Роман с судьбой 4, 5, 6 главы

Глава 4. Снова здравствуй и прощай, институт!

  Полина, желающая продолжить свою учёбу в институте, в августе 1945года с лёгким сердцем покидала городскую школу имени С.М. Кирова: она, как многие в их дружном коллективе, сделала всё возможное и невозможное, чтобы школа стала более сильной и престижной. Написав заявление с просьбой освободить её от занимаемой должности, Полина поступила в распоряжение Гор ОНО, а затем, после процедуры восстановления, вновь прибыла на жительство в своё любимое студенческое общежитие, где  её даже вспомнили как «нашу певунью».
 За годы войны сменился ректор Алма-Атинского Государственного Педагогического института им. Абая. Теперь им стал Искаков А.
С этим ректором Полина познакомится тоже чисто по делу, когда ректор будет встречаться лично с каждым студентом их ВУЗа, поступившим в аспирантуру.
 Сейчас состав педагогов пополнился солидной профессурой из числа эвакуированных во время войны преподавателей, которые решили остаться жить в Казахстане. За счёт большого пополнения института первокурсниками, а их пришло около четырёхсот, в институте происходили всяческие пертурбации с расписаниями и размещениями студентов. У многих восстановившихся в учёбе были долги, потому начало занятий было отсрочено на две недели. Полина, в своё время всё сдавшая в срок, конечно же, поехала к маме в Покровку.
*
Послевоенная Покровка начинала выбираться из всех видов застоя: пришедшие с фронта мужчины сразу впрягались в сельскую трудоёмкую жизнь. За годы их отсутствия, без мужских рук –  обветшали дома, покосились заборы, сараи и стайки для животных тоже требовали перестройки. Не говоря уже о земле, которая толком не вспахивалась, а кое-как вскапывалась лопатами. Много работы было и в колхозе. Вся техника практически стояла и ржавела. Теперь всё ожило, затрещало, загудело и поехало. И от этой повсеместно воскрешающейся жизни, на душе женщин и детей становилось спокойнее и светлее. Подросшие детишки хвостиками ходили за своими отцами, заглядывая в их глаза и стремясь быть полезными в их таких интересных делах. Дети наперебой хвалились своими боевыми отцами и сочувственно замолкали, когда в их компанию присоединялись ребята, у которых теперь отцов не стало… Добрая и всегда заботливая Агафья, поднималась раньше всех, в пять часов утра и, сделав всё необходимое по дому и двору, готовила завтрак. Сегодня пекла ароматные блины. Умывшись и собравшись за большим столом,  семья за обе щеки уплетала целые стопки нежных, тоненьких блинчиков. Симпатичное лицо Агафьи разглаживалось довольной улыбкой: хотя бы на время расправлялись глубокие  морщины страдания, и даже следы от перенесённой в детстве оспы становились менее заметными. Она словно молодела, наблюдая, как причмокивают и облизывают свои пальчики маленькие члены семейства и тянутся за добавкой взрослые, наперебой уменьшая высоту блинной стопки.
*
За день до отъезда в Алма-Ату, Полина с удовольствием посетила свою добрую подругу Валюшку и её прелестную дочурку. Валюша, по случаю, пригласила в гости ещё двух их одноклассниц-подруг с которыми они периодически виделись в городе, но крайне редко заходили  друг к другу в гости. Муж Валюшки, как это было зачастую, в этот раз тоже находился в командировке. И потому встреча одноклассниц, и Полинина ночёвка у Валюшки, не стали помехой семейной идиллии Вали и Виктора. Весь вечер девчонки вспоминали школу, рассказывали о себе. Одноклассницы не прерывали учёбы на период войны, и потому Вера Петрова уже была опытным фармацевтом, а Галина Лобнер была новоиспечённым педиатром. Так что вопросы медицины и педагогики фигурировали в общении одноклассниц чаще прочих тем. Валюша поделилась с подругами  своим окончательным решением завершить учёбу в институте заочно, так как ребёнка оставлять с кем-либо на целый год не может и не хочет. При расставании девчата договорились созваниваться и непременно встречаться, когда все будут в городе. После проводов гостей, Полина и Валюшка ещё долго говорили о Вене. Привычно смотрели фото, вспоминали, предполагали, где он, если жив; высказывали самые нелепые варианты поиска Вени, а в итоге – вдоволь наплакались и уснули далеко за полночь.
*

Итак, вернувшимся в институт на третий курс и вообще всем старшекурсникам вскоре стало ясно, что стипендия у них, из-за понятных сложностей с притоком первокурсников, будет минимальная и без каких-либо подработок им не выжить. Энергичная, активная Полина познакомилась и быстро сдружилась со своими новыми соседками по комнате. И опять ей несказанно повезло: девушки оказались с такой же учебной биографией, как у Полины. Тоже работали в войну в школах и тоже вернулись продолжить учёбу. И опять Полину с головой поглотила студенческая жизнь, только теперь в более взрослом варианте: пережившие войну, познавшие тяготы и лишения, перенесшие психические и эмоциональные травмы, молодые люди стали  заметно серьёзнее и мудрее; они стали способными нести ответственность не только за своё будущее, но и за будущее всей страны. Горе утрат, пришедшее почти в каждую советскую семью, не просто сплотило людей, а в большинстве даже сроднило.
  Послевоенная разруха требовала больших средств на восстановление экономики и сельского хозяйства страны. Вот и стипендию студентам выдавали исключительно хлебными пайками. Конечно, еды не хватало. О том, чтобы купить что-то из одежды, оставалось только мечтать: перешивали старую одежду, перелицовывали пальто и плащи. И все пытались найти какие-то посильные подработки. Вначале, по стезе «портнихи», Полина очень сблизилась с одной из девушек, Галиной Черновой, а затем девушки скооперировались и в плане еды следующим образом: Полине присылали из её родной Покровки кукурузную муку, а Галине присылали родственники из Украины сахар, из расчета –  килограмм на два месяца. Девушки делали тюрю: в воду с мукой  добавляли немного сахара и всё это хорошо взбалтывали. Изредка готовили мамалыгу – вкрутую сваренную кашу из кукурузы,  остужённую и разрезанную ниткой на ломтики. Но последнее блюдо было затратным, поэтому оно считалось праздничным. Почему девушки, в отношении еды, объединились  вдвоём, а не всей комнатой? Ответ простой: и Полина, и Галина были одержимы театром, оперой, балетом. Часто они не ели свои хлебные пайки, а собирали из них целую булку хлеба, продавали булку на базаре, и этих денег им хватало на два билета в театр на самую галёрку.  Их подруги по комнате оказались равнодушными к подобным видам искусства и предпочитали в качестве развлечений: прогулки, компании, танцы.   
 Новых подруг объединяло многое: обе ходили в секцию по волейболу и участвовали в соревнованиях за первенство среди вузов города. А однажды их команду-победителя, а подруг ещё и как видных активисток художественной самодеятельности института, премировали поездкой по Кавказу. Кто бы знал, что ждало Полину в этой поездке и как тяжко будет её Судьбе в очередной раз вытягивать свою подопечную почти из могилы.
 
                Тиф
 Дорога на Кавказ была дальней, и студенты (со своим руководителем группы) ехали, естественно, поездом. Плацкартные вагоны оказались чрезмерно переполненными. На каждой нижней полке, рядом с лежащим человеком, пристраивали пару сидящих пассажиров. Конечно, было тесно, душно, неудобно. И, тем не менее, все отмечали, что за окнами поезда – ранняя весна демонстрировала все прелести просыпающейся растительности, и всё щедрее солнышко сыпало жаром лучей в приоткрытые окна вагонов. Ехавшее на экскурсию весёлое студенчество, проводило время своей долгой дороги весьма активными, доступными в имеющихся условиях возможностями: играми во всё, что было взято с собой, начиная с карт, шашек, шахмат и заканчивая лото, разгадыванием кроссвордов, пением песен под гитару. Вот так, на послевоенном контрасте, и продолжалось путешествие группы активистов и спортсменов: там за окном – плещущая соком мирная весна, а здесь в вагонах – улыбающиеся, в большинстве своём озадаченные, вымотанные, ослабленные, завшивленные люди, часто не имеющие даже куска мыла, чтобы помыться. Естественно, в таких условиях заразиться чем-либо очень не сложно. Но болезни – коварная и невидимая беда, проявляющаяся зачастую резко и как всегда не во время. Так случилось и с Полиной. Путешествие по Тифлису, Тбилиси, Сухуми, Батуми было на оценку отлично, а в Баку, во время просмотра достопримечательностей этого прекрасного уголка Земли, Полине, прямо на улице, стало плохо: резкая слабость, головокружение, подскок температуры и практически потеря сознания. Конечно, Полину тут же увезли в больницу. Подозрение на сыпной тиф подтвердилось вскоре. Сомнений не было, заражение произошло в поезде, от кого-то из богатого вшами носителя болезни. Для верной подруги Галины всё было предельно ясным: она остаётся с Полиной. Ребята, уверенные, что их любимица «певунья» будет выздоравливать под надёжным присмотром, были вынуждены, хотя и скрипя сердцем, но следовать далее по маршруту – в солнечный Ереван.   
Потянулись тяжёлые дни Полининого сражения за жизнь. Поправлялась медленно. После того, как минул кризис, оставшаяся совсем без средств Галина, попросилась подрабатывать санитаркой в этой же больнице. По исключению из всевозможных правил, ей разрешили не только работать, но и жить все три недели в больничной хозяйственной комнате: как не уговаривали окружающие, Галина не уехала, не оставила подругу одну за тысячу километров от дома, а дождалась-таки её практического выздоровления. Присутствием подруги и помощницы Полины, был   недоволен лишь один человек – заведующий инфекционным отделением, который явно влюбился в симпатичную студентку, изначально, по внешнему виду, принятую им за грузинку. И только когда, вся в тифозной сыпи, несчастная страдалица объяснила становящемуся навязчивым доктору Георгию (отчество врача Полинин больной мозг никак не мог запомнить), доходчиво объяснила, что чернявая она от матери-украинки, доктор Георгий немного успокоился, как ей показалось. На самом же деле, ей это только показалось: после однодневного отдыха, в понедельник, он вновь появился в её палате – во всей красоте своего довольно высокого роста. А что, мужчина он был очень даже видный и учёное звание имел, да ещё и вдовец; глаза у него были жгучие, чёрные, пристально глядящие из-под слегка насупленных бровей. Говорил по-русски с небольшим акцентом, но громко и внятно. После обхода, чаще в дни своего дежурства в отделении, доктор усаживался рядом с Полиной и подолгу рассказывал ей о своём родном Тбилиси, где родился и вырос, и откуда его пригласили поработать в больнице в Баку. Доктор Георгий знакомил свою любимую пациентку с достопримечательностями Кавказа, с традициями, праздниками горцев. И всегда подытоживал свои рассказы тем, что Полине несказанно повезло оказаться, в таком тяжёлом состоянии, именно здесь, в энергетически сильнейшем месте на Земле.
Рассказывал, что даже во время оккупации Северного Кавказа – три немецких военных альпиниста под командованием капитана Гроота – водрузили на самую высокую точку Европы, на Эльбрус, свой нацистский флаг со свастикой. Они считали, что энергия этого мистического места на двуглавом Эльбрусе – «царе гор»,  является источником всех земных энергий и позволит установить контроль над всей энергосистемой Земли, а будучи направленной на могущество Германии, поможет ей, Германии, добиться мирового господства над не владеющими этой энергией государствами.
 - И эти выродки ещё пропагандировали, что большинство кавказцев – это этнически «истинные арийцы»! И лишь потому, что один из сумасшедших военных начальников, генерал-немец, ещё во время Кавказской войны отрезал головы противников и потом, такие же чокнутые немецкие антропологи изучали строение этих черепов. Полный бред! А водружение флага – это обрядовая затея Генриха Гиммлера, руководителя СС и эзотериков из «Аненербе».
Может быть это и миф, про энергию и про небывалую силу, исходящую от вершин кавказских гор, но я точно могу сказать, как специалист, в наших краях идут на поправку самые безнадёжные больные и именно у нас много долгожителей. – Так завершил один из своих рассказов добрый доктор Георгий. Полина слушала его, как сквозь сон, а когда впадала в болезненное забытьё, то в бреду постоянно звала Веню, или откровенно беседовала с ним, будто он рядом с ней. Доктор Георгий один раз спросил у Галины, часто присутствующей при его беседах с Полиной, кто такой Веня. Но, не выслушав ответа, сам сделал заключение:
 - Наверно её мужчина, который не пришёл с фронта. – При этом доктор глубоко вздохнул. Но всё равно не отступился.
    К концу Полининого лечения, доктор Георгий уже почти открыто, по-мужски,  ухаживал за ней: одарял комплиментами, цветами и даже украдкой – печеньем и конфетами… А в день самой выписки, бедного эскулапа просто прорвало: он во всеуслышание предложил Полине не уезжать из Баку и стать его женой.
Ошарашенную происходящим подругу, Галина быстро собрала в обратную дорогу, и вскоре, под стук вагонных колёс, девчата уже подсчитывали километры, приближающие их к любимой Алма-Ате.

                Труба

Сессию Полина сдавала на полном стрессе: у неё клочками выпадали волосы. Пришлось ходить в косыночке. После такой тяжёлой болезни требовалось хорошее питание. Переживающие за «певунью» ребята-музыканты понимали, что их мечта заработать выездными концертами сейчас не реальна: солистка стала лысой. Но вот в оркестре она могла бы им помочь и сама подзаработать: трубач из их оркестра почему-то резко прервал учёбу и уехал к себе на родину. А ребята, в тёплое время года, подрабатывали игрой на танцевальных площадках в центральном парке города. Предложение ребят было принято: для музыкально одарённой Полины не составило труда быстро освоить игру на трубе, и уже на первомайском параде она, со студенческим оркестром, уверенно возглавляла шагающую колонну преподавателей и студентов их института.
На планах отдохнуть, хотя бы один летний месяц в Покровке среди родных, пришлось поставить точку. Бесконечные репетиции и игра на площадках, а затем и приглашения их оркестра на торжественные вечера и городские концерты, забирали все силы и время. Лето не проходило, а пролетало. В августе началось переустройство основной танцевальной площадки, да и все учебные, административные организации отправились на отдых. Работы практически не стало. Музыканты, денежно помогающие своим родным, заметно приуныли. Полина решила воспользоваться отсутствием работы и, наконец, поехать отдохнуть. О чём решительно сообщила  ребятам. Вечером следующего дня музыканты, почти в полном составе, подошли к двери её комнаты:
 - Нам предложили работу в похоронном бюро.
 - Что? – Полину даже шатнуло. – Играть на похоронах? Нет! Я не смогу! Я мёртвых боюсь. Да и вообще… я же еду в деревню…
 - А как мы без трубы? – Костя, так сказать, неофициальный дирижёр оркестра, смотрел на Полину своими огромными серыми глазами и его подёргивающиеся губы выдавали сильное эмоциональное напряжение... Костя остался единственным кормильцем двух младших братишек и одной маленькой сестрёнки: отец погиб ещё в начале войны. Костя был таким худым и измученным, какими выглядели освобождённые советскими солдатами заключённые фашистских лагерей. Остальные ребята, словно в чём-то провинившиеся, нетерпеливо перетаптывались на месте с опущенными головами. Все ждали решения Полины. И Полина сдалась:
 - Я попробую, ребята. Но ничего не гарантирую. Могу свалиться в обморок от страха. Вы к этому готовы?
 - Готовы! – Почти хором отреагировали обрадовавшиеся ребята. И быстро ретировались, по-видимому, опасаясь, что их трубач может резко передумать.
 - Первые же похороны, под собственную музыку, Полина провела в не меньших страданиях, чем родственники усопшего. Почти постоянно плакала, вздыхала и периодами её даже потряхивало. Встревоженные поведением «хозяйки трубы» ребята, предлагали ей не смотреть в сторону гроба – загораживали собой в момент опускания почившего в землю. Всё было бесполезно. В таком же кошмаре прошли ещё несколько похорон. После чего сам Костя предложил сделать в работе небольшой перерыв, дабы стало понятным, что на таких нервах у Полины не только волосы не отрастут, а вообще можно потерять добрую и красивую девушку.
  На восстановление после ужасов своей последней работы, Полина всё-таки прибыла в родную Покровку. Только срок отдыха оставался очень небольшим: через неделю начиналась учёба на её последнем, четвёртом курсе.
Немного передохнув от эмоциональных потрясений и последствий болезни, надышавшись вольного деревенского воздуха и насладившись даже хриплым пением беспокойного соседского петуха, Полина старалась не отказывать себе в утренних прогулках по ещё пустующему колхозному полю, находящемуся за маминым огородом. Здесь её ждали нежные стрекотания кузнечиков, трепет крыльев крупных серых стрекоз, неслышное порхание бабочек. Полина отгоняла от себя мысли об анализе разновидностей всего ползающего, летающего и прыгающего (в основном из мира насекомых), что она видела  вокруг. Она внушала себе, что просто отдыхает, а не ведёт урок биологии и не прибывает с детьми на экскурсии. Но у неё не всегда получалось, даже выделенное для себя время, посвятить себе. Всё равно она не удерживалась, чтобы с прогулки не принести домой какую-то букашку, как говорили родственники, и не прочитать целую лекцию о жизни и особенностях строения выловленного ею наглядного пособия.
 Зато из последних семейных новостей, Полину порадовало то, что  в городе у брата Георгия родился сын – Владимир.

                Галочка

За пару дней до начала занятий общежитие уже напоминало большой  улей. Галочка, как её ласково называла Полина, тоже вернулась со своих «украинских каникул». Жила Галочка вместе со своей мамой в Черкасской области, в посёлке городского типа –  Драбов. Отец умер, когда Галочка была ещё подростком.
Это была красивая, статная девушка с очень правильными чертами лица, если не придираться к тонкому, чуть длинноватому носику, а возрастом Галочка была на два года постарше Полины. По какой-то причине, Галочка не сразу после школы поступала в институт, по какой, Полина не уточняла, а Галочка не говорила. Полина и Галочка изначально притянулись друг к другу позитивным жизненным настроем и лёгкостью на подъём, и теперь шёл второй год их верной и крепкой дружбы. Правда, в тир подруги уже не ходили: студенческая молва донесла, что несколько студентов из их института, в годы войны, были отправлены на учёбу в снайперские училища и даже кто-то из девчат. Только судьба ребят-снайперов никому не известна… Полина рассказала Галочке свою историю, связанную с тиром, и подруга откровенно не пожелала тоже когда-то оказаться у кого-либо на информационной мушке…
  Уже первые дни занятий настроили студентов на серьёзный лад: Галочка взахлёб рассказывала Полине, что на базе их факультета –  русского языка и русской литературы – будет отпочковываться кафедра всеобщей литературы, куда войдёт и вся зарубежная литература. Что у руля сама Поссе Татьяна Владимировна и ещё преподают такие ассы, как Берковский Н.Я., Гербстман А. И.
Полина тоже ликовала, что на их химико-биологическом факультете зав. кафедрой стал Коновалов Александр Михайлович – выпускник Ленинградского Государственного университета, и будет читать курс неорганической и органической химии. Под его руководством, на кафедре, теперь работают такие преподаватели, как Царевская Г.Б., Малахова Л.И., Пинегин Б.М., Бушмакин А.А.
Разные факультеты – это то, единственное, что разделяло подруг, а все остальные увлечения у них удивительным образом совпадали. Итак, подруги решили не менять своих прошлогодних правил и продолжать экономить пайки хлеба для приобретения билетов на спектакли и концерты, пока ещё находящихся в Алма-Ате ведущих театров СССР. Они слышали, что скоро город покинет театр «Моссовета», а значит вместе с ним уедет и Галина Уланова. Потому, не откладывая на потом, торопились насытиться богатством настоящего, высокого искусства. Благо, возможность была – чтобы не обременять в ближайшее время своих родных посылками, девушки захватили с собой по пол чемодана: Галочка – сахара, а Полина – кукурузной муки. Так что альтернативной едой себя обеспечили на три месяца вперёд. Помимо основных занятий, подруги не отказывались и от тренировок по волейболу. Тренер институтской волейбольной команды был просто счастлив вновь увидеть Полину в игре: лишь у неё получались такими сильными и точными подачи мяча, возможно благодаря её былому студенческому увлечению лёгкой атлетикой, где она виртуозно владела и копьём, и молотом, и ядром...
А тем временем, Полина постепенно переставала стесняться своей новой причёски. Ей говорили, что после перенесённого сыпного тифа, вместо выпавших прямых волос будут расти кудрявые. Но что такими негритянскими кудряшками украсится её голова, она совсем не ожидала. По утрам волосы приходилось смачивать водой, чтобы они успели, до выхода на улицу, уложиться на голове под плотно натянутым беретом.
Теперь «певунье» уже можно было возвращаться и к заработкам, ведь ребята начали придумывать ансамбль русских народных инструментов и Полина, помимо вокального исполнения, изъявила желание играть в новом ансамбле на всём, что ей будет дозволено: балалайке, гитаре, мандолине, в  конце концов, на ложках. У них в семье, насколько Полина помнит себя, все были большими умельцами играть на любых доступных инструментах, начиная с гармошки, баяна и заканчивая свистулькой и расчёской-гребешком. Так что, когда их семейный оркестр собирался по каким-то праздникам, то не только соседская детвора повисала на заборе, а и многие сельчане, проходящие мимо или специально подошедшие на звуки, останавливались и заслушивались, затем одобрительно хмыкали в усы или откровенно хвалили музыкальную семью за дворовый концерт.
Итак, Полина была готова: и к учёбе, и к работе. Галочка тоже не отставала от подруги. Имея необыкновенную способность к языкам, она начала подрабатывать репетиторством. Так что через несколько месяцев девушки уже не экономили свои хлебные пайки и даже могли позволить себе купить что-то  из одежды. Первое же, на что они наметились, это было приобретение ботинок. Обувь была катастрофически дорогая. Сложив свои доходы, подруги направились на рынок, купить себе хотя бы одну пару ботинок на двоих. Благо, разница у них была в пол размера, а
учитывая, что у разных факультетов мероприятия обычно проходят не в один и тот же день, то обе девушки смогут по очереди щеголять в обновке! Правда, у Полины особенно щеголять еще не получалось: продолжала восстанавливаться после болезни. Сильно уставала на тренировках и даже на своей любимой трубе играла с заметным передыхом. Но молодость всё равно берёт своё: трудно усидеть, когда студенческая жизнь так полна соблазнов и событий. За двумя подружками, которые были как «не разлей вода», конечно же, пытались ухаживать институтские парни. Галочке пока никто не приходился по душе, а Полина… она всё ещё продолжала ждать чуда возвращения Вени. Ей постоянно казалось, что как только она ответит взаимностью на чьё-то внимание, Веня почувствует это и не захочет возвращаться, чтобы не стать третьим лишним. Только во снах он теперь являлся к ней всё реже и реже, почти мельком, но она по нескольку дней находилась под впечатлением и этих дорогих мгновений их «встреч»...
  А студенты-музыканты всё-таки организовали  ансамбль народных инструментов. Вскоре Полина была так загружена репетициями и выступлениями, что еле успевала на все другие мероприятия. Правда, учёба – это было свято. В ансамбле, популярность которого быстро набирала обороты, у Полины в репертуаре были в основном  русские народные песни, но особенно удавались ей  певучие, мелодичные украинские песни, которые она впитала ещё с молоком матери. Арии из опер и романсы исполняла редко, когда удавалось выступать в концертном зале с наличием на сцене рояля. Полине достаточно было одной репетиции с любым аккомпаниатором, чтобы она могла выходить с номером на публику.
После пышного празднования Нового года – когда  народ, наконец, начал понемногу отходить от потрясений пережитой войны и по-настоящему испытывать радость, концерты стали очень популярными, и ребята работали, как говорится, засучив рукава.

                «Народники»

Но эхо войны нет-нет, да всплывало во многом и у многих: публика не была исключением… особенно, когда праздновали вторую годовщину Победы. Полине, как и всем музыкантам их группы, запомнился один случай…
Ребята «народники», как их уже успели окрестить, выступали в старом здании Дома пионеров. Шёл праздничный благотворительный концерт. Почти в конце концерта, как это было не редко, осмелевшая публика прямо с места просила певицу спеть военные песни. Полина в таких случаях пела что-то из репертуара Клавдии Шульженко. Конечно, у неё это и не могло получаться, как у великой певицы. Но исполняла просто, задушевно и публике это, на удивление, нравилось. После исполнения песни «Синий платочек», ребята заметили что старенькая, сгорбленная женщина пытается преодолеть пять ступенек подъёма на сцену. При этом женщина крепко держит за руку мальчика лет шести, который покорно следует за ней. Стоящий рядом Володька – балалаечник, подал руку женщине, и они с мальчиком благополучно поднялась на сцену. Женщина уверенно направилась к микрофону:
  - Я вот привела мальчонку, – сказала она, погладив мальчика по голове, –  он всё спрашивал меня, что такое концерт. Теперь он знает… за что спасибо вам, музыкантам. – Она повернулась в сторону ансамбля. – И особое спасибо, что девушка так душевно спела «Синий платочек». У меня многое связано с этой песней. Мы с Петенькой, – она снова погладила мальчика по голове, –  пережили блокаду Ленинграда, всю до последнего денёчка, и остались из всего дома вдвоём. – Голос у женщины дрогнул, чувствовалось, что её начали душить слёзы, но она с трудом продолжала говорить: «Теперь он – мой внучек любимый. Хочу сказать спасибо всем вам за песни и поклониться от всех, кому вы так помогаете...». – Голова у женщины заметно затряслась, уже еле сдерживаемые рыдания дальше говорить не позволяли. Полина подошла к женщине, обняла её и, повернувшись к микрофону, громко сказала: «Это мы хотим поклониться Вам и таким, как Вы, кто своим мужеством подавали пример всем и на фронте, и в тылу. Невольно учили тому, как надо верить в Победу и любить жизнь!» -  Полина повернулась к ребятам-музыкантам и те, отставив свои инструменты, словно по команде кого-то невидимого, встали на одно колено, слегка склонив головы, а через секунды, продолжая так же стоять, начали аплодировать женщине и ребёнку. Зал тут же подхватил эти аплодисменты. Пока все хлопали в ладоши: и перенесшим блокаду, и ребятам на сцене и, наверное, думая о своих родных, кому хотелось сейчас вот так благодарно похлопать, Полина нырнула за кулисы, принесла пачку печенья, которая предназначалась музыкантам для перекуса и отдала её мальчику. Мальчонка тут же торопливо начал открывать редкостное лакомство.

            Второй побег
 После майского праздника Полина, вместе с несколькими ребятами из их факультета, подала заявление в аспирантуру. Вскоре, после успешной сдачи выпускных государственных экзаменов, она прошла собеседование, сдала вступительные экзамены в аспирантуру, где будущим учёным их профиля предлагалось изучать –  молекулярно-экспериментальную биологию и процессы интегрирования биологии с другими науками.
  А дальше всё пошло по непредсказуемому варианту: новоявленных аспирантов, чтобы им было легче определиться в направлениях научных работ, повели на ознакомление с тем, что им предстоит … Работа с растительными препаратами, с помощью новейших микроскопов, отозвалась в душе любознательной Полины большим интересом. А вот виварий… Полина понимала, что само экспериментальное направление будущей учёбы предопределяет необходимость экспериментов на животных. Понимала, но не принимала конкретно, что этим заниматься придётся ей самой: приносить страдания, ни в чём неповинным, живым существам… Они, животные, вдруг ей показались заточёнными в застенках – узниками лагерей…
Война еле закончилась, а тут… Полина смотрела в глаза животным, даже грызунам, и не могла выдержать их испуганно-вопросительного, а порой даже какого-то обречённого взгляда…    Решение пришло резко и окончательно, как когда-то с медицинским институтом: Полина забрала документы из аспирантуры и приготовилась (по полученному распределению) отправиться со своей дорогой подругой Галочкой за сто километров от родного дома – в центр фосфоритоносного бассейна, в рабочий посёлок Чулак-Тау. По существу – на рудники.
  Так Полине суждено было повторно увидеть до предела округлившиеся глаза ещё одного ректора их доблестного института.

Глава 5. Чулактау

К 15 августа 1947 года две молодые преподавательницы, совсем не торжественно, прибыли в Чулак-Тау, в среднюю русско-казахскую школу. Посёлок возник лишь год назад и был расположен чуть южнее  химического завода по переработке руды – в  предгорьях у северного склона хребта Каратау (в переводе «чёрная гора»). Коллектив педагогов подобрался просто на славу – очень оптимистичный и творческий. Дружно приступили к работе точно 1 сентября. А в октябре Полину Васильевну уже назначили в школе – завучем русской секции.

  При почти повсеместном послевоенном дефиците мужчин, здесь в Чулак-Тау, на химкомбинате, рабочих и управленцев было хоть отбавляй. И естественно, молодые учителя, в своём большинстве, вскоре вышли замуж и словно наперегонки начали обзаводиться детишками, тем самым стимулируя администрацию посёлка срочно строить ясли – сад. Не минула эта эпидемия замужества и Галочку. К искренней радости Полины, Галочке полюбился довольно приятный ответственный человек, бригадир проходчиков. При общих встречах Степан, как звали  избранника Галочки, много рассказывал о своей работе. Так, с его помощью Полина узнала сама и просветила учителей их школы, что этот бассейн разрабатывают с 1946 года комбинированным способом: до 100 - 150 метров глубины. Что сейчас это самый крупный в мире бассейн, где добыча идёт карьерами, а глубже, планируется — шахтой. На карьерах пока применяется транспортная система разработки, на шахте будет — система этажного разрушения. Фосфориты используются для производства удобрений, для электротермической переработки в жёлтый фосфор. Основные потребители продукции: Джамбульское ПО "Химпром" и Чимкентский химзавод.

  Через несколько месяцев знакомства Галочка и Степан поженились, а через  год уже заимели первенца – Алика. Потом, через два года, и второго мальчика – Стасика. А чем была занята Полина, об этом можно судить по характеристике, выданной ей на тот период времени…
  Основная работа плюс бурная общественная деятельность, заполняли жизненное пространство Полинины, не давая ей возможности подумать и взгрустнуть о своём, не сбывшемся. Тогда как о чужом несбывшемся приходилось печься почти ежедневно: многие сотрудники и родители учеников стали обращаться к Полине Васильевне за всякими советами. Её умение выслушать, посочувствовать и посмотреть на житейские проблемы с разных сторон способствовало тому, что она стала негласным консультантом: по народному – «жилеткой», а по сути – психологом. Полина улыбалась, вспоминая, как гадала на картах своим подругам-студенткам, когда они обращались к ней с вопросами о перспективах на их любовных фронтах. Сейчас же статус не позволял Полине Васильевне раскладывать карты, и потому ей приходилось намного дольше выслушивать излияния по всё тем же извечным темам неразделённости чьих-то эмоций, чувств и поступков.

                Трагедия

Какое-то время Полине казалось, что её  жизнь – устоявшаяся и предсказуемая: четко по расписанию и по возможностям… пока не случилась трагедия на экспериментальной шахте.               
Шёл 1950 год. На карьере апробировался запуск первой шахты. Прибыли специалисты, знающие все методы работы и имеющие большую практику на работах в шахтах по добыче угля. Но что-то, толи в конструкции забоя, толи в самой работе пошло не так. Словом, произошёл обвал пород, и почти вся рабочая смена оказалась под завалом. О случившемся ЧП немедленно было сообщено в райцентр, но для прибытия спасателей и медицинской помощи должно было пройти немало времени. Было решено силами горняков, находящихся в посёлке, начать возможные спасательные работы, а в качестве санитаров и медсестёр отправить добровольцев, в том числе и из числа учителей поселковой школы. Один год обучения в медицинском институте уже не раз помогал Полине как-то ориентироваться и даже оказывать первую помощь  людям, да и по биологии некоторые вопросы косвенно касались медицины. Словом, прибывшие на рабочем автобусе горняки и «санитары», приступили к работе немедленно. С одной стороны шахты, из аварийного выхода, трое рабочих, сами еле стоящие на ногах, пытались тащить на руках парня, у которого из уха текла тонкая струйка крови, но он был в сознании.
Кто-то приглушённо кричал, кто-то стонал или вообще было непонятно – откуда, из-под груды камней, доносились звуки мужских голосов. Расчищали лопатами, киркой, всем привезённым сюда имеющимся в школе противопожарным инвентарём. Рабочие не рисковали подключать тяжёлую технику для разбора завалов, ожидали специалистов-спасателей. Полина следила за состоянием извлечённого из-под камней парня, понимая, что толком помочь ему она не сможет: у него серьёзная травма головы. После измерения давления пострадавшему, Полина аккуратно закрывала хрупкий ртутный тонометр, когда к ней подошла учительница пения в начальных классах и попросила перевязочный материал. Почти богемной внешности, худенькая Наташа впервые оказалась в такой переделке и, похоже, вид крови делал её тоже пострадавшей. Она наклонилась над парнем и громко посетовала:
 - Ну вот, второй такой. Там, у того выхода, – она махнула рукой в сторону торца здания, – лежит мужчина с размозжённой ногой и постоянно говорит: «Моя борода, моя борода», а у самого бороды совсем нет. Наверное, тоже что-то с головой случилось...
 - Моя борода или Майборода? Как говорит? – Полина почувствовала, как у неё резко кольнуло и сильно заколотилось сердце. –  Где он? Какой? С кем?
Через минуту, оставив парня на ответственность Наташи, Полина уже неслась во весь дух к торцу здания шахты. Мысли в голове сбились в комок…  Вырывалась одна лишь: «Неужели он? Неужели чудо свершилось? Неужели??».
  Эта единственная мысль подкашивала ей ноги, и казалось, что Полина будто бежит, но при этом остаётся на месте, как это некогда было на тренировках. Реальность настигла, когда она увидела лежащего на земле мужчину, нога его была уже кем-то зашинирована. Почему-то вторая из распутывающихся мыслей оказалась такой: «Шина из школьного кабинета ГТО». Мужчина был бледный, крайне возбуждённый и повторял одно и то же: «Как же так, меня на фронте Майборода по частям собрал, чтобы я тут, под камнями помер? Так что ли? Нееет… не годится! Мы ещё повоюем! Мы ещё повоюем…»
Полина сделала мужчине последний укол анальгина, который был у неё в санитарной сумке.
 - Какой Майборода? Скажите, Веня, да? Вернее, Вениамин? Где Вас собирал? Когда это было?
Мужчина молчал.
 - Пожалуйста, взмолилась Полина. – Какой Майборода?
 - А тот врач, что хирург, – словно очнулся пострадавший. И опять повторял одно и то же…
Только когда обезболивающее, по-видимому, подействовало, мужчина уже спокойнее произнёс:
 - Там, в госпитале, был пожар, он спасал нас, раненых. И сам погорел. Фамилия редкая, запомнил я…
 - Как погорел? – Ухнуло у Полины всё внутри, но надежда не покидала её… - Ожог получил?
 - Нет, совсем сгорел… там… потом ещё и фрицы долбанули… а почему бы нет: мишень горит. Можно и попасть.
 - Вы сами видели, что сгорел? Или Вам сказали? – не унималась Полина, чувствуя что, несмотря на осеннюю промозглость, ей становится невыносимо жарко. Она расстегнула своё пальто и собралась снять его, чтобы уложить на него мужчину.
В этот самый момент послышались гудки приближающихся машин со спасателями и сигналы машин скорой помощи. Стоять сил не было. Полина села на камень рядом с пострадавшим и смотрела на него с непонятным чувством: то ли ожидая что-то ещё услышать от него, то ли наоборот, не желая услышать... Когда, уже порозовевшего лицом пострадавшего положили на носилки и понесли в машину скорой помощи, она словно встрепенулась, подбежала ещё раз к мужчине и спросила не своим, а каким-то чужим (как ей показалось), низким, осипшим голосом: «Когда это случилось, где?».
 - В сорок втором, Киевский особый военный округ. Он потом стал южный, Сталинградский… Госпиталь эвакуировать должны были… Фронт близко... А что?
Двери машины «скорой» захлопнулись. Машина стала отдаляться и таять, как и Полинина надежда на чудо…

Вечером, обливаясь слезами, Полина писала письмо Вениной сестре Валюшке…

                Светящееся мясо

После устранения последствий аварии на шахте, добычу руды продолжали первоначальным способом, благо месторождение было огромным по площади. Понемногу и Полина восстанавливалась после печального известия о Вене. По общественным делам и по проблемам учеников ей, как завучу, иногда приходилось встречаться с местными жителями. И всегда Полину Васильевну хозяева угощали, как уважаемого человека: усаживали за низкий национальный столик и подавали кусок варёного мяса; это было мясо – либо на бараньей голове, либо на части бараньей ноги, откуда почётная гостья первой отрезала  кусочки мяса и затем передавала блюдо дальше, следующим, сидящим за обеденным столиком. В тот день Полина Васильевна зашла в одну семью довольно поздно, после окончания уроков, когда на улице уже совсем стемнело. Ей нужно было выяснить причину, по которой ребёнок, как говорят учителя, почти всё время спит на уроках. Завуч решила проверить условия жизни ученика и его занятость по дому, упредив родителей о своём посещении. Стол у хозяев был накрыт на ужин. Едва Полина приступила к общению с родителями ребёнка, как неожиданно в доме погас свет. Хозяева попросили Полину Васильевну подождать, что якобы последнее время часто выключают свет на несколько минут. Наверное, экономят электричество к предстоящему празднованию Нового года. Несколько минут сидели в темноте. И вдруг, находящийся рядом сын хозяев, тот самый ученик, громко сказал:
 - Смотри на мяса… она светится! Светится мяса!
   Все присутствующие пристально глянули на стол, где на большом блюде, на фоне комнатной темноты, просматривались очертания пищи. Мясо действительно светилось – светло зелёным светом.
Все ахнули:
 - Что это такое? – Начали спрашивать друг у друга сразу на казахском и русском языках.
Полину осенила догадка, что так светиться может только фосфор:   - Кошмар! Это, какое же должно быть засорение окружающей среды! Или, скорее всего, скот пасся там, где месторождения… Значит, и вода у нас заражена и растения… – Полина рассуждала про себя, вслух ничего произносить не стала. Надо было проверить и убедиться в правильности своих догадок. Вскоре действительно включили свет. Полина торопливо задала родителям ученика интересующие её вопросы и попросила дать ей с собой небольшой кусочек светящегося мяса, пообещав, что разберётся с этой странностью.
С кусочком мяса, Полина тут же направилась на казённую квартиру подруги – в двухэтажный дом, где жили семейные пары. Сама Полина жила в соседнем маленьком одноэтажном доме, рассчитанном на два хозяина, тоже казённом, естественно. Постоянное жильё обещали давать лишь тем учителям, кто задержится на работе после пятилетнего срока отработки по направлению. 
Итак, поздним вечером Полина посетила семью Веселовых-Черновых, где продемонстрировала тот же «фокус» с мясом, выключив на время свет в комнате Галочки и Степана.
Ребята озадачились не меньше Полины, соображая тоже, что это – фосфор и возмущаясь, в какой зоне живут они и их маленькие детки.
 - Я это так не оставлю! – Прощаясь с друзьями, решительно заявила Полина. Наутро Полина Васильевна уже была в приёмной директора посёлка, который понимающе кивал головой и говорил, что она, как химик-биолог, должна была изначально предполагать, что на таком производстве есть и будут вредности.
 - Но надо ведь что-то предпринимать! – Не унималась Полина. – Я поеду в город, в любой исследовательский центр, хоть куда, чтобы как-то попытаться исправить эту катастрофическую ситуацию!
  И начались мытарства Полины по инстанциям: кто-то из вышестоящих требовал доказательную базу, чтобы рассматривать этот вопрос;  кто-то просто отмахивался от правдоискательницы, как от назойливой мухи; кто-то угрожал расправой, если она начнёт сеять панику среди жителей посёлка…
В химических лабораториях всех уровней не брались проводить анализы почвы, воды, растительности и, тем более, мяса, предназначенного на продажу, ссылаясь на частный характер обращения. Словом, везде были одни препоны или просто обещания. Тогда отчаявшаяся Полина решила поступать в аспирантуру по направлению «химия в быту», чтобы заняться этой темой на законных основаниях. Но научного руководителя, даже при условии её успешного поступления в аспирантуру, ей тоже никто не пообещал. Наконец решила сама, своими силами и средствами попробовать заиметь доказательную базу по теме вредного воздействия фосфорсодержащей руды на здоровье животных и людей, на примере их Чулактауского месторождения. После первых же своих кустарных опытов, Полина написала письмо с результатами исследования в Центральный сельскохозяйственный институт Казахстана и в специальный отдел здравоохранения Каз ССР. После чего её вызвали в Облздрав и административно прикрыли  научные изыскания тов. Конюшихиной П.В. А чтобы прыткая защитница интересов трудящихся окончательно отстала со своими передовыми прожектами, ей откровенно намекнули на её возможное незавидное будущее с неутешительным диагнозом. Ещё в одной, высочайшей инстанции, Полине Васильевне промывали мозги, что сейчас, когда экономика страны нуждается в скорейшем своём восстановлении после военной разрухи, поднимаемые ею вопросы не своевременны, но  начальство инстанции великодушно позволяет Полине Васильевне стать простым внештатным экологом, сугубо в районе интересующего её  месторождения фосфорсодержащих руд.
  Итогом стала лишь познавательная часть проведённой Полиной работы: множественные посещения библиотек, чтение специальной литературы, ознакомление с технологиями производства и использования фосфоритовых и апатитовых руд; изучение вопросов аллотропических видоизменённых видов фосфора, таких как «белого», «красного» и «чёрного» фосфора.
Договариваясь в частном порядке и обращаясь в места забоя скота, Полина просила, чтобы ей сообщали о случаях обнаружения каких-либо отклонений: в строении внутренних органов или в костной системе у забитых животных. Сделала массу фотоснимков, когда у овец вырастало по два ряда зубов, когда светились грибы, растущие в определённых зонах прииска и т. д.  Не говоря уже о сборе материала в фельдшерском пункте, куда обращались рабочие прииска и просто жители поселка. Вот бы где Полине пригодилось её несостоявшееся медицинское образование! Все свои наблюдения и выводы Полина записывала в специальный журнал, который (в конечном итоге) у неё исчез, самым загадочным образом. Но это было не сразу, ещё не сейчас. Как и ещё не сейчас, а много позже, такая же отчаянная исследователь, только  уже имевшая разрешение и возможность работать, И.Т. Брахнова, сотрудник института «Проблем материаловедения» Академии наук Украины, будет успешно изучать воздействия на человеческий организм фосфорсодержащих веществ. И докажет вредоносное свойство: фосфинов, которые являются причиной заболевания сердечно-сосудистой системы,  печени, органов пищеварения, нарушения обмена веществ; фосфидов – поражающих нервную систему, органы дыхания и белковый нуклеиновый обмен; глифосфатов, вызывающих почечные заболевания и репродуктивные осложнения.
 Достижениями же Полины, на настоящий момент, было то, что она всё-таки заставила администрацию области обратить внимание на поднятые ею темы о защите здоровья людей, работающих и проживающих в районе фосфоритоносного бассейна. В связи с чем, начало поступать откуда-то взятое дополнительное финансирование: на приобретение средств индивидуальной защиты горняков на карьере, средств очистки воздуха в шахте, а также для установки фильтров на выхлопные трубы строящегося химкомбината. И ещё добровольный исследователь доказала необходимость закрытия некоторых издавна используемых пастбищ в их районе.

Эта бурная Полинина деятельность, хотя бы на время, вытесняла её навязчивые мысли, что Веня для неё потерян навсегда.
Кроме преподавания, Полина моталась по судам, как народный заседатель, активничала в кружке художественной самодеятельности, отвечала за пришкольный участок и организовывала  праздничные мероприятия разных масштабов. Изредка вырывалась понянчить Галочкиных малышей и тайно начинала мечтать о своих детишках. Но мыслей подружиться всерьёз с кем-то из мужчин, у Полины пока не было: рана потери ещё кровоточила…

По окончанию срока отработки, в августе 1951 года, Полина и Галочка покинули СШ им. К.Маркса, Таласского района Джамбульской области. Провожали учителей очень чувственно. Прямо в день отъезда, во дворе школы, была организована линейка. Говорили много хороших, добрых слов: и директор школы, и учителя, и ученики. Присутствовали рабочие-горняки – родители учащихся школы. Прибыл и начальник новой строящейся шахты. С ответной речью выступила вначале Галина, а когда к микрофону подошла Полина, у неё мелькнула мысль:
 - Ну вот, как отлично слышно! Пригодились и мои знания связистки: удачно мы с физиком и ребятами подключили  микрофон к репродуктору во дворе. Слышимость на пол посёлка! Директор бережно держал в руках очередную грамоту, чтобы вручить её Полине по окончанию её речи. И Полина начала говорить, что положено в таких случаях, как вдруг, на последнем предложении её речи, ребята из школьной художественной самодеятельности, а именно её талантливые солисты, стали жалостливо просить Полину Васильевну спеть напоследок какой-нибудь романс. Оглядев публику, Полина решила почему-то спеть песню, «Катюшу». И спела прямо в микрофон, без сопровождения, вместе с ребятами, которых подозвала жестом руки. Все на школьном дворе ей активно подпевали. Потом громко хлопали и просили спеть ещё. Полина посмотрела вдаль, и взгляд её выловил отвесный склон «чёрной горы», под которой находилась та первая аварийная шахта, где она узнала о гибели Вени. И только сейчас она почувствовала, что прощается со всем, ставшим ей дорогим: учениками, школой, степными просторами, посёлком, всеми здешними бедами и праздниками. Под накатившую лирическую волну, Полина вдруг решила спеть о любви:
 - Я хочу рассказать вам казахскую легенду о любви Айша-биби – дочери знатного богача – к своему жениху Карахану, который хотя и был ханом, но не слишком знатного рода. Отец отказался отдавать свою дочь за Карахана. И опечаленный юноша уехал к себе домой, туда, где сейчас находится и мой родной город Джамбул. Айша отправилась в дорогу, к своему жениху. Узнав о побеге дочери, отец сказал, что «шесть рек она перейдёт, а седьмую перейти не сможет». Так и случилось, перед самой встречей с Караханом, Айшу укусила змея на берегу седьмой речки. И Айша погибла. Убитый горем Карахан велел возвести на могиле своей любимой мавзолей, на высоком холме. И приказал, чтобы после его смерти похоронили его на таком месте, откуда будет виден мавзолей Айша-биби. Так и сделали его слуги. И вот уже восемь веков стоят, глядя друг на друга – два мавзолея, как свидетели великой любви. Теперь говорят, кто посетит мавзолей «вечной невесты» в день своей свадьбы, будет жить долго и счастливо. Я случайно услышала эту песню-балладу. Её напевала своему малышу одна женщина, с которой мы оказались попутчицами в долгой дороге. Я запомнила песню и сейчас хочу спеть её вам. Полина уже неплохо разбиралась в казахском языке и знала, о чём поёт. Она запела нехитрые слова на очень приятную, и на удивление, не сильно тягучую мелодию. Точно, как пела та женщина с ребёнком. Пела, как никогда – очень чисто и светло, почти наслаждаясь эхом своего голоса, который летел из репродуктора далеко за пределы школьного двора, поселка и всей Земли, летел туда… к нему, тоже её любимому – Вене!  И Полина, и в её представлении – стоящая рядом с ней Айша-биби, обе пели, не замечая того, как слёзы тихо стекали по щекам – чтобы не помешать выводить голосом красивые песенные переливы. Зрители и слушатели не просто замерли, а словно слились в единую улыбку восторга и удивления одновременно. Когда Полина закончила балладу, никто не хлопал. Все просто стояли и смотрели на неё.
   - А Вы были там, у мавзолея, выкрикнул кто-то из группы ребят и только тогда народ оживился: задвигались и заговорили, и наконец, все дружно зааплодировали. Растроганный происходящим директор школы, вместо рукопожатия, порывисто обнял Полину и без всяких слов отдал ей её похвальную грамоту.
 Родители-горняки помогали загружать автобус немногочисленными вещами отъезжающих. Бережно отнесли и расположили на сидениях детишек Галины и Степана.
А когда Галина с мужем уже прощально махали из окна автобуса, горняки вдруг подхватили Полину – вместе с табуретом, на котором она сидела в ожидании окончания погрузки вещей – и почётно донесли до самой двери автобуса, под аплодисменты провожающих, как настоящую артистку или как человека, который так радел за их шахтёрское здоровье. Разве это важно, почему и за что? Главное, люди расставались с дорогими учителями с благодарностью и любовью: очень по-человечески! 
   Полину перевели завучем и преподавателем химии и биологии в СШ им. Н.К. Крупской в Джамбул. А Галина с семьёй уехала на свою родину, на Украину, где её ждала не совсем здоровая, старенькая мама.
Так закадычные подруги расстались, надеясь на скорую встречу. Но, не теряя связи всю свою долгую жизнь, им больше никогда не суждено было встретиться.


Глава 6. Преподаватель от Бога.

Наконец, прибыв в город, Полина получила своё первое основательное жильё. Это был «учительский двор», как называли постройки соседи: четыре отдельно стоящих дома с общим забором и калиткой. Один, самый большой дом, был на два хозяина, вот именно в одной из половин этого дома и поселилась Полина. Теперь она имела две небольшие комнаты, маленькую прихожую с выходом во двор, печь для обогрева комнат и одновременно для приготовления  пищи. Все дома были заселены семьями преподавателей, работающих в средних школах.
Год проработала Полина в женской школе, где впервые  в Казахстане преподавались уроки этики и эстетики. Словом, выпускницы школы могли претендовать на статус светских девушек. Жаль, что в таком варианте школа просуществовала не долго. Вскоре она стала, как все остальные: смешанной общеобразовательной.
Теперь, проживая в городе, Полина могла чаще встречаться со своими подругами-одноклассницами и, самое главное, могла в свободные от работы дни и даже на каникулах – посещать своих родных в Покровке.

                Покровчане

В доме мамы, у старшей сестры Агафьи, взрослели все её пятеро детей: старший – Михаил, уже поступил в военное училище;  Мария вышла замуж за Семёна Токарева, водителя грузовой машины, и у них  родилась дочка Людмила; Елена, Анатолий и Тамара ещё учились в школе. Портрет погибшего на фронте мужа Дмитрия, всегда висел над кроватью Агафьи, которая стойко переносила все тяготы жизни и была примерной хранительницей домашнего очага. Как все в селе, сестра работала в колхозе за трудодни, а по вечерам собирала за обеденным столом всю свою большую семью.
Дочь Мария с мужем теперь жили рядом, в соседнем доме, и помогали маме, младшим сестрам и братику вести подсобное хозяйство. Михаил приезжал редко: после окончания училища был направлен на службу далеко от родного дома, где вскоре обрёл свою семью.
 У сестры Марии и её мужа Алексея родился четвёртый ребёнок – Танечка. А их старшая дочь Валентина, уже училась в Акушерско-фельдшерской школе. Теперь семья активно занималась постройкой своего дома, так как в прежнем, родительском доме Алексея, уже стало тесно. Жаль было расставаться лишь с местом, на котором находился старый дом: это было солидное возвышение с густо растущими раскидистыми тополями, и когда мама и сестры с семьями собирались на праздники у Марии, застольное их пение слышалось почти на всё село. А так как пели уж очень ладно, на безупречные четыре голоса раскладывая любую русскую или украинскую песню, то к месту празднования непременно сбегалась соседская детвора, не лень было подниматься в гору и взрослым, которых хозяева тоже щедро потчевались всем, что было на праздничном столе.
 Порадовалась Полина, что изредка приезжает к маме и сёстрам брат Георгий и его супруга Елена: они живут в городе и растят  четырёхлетнего Володю и двухлетнего Валеру.
  Не замужними из всей Полининой семьи оставались только – сама Полина и её младшая сестрёнка Татьяна, которая недавно успешно окончила горный техникум в Кызыл-Кия по специальности бух учёт и теперь работала бухгалтером на шахте в г. Коспаш. У Татьяны, в отличие от Полины, уже был жених – выпускник того же техникума, только электромеханического факультета, с которым она познакомилась ещё во время учёбы в 1948 году. Виктор Солинский был так влюблён в Татьяну, что на свой страх и риск не выехал по адресу назначенной ему отработки, а последовал за Татьяной на Урал. Такая смелость была по плечу только былому фронтовику.

                Родная школа

   Год работы в СШ. им. Н.К. Крупской пролетел, как один день. К осени 1952 года Полина Васильевна приказом Гор ОНО была переведена в СШ им. Октябрьской революции. Привычно загрузив себя общественной работой и художественной самодеятельностью,   Полина, с неиссякаемой своей научно-исследовательской жилкой, теперь начала серьёзную погоню за «лисим хвостом» – так на жаргонном языке называют выбросы в атмосферу оксидов азота на химических предприятиях.
Оранжево-серый дым диоксида азота из труб «Джамбульского  двойного суперфосфатного завода» не давал покоя преподавателю химии многие годы. Полина Васильевна понимала, что роза ветров не срабатывает, когда завод находится вблизи города, и опять в ней включился спасатель населения, которое ежесекундно подвергается отравлению.
Как это высокопарно не звучит, но это правда – никакие тревожные и трагические события текущего1953 года не могли приглушить в Полине исследователя-патриота. Она настойчиво работала в направлении поиска «улавливателя «лисьего хвоста»  на уровне каких-то возможных химических реакций взаимодействия с ним, и соответственно,  нейтрализации его вредоносного воздействия. Но создать такую химическую реакцию в самом процессе производства или в фильтре на выходе в атмосферу, у неё никак  не получалось. Да и заинтересованных в разработке этой темы нужно было искать днём с огнём.
  Единственное что очень радовало Полину – ей удалось создать на территории школы небольшой ботанический сад и построить теплицу. Теперь наглядные пособия по биологии выращивали сами ребята. Детям оказалась интересной тема селекции, и они с удовольствием выращивали разные растения и зерновые культуры в том числе. Как-то, говоря о достижениях советских селекционеров, тема коснулась вопроса особенности селекции в годы ВОВ. Полина с огромным энтузиазмом рассказала ребятам о самых видных учёных, работающих в этом направлении: о П. П. Лукьяненко, В. П. Кузьмине; что, например, Павел Пантелеймонович Лукьяненко, в годы войны, спасая свой бесценных селекционный материал, из родного Краснодара переехал с семьёй в Казахстан. При этом учёный тщательно следил, чтобы в дороге не перепутали, не смешали сорта. Ведь не секрет, что за килограммом тех или иных семян стоял многолетний труд самого ученого и его коллег. Эти семена пшеницы, кукурузы, ячменя были бесценны: не зря говорят, что крошка хлеба всегда перетянет крошку золота. Лукьяненко прибыл в Алма-Ату и, поселившись в палаточном городке, начал работать. Это был 1942 год. А в начале 1943 года у знаменитого учёного погибает на фронте единственный сын… Но, несмотря на сильное потрясение, П.П. Лукьяненко вплотную работает над созданием неосыпающейся и неполегающей пшеницы. Это была очень важная задача. Обычные сорта пшеницы требуют своевременной уборки, и значит, много рабочих рук: если какой-то участок останется неубранным, пшеница на нём перестоит и осыплется. Создание сортов неосыпающейся пшеницы позволит производить уборку постепенно, не опасаясь потерять урожай, и обходиться небольшим числом работников, что было важным обстоятельством в годы войны. То, что не осыпающаяся пшеница существует в природе, П.П. Лукьяненко знал: издавна неосыпающуюся пшеницу выращивали в Казахстане кочевники-скотоводы. Они получили сорта такой пшеницы путем случайного отбора. Вблизи своих стоянок скотоводы обычно высевали пшеницу, а сами уходили со стадами скота на летние пастбища и к стоянкам возвращались только поздней осенью. К этому времени пшеница не только успевала созреть, но и перестаивала на корню. В результате все неустойчивые растения теряли зерно и оставались только не  осыпающиеся. Зерно этих растений и использовалось для питания, последующего посева и размножения. Так за многие годы создавались неосыпающиеся сорта. В итоге селекционер и его сотрудники вывели ценные сорта озимой пшеницы, в последствие названной «Краснодарка». Некоторый опыт создания высокоурожайных сортов, пригодных для возделывания в суровых условиях Северного Казахстана, был и у В. П. Кузьмина. Еще до войны он создал сорт яровой пшеницы Акмолинка-1, который превзошел по урожайности местные сорта этой культуры. Данный опыт пригодился ученому при решении новых задач военного времени.
Много рассказывала Полина своим любознательным ученикам о селекции зерна, особенно пшеницы, без которой выжить в годы войны было не реально.
 - Потому так бережно относятся люди, пережившие голод, к каждому зёрнышку, каждой крошке хлеба. – Подытожила своё занятие Полина Васильевна. Ребята, как-то по взрослому, притихли, затем стали вспоминать истории о зерне, хлебе, услышанные от своих родителей или прочитанные ими в газетах…
Одна девочка рассказала о подвиге ленинградцев – сотрудников Всесоюзного института растениеводства, благодаря которым, в тяжелые дни блокады, была сохранена уникальная мировая коллекция семян сельскохозяйственных растений, собранных со всего земного шара. Эта коллекция представляла особую ценность в качестве исходного материала для селекции новых сортов зерновых, кормовых, технических и других культур. В этой коллекции было сосредоточенно свыше 20000 образцов. Сотрудники института А. Г. Щукин, Е. Н. Вульф, Н. П. Леонтьевский, Д. С. Иванов и другие, сохранившие эти несколько тонн зерна пшеницы, риса, кукурузы, гороха и других культур, сами умерли от голода, но коллекция – ценнейшее народное достояние – осталась в целости и сохранности.
Слушая и рассуждая, дети понимали что испытания, пришедшие с войной, и как одно из самых страшных – испытание голодом, надолго останутся в памяти народной.
               ВЕСОВЩИК
Полдень. Солнышко искрится.
Чуть скрывают кепки лица,
Соль пропитывает ткань.
Дрожь в руках от напряженья.
Всё! Окончено сраженье:
Убран хлеб, куда ни глянь…

Полон кузов многотонный.
Вдруг, шершавою ладонью,
Зачерпнув зерна, старик
Повернулся к комбайнёрам,
И… затихли разговоры…
- Что случилось, весовщик?

Как зерно, слеза крутая
Покатилась, обжигая
Щёки впалые его.
Губы старика дрожали…
Он ладонь к лицу прижал и
Не ответил ничего.

Может, шевельнулись пули,
Что в груди его «заснули»?
Или вспомнились глаза
Долговязого фашиста?
И… набитый рот пшеницей,
И табличка «Партизан»…?

Вспомнил ладожскую льдину?
Вспомнил, как скользили шины?
- Это хлеб? Не может быть… –
И ослабшею ручонкой
Мальчик нёс к губам хлеб чёрный
И боялся проглотить…

Губы старика дрожали.
Комбайнёры подбежали,
Подняли с колен его.
Поле эхом отозвалось,
Будто сердце оборвалось:
- Не забудем ничего!..

Полдень. Как зерно искрится,
Отражаясь, как на лицах –
Солнце в чистых небесах.
Кто-то выкрикнул: « Победа!
Мужики, качаем деда!
Дед, войне твоей – конец (!)
Слышь?.. Поклон тебе, отец…».
                Л.К.
   В процессе таких – внеклассных занятий, Полина чувствовала, как раскрываются бутоны детских душ и очень радовалась каждому новому ростку их доброты и человечности.
*
 Итак, будем последовательными в нашем повествовании. В конце зимы 1953 года, возвращаясь с работы, Полина совершенно неожиданно, на перекрёстке, буквально столкнулась со своим одноклассником, тем самым директорским сынком Юрой Мельниковым. Полина не сразу узнала его в высоком, стройном мужчине в военной форме. И оба были одновременно удивлены и обрадованы встрече. Правда, Юра больше был обрадован, чем удивлён, а Полина наоборот…
 - Поля! Ты? – Юра уставился на Полину своими серовато-голубыми глазами. И даже сделал шаг назад, чтобы (как бы со стороны) оценить её.
 - Типичный жест ловеласа, – мелькнуло у Полины в голове.
 -  Как ты? Я в курсе, что ты работаешь в нашей школе. – Юрий вернул свой шаг обратно. – Домой идёшь? Если позволишь, провожу тебя.
Чем дольше Полина и Юрий разговаривали, тем всё больше всплывало общих тем, и разговор становился просто взахлёб. Полине было интересно узнавать своего бывшего одноклассника с новых и необычных сторон: тонок, эрудирован во многих вопросах, обходителен, но не угодник… на всё имеет свой взгляд и очень аккуратно отстаивает своё мнение.
 Довольно долго постояли у калитки Полининого дома. На естественное предложение Полины зайти к ней в дом погреться, Юра улыбнулся:
 - С войны не привык чувствовать холод, а иногда и голод – тоже.   
Сославшись на то, что приехал лишь на пару дней, что больна его мама, и он хочет больше времени посвятить общению с ней, Юра простился с Полиной, очень естественно, без пафоса, поцеловав ей  руку, уже изрядно похолодевшую на зимнем ветру.
 
                Одноклассник

Только растопив печь, приготовив суп и поужинав, Полина, наконец, расслабилась и смогла подробно проанализировать разговор с Юрием. Он на удивление был в курсе всего, даже про Веню спросил, уже зная, что он погиб. А о себе рассказал совсем мало. Единственное что Полина чётко уловила это то, что он закончил в Москве Юридический институт Прокуратуры Союза ССР, прошёл весь фронт от Москвы до Берлина и ещё до 1947 года работал в Германии. Потом параллельно учился в двух вузах, служил на Чукотке, вернулся оттуда в 1952 году, сейчас снова учится в Военной Юридической Академии Советской армии. И всё.  По сути, кроме своей учёбы, Юрий Полине ничего о себе не выдал, хотя казался предельно откровенным.
 - Прямо, как разведчик, – подумалось Полине. Но она, тут же, обсмеяла свои мысли.
На другой день Юрий пришёл в школу к окончанию Полининых уроков. Без всяких словесных реверансов сказал, что их семья приглашает Полину на чашечку чая. Что отец, узнав об их встрече, изъявил желание тоже увидеться с Полиной и мама также не против познакомиться с ней. Если сказать, что Полина была смущена таким предложением, это значит – ничего не сказать. Полина была ошарашена. Но приглашение было искренним, тем более что завтра Юрий уже уезжал. А отец Юрия был так отзывчив к Полине в самые сложные военные времена, что Полина просто не могла обидеть доброго человека своим невниманием.
 Дом Мельниковых находился в двух кварталах от школы, и Полина с Юрием уже через пятнадцать минут были у калитки дома бывшего директора их школы, Андрея Петровича. Отец встретил ребят, как старый добрый учитель: очень тепло и радостно. Правда, шёл он, опираясь на палочку. Полина слышала, что он покинул пост заведующего Обл ОНО после перенесённого им инсульта. Поприветствовать гостью вышла из своей  комнаты и мама Юры, очень худая, измождённая болезнью женщина, которая с трудом дошла до подставленного ей (проворной рукой сына) стула. Андрей Петрович по-свойски представил Полину своей супруге. После ответного представления, Полине показалось, что серые ввалившиеся глаза Ольги Генриховны, коснулись лица Полины цепким, испытывающим взглядом: будто она высматривала что-то большее, нежели просто физическое присутствие гостьи в их доме... Время было обеденное, на стол накрывала новая супруга старшего брата – Мария Ивановна, как её уважительно представил всё тот же Андрей Петрович. Прежняя супруга умерла тридцатилетней от роду, оставив брату Юрия, Сергею – их одиннадцатилетнюю дочь Ольгу. Об этом Полина узнала из разговоров в коллективе учителей. С Олей Полина была отлично знакома, так как вела в их шестом классе ботанику. Сейчас Оле уже исполнилось тринадцать лет. Да и Сергея Полина знала, хотя и поверхностно. Он был всего на четыре года старше брата и тоже мелькал в среде старшеклассников родной школы.
Вскоре Сергей с дочкой подоспели к столу. Таким образом, совершенно нежданно, Полина оказалась за столом почти всех своих знакомых. Только супруга Андрея Петровича, извинившись, удалилась свою комнату. Невестка тут же понесла в комнату Ольги Генриховны тарелку свежеприготовленного борща и салат – на красивом серебряном подносе. Ели аппетитно, разговаривали мало, и всё на столе было, как по высшему этикету: с полным набором тарелок, ложек, ножей, вилок, специальных салатниц и пр. Словом, Полина попала в высший свет домашнего разлива. Благо, что за год её работы в женской школе, Полина научилась обращаться со столовыми приборами не хуже любой титулованной персоны. 
После обеда Юрий снова вызвался проводить Полину домой, и  снова они долго прощались на улице возле её дома и никак не могли расстаться. Взаимная симпатия и притяжение, неожиданно охватило их бессознательное – на уровне каких-то почти инстинктов или просто гормональных всплесков. В этот вечер они целовались, как школьники, смущаясь и отворачиваясь от случайных прохожих, и оба понимали, что достаточно им сейчас уединиться, как они сорвут все свои эмоциональные тормоза…
 Полина не пошла провожать Юрия на вокзал. И он из Москвы ей не написал.

                События

Утро шестого марта 1953 года пришло с траурным известием, что вечером 5 марта умер «отец народов» –  Иосиф Виссарионович Сталин. Размах этого печального события описать было невозможно. Казалось, советских людей постигло вселенское горе:
люди плакали навзрыд, причитали, обнимались и лили слёзы друг другу на плечи. На четыре дня страна погрузилась в черноту траура.
Полина оплакивала уход вождя вместе со всеми, и страх перед неизвестным будущим без НЕГО, её тоже сковывал днями, а ночами лишал сна…
В атмосфере жизненных устремлений людей, на какой-то период, зависла неопределённость. На вопросы, кто теперь в стране реально у власти, куда нас ведут, народ предпочитал говорить в полголоса. Просто все продолжали жить и работать, как были приучены ранее.
   В сентябре Полина поступила в вечерний университет Марксизма-Ленинизма и ещё стала членом ДОСАВ: как всегда загрузила себя по максимуму, чтобы  работа, учёба и творчество заполнили всё её жизненное пространство, не оставляя места для личного... И долго не хотела признаваться себе в том, что теперь ждёт весточки от Юрия. Чем чаще она отгоняла от себя мысли о нём, тем больше они её донимали: беспокоила какая-то тревога. Наконец не выдержав испытания временем, Полина посетила Андрея Петровича в медицинском училище, где он теперь работал завучем.
Андрей Петрович был очень даже расположен к разговору: позволяло и время, и настроение: работа в училище, после работы в Обл ОНО, казалась ему совсем не работой, а любимым хобби. Андрей Петрович невольно выдал то, о чём умолчал Юрий: посетовал, что после возвращения с фронта Юрий скоропалительно женился на какой-то красотке; что молодая жена не выдержала всех тягот службы сына, и как только тот отправился на Чукотку, ушла от него, уехав в неизвестном направлении с каким-то провинциальным актёром.
 И ещё Андрей Петрович с гордостью отозвался о сыне: что в отличие от некоторых «вояк», вернувшихся из Германии и выгружающих из своих машин огромные тюки вещей, собранных по квартирам и домам гражданского населения Германии, его Юрий приехал домой только с маленьким чемоданчиком. А в  чемоданчике, кроме сменного белья  и бритвенных принадлежностей – была лишь коробка с куклой, купленной в немецком магазине для племянницы Оленьки.