любил, но не умел придумывать, когда взялся за этот, объект.
Да, теперь он мог многое. И главное, понимал саму суть и логику современной архитектуры, все её принципы. Но, как же поздно пришли к нему знания! Да и виноват ли в этом Ипполит? Нет, конечно же, нет. Но, может быть, всё же ДА, виноват. И вина состоит в желании сэкономить на дизайнере. Но, это же на руку Захару. Теперь он знает намного больше. А главное, понимает то, с чего начинается любой современный проект. Прямые, линии, запрет на малейшие скругления, много света, смелость в пересечении различных объёмов, заключающаяся в максимальном отсутствии дверей, в крайнем случае, с применением витражей. Множество приёмов и еле видимых простому человеческому взгляду, секретов и тайн, не скрываемых от посторонних, а просто не понятных им из-за их многогранности и сложности в объяснении, знал теперь Захар.
- Если убрать балки, то триплекс станет толще, а от этого дороже.
- Понятно. Но, надо, как-то опустить стоимость, хотя бы чуть ниже четырёх тысяч, иначе меня даже и не послушают.
- Только за счёт уменьшения проёма, или отмены подсветки, – вывел приговор мужчина в чёрном.
- Нет, уменьшать ни в коем случае нельзя. А свет понравится Тамаре, - произнёс Захар, смотря, словно сквозь своего собеседника. На его глазах осуществлялась кража века.
Отдалённо напоминающая Лабрадора, уличная собака, подошла к мангалу и, понюхав мясо, пристраивалась пастью к сгрудившимся с боку шампурам. Остальные, члены дворовой «банды», встали поодаль.
Это они, что, для нас тут мясо приготовили, задумался пёс. Недолго, всего около полугода он плутал по улицам Москвы, но, уже научился законам свободной жизни и даже стал вожаком. Но, никогда ему ещё не приходилось видеть, чтобы человек жарил специально для них, уличных собак мясо. Когда-то, ещё совсем недавно, когда он жил с людьми, хозяин изредка баловал его мясом, подкладывая в миску, рядом с похожими на солёное печенье, хрустящими, как вафли, разноцветными звёздочками собачьего корма, как называли его люди. Но, никогда специально для него, вот так, не готовилось оно на огне. Вкус и запах, его жаренного, был хорошо знаком по остаткам с хозяйского стола.
Но, сейчас, что-то настораживало. Он хорошо знал людей и не верил, что они способны так просто дарить что-то.
Псы же его банды, не зная и не ведая, что мясо можно жарить, даже и не задумывались, что кто-то из людей способен такое сотворить, принимая это, как должное. Им казалось, что если они видят мясо, и то не убегает от них – оно принадлежит им. Так проще жилось и всегда казалось, что кто-то заботится о них. И, если бы сейчас появился человек, бросив в них палкой, они бы убежали, признав его силу, так и не поняв, что он не просто сильнее, но и намного умнее, додумавшись до того, что можно жарить пищу на огне. Ведь от этого она становится не просто вкуснее, но и дороже.
- Давайте попробуем разбить проём надвое. Так можно сэконо…  - обернулся в сторону мангала мужчина в чёрном, и теперь Захар разглядел у него на макушке зарождающуюся лысину.
- Мясо пиз…т, суки! – бросился к окну стекольщик.
Он пытался открыть неподдающееся рукам окно.
Лабрадор, посмотрев на него, как на сумасшедшего, ибо только они могут так часто менять своё мнение, аккуратно взял зубами один из шампуров и рысцой скрылся за краем оврага. Зачем же он его жарил для нас, если тут же передумал и, теперь решил отобрать, думал он на бегу. Остальные голодные псы, подошли к мангалу, окружив его в нерешительности. Они не могли понять главного, удастся ли этому бьющемуся об стекло человеку, открыть окно. Но оно не открывалось, и они всё ближе смыкали своё кольцо вокруг мангала, капая слюной и исподлобья поглядывая на мешающего им, нервного человека в окне.
- А, чтоб тебя! – бросился к двери Паганини, так и не сумев открыть окно, всё же сообразив, что его лучше не бить, так, как мясо стоит меньше чем оконное стекло. А цены, он, как никто иной, хорошо знал, и даже назначал сам.
Да-да! Это был именно Паганини, понял Захар. И его сутулость теперь напоминала горб, а длинные ноги, словно у циркуля, меряли расстояние, отделяющее кресло в его кабинете от наружной двери. А весь этот офис напоминал мастерскую по изготовлению эксклюзивных скрипок Страдивари. И, хотя всё это было стекло, покоившееся на стеллажах, будучи уложено туда заботливой рукой, своей аккуратностью укладки напоминало заготовки деталей будущих скрипок.
Захар остался сидеть у стола, наблюдая в окно за тем, как три оставшиеся, более трусливые, чем Лабрадор, видимо их вожак, собаки, так и не решившись украсть оставшиеся четыре из пяти аппетитных шампуров, ныряли одна за другой в крутой склон к реке.
- Хотите? – предложил шашлык Паганини. Именно так теперь хотелось его называть Захару. Стекольщику было уже всё равно, придут ли те, кого он ждал, и состоится ли вообще праздник, назначенный у него в офисе, на краю такого крутого склона Москвы-реки.
- Нет, спасибо. Значит четыре пятьсот и не долларом меньше? – встав из-за стола, спросил Захар.
- Могу четыре, но, тогда без ваших, дизайнерских.
- Хорошо. Я понял. До свидания, - закрыл за собой дверь Захар.
Он думал о том, что Тамара его не поймёт. Но, выхода не было. Он, сев в машину, набрал её номер.
- Четыре тысячи, - коротко констатировал, поздоровавшись с ней.
- Ну, это никуда не годится. Очень дорого. Ипполит меня не поймёт.
- Я поработал с ним, - улыбнулся сам себе Захар и продолжил: - не долларом меньше. Упёрся менеджер.
- Как дорого! Это ведь простое стекло.
- Тамара – это закалённый триплекс. Он, мало того, что не бьётся просто так, но, если даже всё же треснет, не просыплется на голову, удерживая и себя и человека за счёт встроенной между двух стёкол плёнки.
- Ну, и что с того? Для меня это всё равно стекло. А оно есть в каждом окне.
Как же тяжело с этими людьми. Они не хотят ничего понимать. Имея деньги им важно сэкономить на материале, при этом получив максимально дорогой его внешний вид, думал Захар.
- И, вот ещё, что Захар. Ипполит просил передать тебе, чтобы строители убрали кара…  кера… керамазат. Нет. Керамазит.
- Керамзит, - поправил Захар.
- Да-да. Точно! Его.
- Зачем? – искренне удивился Захар.
- Это экологически вредный материал.
- Не может этого быть!
- Может! Мне Ипполит сказал.
- Но, он же самый, что ни на есть натуральный!
- Он не может быть натуральным, хотя бы только потому, что даже выглядит так неприятно, словно бы его сделали из…
- Хорошо Тамар, я поговорю с Петром, а может быть даже и с Карабасом.
- Ну, с Карабасом, или с Петром, мне не интересно. Ипполиту важнее не иметь в своём доме химически вредных веществ.
Мимо машины Захара проследовала вереница уличных собак, впереди которой гордо шагал Лабрадор. Вид у него был довольный и сытый. Остальные псы, понуро следовали за ним, тупо опустив свои морды в землю.
Захар повернул ключ в зажигании.
Он всё больше и больше убеждался в том, что не сможет накопить на квартиру. Захар терял веру, но приобретал знания. Что было важнее для него, пока не понимал. Но, где-то в глубине души догадывался, что знания важнее. Но, как же жить дальше?
Неужели нельзя так, чтобы и знания, и деньги прилипали к человеку одновременно, думал он. И тут же отказывался от этих мыслей, видя, что так не бывает, или случается только с ним одним. Он был скорее исключением из общих правил. Но, зачем тогда ему вообще стремиться к чему-то?  Разве в этом есть хоть какой-то смысл?
Словно керамзит в конструкциях полов, в доме Ипполита, он был вредным элементом в окружающем его современном обществе, на самом деле являясь самым настоящим, экологически чистым материалом. Но, доказать обратное Захар не умел, да и не хотел тратить на это свои силы.
Он сейчас находился в каком-то непонятном другим состоянии, позволяющим видеть многое и понимать людей с полуслова. У него словно бы открылось что-то подобное второму дыханию. Тот темп и нагрузка, в которых находился, позволяли ему видеть гораздо больше, чем был способен раньше. Порою казалось, что он отлетал в сторону от своего собственного тела и способен был видеть происходящее с ним со стороны, так, как будто это был не сам, а его душа парила над ним. Но, что же это!? Душа!? Может, она и есть он сам, а то, его тело, что оставалось стоять там, где и было ею оставлено пару мгновений назад и не являлось им самим? Оно лишь представлялось оболочкой для хранения в ней той, воздушной составляющей, коей он и был. Но, этот период в жизни обязательно должен закончиться. Он чувствовал это. И, что же тогда будет делать? Станет таким же, как и все, окружающие, не видящим ничего, такого важного ему сейчас, вокруг.
Захару не хотелось возвращаться в обычный ритм жизни. Он вспоминал армию, те дни, когда ему было тяжелее, чем сейчас. Но, тогда всё протекало по-другому. Тогда он не мог «летать». То ли из-за своей молодости и глупости, то ли в те годы не нуждался так в творчестве, как оно требовалось ему сейчас. Захар понимал теперь, что становится настоящим архитектором.

… Сама служба в армии, или, как многие уже теперь начинали забывать – СА (советской армии), отягощала его, делая зависимым не столько от самих офицеров и старшины-прапорщика, сколько от сержантов.
Эти, за редким исключением тупые, исполнительные только в тех делах, что касались их собственного благополучия, мало о чём задумывающиеся люди, убивали в нём его «Я», никогда не имея собственного. Те, у кого оно всё же было, не в состоянии воспользоваться им, лицемерно ставили превыше всего приказы выгодного им в данный момент офицера. И чаще они выбирали прапорщика, старшину батареи, именно потому, что он любил тех, кто выполнял его волю, ненавидя при этом, как и они, офицеров, недолюбливая их за знания, в своё время упущенные им в военной карьере.
Тот аврал, что предшествовал проверке, повлекший за собой не просто генеральную уборку воинской части со всеми её закутками, но и стремительно и неумолимо переродившийся в некое подобие капитального ремонта, навсегда запомнился Захару своей нелепостью.
Постоянная, нарастающая ротация солдат, сержантов, старшин, прапорщиков и офицеров, снующих по территории воинской части, не просто кружила голову Захара, она вводила его в состояние некоего шаманского транса. Он, выполняя многочисленные приказы своего сержанта, старшины, или непосредственно командира батареи, в зависимости от того, кому попадался на глаза, уподобляясь кусту перекати-поля, перемещался по территории сам порою, не понимая зачем, и для чего выполняет ту, или иную команду. А их было великое множество, казалось, выполни одну раньше времени и, не успев спрятаться, тут же сочинят следующую, так и не дав передохнуть. Смысла в этой работе он не видел, да и не желал.
Бойцы косили траву, вскапывали пешие дорожки, косыми линиями прорезавшие территорию кадрированного полка вдоль и поперёк. Красились заборы, бетонировали главный въезд в воинскую часть.
Пыльно подметали плац три дохлых узбека. Поднимающаяся пыль, застилала собой весеннее солнце, не давая ему светить в полную силу, лишь пропуская время от времени, тоненькие лучи в мутной дымке, напоминая им тем самым бурю в песчаной степи. Захару показалось тогда, что эти двое «друзей степей», хотят тем самым смести весь бетон покрытия плаца до самого основания для того, чтобы под ним открылась настоящая, такая родная им, похожая на степную, земля.
Он метался в этом хаосе от одной, никому, кроме, как новому, только что назначенному командиру полка, не нужной поставленной задачи, к следующей, думая лишь о том, как бы поспать хотя бы один часик. Шёл уже третий день подготовки к проверке. Все, почти пятьсот солдат и сержантов личного состава полка, так же, как и он, не спали ни минуты, вот уже почти шестьдесят часов.
Пойманный старшиной, рослым, с едкой, хитрой улыбкой, практически никогда не сходящей с его лица, хохлом западником, Захар красил только что укороченную косой траву у входа в казарму.
Работа была лёгкой, но желание уснуть не покидало его ни на миг, то и дело, ловя и унося в некий промежуточный мир, где не было тактильного ощущения от предметов, звуков и дуновений ветра, но всё же оставался видео ряд. Это была какая-то прослойка между реальностью земной и той, что, скорее всего, существовала, где-то совсем рядом, но пробраться в неё он пока не мог, как бы ни желал этого сейчас, надеясь на то, что именно там он и обретёт своё такое долгожданное, выстраданное спокойствие. Захар знал наверняка, что заслужил это и имеет право воспользоваться. Но, как же ему попасть туда? Что он должен для этого ещё сделать? Какую малость движений, видов работ, переживаний, ему предстоит осуществить, находясь здесь, где-то посередине между двумя мирами.
- Как же ты красишь зараза!? – послышалось с одной из сторон тех двух миров, что плотно поджимали его своими границами. С какой из них, это всё же донеслось, задумался он на мгновение.
- Равномернее скотина цвет клади! Как будто пейзаж рисуешь, а не пятнами. Даже этому вас собак надо учить! – понял Захар, что голос, принадлежащий его старшине, прапорщику вольнонаёмной службы, пробивается всё же со стороны этого, земного мира.
Только он один и заботился о своих солдатах, стараясь преподнести свои бесценные знания, полученные ещё в детстве. Казалось, ему лучше всех было известно, как правильно держать в руках лопату, роя так, чтобы, имея больший КПД, меньше уставать, как ставить железобетонные заборы без крана и как мыть полы в расположении батареи. Не имея ни малейшего представления о такой вещи, как проект производства работ, прапорщик умудрялся видеть главное в любом деле, зная, куда именно надо ударить ломом для того, чтобы кусок кирпичной кладки отвалился, махнуть косой, чтобы она не воткнулась в землю, провести квачём по потолку, чтобы известью не замарать полы.
 «Дедушки» только лишь являлись носителями этих знаний, по большей части переняв их у него. В большинстве своём родившись и выросши в деревнях, и мелких посёлках, они знали не меньше старшины. Но не умея преподать, учились этому у него, понимая, что, прежде чем спросить, нужно преподнести такую важную для городского человека информацию, что помогла выжить в знакомых им, но не принимаемых многими другими, в числе которых был, и Захар условиях.
- Краска комками, - оправдался Захар.
- Я что тебе ещё должен рассказывать о том, что её перемешивать надо!? – непроизвольно подсказал заботливый старшина.
Захар увидел маленькую, скромную кухню, у окна стол с полной тарелкой дымящегося борща с галушками, у окна низкорослую, голубоглазую, полненькую, светловолосую женщину, с округлым лицом.
Она тоскливо разглядывала за окном унылую картину, в которой раскинулась до самого горизонта непроходимая, залитая дождём дальневосточная тайга, с разбросанными на её опушке сараями, вперемежку с гаражами жителей гарнизона.
Вдруг в комнату вошёл человек, огромного роста, в форме и погонами прапорщика. Женщина обернулась к нему и спокойно, уверенно сказала:
- Я уйду от тебя.
- Не уйдёшь, - уверенно, буднично, словно говорил это всегда, произнёс, положив фуражку на стол, сев спиной к окну мужчина.
Женщина подошла к мойке.
- Хлеб дай, - проглотил первую ложку прапорщик и налил себе полстакана водки.
Что это и почему мне видится сейчас, испугался Захар, продолжая монотонными движениями красить траву. Ведь то наш старшина и его жена, медработник санчасти. Так вот почему он такой злой последние дни, осенило Захара. А мы-то думали, что виной всему этому проверка…

* * *

Ипполит сильно изменился последнее время. Он ощущал в себе тот новый уровень, на который выводила невидимая рука судьбы, становясь бескомпромисснее и увереннее в себе. Все те неприятности, что приносила ему прежде Тамара, теперь не так волновали его. Помятый бампер, или поцарапанная Ларискиными когтями кожа в машине уже не интересовали. Он мог откупиться от проблем деньгами, которых стало гораздо больше.
Тамара замечала изменения, происходящие в муже, но не могла понять их. Считая так же, как и все, что причина их таится в большей ответственности на новом месте. Она неоднократно ловила себя на мысли, что больше не видит в его поступках необъяснимости, недосказанности и неправды в словах.
Наверно он расстался со своей любовницей, решила для себя.
Но, причина была в другом. Ипполит не мог оставаться прежним из-за того, что сама его работа теперь заключалась в общении не с людьми, как таковыми, а с суммами, за которыми стояли эти люди. А, что могут деньги? Да! Именно! Они могут многое! Но, единственное на что они не способны – общение. Они безмолвны и коварны в своей недосказанности и тишине. Это-то и пугало Ипполита больше всего, делало замкнутым и молчаливым. Привыкнув шутить на работе со своими сотрудниками, он теперь больше молчал, а иногда и вовсе разговаривал сам с собой. 
Но, сейчас, как никогда прежде, ему был нужен человек. Тот, кто мог быть с ним рядом, не только в постели, но, ещё и единомышленник, которому он мог довериться. Тамара, перестала быть таковой, ещё много лет назад, когда он возвратился с зоны, и теперь не могла вернуть себе потерянные позиции. Их связывал сын и память о прожитых вместе годах.
Наташа же, настораживала Ипполита. Ему казалось, что отдалив от себя, тем самым потерял её, как близкого человека. Он не любил Наташу, но что-то тянуло его к ней. Приняв решение не брать её с собой в новый офис, он теперь сомневался.