Река Черного Дракона

Так называется на китайском языке река Амур, две три которой  разделяют наши страны – Российскую Федерацию и Китайскую Народную республику.  Это была и река дружбы, и вражды, и потом снова стала водной артерией, которая связывает наши страны во взаимовыгодном экономическом сотрудничестве.

О том, что Амур имеет еще второе название – Хейлундзян, что в переводе означает «Река Черного Дракона»,  все живущие на её берегах вспомнили летом 2013 года, когда разлилось половодье, и многие участки берега были затоплены. Под водой оказались сельскохозяйственные угодья, улицы многих поселков, дома,  лишились своих дачных домиков многие жители Благовещенска, Хабаровска, Комсомольска-на-Амуре и других городков. Уровень воды в это время на гребне паводка превышал 9 метров выше ординара, т.е. среднего уровня.  Для тех, кто не может представить, что это за уровень, скажу – это примерная высота трехэтажного дома.  Я не буду больше писать о паводке ничего, об этом и так много написано, да и прошло целых семь лет после этого события.

Я не родился на берегу Амура. И даже не на берегу одного из самых больших притоков реки – Амгуни. Мое место рождения  – поселок Херпучи, расположенный в семи километрах от Амгуни.  Но именно река дала рождение этому поселку и многим другим. И не только Амгунь,  весь Амур с его притоками, самыми большими из которых являются Уссури, Сунгари,  Зея, Бурея и Амгунь.  Не без некоторого бахвальства скажу, что мне за свою жизнь довелось побывать на всех реках, кроме Буреи.  Правда, некоторые посещения таких притоков реки Черного Дракона, как  Зея и Сунгари, носили единичный характер, но вот по Амуру от Хабаровска до Николаевска и по Амгуни я плавал несчетное количество раз.

Несколько лет назад мой земляк, известный хабаровский поэт Александр Урванцев, подарил мне буклет под названием «Амурская мозаика объективом и пером». Её создатели – фотокорреспондент газеты «Известия» на Дальнем Востоке Владимир Кузнецов, а стихи Урванцева, Риммы Казаковой и других известных на Дальнем Востоке поэтов дополнили поэму увиденного фотографом на берегах великой русской реки от её истоков до устья.

Когда я решил написать рассказ об освоении нижнего Амура первыми переселенцами, в числе которых был и мой прапрадед Сергей Щербаков, я воспользовался этим буклетом, где есть описания некоторых, особо запоминающихся мест на реке. Так что описания берегов реки в моем рассказе «Царь-рыба»,  мимо которых проплывала халка (деревянная баржа) с переселенцами, не высосаны из пальца, а взяты из фотографий и описаний этого буклета.

Когда я впервые поплыл на пароходе по Амуру от Николаевска до Хабаровска, мне было 8 лет. Это случилось в 1955 году. В то время пароходы ходили от Благовещенска до Николаевска-на-Амуре, и уровень воды в реке позволял плавать большим двухпалубным пассажирским пароходам дореволюционной постройки по всему этому маршруту.  Пароходы имели два больших колеса с лопастями по обоим бортам в средней части парохода.  Но так как река несла своим течение огромные массы песка, на некоторых участках образовывались отмели, и иногда  пароходы садились на мели. И тогда их приходилось стаскивать буксирами, если они не могли самостоятельно сойти с мели.  Чтобы этого не случалось, ежегодно перед навигацией проходили гидрографические суда, которые мерили глубины, отмечали фарватер, т.е. самое глубокое русло,  устанавливали створы, по которым и должен был идти пароход, чтобы не сесть на мель. Но иногда течение реки наносило новые мели, и временами пароходы все же садились на них. И тогда гидрографические суда снова выходили на маршрут, чтобы уточнить фарватер.

Пароходы носили имена советских наркомам – Чичерин, Ворошилов, Фрунзе, Орджоникидзе и других. Помню, пароходов в те годы было семь.  На весь рейс угля пароходам не хватало, и они бункеровались в районе Комсомольска, где на якорях стояли баржи с углем.  Пассажиров на время бункеровки просили сойти на берег в Комсомольске. Но я однажды уговорил родителей остаться, чтобы посмотреть, как производится бункеровка.  Кочегары и матросы на тачках по деревянным трапам (сходням) возили уголь в трюм, в угольные ямы. После бункеровки весь белоснежный пароход покрывался тонким слоем угольной пыли, и экипаж начинал наводить порядок – скатывать палубу (так на матросском сленге называется помывка палубы),  протирать наружные панели на обеих палубах.   И лишь после этого пароход шел к пристани, чтобы взять на борт пассажиров.  Естественно, бункеровка занимала много времени, и рейс продлевался.

Так как пароходы были единственным транспортным средством, то они останавливались у каждого населенного пункта, за исключением уж самых маленьких. Далеко не везде были дебаркадеры, или игравшие их роль стоящие на якорях баржи.  Поэтому пароход становился на якорь, с него спускалась шлюпка, и матросы на веслах перевозили пассажиров на берег, а обратно  везли других пассажиров. Как вы понимаете, и эта процедура занимала много времени.  Так что рейс от Николаевска до Хабаровска вверх по печению занимал больше пяти суток.

В конце 50-х на амурские просторы вышли построенные на судостроительном заводе в Сретенске  теплоходы, которые получили названия первооткрывателей Дальнего Востока – Ерофей Хабаров, Василий Поярков, Георгий Седов, Геннадий Невельской,  Пржевальский. Эти теплоходы имели дизельные двигатели, и могли пройти на одной заправке весь маршрут. Кроме этого, они останавливались только у тех населенных пунктов, где стояли дебаркадеры или баржи.  Поэтому продолжительность рейса от Николаевска до Хабаровска составляла на сутки меньше, а вниз по течению вообще была три дня. Хотя абсолютная скорость судов была сопоставима, я однажды был свидетелем такой гонки парохода и теплохода.  За этой гонкой наблюдали все пассажиры на обоих судах. И как радовались мы, плывущие на теплоходе, когда оставили за кормой пароход. 

После появления на реках скоростных судов на подводных крыльях «Ракета» и Комета», а потом более вместительного «Метеора», пароходы пошли на слом.  Я однажды плыл на «Метеоре» из Троицкого до Хабаровска, и это плавание не понравилось, очень уж шумно внутри салона было. То ли дело неспешное плавание на  теплоходе, когда можно любоваться окружающими берегами.

А полюбоваться было на что.  В верхнем течении река протекала мимо Хинганских гор, образующих расщелину, и вода в этом месте текла намного быстрее, чем на широких участках.  Есть место, где пассажиру, плывущему по реке, открывается почти двухкилометровый амфитеатр горящих гор. Почти отвесные береговые склоны желтовато-белого цвета поднимаются над рекой на двадцать, тридцать метров, круто обрываясь к воде.  Горизонтальные пласты черными линиями разрезают песчаные откосы. Пласты содержат бурый уголь, который постоянно самовоспламеняется. Подмытый волной песок осыпается, увлекая за собой кусочки тлеющего угля, и тогда клубы дыма и пара поднимаются от самой воды. Ночью  картина иная: куски несгоревшего угля, падая вниз, оставляют длинные шельфы искр, напоминающих кометы.

Описывая Амурские берега, этнограф и писатель С.А.Максимов восхищенно излагал: «… поднимается утес, образующий сплошной кряж на всем протяжении до станции Казакевичи. Угрюмо глядит он высокими, темными скалами, вышина замечательна  по сравнении со всеми прежними. Словно громадный камень, сплошной и твердый, залег тут. Об этот камень как будто и надломился Амур, соблазнившись низменностью противоположного маньчжурского берега».  За полтора столетия со времен плавания Максимова картина не изменилась.

Человек никогда не устанет глядеть на воду, особенно с высокого берега. Потому  что в таком спокойном лицезрении есть что-то очень полезное, даже целебное для нервной системы. Не зря же мы молодеем душой и телом, созерцая величественное движение воды.  Вода притягивает к себе людей, предоставляя им возможность прикоснуться к её сокровенным тайнам, припасенных для человека природой. Разглядывая некоторые из них, мы, испытывая  радость, преображаемся. У воды, скорее всего, к нам приходит осознание своего места в многоликом мире, сотворенным богом, стремление к единению с ним.

Встречи с Амуром у одних кратковременны – сезонные, у других ежедневны. Эти люди от рождения, привязанные к амурским берегам, и уже не мыслящие жизни без прекрасной суровости, что подарила нам судьба. Живя в «обнимку» с Амуром, они знают повадки реки и её обитателей. Знакомы им опасные перекаты и тихие плесы, рыбные озера и сенокосные поймы. Знают, какой снастью и где можно ловить ту или иную рыбу. Таким людям не грозит гибель в чрезвычайных ситуациях.

На всю жизнь мне запомнились слова, сказанные одним московским профессором, впервые приехавшим на берега Амура для проведения семинара по кожным болезням в Комсомольске-на-Амуре.  Мы решили показать ему и его сопровождающему, как ловят красную рыбу частники, шла осенняя путина, и поэтому ловля по лицензиям была разрешена.

Мои друзья договорились с капитаном катера, на котором нас должны были вывезти на место рыбалки.  Там была и каюта, где могли разместиться с десяток человек, с большим столом.  Пока шел семинар, я связался со своими друзьями, дал им денег, и они закупили продукты для еды во время поездки на катере.  Наскоро перекусив в каюте, москвичи вышли на палубу полюбоваться красотами Амура. Идти на тонь пришлось против течения, так что потребовалось около часа, пока мы увидели у правого высокого берега причал, роль которого исполняла большая баржа на якоре.  Причалили, и мы стали свидетелями, как несколько моторных лодок с людьми сплавляются по течению, опустив в воду сетки.  Мои друзья предложили москвичам на моторной лодке подплыть к одному из рыбаков и самим попробовать выбрать сети.  Мужики удивились такому предложению, но не оказались. Их соответственно экипировали, и они на моторной лодке с моим знакомым подошли к небольшому катеру типа «Амур», где спокойно могло разместить 4 человека.  Наши гости перешли на этот катер, и через некоторое время им предложили помочь рыбаку выбирать сеть, выпутывать из неё рыбины и бросать их на дно катера. Для более молодого представителя московского офиса это хоть и представляло трудность, но он справлялся. А вот пожилой  профессор отказался и просто наблюдал за этим процессом.  Иногда к его ногами падала кетина,   и он ногой в сапоге отодвигал ей, ощущая вес этой рыбины.

Сеть была выбрана, мой знакомый взял одну кетину-самку в свою лодку, и они все вместе приплыли на катер. Там на глазах москвичей рыба была разделана, извлечена икра, и через некоторое время икра, так называемая «пятиминутка», была готова к употреблению.  Из рыбы стали варить уху, а гостям предложили пока чай с бутербродами со сливочным маслом и икрой.  Они были в шоке и не скрывали этого.

Потом профессор вышел на палубу,  и я составил ему компанию.  Наш катер оставался причаленным к пристани, и мы могли смотреть на гладь Амура. Вдали виднелся мост через реку, по которому поезда шли в Ванино и Совгавань.  Мост был построен недавно, до этого вагоны переправлялись через Амур на паромах. А вот железнодорожная ветка до Совгавани была построена во время войны нечеловеческими усилиями в первую очередь заключенных. 

Глядя на широту Амура, профессор задумчиво сказал: «Есть выражение – увидеть Париж и умереть. Я бывал и в Париже, и в Мадриде, и в других столицах Европы и в США, но вот сейчас стою и  гляжу на эту широту реки  и могу тоже сказать: «Увидеть Амур и умереть».  Я ответил ему, что он еще не раз побывает на берегах великой русской реки. Профессор спросил: «А почему река называется Амур?».  Я ответил: «Якобы в переводе с местного диалекта аборигенов или китайского языка Амуром называется Дракон. Такой большой и страшный в период половодья бывает этот речной поток, что смывает все на своем пути».  Профессор еще раз окинул взглядом широкую реку, где лишь угадывался пологий левый берег Амура и спросил, не пора ли ехать в гостиницу?  А то он устал от впечатлений и хочет отдохнуть.  Я дал команду идти в город,  и по течению мы довольно быстро доплыли до речного вокзала, хотя и успели попробовать уху.  Там нас уже ждала машина, которая отвезла  в гостиницу.

Вот такие впечатления ждут каждого, кто впервые побывает на Амуре.  Амурские берега – своеобразны и неповторимы. Это земля таежных дебрей, скалистых  хребтов, кочкообразных болот и вечной мерзлоты – когда под слоем травянистого покрова скрывается многометровые линзы сплошного льда. Толщина некоторых измеряется десятками метров.  Вот как описал это мой земляк Александр Урванцев в своем стихотворении:
Сапогами чавкая по грязи,
Ноги волоча уже с трудом,
Вдоль и поперек свой край излазив,
Вновь  иду куда-то напролом.
Я освоил тысячи маршрутов,
Но меня тропа опять ведет
Вдаль от городов, туда, где круто
Рядом, под ногами – Вечный лед!
Лед, который не растает завтра,
Лед, в котором распознаешь ты
Мамонтов и даже динозавров,
Стужей сбереженные следы.
Край мой! – неухоженный и древний,
Ветра над Амуром, как в трубе,
Воют, а могучие деревья
Сказывают сказы о тебе.

Амур - действительно великая река.  Где еще есть такая глубина, как у Тырского утеса – 78 метров? Или где можно поймать речную рыбу весом около тонны и длиной до шести метров, какой является калуга, самая крупная из осетровых? Правда, сейчас калуга стала менее крупной, до 5,6 метра, сказывается неблагоприятное экологическое состояние реки. Вот об этой рыбе и написан мой рассказ «Царь-рыба».  Или ширина какой другой реки достигает шести километров, как в низовьях Амура?  Причем основного русла, без учета многочисленных проток.  Даже у Хабаровска, где  в Амур впадает Уссури (а не Амурская протока, как написано на картах) в большую воду и при сильном ветре волны на реке достигают 2-х метров, и всем судам запрещается отходить от берега.  Длина той части Амурского моста у Хабаровска, что находится над водой, составляет 2599 метров, а с подъездными путями – 3890 метров.

В прогрессивном ХХ веке человечество получило немалые социальные блага. К сожалению, в большинстве своем за счет природы. В Амурском бассейне на территории трех государств: Китая, Монголии и России проживает более 65 миллионов человек.  Вопрос, как обеспечить экономический рост, сохранить природные ресурсы, и при этом не допустить ухудшения экологического состояния рек бассейна, не покидает правителей государств Приамурья.

Увы, если бы этого хотели и сами жители.  Сколько мусора оставляют они на берегах рек и речушек после своего пребывания! Тонны потрошенной красной рыбы встречаются в укромных местах, где горе-рыбаки заготавливают икру, бросая рыбу на берегу.  Она гниет и заражает реку. Да и производство на берегах рек тоже ничего  хорошо не дает. Золотодобыча с применением ртути и сброс всего в нерестовые реки привели к исчезновению рыбы в некоторых  нерестовых реках. Да и Амурский целлюлозо-картонный  комбинат тоже немало навредил реке.  Китайцы долгое время совершенно не заботились о строительстве очистных сооружений  на предприятиях с вредным производством, сбрасывая вредные отходы в реки Сунгари и Уссури, впадающие в Амур. Дело дошло до того, что речную рыбу невозможность стало есть из-за запаха фенола.

Деятельность гидроэлектростанций, строительство дамб, укрепляющих берега, нарушает русловые процессы. Амур ежегодно, размывая «мягкие» берега, уводит фарватер на несколько метров в сторону.  Дошло до того, что у Хабаровска основной поток амурской воды идет не мимо Хабаровского утеса, а по Бешенной протоке, размывая устои Амурского моста у Хабаровска.  Планирующееся строительство гидроузла на Шилке может нанести реке гидроудар, бассейн уже потерял полтора метра летнего уровня, а это существенно снизило способность рек к самоочистке.

Видимо, сама природа или господь бог, видя тщетные попытки очистить берега от всевозможного мусора и вредных отходов, решили помочь людям. Только этим я могу объяснить то половодье 2013 года, которое показало весь норов реки Черного Дракона.  Все ненужно с берегов Амура и его притоков было унесено в море, вода очистилась, и даже стало возможным пойманную в реке рыбу есть, без опаски отравиться.  И сейчас всем живущим на берегах этой реки надо решить, нужна ли им такая река, или снова будем гадить на берегах, и не заботится о природе.  Вот и коронавирус тоже об этом сигнализирует людям.