Моё послевоенное детство

В памяти остались обрывочные воспоминания, но они остались.
 В лютые зимние вечера, когда отец  играл на мандолине и часто пел песню: « Рябина кудрявая»,  игру на мандолине, мы садились в кружок и  слушали песню,  игру на мандолине.  Война наложила свой отпечаток на характер отца. И каждый вечер, когда он снимал верхнюю одежду, мы просили его рассказать том,  как он воевал, почему у него на спине, на руке, выше локтя и на ноге шрамы. 
        Отец  был призван в Донскую Казачью кавалерию в возрасте семнадцати лет. (Добавил себе год рождения).  Много пришлось увидеть, пережить, как на глазах  кавалеристов  падали под  огнём миномётов совсем юные казачата. 
        Тяжело было смотреть и осознавать, что уже ничем невозможно помочь тем, кто, обнявшись с лошадью, уходил под воду.  Отец часто вспоминал самые  трудные времена года для кавалерии – это осень, наступление холодов, бездорожье и опасность, которая поджидала всюду. Многое пережили в те годы кавалеристы,   особенно те моменты, когда лошади, обессилев от длительных переходов,   падали,  подминая под себя седока.
     Тридцать шестой гвардейский казачий кавалерийский полк вошел в Венгрию.  В этот год (1944)  отец получил тяжелое ранение и лечился в Венгрии  в госпитале города Беретьё.  Был четырежды ранен.
    После госпиталя он был снят с довольствия и отправлен эшелоном с другими  солдатами по назначению в  звании  лейтенанта. Значительно позже мы узнали, что он награжден медалью «За отвагу».
    И вновь память  возвращает меня  к далёким послевоенным годам, к далёкой русской глубинке, где прокатилась война, т.к. именно здесь проходил один из  путей немцев  на Волгоград. Мама со сверстниками рыла окопы, убирали  вручную кукурузу.  Подростки работали за тех, кто был на фронте. Сеяли с утра до захода солнца стояли за сеялкой,  открывая, закрывая буфера, чтобы семена упали в почву.
Школьникам приходилось убирать кукурузу.  Они ломали початки поспевшей кукурузы,  складывали их горками,  а  трактор с прицепом  проезжал между убранными рядами,   школьники  грузили початки  в телеги. Появлялась задержка с доставкой продуктов в магазин, как  зимой,  так и в осенне-весеннюю распутицу. Времена были трудные времена, но народ был живым организмом, создавая вокруг себя  добро, заботу о других, помощь.
    В первый класс я пошла в тысяча девятьсот пятьдесят четвёртом году.  Помню, что этот год  умер  И. В. Сталин, наш вдохновитель и вождь. Из радиорубки, которая висела на столбе, звучал голос  Левитана об утрате нашего мудрого, сильного духом  человека-вождя, победившего  вместе с народом фашизм.
В скорби была вся Россия, потерявшая своих сыновей и дочерей. Плакали дети по родным, которые отдали свою жизнь за наше светлое сегодня.  Мой отец тоже плакал о своём отце, Дмитрии Даниловиче, без вести пропавшем.  Страна была в трауре.
     И вновь послевоенные  годы. Далёкая глубинка Ростовской области. Но советский народ, русский народ, сильный духом, вновь поднимается для  возрождения сел, городов, в целом -  страны. 
Ростовская область, её  восточная часть, граничит с Калмыкией. Знойные ветры, потрескавшаяся от палящих лучей земля, нехватка воды, которую привозят машины-водовозы. Есть во дворах  бассейны, но вода там появляется только с приходом дождей.  Да ещё маленькая речушка, что вьется меж холмами, пока ещё живет, пока еще поит землю, где выращиваются овощи, как личные, так и общественные. Машины-водовозы привозят питьевую воду и дают  литрами по количеству жильцов в семье. 
Свет, только он появляется на несколько часов. В основном,  керосиновая лампа. Откуда поступал керосин? Его привозили в определенных цистернах из тех пунктов, где есть железная дорога. Даже керосин выдавали по 3-4 литра.  Это были трудные послевоенные годы.
     Именно в эти годы по селам ездили заготовители и собирали продналог: молоко,  масло.  Сдавать молочные продукты: молоко, масло должны были те, у кого была корова. Взамен нам, детям сборщик молочных продуктов выдавал глиняные свистульки. Детвора радовалась.  У нас не было игрушек. Сами делали куколок, сшивали из лоскутков одеяльце, платьице. Сооружали кроватки земельные, столики, скамейки. Играть на улице мне приходилось редко, только летом.  Лёгкие ватные пальтишки, платки, нас согревали только в движении.
    Рядом была небольшая речушка, с высоким берегом, покрытым снежными заносами  кустов полыни.  Мы с гиканьем скатывались на санках вниз, к реке.Для детей наступление зимы был праздником. 
  А зимы в те годы были лютые. Глубокие снежные колеи, высокие снежные намёты, откуда надо было вытаскивать машины с продуктами. Снежные метели покрывали сугробами даже землянки, и тогда соседям приходилось лопатами  прокладывать тоннели.
Иногда, по осени, приезжала машина, гружённая макухой, которая была предназначена для корма скота. Мы, ребятишки, с нетерпением ждали эту машину, чтобы выпросить кружок макухи и пожевать. (Макуха -  отходы от выжатых семечек). Она имела вкусный запах семечек. 
    Летом, в  каждом дворе можно было увидеть сложенные русские печи, где пекли хлеб, пироги, варили каши.  Наш дом не был огорожен, т.к. с другой стороны находился магазин. Отец соорудил у дома печь из кирпичей, сверху положил плиту, далее – основание для трубы из пары кирпичей. а на основание поставил трубу из
ведра без дна.
     Все кошки и собаки бездомные были завсегдатаями у нашей печки. Расположившись вокруг огня, особенно осенью, они так умильно следили за каждым движением мамы, когда она снимала лепёшку, испеченный пирожок. А вокруг разносился вкус жаренного с луком сала, испеченного хлеба. Это состояние причастности к прошлому никогда не покидает меня.  Именно время послевоенное не позволяло расслабиться ни взрослым, ни нам, школьникам. Мы знали, ценили слово «НАДО» быть всегда для других примером и хорошим другом.
Моё детство – это, пожалуй,  «сон». Он снится мне иногда, напоминая далекие  послевоенные годы.